Конкуренция – это единственное, что может спасти нас от коррупции. Потому что если коррупционер знает, что за ним не просто какой-то милиционер приглядывает, а его политический конкурент, который, говоря цинично, собирается занять его место, я думаю, что он будет осторожнее себя вести. Поэтому конкуренция необходима в экономике, она необходима в кадровой государственной политике, то есть государство должно набирать во власть лучших представителей нации.
«Нынешнее НАТО не является для нас угрозой, — уверен постоянный представитель РФ в Североатлантическом альянсе Дмитрий Рогозин. — По той простой причине, что там внутри есть страны, которые имеют с нами глубокие отношения и которые не позволят НАТО антагонизироваться, и, тем более, стать реальной грозой для РФ».
По словам Д.Рогозина, серьезное испытание отношений России и НАТО состоялось в августе 2008 года. «Были такие силы, которые выступали за высадку экспедиционного американского корпуса на Южном Кавказе, — пояснил он. — И именно европейцы этот вопрос заблокировали, фактически НАТО тогда повисло на штанах у американцев, помешало им действовать решительно». Вместе с тем, политик признает, что «в НАТО есть и силы, которые не дружественны по отношению к нам, которые, действительно, пытаются нас иногда обманывать».
По мнению Д.Рогозина, саммит Россия – НАТО, прошедший в Лиссабоне, можно считать прорывом в отношениях. «Нам было интересно, что НАТО думает сама о себе, и что НАТО думает о России, и по двум вопросам мы получили достаточно твердый ответ с учетом нашей позиции, — отметил постпред России в НАТО. — Первое: НАТО заявило о том, что она уважает международное право и говорит о главной роли совета безопасности ООН в решении вопросов применения силы, в второе — мы увидели заверение в том, что ни один вопрос в Европе не может быть решен без России, а тем более против нее».
Д.Рогозин выразил уверенность в том, что шансов на вступление в североатлантический альянс Украины и Грузии «нет никаких». «Украинская политическая элита, даже проатлантическая ее часть поняла, что тема вступления в НАТО приведет к деградации украинской государственности, они испугались и отошли в сторону, — пояснил политик. Что же касается Грузии, то, по его словам, проблема в том, в каких границах принимать эту страну в Альянс. «Принимать в тех границах, которые признает Запад, то есть вместе с Абхазией, с Южной Осетией и с нашими военными базами, — невозможно, — отметил Д.Рогозин. — Второй вариант – принять то, что осталось после авантюры Саакашвили, то есть признать существование Грузии без Абхазии и без Южной Осетии, но и на это Запад не пойдет».
ПОЛНАЯ РАСШИФРОВКА ИНТЕРВЬЮ
В.ПОЗНЕР: В эфире программа «Познер», гость программы – постоянный представитель РФ при Североатлантическом союзе НАТО Дмитрий Олегович Рогозин. Добрый вечер.
Д.РОГОЗИН: Добрый вечер.
В.ПОЗНЕР: Не только постоянный представитель, но еще и кроме того доктор философских наук и мастер спорта по гандболу. Правильно?
Д.РОГОЗИН: Точно.
В.ПОЗНЕР: Иногда играете еще? Нет, в гандбол нет. В баскетбол. Просто в гандбол тяжело набрать компанию. Очень своеобразный вид спорта.
В.ПОЗНЕР: Мы как всегда начинаем с вопросов, присланных нашими зрителями на сайт Первого канала. Было очень много вопросов о НАТО, как вы понимаете. Я их все снял, потому что это будет в телеинтервью – об этом мы с вами будем говорить. Так что тут вопросы не по НАТО. Андрей Сергеевич: «Как так получилось, что вы из оппозиции оказались на службе у государства?»
Д.РОГОЗИН: А я не был в оппозиции. Я был в альтернативной политической партии. Собственно говоря, для любого деятельного человека быть в оппозиции – это большая беда. Ты не можешь самореализоваться, предложить что-то, чтобы изменить мир, тебя окружающий. Поэтому я считал, что если это не является нарушением моих принципов, работа, связанная с защитой интересов государства и защитой национальной безопасности России, это соответствует моим принципам, я с этой работой согласился.
В.ПОЗНЕР: Иван: «Считаете ли вы советский строй преступным?»
Д.РОГОЗИН: Нет, я не считаю страну, в которой я родился, преступной.
В.ПОЗНЕР: Андрей Лабазюк: «Познакомившись с вашей биографией, я с удивлением для себя обнаружил, что вы много времени посвятили модному в наше время русскому вопросу. Объясните мне, пожалуйста, кто такой русский человек? Чем он отличается от нерусского?»
Д.РОГОЗИН: Я стал заниматься этой темой, когда распался Советский Союз и когда я узнал, что более 25 миллионов русских людей оказались вдруг в один момент иностранцами, хотя они проживали на своей земле, никуда не уезжали. Но, на самом деле, когда я стал заниматься русскими общинами, я вдруг убедился в том, что в составе русских общин есть много людей самых разных национальностей. Но они себя определяли как русские по своему менталитету, по своему сердцу.
В.ПОЗНЕР: Человек явно с иронией подписывается «Шариков Полиграф Полиграфович». «Когда-то при смене власти в Туркменистане вы, будучи в Киеве, советовали России и Украине высадить десант в этой республике. В связи с этим у меня вопрос: на какую разведку вы работаете? Ведь, понятно, что вы пытались поссорить Россию и Украину с Туркменистаном». Насчет разведки оставим пока. Но вы, на самом деле… Что это было за предложение?
Д.РОГОЗИН: Честно говоря, я не помню такого. Честно говоря, вряд ли я мог такое предлагать. На меня это не похоже.
В.ПОЗНЕР: Олег Юрьевич: «Будучи связанным с националистами, осознаете ли вы невозможность вычленить одну нацию «русский» из многонационального состава России, где на данный момент, скорее, будет уместно понятие не «национальность», а «россиянин»?»
Д.РОГОЗИН: Вы знаете, я вообще считаю, что главный принцип национальной политики – люби свое, уважай чужое. Поэтому Россия строилась таким образом, она прирастала народами и территориями, но все они сливались в единую политическую нацию. Потом, я уже, по-моему, ответил на этот вопрос: я не считаю, что русский – это только кровь. Чистотой своей крови могут гордиться только макаки.
В.ПОЗНЕР: И то не всегда, кажется мне. Антон Викторович Швед: «Вы некоторое время были, как бы, в оппозиции по отношению к действующей власти. Теперь вы являетесь лицом действующей власти в НАТО. В связи с этим вопрос: возможно и нужно ли нашему государству создание сильной оппозиции? Или любые попытки – это просто очередной кремлевский проект?»
Д.РОГОЗИН: Я абсолютно убежден в том, что ничто не может двигаться в России без конкуренции. Конкуренция – это единственное, что может спасти нас от коррупции. Потому что если коррупционер знает, что за ним не просто какой-то милиционер приглядывает, а его политический конкурент, который, говоря цинично, собирается занять его место, я думаю, что он будет осторожнее себя вести. Поэтому конкуренция необходима в экономике, она необходима в кадровой государственной политике, то есть государство должно набирать во власть лучших представителей нации. И, конечно, политическая конкуренция – она обязательна.
В.ПОЗНЕР: Егор Синебок: «В 2007 году с трибуны Государственной Думы вы очень артистично пародировали кавказский акцент, критикуя режим Саакашвили. Использовали ли вы своей артистический талант в Брюсселе, чтобы спародировать, скажем, британский акцент, отстаивая интересы России?»
Д.РОГОЗИН: Нет, конечно. Безусловно, в Брюсселе требуется установление тесных человеческих отношений между людьми, которые там работают. У меня прекрасные отношения и с главкомом НАТО в Европе, и с большей частью послов. Но это никогда не мешало мне занимать жесткую политическую позицию тогда, когда этого требовала ситуация.
В.ПОЗНЕР: Артур Владимирович Харченков: «Мне понятно решение нынешнего режима задвинуть вас подальше от партера внутриполитического театра страны, опасаясь иметь такого оппонента. И поступок ваш — согласиться уйти с авансцены большой политики при нынешнем раскладе сил — также понятен. Но мне не хотелось бы верить, что вы смирились с ролью во втором составе далеко не блестящей политической команды. Долго ли вы намереваетесь прозябать в Брюсселе?»
Д.РОГОЗИН: Я думаю, что работа в НАТО – это не теплое местечко и не прозябание, это не каторга, уж поверьте, точно. Это быть на острие работы по укреплению безопасности моей страны. Мне это интересно, я этому учился. Я, все-таки, международник, я закончил международное отделение факультета журналистики МГУ, я знаю несколько европейских языков, я защищал кандидатскую, докторскую диссертацию в Московском университете, я возглавлял комитет по международным делам. Это моя работа, и я думаю, что она приносит пользу моей стране. И я чувствую себя внутренне комфортно со своей совестью и со своими перспективами.
В.ПОЗНЕР: Василий Николаевич Некрасов: «Как вы относитесь к мнению, что публикация материалов на сайте «Викиликс» не обошлась без участия американских спецслужб и это мероприятие носит спланированный характер, а последующие публикации будут иметь провокационный характер преимущественно для России и других антиамериканских стран?»
Д.РОГОЗИН: Некоторые мои эксперты думают точно таким же образом. Они считают, что ситуация похожа на работу разведки, которая сначала дает правдивую информацию противнику через нелегального разведчика, а потом вдруг вбрасываются 2-3-4 дезинформации. Но источник получения информации уже привык к правде или к вранью, которое похоже на правду. Я не исключаю того, что кто-то может манипулировать большим потоком информации, который напоминает слив компромата. И в итоге появится несколько неправдивых информаций. Но, тем не менее, хочу сказать, что пока что все достаточно убедительно. Мы читаем, особенно читаем по своему блоку, по отношениям с НАТО, по Грузии и так далее. Я узнаю много чего интересного. Не все интересно. Самое большое, что мне не понравилось в этих донесениях, — это оценки, которые даются людям. Я, все-таки, считаю, что можно спорить с политической позицией оппонента и достаточно жестко, но нельзя переходить на личности – это грубая работа.
В.ПОЗНЕР: В принципе, есть возможность, на ваш взгляд, перепроверять эту информацию, насколько она соответствует правде?
Д.РОГОЗИН: По истечению времени – да.
В.ПОЗНЕР: У вас, например, есть такая возможность?
Д.РОГОЗИН: Конечно. Потому что то, что, допустим, идет в сводках 2006, 2007 года, мы уже знаем, что событие произошло. Поэтому только практика является критерием проверки.
В.ПОЗНЕР: Хорошо. Мы закончили вопросы с нашего сайта, уважаемые зрители. Сейчас будет реклама, и потому уже начнется серьезный разговор.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
В.ПОЗНЕР: Мы обязательно будем говорить с вами о НАТО – естественно, это интересует подавляющее большинство наших зрителей. Но чуть-чуть о вас самом, Дмитрий Олегович. Все знают вас как политика и как дипломата. Но не все знают, что вы несостоявшийся актер. Что вы, на самом деле, проходили конкурс во ВГИК на актерский факультет. Прошли – и не стали.
Д.РОГОЗИН: Прошел. Не стал. Потерял интерес. Потому что я не актер, я – режиссер. Режиссер в широком смысле.
В.ПОЗНЕР: На самом деле, потеряли интерес? И журналистом не стали, хотя кончили журфак, международное отделение. И тоже не стали.
Д.РОГОЗИН: Не получилось. Меня не взяли на Первый канал. Я хотел в Останкино попасть на работу. Я был стажером в главной редакции международной информации, программа «Время». Я был краснодипломник, у меня было два диплома: один по Кубе, другой — по военной политике Франции. Но хотел я работать здесь, в Останкино. Но нашлись другие мальчики с более правильными папами.
В.ПОЗНЕР: Послушайте, у вас папа уж куда как правильный. Олег Константинович Рогозин – генерал-лейтенант, профессор, доктор технических наук, начальник управления перспективных систем вооружений, первый зам начальника службы вооружений Минобороны СССР, герой Соцтруда. Куда уж там правильней?
Д.РОГОЗИН: Но дело в том, что это был хороший, правильный отец в то время для того, чтобы сделать правильную, хорошую военную карьеру. А здесь были мальчики из других семей. Знаете, был на эту тему анекдот даже в то время. Может ли сын генерала стать маршалом? Ответ: нет, не может, потому что у маршала тоже есть сын.
В.ПОЗНЕР: Скажите, пожалуйста, а вас никогда не привлекала военная стезя?
Д.РОГОЗИН: Да. Вообще, я из семьи, которая имеет военные традиции с XI века.
В.ПОЗНЕР: Даже так. Я вычитал, что ваш прапрадед был полицмейстером Москвы, генерал-майор. Но вы не пошли по этому пути?
Д.РОГОЗИН: Я не пошел по этому пути. Я не знаю, почему… Сложно сказать. Мне нравилась журналистика, я хотел работать, писать, встречаться с людьми. А потом мне, наверное, не очень хотелось попасть в ту самую систему, где все уже предрешено. Мне хотелось доказать самому, что я что-то могу. Поэтому я пошел на журналистику. Но, вся моя дальнейшая судьба все равно была связана с вопросами войны и мира. И сейчас тоже.
В.ПОЗНЕР: А скажите, отец ваш не расстраивался, что вы не пошли, все-таки, по военной линии?
Д.РОГОЗИН: Расстраивался. Но потом он перестал расстраиваться. Когда он понял, что и сферы моего научного интереса, и дальнейшая моя политическая карьера, и парламентская – она была связана с работой в горячих точках. Отец радовался, когда я получил наградное оружие за реально вывезенных, спасенных из Чечни офицеров, и так далее. Поэтому мне пришлось все горячие точки пройти, поэтому я в каком-то смысле компенсировал то, что я не служил как офицер. Я по-прежнему себя считаю человеком, который служит своему отечеству.
В.ПОЗНЕР: Это разумеется. Для этого не обязательно быть военным. Скажите, пожалуйста, вы пошли работать в Комитет молодежных организаций – КМО, и в то время вот такие «общественные» организации в Советском Союзе часто служили крышей для спецслужб. Сказано где-то, что вы сами говорили, что во время работы в КМО вы были тесно связаны с сотрудниками спецслужб. Это выдумка? Или вы, действительно, так говорили?
Д.РОГОЗИН: Я вообще мечтал работать в разведке.
В.ПОЗНЕР: Вас не взяли?
Д.РОГОЗИН: Не взяли, потому что у меня тесть из первого главного управления КГБ СССР, как раз из внешней разведки. А тогда как раз вышло распоряжение Андропова: «Детей и зятей не брать». Я вернулся с практики на Кубе, где учился вместо пятого курса, в полной уверенности, что все нормально, кадры я прошел. Меня даже крутили на этой какой-то крутилке, то есть медкомиссию я прошел. Должен был идти в разведку. А мне говорят: «Извините» — без объяснения причин. Потом я уже узнал, что это именно связано с борьбой с семейственностью в КГБ СССР, поэтому я оказался не во внешней разведке и вообще, честно говоря, без распределения. Поэтому в КМО СССР вообще попал очень случайно.
В.ПОЗНЕР: Переживаете это сегодня? Жалеете?
Д.РОГОЗИН: Я работаю сейчас с разведкой очень тесно — и с военной, и с политической.
В.ПОЗНЕР: Но, все-таки, вы не в разведке.
Д.РОГОЗИН: Нет, я не в разведке и никогда в ней не был.
В.ПОЗНЕР: Вам будет 47 лет. Вы родились 21 декабря. Напомню кое-кому, если не помните, что в этот день родился среди прочих Иосиф Виссарионович Сталин.
Д.РОГОЗИН: И также еще Михаил Николаевич Саакашвили.
В.ПОЗНЕР: Правильно. Но я не спрашиваю, как вы относитесь к Саакашвили. А, вот, на самом деле, серьезно, какое ваше отношение к Сталину?
Д.РОГОЗИН: Наверное, тяжелый вопрос для любого человека. Я к Сталину отношусь, скорее, отрицательно. Я об этом пишу в книге «Ястребы мира», которая вышла недавно. Я написал о том, что, сравнивая две войны, Первую мировую войну и Великую Отечественную войну, я пришел к выводу о том, что у нас можно было бы избежать таких страшных человеческих потерь. Сложно было себе представить генерала Власова и власовцев в Первую мировую войну. Сложно себе было представить лагеря для тех, кто возвращался из плена. Их, наоборот, тогда после Первой мировой войны принимали по-другому. Поэтому я считаю, что Сталин нанес, конечно, страшный ущерб. Он нанес ущерб и моей семье в том числе, поэтому отношение мое к нему сложное. При этом я понимаю, что… Понимаете, история не пишется в сослагательных наклонениях. Это просто было время, когда, видимо, нам нельзя было избежать такого как Сталин.
В.ПОЗНЕР: Возможно. А как вы относитесь к решению Государственной Думы признать, что, все-таки, именно Сталин и его ближайшее окружение, действительно, виновны в расстреле 28 тысяч польских офицеров Катыни, что, наконец, официально парламент России публично это признал? Вы это поддерживаете как шаг?
Д.РОГОЗИН: Вы знаете, если Сталин расстреливал наших офицеров, то почему он должен был заниматься благотворительностью по отношению к польским? Поэтому я просто говорю, что я не сомневаюсь, что он расстрелял. По его приказу они расстреливались.
В.ПОЗНЕР: Но то, что это публично признали, вы поддерживаете?
Д.РОГОЗИН: Я вообще поддерживаю восстановление отношений с Польшей, не только потому, что часть моей семьи имеет польские корни, но еще и потому, что считаю, что в этих отношениях слишком много субъективного, глупого, связанного с какими-то фобиями. А, в принципе, с поляками мы могли бы восстановить более стабильные отношения. Это было бы полезно для нас. По крайней мере, я с поляками в Брюсселе работаю очень тесно, дружу с польским послом Богуславом Винидом.
В.ПОЗНЕР: Фобии, все-таки, со стороны Польши в отношении России.
Д.РОГОЗИН: Больше, конечно.
В.ПОЗНЕР: Конечно. И есть тому причины, очевидно.
Д.РОГОЗИН: Есть причины с обеих сторон. Это два народа, которые всю жизнь были рядом.
В.ПОЗНЕР: Иван Сусанин и так далее.
Д.РОГОЗИН: Да, но были и унии, и была перспектива вообще даже одного царя.
В.ПОЗНЕР: Да, это правда. Вас называют многопартийным в том смысле, что вы были членом многих… КПСС были членом?
Д.РОГОЗИН: Нет.
В.ПОЗНЕР: Не были. А членами каких партий вы были?
Д.РОГОЗИН: «Родины». И все.
В.ПОЗНЕР: Почему вас называют многопартийным?
Д.РОГОЗИН: Ну, злые языки, знаете, мало ли как назовут. Что ж теперь я должен отбрехиваться?
В.ПОЗНЕР: Нет, просто объяснить.
Д.РОГОЗИН: Нет, я всегда был членом Конгресса русских общин – это организация, которую я создавал.
В.ПОЗНЕР: Это да, но это не партия.
Д.РОГОЗИН: А она входила в разные коалиции, эта организация. Но при этом я считаю, все-таки, себя членом политической партии «Родина».
В.ПОЗНЕР: По поводу «Родины». Мы недавно говорили о вашем отце. Всего лишь пять лет тому назад ваш отец говорил следующее: «Я доволен сыном. Ему удалось объединить огромное количество людей вокруг единственной идеи, еще способной спасти страну. Эта идея – патриотизм». Имелась в виду партия «Родина». Он говорил дальше: «Родина» — дело молодых патриотов. Думаю, будущее за ними». Но не за ними оказалось, да? Партия «Родина» как-то сошла на нет.
Д.РОГОЗИН: Вы знаете, просто времени не хватило создать реальную политическую партию. И были ошибки, которые, во многом, были связаны с самим процессом формирования этой политической организации. Она же была многосложна. Я когда привел вместе с другими моими коллегами фракцию «Родина» в Государственную Думу, честно вам скажу, у меня было, по-моему, три моих соратника всего во всей фракции из 40 человек. Все остальные были разные люди. И процесс формирования из этого бульона чего-то более-менее твердого, жесткого просто не завершился. Мы оказались в сложной ситуации, когда внутри самой политической партии начались разрывы. Они и погубили эту организацию.
В.ПОЗНЕР: Скажите, пожалуйста, этот печально знаменитый рекламный ролик на ТВЦ — «Очистим Москву от мусора», в котором вы принимали участие и, видимо, который привел к тому, что вам пришлось сначала отказаться от председательства в партии, потом — от председательства во фракции… Вы жалеете о том, что, вообще, это было? Вы понимаете, что это была ошибка? Как это вообще вы для себя объясняете? Потому что был четкий намек: мусор – это были люди другой национальности, это 100%. То есть в этом прочитывался определенный национализм. Или нет?
Д.РОГОЗИН: Я знал, что вы мне этот вопрос зададите.
В.ПОЗНЕР: Естественно! Хоть вы мне книжку подарили, но все равно задать вопрос я должен.
Д.РОГОЗИН: Да. Там я подробно об этом пишу, и как создавался ролик, и что было потом, и уголовное дело, которое было на меня открыто, и потом решение прокуратуры об отсутствии состава преступления. Много чего было. Вообще, у нас за ролики партии с выборов не снимают. И если вы считаете, что ролик ксенофобский, то я так не думаю. Я думаю, что он, скорее, был социальный. Потому что речь шла не об этих актерах массовки, которые изображали уличных хулиганов, речь шла совсем о другом – о хамстве в наших отношениях, о произволе власти, о коррупции, о городе, о Лужкове. Это был ролик о Лужкове. Он был всегда моим оппонентом, я всегда с ним боролся, он всегда боролся со мной. И, собственно говоря, он сыграл самую негативную роль именно в разгроме партии «Родина» — он снял ее с выборов. После чего начался процесс повального снятия партии с других региональных кампаний. Но обращу ваше внимание на один интересный эпизод. Нас не сняли только в одной республике – в республике Горный Алтай – в абсолютно национальной республике. Я полетел туда, я встречался с людьми, в том числе ездил даже, такое местечко помню Кош-Агач, это место, где 40 км Китай, 40 – Казахстан, 40 – Монголия. Так там все голосовали за «Родину». Если мы были бы ксенофобами и если бы они сочли, что этот ролик был чисто ксенофобский, они бы не стали за нас голосовать. Мы заняли там второе место.
В.ПОЗНЕР: Хорошо. Скажите мне, пожалуйста, Дмитрий Олегович, положа руку на сердце, вы не шовинист? Вы себя не считаете?.. Вы определили русского как того, который считает себя русским здесь и здесь. Он может быть китайцем, на самом деле, но раз он себя считает русским ментально и в сердце, значит, для вас он русский. Подход для меня совершенно понятный. Ноиногда, читая ваши выступления или глядя на Конгресс русских общин и, в особенности, на ДПНИ и на «Русский марш», к которым вы имеете отношение, я лично не могу отделаться от ощущения, что там очень высокий уровень шовинизма и национализма. Неужели, я так заблуждаюсь?
Д.РОГОЗИН: Вообще мы с вами люди разных политических взглядов, Владимир Владимирович. Поэтому вы – человек левых взглядов, я больше правых, правоконсервативных, может быть. Но шовинизм – это дурное воспитание нации. Я же воспитан, все-таки, в семье с огромными традициями, в том числе с дворянскими традициями, поэтому я не могу быть, в принципе, шовинистом. Потому что у меня в крови крови разных народов, но они все верой и правдой служили России, русскому народу. Поэтому шовинистом я не являюсь, но являюсь человеком, который чувствует себя патриотом своей страны. Вообще, из всех политических течений, которые существуют в мире, есть условно три: социальное, национальное и либеральное. И в каждом из этих течений есть крайние точки, а есть умеренные точки. В социальном есть умеренная точка – это социал-демократия, есть крайние – большевизм, троцкизм. В либеральном есть крайняя точка – это наши радикал-реформаторы, которые страну разгромили, а есть люди таких взглядов, как, скажем, партия «Яблоко» — наша либеральная интеллигенция. В национальном движении то же самое: есть люди, которые себя считают национальными демократами, которые понимают, что крайне важно воспитывать нацию, работать с ней, не затушевывать процессы, которые идут, в том числе в этнической среде. Вот, мне очень не нравится понятие «толерантство», которое на Западе…
В.ПОЗНЕР: Терпимость.
Д.РОГОЗИН: Нет, терпимость по-другому. Я понимаю, что вы сейчас скажете, что это чистый перевод. Вы знаете — нет, я говорю здесь больше о терминах. Когда вы видите безобразие, вы не можете быть толерантным. Поэтому толерантство, на самом деле, приводит к сегрегации, когда человек закрывает для себя глаза, он не хочет ничего видеть – вот здесь насилуют, здесь убивают, он ничего не видит, он живет в своем доме. Поэтому я хочу сказать, что в национальном движении есть все – есть крайние точки…
В.ПОЗНЕР: А крайняя какая у национального движения?
Д.РОГОЗИН: Это нацизм, конечно. А есть национальное движение. Скажем, все правые партии Европы – это национальные партии: коалиция ХДС/ХСС…
В.ПОЗНЕР: Но есть Ле Пен.
Д.РОГОЗИН: Есть Ле Пен, Ле Пен поправее. Во Франции это голлисты, мне близкие они по взглядам. Если хотите, я – русский голлист.
В.ПОЗНЕР: Русский голлист – это я запомню, это хорошее, мне нравится. Значит, ваши взгляды сегодняшние… Как-то сравнили западных дипломатов, дальше вы их называете «настоящими Сусаниными» и говорите так: «Идешь, все хорошо. А потом вдруг оказываешься непонятно где». Во-первых, разве это неверно для большинства политиков? Вообще, с ними имеешь дело, вроде все хорошо, а потом оказывается неизвестно где.
Д.РОГОЗИН: Дипломаты – не политики. Это большая разница.
В.ПОЗНЕР: И что же это? Ваши западные коллеги вот такие? Вы так их расцениваете?
Д.РОГОЗИН: Вы Европу знаете, наверное, все-таки, лучше, чем я. Или, по крайней мере, я знаю ее тоже достаточно хорошо, поскольку живу там и общаюсь. Причем живу не за какой-то стеной, а живу внутри и варюсь в этом их дипломатическом соке. Так вот, я хочу сказать, что первое мое наблюдение (я думаю, что оно будет любопытно для вас) таково. Мне кажется, что часто лицемерие бывает модус вивенди, образом жизни многих дипломатов на Западе. То есть они говорят неправду, глядя тебе в глаза, а тебе хочется им верить, поскольку, все-таки, глаза светятся правдой. Но ты при этом понимаешь точно, что тебя все равно обманывают. Я сейчас говорю об этом, а сразу почему-то мне в голову приходит эта вся идеология по противоракетной обороне. Когда нам говорят, что виноват Иран, а системы ракетного перехвата разворачиваются почему-то не рядом с Ираном, а у нас где-то на северо-западных границах. И при этом никто даже не улыбнется тебе, когда ты спрашиваешь «Ну зачем вы нас обманываете?» Здесь есть особенности поведения некоторых наших западных, западноевропейских в том числе коллег, когда, действительно, существует. Формируется некий птичий язык дипломатов, и вас, действительно, может этот язык просто завести в абсолютные дебри, вы просто потеряете, где правда, где вообще начало истории, а где ее конец. Это для меня было очень сложным таким явлением, я к нему привыкал год. А теперь я хочу сказать, что я часто с ними разговариваю на их языке.
В.ПОЗНЕР: Просто вы сказали, что сам в соку варитесь… Может быть, вы можете ответить на такой вопрос, который к НАТО прямого отношения не имеет, но тем не менее? Все время разговаривают об облегчении визового режима, чтобы легче было нашим людям ездить на Запад. Разговаривают-разговаривают, ничего не происходит. Более того, один мой товарищ сказал, что когда смотришь на статистику, то с тех пор, когда стали об этом много говорить, сложнее стало получать визу в самих посольствах. За исключением американского – там проще стало. Во всех остальных труднее. Вообще, что с этим происходит, на ваш взгляд? Это просто разговор, чтобы было приятно, а, на самом деле, никаких намерений серьезно облегчать этот режим нет? Или что?
Д.РОГОЗИН: Впервые диалог по данной теме, по снятию визовых ограничений завязался в 2002 году, когда президент Путин Владимир Владимирович написал письма всем главам государств и правительств стран Европейского Союза. Я это знаю хорошо, потому что я сам писал проект этого письма, будучи специальным представителем президента по Калининградскому транзиту. Я тогда понимал, что решить по временной схеме калининградскую проблему невозможно — без перспективы выхода в целом на отказ от визовых ограничений. Мы провели огромную работу тогда, и в рамках межведомственной миграционной группы мы пошли на серьезнейшие изменения в нашем законодательстве. Мы даже с Литвой тогда подписали соглашение о реадмиссии, то есть о возвращении нелегальных эмигрантов. Проблема в том, что с тех пор ситуация изменилась драматически для самого Европейского Союза. Он, обещая нам открыть в будущем визовые шлюзы, за это время открыл визовые шлюзы для стран Восточной Европы. И они все хлынули туда на Запад таким образом, что теперь практически облик даже западноевропейских городов начинает сам драматически меняться. Они просто испугались нашествия мигрантов из тех стран, которые теперь уже формально являются членами Европейского Союза и НАТО, стран Центральной и Восточной Европы. И теперь они боятся: «А если теперь мы еще откроем двери для россиян, и они приедут, тогда мы вообще захлебнемся, тогда вообще потеряем все рабочие места». Вот в чем проблема, мне кажется. Вообще, я вам также хочу сказать, что мои наблюдения по той теме, которую вы только что затронули в нашем разговоре по ксенофобии, печальные. В Европе идет рост ксенофобии. Мы с вами видим, что происходит некая радикализация. То есть, с одной стороны, то самое толерантство, то есть не вижу, не замечаю, ничего не знаю, ничего не слышу. При этом, когда начинаешь с ними разговаривать один на один, с серьезными людьми… Вот я сижу, ужинаю, обедаю с кем-то или просто с кем-то встречаюсь — министры и так далее. Они мне начинают говорить: «Дмитрий, достали уже. Заполонили. Понаехали тут!» Понимаете? После их разговоров, мне кажется, что даже наши все те организации, которые вы называли, кажутся просто либеральными ягнятами, после той риторики, которую я слышу в доверительных беседах. К чему это может привести и уже приводит? К тому, что обрушится как маятник политическая система Европы. Потому что сначала, открыв эти все шлюзы для потоков мигрантов и потом вдруг увидев, что центры крупнейших городов начинают меняться и превращаться уже не в Европу, а совсем во что-то другое…
В.ПОЗНЕР: В Багдад или еще во что-то.
Д.РОГОЗИН: Например, да. То тогда вдруг к власти начинают приходить партии уже не из традиционного политического спектра, не правоцентристы, а такие правые, которые даже нам в России не снились. И я думаю, что это все разнесет Европу в будущем. В политическом плане это обрушит нынешнюю, существующую уже все послевоенное время политическую систему.
В.ПОЗНЕР: И отсюда сложность с нами?
Д.РОГОЗИН: Конечно. Потому что мы еще, огромный русский медведь, нависая своими потенциальными миграционными потоками, конечно, их еще более страшит. Плюс к этому есть еще и традиционная – я не знаю, нравится вам это, не нравится слово – но русофобия точно там существует. Я вам пример просто приведу. Иногда мне приходится некоторых людей, кто приезжает ко мне в гости, лично встречать в аэропорту, чтобы их в обезьянник не загнали, особенно речь идет о…
В.ПОЗНЕР: Обезьянник – это что? КПЗ, что ли?
Д.РОГОЗИН: Нет, не КПЗ. В аэропортах есть закрытая зона, там за стеклом полицейские участки. Потому что если они видят красивых девушек из России, то автоматически они, как бы, считаются проститутками. Это просто выводит российских дипломатов из себя, потому что часто такое бывает с женами дипломатов, с женами наших военных дипломатов. Нам приходится просто своих жен защищать. Не физически, но просто встречать их, сопровождать.
В.ПОЗНЕР: То есть, в реальной жизни вот так, а здесь идут разговоры об облегчении визового режима.
Д.РОГОЗИН: Да. Совершенно верно. При этом я думаю, что серьезные люди на Западе, в той же самой Европейской комиссии должны понимать, что Россия не является поставщиком миграции, мы – реципиенты, то есть мы – приобретатели миграции. Мы сами имеем мигрантов, огромное количество миллионов в Москве. И не только в Москве. Поэтому при надежной паспортной системе… Ведь, никто же не говорит, что снимаем границы вообще. Границы-то останутся. Паспортный контроль-то останется. Просто мы должны будем предъявлять паспорт гражданина РФ, мы готовы будем подписать соглашение о реадмиссии между Россией и Европейским Союзом. И тогда нет никаких проблем. Все равно у них вот эти шоры на глазах, страх перед тем процессом, с которым они сами же не могут справиться в Европе.
В.ПОЗНЕР: Если бы меня спросили «Как ты думаешь, как Рогозин относишься к Западу?», я бы ответил: «По-моему, он относится неважно к Западу, по-моему, он никак не может простить Западу того, что Запад настолько оторвался вперед. Тому, как живут на Западе. На самом деле, я думаю, что он завидует и хочет, чтобы россияне жили также. А так как они так не живут и, возможно, не скоро будут жить, вот у него по отношению к Западу такое отношение, ну, что ли, неприятия». Правильно я бы сказал или неправильно?
Д.РОГОЗИН: Конечно, неправильно.
В.ПОЗНЕР: Улыбка вас выдает, вы знаете?
Д.РОГОЗИН: Нет, просто я тоже знал, что вы этот вопрос мне зададите. Поэтому я сейчас, как бы, достану шпаргалку, «Ответ №2». Значит, я вам так скажу. Это подготовленный мой ответ. Мой любимый писатель – это Федор Михайлович Достоевский. А вы знаете, что Достоевский писал о Европе.
В.ПОЗНЕР: Я знаю. Он писал очень плохо о Европе.
Д.РОГОЗИН: Вы знаете, он писал так: «Европа нам второе отечество. И для того, чтобы стать истинным европейцем, надо быть истинно русским. То есть мы, — считал Достоевский, — мы любим европейские исторические камни. Но мы не воспринимаем ту цивилизацию, которая по этим камням ходит». Понимаете, да?
В.ПОЗНЕР: Ой, еще как!
Д.РОГОЗИН: Вот примерно мое отношение такое же. То есть я считаю себя европейцем, мне много не нравится современной европейской жизни, но при этом есть много, чему я рад и хотел бы это перенять. И когда вы говорите, что я завидую Западу, я вам признаюсь: да, я завидую. Знаете, я кому завидую? Я старикам их завидую. Особенно тем, кто либо в войне не принимал участия, либо тем, кто принимал участие, но с другой стороны окопа. Они, конечно, живут на порядок лучше, чем наши ветераны. А жизнь наших ветеранов я знаю – 11 лет я был депутатом Госдумы в одномандатном округе, знаю, как наши ветераны живут. Вот это мне обидно. Но это вовсе не означает, что моя обида пассивна. Она активна с точки зрения того, чтобы попытаться в моей стране создать жизнь, при которой люди будут жить лучше.
В.ПОЗНЕР: Кстати, вы думаете вернуться в политику?
Д.РОГОЗИН: А я из нее никогда не уходил.
В.ПОЗНЕР: Нет, я имею в виду во внутреннюю политику. Даже ходят слухи, может, абсолютно бредовые, что вы замените спикера Совета Федерации Миронова.
Д.РОГОЗИН: Я сейчас подумаю на эту тему. Думаю, что сейчас Сергей Михайлович, который смотрит телевизор, начнет плохо себя чувствовать.
В.ПОЗНЕР: Он это должен был читать. Ему должны были доложить.
Д.РОГОЗИН: Да. Честно вам скажу: конечно, я не собираюсь работать всю жизнь в Брюсселе. Я там отработал три года, надо думать, конечно, о возвращении, о новой какой-то интересной работе. Но я это буду обсуждать с президентом и с премьером.
В.ПОЗНЕР: Вы говорите: три года уже вы в Брюсселе. Вы довольно интересно рассказываете о том, как вы туда поехали, и вы говорите так: «Они меня ждали здесь с огромным любопытством, приехало ли такое животное, русский медведь, который сейчас начнет размахивать дубиной и бить всех по голове? Или, на самом деле, он нормальный?» Как, вообще, у вас сложились отношения с вашими коллегами там? Действительно, они вас опасались? Действительно, есть такое, уж совсем тупое ощущение русского, что вот это вот такой медведь опасный? Или это, все-таки, некоторое преувеличение?
Д.РОГОЗИН: Нет, это, конечно, преувеличение, особенно у людей грамотных, знающих. На Западе блестящая культурная, политическая элита, хорошо образованная, они про нас много чего знают и много правды про нас знают. Я говорю сейчас о своем конкретном случае, я о нем как раз и говорил то, что вы сейчас процитировали. Я же ехал туда с той репутацией, которую мне создавали мои оппоненты. Понимаете? А они мне создавали эту репутацию потому, что я был их серьезнейшим конкурентом, опасным конкурентом. Поэтому, естественно, они меня дискредитировали как могли. И вот с этой репутацией я приехал туда, в Брюссель. Но я даже почувствовал это в первый день, когда я заходил в зал заседаний совета Россия-НАТО. Это огромный зал, там сидело почти три десятка послов, делегация за каждым послом по 10 человек. Генеральный секретарь, Главком НАТО — все сидят в этом зале. И когда я заходил, я видел, как они на меня смотрят. Я представлял, что они сейчас про меня думают. И я понимал, что я их сейчас очень: а) разочарую, потом б) очарую. Я это сделал.
В.ПОЗНЕР: Вас послал Владимир Владимирович Путин. Он прекрасно знал о вашей репутации, он прекрасно знал, что думают про вас. Почему, на ваш взгляд, он, все-таки, вас послал? Зачем рисковать, если он, на самом деле, хотел наладить какие-то отношения?
Д.РОГОЗИН: У нас с ним был разговор за один день до того, как я улетел в Брюссель. Конечно, для того чтобы раскрыть смысл разговора, нужно разрешение самого Владимира Владимировича Путина. Но я скажу о том, что я просто почувствовал, почему я еду туда. Это была тяжелая ситуация, начало 2008 года. Украина с Грузией вот-вот должны были вступать в НАТО или получить так называемую дорожную карту для членства. Это была ситуация нагнетания страстей на Южном Кавказе, то есть пахло войной. Это был в обратную сторону пик наших отношений с НАТО, то есть хуже не придумаешь. И по сути дела, я так предполагаю, что президент решил направить туда не дипломата, а политика с достаточно серьезным политическим маневром, человека, умеющего говорить, убеждать в своей собственной правоте и умеющего принимать самостоятельные решения. По крайней мере, я так понял, что моя задача была именно в этом. Может, я неправильно понял, но я так понял. И я, как мне показалось, с этой задачей справился. По крайней мере, сегодня, спустя почти три года после того, как я уехал в Брюссель, наши отношения достаточно прагматичны и предсказуемы.
В.ПОЗНЕР: А вы на каких языках свободно говорите кроме русского?
Д.РОГОЗИН: Французский, испанский, итальянский, английский. Плохо, подзабыл чешский уже и подзабыл немножко украинский.
В.ПОЗНЕР: Кстати, украинский. Каковы сегодня шансы того, что Украина и Грузия, все-таки, станут членами НАТО, на ваш взгляд?
Д.РОГОЗИН: Думаю, что никаких.
В.ПОЗНЕР: Стало меньше шансов, чем было?
Д.РОГОЗИН: Их нет вообще. Я объясню очень просто. Не потому, что мы лапу наложили свою кровавую на свободные демократии Грузии и Украины. Нет, конечно, дело-то не в этом. Сама перспектива вступления Украины в НАТО расколола Украину почти географически прямо пополам. И начался тотальный, перманентный политический кризис в этой стране, который привел и к смене режима, к смене президента и прочее-прочее. То есть украинская политическая элита, даже проатлантическая ее часть поняла, что тема вступления в НАТО просто приведет к деградации украинской государственности. Они испугались и отошли в сторону. Вот в чем причина.
В.ПОЗНЕР: А Грузия?
Д.РОГОЗИН: А с Грузией… НАТО никогда не будет принимать в свой состав страну, которая имеет такие проблемы с соседями. А потом, в каких границах принимать Грузию? Есть два варианта. Принимать в тех границах, которые признает Запад, то есть в старых, советских или, как мы скажем, сталинских, я люблю говорить, границах, чтобы им неприятно при этом было. Это значит, что они должны принять Грузию вместе с Абхазией, с Южной Осетией, с Эдуардом Кокойты и Сергеем Багапшем, и с нашими военными базами. Это невозможно. Есть второй вариант – принять то, что осталось после авантюры Саакашвили. Но для этого Запад должен сделать то, что сделал российский президент Дмитрий Анатольевич Медведев, он должен признать существование новой реальности, существование Грузии без Абхазии и без Южной Осетии в новых границах. Ни на то, ни на это Запад не пойдет. Поэтому я говорю: «Никогда».
В.ПОЗНЕР: А почему Запад не пойдет? В перспективе, разумеется?
Д.РОГОЗИН: А зачем? Ведь не обязательно связывать брачные узы контрактом и записью в паспорте. По сути дела, у НАТО с Грузией гражданский брак. То есть Грузия по факту своему участвует во всех программах НАТО, она направляет очень много солдат в Афганистан, они там погибают, и Саакашвили, по-моему, извините за выражение, по барабану эти гробы, которые возвращаются обратно. Грузия участвует в переброске, в том числе, военного транзита (а не только гражданского как мы) через свою территорию в Афганистан. То есть фактически Грузия, не имея формализованного членства, по сути дела, находится в гражданском браке и это НАТО устраивает – зачем им брать на себя ответственность за Грузию с ее будущей политикой?
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, очень много вопросов от зрителей по поводу наших отношений с НАТО. Многие говорят, не обманываемся ли мы? Это сближение, эти разговоры, что мы партнеры или мы будем вместе, и так далее. Не обманывает ли нас Запад? Не пытается ли он нас завести в какие-то там дебри, и потом мы об этом будем сожалеть? Очень много вопросов именно таких, что нет ли ошибки здесь какой-то?
Д.РОГОЗИН: Ошибки нет. Во-первых, у нас натовским направлением занимается лично Президент, занимается и председатель правительства. Они полностью в курсе всех событий – я просто знаю это, поскольку в курсе того, что эта тема, поскольку она затрагивает темы войны и мира, и безопасности России, находится в постоянном поле зрения руководства страны. Второе, на натовском направлении у нас работают лучшие дипломаты. Лучшие. Этих людей тяжело обмануть, они профессионалы, они все понимают, видят ситуацию, этот чемодан с двойным дном… Короче говоря, я не думаю, что здесь можно судить о том, что российская дипломатия наивна в отношениях с НАТО. Но что такое НАТО? Это военно-политический союз Европы и англосаксов во главе с американцами, где все очень непросто внутри, где есть Греция и Турция, которые имеют непростые отношения друг с другом, где есть балканские страны, имеющие непростые отношения друг с другом, где есть французы и немцы, имеющие непростые отношения с Вашингтоном, и так далее. Поэтому это живой такой организм, где мы должны быть не снаружи, да? Я имею в виду сейчас не про формализованное членство, а про работу, где мы находимся в работе. Мы должны быть внутри. То есть моя задача, как я ее понимаю, и как она сформулирована моим руководством, состоит в том, чтобы не давать американцам и европейцам оставаться исключительно только наедине друг с другом. Я там должен быть постоянно. При всем присутствовать и излагать свою точку зрения, в том числе и в наступательном ключе.
В.ПОЗНЕР: А скажите, пожалуйста, является ли в какой-то степени прорывом вот эта последняя встреча в Лиссабоне? И если да, то почему?
Д.РОГОЗИН: Конечно. Во-первых, сама по себе стратегическая концепция НАТО принята с учетом того, на чем мы настаивали. Мы настаивали на двух вопросах. Первое, нам было интересно, что НАТО думает сама о себе. И что НАТО думает о России. По двум вопросам мы получили достаточно твердый ответ с учетом нашей позиции. Первое: НАТО заявило о том, что она уважает международное право и говорит о главной роли совета безопасности ООН в решении вопросов применения силы. Это очень важно, потому что до сих пор НАТО пыталось конкурировать с ООН. Второе, что касается самой Российской Федерации, мы увидели заверение в том, что ни один вопрос в Европе, в европейской безопасности не может быть решен без России, а тем более против нее. То есть НАТО заинтересовано сегодня в отношениях с РФ. И НАТО само заявило, что не является угрозой для России. Это очень важно было для нас.
В.ПОЗНЕР: А заявляет ли НАТО, что оно не рассматривает Россию как угрозу себе?
Д.РОГОЗИН: А это мы должны сказать. А зачем НАТО-то будет говорить?
В.ПОЗНЕР: НАТО говорит: «Мы не угроза для вас и не считаем вас угрозой для себя». Это какая-то более полная формулировка.
Д.РОГОЗИН: Я вам скажу, может быть, вещь для вас удивительную, из моих уст тем более. Я считаю, что НАТО не является для нас угрозой, по крайней мере, нынешнее НАТО. По той простой причине (я объясню, что я имею в виду), что там внутри есть страны, которые имеют с нами, действительно, глубокие отношения и которые не позволят НАТО антагонизироваться и, тем более, стать реальной грозой для РФ. Испытание у нас было в августе 2008 года, когда, действительно, Вашингтон настаивал… Были такие силы, я не могу вам раскрывать, но, как бы, мы в курсе. Были силы, которые выступали за высадку экспедиционного американского корпуса на Южном Кавказе. И именно европейцы этот вопрос заблокировали. То есть фактически НАТО тогда повисло на штанах у американцев, помешало им действовать решительно. И те только ограничились вводом отдельных кораблей, которые турки тоже считали по тоннажу и по количеству в соответствии с конвенцией, в Черное море. Это была демонстрация силы, но не более того. Они ничего сделать не смогли. И это был момент самых сложных наших отношений. Поэтому я считаю, что в НАТО есть силы, которые не дружественны по отношению к нам, и которые, действительно, пытаются нас иногда обманывать. И об этом, собственно говоря, было заявление президента Медведева в его послании Федеральному собранию, что мы готовы сотрудничать по противоракетной обороне, но по-взрослому, серьезно. Именно там, где теоретически могут появиться ракетные риски в будущем. Но если вы под предлогом защиты Европы от ракетного нападения будете ставить стратегические системы ракетного перехвата там, где сектор разгона стратегических межконтинентальных баллистических ракет России, то мы будем вынуждены пойти на развертывание своих новых ударных систем. Это — честный подход в наших отношениях. Я считаю, что такие прагматичные отношения должны быть. Нам не нужны дополнительные новые враги.
В.ПОЗНЕР: А у нас есть враги?
Д.РОГОЗИН: У такой страны как РФ — с ее запасами, с ее огромными территориями…
В.ПОЗНЕР: Вы можете их назвать?
Д.РОГОЗИН: Нет, конечно. Как дипломат не буду.
В.ПОЗНЕР: А вы же сказали, что вы политик, а не дипломат.
Д.РОГОЗИН: Как политик и дипломат не буду. Мне же с ними еще работать.
В.ПОЗНЕР: Но вы утверждаете, что они есть?
Д.РОГОЗИН: Я думаю, что есть влиятельные силы, которые относятся к нам не просто эгоистично, а с холодным коварным расчетом. Я уверен, я просто знаю, что такие люди есть.
В.ПОЗНЕР: Вы как-то сказали совсем недавно: «Теперь на западном направлении впервые в истории обстановка складывается так, что забрезжила перспектива длительного, если не вечного мира в Европе». В ваших устах слово «вечный мир» звучит чрезвычайно странно. Это же идеализм, вечный мир. О чем мы говорим-то тут?
Д.РОГОЗИН: Вы знаете… У меня в роду люди, которые воевали с нашествиями Запада, я еще раз говорю, с XI века. Поэтому мне очень хочется лично закончить это безобразие и иметь хоть какие-то гарантии того, что Россия могла бы сосредоточить свои силы на других направлениях. Почему я сомневаюсь в том, что существует реальная военная угроза и вообще военная опасность даже с западного направления? А вы посмотрите, как они живут. Они живут так сладко, так мягко, по-буржуазному. Все у них хорошо, все им нравится. Они не могут отказаться от высокого уровня потребления, к которому они так привыкли. И поэтому им нужно НАТО для того, чтобы оно вот эти угрозы на дальних подступах сдерживало, душило, чтобы сохранить высокий уровень потребления их европейской сладкой буржуазной жизни. Воевать они с нами не будут – они нас боятся.
В.ПОЗНЕР: Два последних вопроса, один серьезный, другой нет. Опросы общественного мнения показывают, что подавляющее большинство россиян, порядка 68% или 63% отрицательно относятся к НАТО. Это плохо?
Д.РОГОЗИН: Это нормально.
В.ПОЗНЕР: Это должно меняться со временем?
Д.РОГОЗИН: Пусть докажут, что наше общественное мнение должно поменяться.
В.ПОЗНЕР: И вопрос не столь серьезный. Значит, вы предпочитаете ездить на работу на мотоцикле.
Д.РОГОЗИН: Не всегда. Но езжу.
В.ПОЗНЕР: Вы говорите «Катаются только девушки, — замечаете вы. – Как истинный байкер, я говорю «дубасим». В НАТО бельгийская охрана меня издалека узнает и поднимает шлагбаум на КПП». В Москве вы тоже на мотоцикле? Или нет?
Д.РОГОЗИН: В 2007 году, когда я первый раз сел на байк… Когда меня освободили от значимых политических и парламентских должностей, у меня в крови было очень много адреналина и очень много свободного времени. И я пошел в мотошколу. И я выучился на байке. Я закончил осеннюю, весеннюю школы, ездил на льду, я научился ездить хорошо на мотоцикле, в том числе мотокроссом занимался. Я выехал в город 4 мая 2007 года, я слез с мотоцикла 24 октября. В Москве по всем пробкам только на нем и ездил. Я люблю этот вид спорта, мне удобно так ездить, я успеваю на все встречи. Но это вовсе не означает, что я сошел с ума, Владимир Владимирович.
В.ПОЗНЕР: Да я и не думаю. Также не сомневается, что в полном здравии, Марсель Пруст, мой добрый знакомый, который просил от его имени вас поздравить и задать вам несколько вопросов. В каких случаях вы лжете?
Д.РОГОЗИН: В случае государственной необходимости.
В.ПОЗНЕР: Когда и где вы были более всего счастливы?
Д.РОГОЗИН: В браке.
В.ПОЗНЕР: Если б вы могли изменить в себе что-то одно, что б вы изменили?
Д.РОГОЗИН: Я ничего менять в себе не буду.
В.ПОЗНЕР: Какое ваше любимое занятие?
Д.РОГОЗИН: Играть с внуками.
В.ПОЗНЕР: О чем вы более всего жалеете?
Д.РОГОЗИН: О том, что еще не случилось.
В.ПОЗНЕР: Если бы дьявол предложил вам вечную жизнь без каких-либо условий, приняли бы?
Д.РОГОЗИН: Я с дьяволом вообще не общаюсь.
В.ПОЗНЕР: У вас есть любимый литературный персонаж?
Д.РОГОЗИН: Их много. Я говорил, мне Достоевский нравится. Много персонажей. И «Бесы», и «Братья Карамазовы». Много-много.
В.ПОЗНЕР: Какую добродетель вы цените больше всего?
Д.РОГОЗИН: Благородство.
В.ПОЗНЕР: Как бы вам хотелось умереть?
Д.РОГОЗИН: Я вообще бы не хотел бы умирать.
В.ПОЗНЕР: Вечная жизнь. Когда, если предстанете перед Богом, что вы ему скажете?
Д.РОГОЗИН: «Добрый вечер».
В.ПОЗНЕР: Это был наш постоянный представитель при НАТО Дмитрий Олегович Рогозин. Спасибо большое.
Д.РОГОЗИН: Спасибо.