[ — Мeтaфизикa пола]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Сначала кратко повторим уже сказанное в других наших книгах. »
[388] «Проявление» образа «инициатической женщины» сквозь женщину вполне реальную и земную было описано в стихах Гвидо Кавальканти, одного из главных руководителей этой организации:
Мне кажется — из уст ее,
Таких прекрасных, что душа
Их никогда понять не сможет,
Уже рождается иная
Как бы звезда
И мне гласит:
Приблизилось твое спасенье?
»
[389]
Кавальканти, как, впрочем, и Данте, Чино да Пистойа, утверждал «всею правдой дарованного мне воображения», что благодаря вере, Амор »
[390] пробуждает к новой жизни душу верного его слуги. Следует иметь в виду неоднозначность слова «спасение» (salut, salutation), означающего также «здоровье, выздоровление», а также и «приветствие» в поэзии «Нового Стиля». »
[391] «Приветствие»,, адресованное мистической женщине как собственно единственная цель любви (Vita Nuova, XVIII, 4), получает ответ — «спасение» или «выздоровление», даруемое этой женщиной. Речь идет об актуально переживаемом кризисе или потрясении и ожидании спасения или духовного выздоровления, дающего возможность этот кризис преодолеть. Данте говорит об этом прямо: ‘Тот, кто решается на созерцание Дамы (Жены), тот или достигнет благородства, или погибнет — если Дама сочтет его достойным ее созерцать, то укрепит его силы и даст ему спасение». »
[392] При этом отворяющий врата жилища любви Амор есть могущественный и «страшный Государь». На его руках,- утверждает Данте,- «я увидел сияющую обнаженную женщину, показавшуюся мне окутанной легкой тканью цвета крови, и я понял, что это та самая Дама Спасения (Dame de Salut), которая снизошла до того, чтобы пожелать мне здравия (saluer) накануне». »
[393] Любовь и есть актуализация этой обнаженной и спящей — латентной — женщины, той самой, которая в герметических текстах именуется «наша тайная Ева». »
[394] Это сила, способная убить, погрузить в инициатическую смерть. Когда она появляется, «сердце умирает». Переживший этот опыт и «обретший спасение» Лаппо Джанни писал: «Теперь все усилия следует приложить, чтобы не упасть снова — когда-то живое, сердце мое умерло». Гвидо Джиницелли говорит о «спасении» как о «взгляде смерти» — взглянув на даму своего сердца, он «увидел свою смерть». Этб «пронзило его, как молния, сверкнувшая сквозь окна башни и озарившая все внутри. »
[395]
Амор, не только поражая, но и оберегая «Адепта Любви», говорит ему: «Беги, тебя преследует смерть».5 Но и бояться смерти не следует — иначе крушение неминуемо. Смерти следует смотреть только в глаза. Вот отрывок из песнопения, сочиненного, возможно, тем же Кавальканти:
Внезапно страсть ввела в напасть.
Душа объята диким страхом.
Вся жизнь — с цепи, все силы — прахом…
Конец. Погиб. Отпет.
Опоры шатки, зыбки.
Но возгорелся в сердце свет,
И если в книге нет ошибки,
Объята духом жизни мгла.
Да, это смерть за мной пришла.
Нечто подобное описывает и Данте: внезапное появление «чудесной жены» сопровождается сокрушением окружающих человека духов силой Амора, который не только подчиняет его жизнь себе, но и ввергает в экстатическое состояние. Данте мнит себя поверженным на землю, он говорит о «преображении», вызванном любовью. »
[396] Отметим, что средневековая каббалистика также имеет дело с mors osculi, смертью, вызываемой поцелуем. Отчетливо слышны отголоски арабско-персидских поэтов- суфиев. »
[397]
Инициатическая смерть, согласно «Адептам Любви», может быть вызвана как «прямым действием» (появлением дамы как таковым), так и «непрямым действием» — «приветствием» дамы, или даже просто воспоминанием, которое приносит Амор со всей своей мощью и ужасом. Кавальканти говорит о пробуждении «возможного интеллекта», которое в аверроистском толковании учения Аристотеля тождественно, то есть интеллектуальному принципу в его трансцендентальном аспекте, существующему у обычного человека только в зачаточном состоянии. »
[398] Путь истинного «Адепта Любви» и заключается в обретении новой реальности сознания и его преображения благодаря и во имя своей интеллектуальной «жены-жизни». Кавальканти обращается к ней: «Вы, чей взгляд пробудил во мне дремлющее разумение вещей». Он добавляет, что Амор очищает пространство ума, в котором поселяется «возможный интеллект». Джиницелли называет сердце «жилищем благородства», приводимым в действие женским образом. Эмоциональное потрясение преобразуется в интеллигибельный акт — «возрождение разумения», в соответствии с «Corpus Hermeticum». При этом Амор есть «Seigneur de la noblesse» — это имеет двойной смысл: как «Господин благородства», так и «Государь благородных». «Благородство» же, стимулируемое Дамой, есть и совершенство как таковое, и начало действия в человеке «возможного интеллекта». Данте, цитируя Аристотеля, »
[399].говорит просто о «совершенствовании натуры». При этом он использует категорию обнажения, символику нагой плоти: Амор — сила, освобождающая дух из его «жилища», делающая его «летучим, нагим, лишенным скорлупы». »
[400]
Главная тема «Адептов Любви» — тема раны, кризиса, потрясения, за ксггорым следует начало Новой, преобразованной жизни, имеющей андрогинические черты. Де Барберино »
[401] говорит об Аморе: «В его природе — сила удара; кажется, что это смерть, но это высшая жизнь». Речь идет о некоей инициатической иерархии — на одной из гравюр можно найти изображение как бы степеней любовного опыта. Мы видим симметрично, в ряд расположенные мужские и женские фигуры, разбитые на пары и поверженные на землю. »
[402] Мужчины и женщины пронзены стрелами, при этом некоторые из пар или поднимаются с земли, или уже встали. Те, кто встал, держат в руках розы — символы инициации. Около последней, совсем прямой, пары мы видим надпись: «Их смерть стала жизнью». Дальше уже нет ни мужчин, ни женщин, но только фигуры — Амора на белом коне, держащего в руке розы, и андрогина, возле которого надпись: «Амор, проведя нас высшим путем брака, соделал из двух одно». Возможное объяснение гравюры очень просто: кризис и смерть, преодоление их через союз с женщиной и взаимное достижение андропшата «высшим путем брака». Обратим внимание, что андрогин на гравюре — тот самый герметический Rebis, котором мы уже говорили. Кроме того, Амор находится как бы в восходящем полете (raptus); это подчеркивает его трансцендентность. Еще один «Адепт», Николо де Росси, говоря о «степенях подлинной любви», утверждает, что вершиной ее является экстаз qua dicitur excessur mentis, то есть выводящий за пределы разума. При этом он добавляет: «sicnt fuit raptis Paulus» — любовь уподоблена восхищению Апостола Павла до третьего неба, описанное в его Посланиях. Итак, любовь есть духовное откровение, ведущее на сверхличные и сверхрациональные уровни бытия.
Добавим, что Данте называет Амора «повелевающим жизненными началами», то есть натурой, yin, пассивной стороной бытия. С ней он даже в какой-то мере отождествляет себя, а любовь уподобляет Боту: «Ессе Deus fortior me, qui veniens dominabitur mihi». »
[403] Пробуждение по- разному именуемого высшего начала — «возможного интеллекта»,, «благородства», «принципа Шивы» — устанавливает новую иерархию внутренних сил человека Согласно Convivio, тексту скорее доктринально-аллегорическому, чем посвятительному, «чудесная дама добродетели» пробуждает «вкус к правде», побеждает и разрушает все неправое и лживое. Она источает огонь, «воспламеняющий внутренние достоинства», огонь, «имеющий силу обновлять природу, созерцать эту даму, и это чудо». »
[404] «Спасение», тождественное пробуждению внутренних сил, может вести к инициатическому бессмертию. Мы уже упоминали о корнесловии Амор как А- мор, бессмертие, попрание и разрушение смерти, что было подробно разработано провансальским поэтом Жаком де Безье; о любящих говорится как о «тех, кто не умрет». В будущей жизни они пребудут «во славе и игре». »
[405] В любом случае «Адепты Любви» считали даму сердца» принципом высшей жизни, а отделение от нее — печатью и тенью смерти. »
[406] Вот слова Секко д’Асколи:
«До третьего я был возвышен неба,
До недр Ея, но я не знал где, я.
От века я сильней не знал блаженства.
Даровано вещей уразуменье,
Спасенье, жизнь — и все в ее глазах…
Я в них и доблесть зрел, и добродетель.
Потом Она исчезла, и тогда
Крыло меня накрыло тени смертной…»
»
[407]
Коснемся еще двух аспектов творчества «Адептов Любви». Первый — символика чисел. Известна роль числа «3» у Данте, в частности, в Vita Nuova. Второе символическое число — три в квадрате, т.е. «9м. При первой встрече Беатриче было девять лет. Это можно толковать по-разному; многие толкуют буквально. В 9 часов утра она «приветствует» его, то есть «дарует спасение»; в 9 утра его посещает описанное выше видение. Само имя Дамы, по Данте, «не может иметь иного числа, кроме числа 9″. Этим числом он характеризует и длительность своей болезни — болезни явно духовно-инициатической. »
[408] Так происходит потому, что «тройка есть корень девятки, ибо, умноженная сама на себя, дает девять». Поэт, будучи христианином, ссылается на Пресвятую Троицу, которая «есть чудо сама по себе». И далее — «Моя Дама повсюду сопровождаема числом 9, и это тоже чудо, ибо корень чуда — всепочитаемая Троица». »
[409] Вообще, в кругах, к которым принадлежал Данте, символизм числа «3» имел особое значение.
Кстати, это происходит повсюду. В китайской традиции три — число yang. Оно образуется, когда Единое соединяется с женской сущностью, имеющей число «2». Это и есть воссоздание единства. »
[410] В древнем Египте «три» — число грома — а также жизненной силы и невидимой сущности самого человека, его Kha. У китайцев yang, кроме того, атрибутируемо числами «9й и «81» — последнее, как мы об этом еще будем говорить, имеет особое значение и в даосских чисто сексуальных практиках. Девятка — усиление тройки, а 81 — «совершенная сила». Но это число, по Данте, находится уже по ту сторону «чудесной Дамы» — в Convivio (IV, 24) говорится, что восемьдесят один год — возраст, которого достигают совершенные. Данте утверждает, что до этого возраста дожил Платон и дожил бы Иисус Христос, если бы не был распят. Он упоминается и в других традициях — в этом возрасте будто бы скончался Лао Цзы. Как известно, в герметизме становление Тернера рассматривается следующим образом. Второе начало, бинер, двойка, есть женское, она обуславливает развертывание и есть сила-в-себе, участвующая в становлении «благородства». То есть это герметический эквивалент «дамы сердца», Беатриче, который не может быть исчерпана числом «3». Беатриче умерла 9 июня. Данте отмечает, что в Сирии июнь — девятый месяц, а смерть ее — «исполнение совершенной девятки», то есть числа «81», на восемьдесят первом году XIII столетия.
Так что же такое смерть Беатриче? Здесь мы и сталкиваемся с загадочным вторым аспектом тайнописи Данте. И Перес, и тем более Валли »
[411] отмечали связь между ее смертью и смертью библейской Рахили. Вспомним, что святой Августин, а за ним Ришар де Сент-Виктор писали о смерти Рахили как о символе, экстазе, восхождении, excessus mentis. Валли также предполагал, что в Vita Nuova смерть Дамы это такая же «аллегория преодоления феноменов, символ духовного восхождения, чистого созерцания, то есть мистического самоосуществления души, теряющей себя в Боге. »
[412] Нам, однако, такое толкование не представляется убедительным. Оно не только бесплотно и пронизано внетелесным мистицизмом, что в целом необходимо для «Адептов Любви», но еще и как бы выворачивает все наизнанку. На самом же деле смерть Дамы — заключительная фаза опыта, начинающегося «приветствием». В XXVII главе Vita Nuova мы находим тому подтверждение. Сообщив о смерти Беатриче, Данте добавляет загадочные слова: «Мне не подобает говорить об этом событии, ибо, говоря о нем, я должен был бы воздать хвалу самому себе». Получается, что смерть Беатриче как бы возвращает ее славу ему. «Мистическое» толкование Валли здесь не подходит: если бы речь шла об уничтожении ментала (по индийской йогической терминологии — manas), то никто из «Адептов Любви» не говорил бы о влиянии как Дамы, так и Амора на любящего. Кроме того, смерть, если толковать ее как мистическое «затопление корабля», то есть погружение, постигала бы не Даму, а самого «Адепта Любви». Здесь же все наоборот: Дама умирает во славу «Адепта». Получается совсем противоположное — женское начало уже преодолено, оно не нужно — осуществлена полная реинтеграция. Это именно то, что в герметизме именуется «работой в красном». Опыт любви — «работа в белом», а пережитая в самом начале «смерть» — «диссолюция» или «работа в черном», nigredo. Иначе говоря, экстатическое откровение любви завершается восстановлением тотальной вирильности. В соответствии с герметическими правилами, «Даму» следует символически убить, ибо «Адепт Любви» был ею же убит прежде, а теперь должен возродиться. И, как следует полагать, здесь — «полнота девятки»: следом за смертью Беатриче Данте говорит о наступлении восемьдесят первого года.
Обратим внимание еще на одно обстоятельство: если в христианской мистике душа — «невеста» Небесного Жениха, то в литературе «Адептов Любви» все наоборот — речь идет о посвятительном опыте мужской сущности. »
[413] Мы вообще могли бы говорить о них как об особой организации — но не мистической, а только инициатической. Очень значимая деталь: предполагаемый глава этой организации Гвидо Кавальканти связывал область пребывания Амора не с Венерой, а с Марсом — «он обитает на Марсе и спускается к нам оттуда». Похоже, Данте разделял эту установку.
Вообще же, на «Адептах Любви» мы так подробно остановились потому, что мотивы их творчества пронизывают и литературу, и жизнь до сих пор, в том числе и область профанической любви. Кнут Гамсун писал о любви, «способной умертвить человека, возродить, а затем вновь и вновь исполнять сиянием». Стендаль описывает действительно происшедший с ним случай, который он называет ударом молнии: «Высшая сила моего желания возвела меня к себе самому и к высшему разуму». У Гете Вертер, чувствуя дыхание Лотты, признается: «Оно для меня как удар грома». Надо полагать, у «Адептов Любви» присущие литературе воззрения на женщину выражены наиболее полно и обобщенно. Именно полно, именно обобщенно — вспомним, обо всем этом мы ведь уже говорили в связи с профанической любовью: raptus и смерть, значение сердца, его оккультный смысл («самая тайная клеть сердца» по Данте, или «сердечное место»), очищение сердца и превращение в «сердце благородное», приближение к тайне троичности через воздействие «чудоносной жены», segnore di nobilitate.
Подведем итоги. «Адепты Любви» не только и не столько эстетически и реалистически обобщили опыт любви к женщине, сублимируя его в стихи, сколько дали символическое описание доктринальных абстракций и персонификаций категории Гнозиса («Святой Премудрости»), хотя и оживляемого образом женщины. Подобную точку зрения высказывал не только Валли, но и Р.Генон, и А.Регини. Они упоминали «Адептов» в связи с историей очень широкого мистического круга неоплатонической ориентации, включающего Дж. Бруно и даже арабо-персидских поэтов IX-XIV веков. Без «Адептов Любви» этот список не полон. Для них, «Адептов», альтернатива «земная и гностическая женщина» должна быть к конечном счете предопределена и открыта возможность эвокативных и инициатических соединений с оккультным принципом женственности в его предельном, сверхматериальном аспекте по ту сторону собственно половой магии, в предельных проявлениях непрофанического эроса. В самом начале мы говорили об этом как о третьем пути в области пола, то есть об аскетической или йогической трансмутации силы пола.
Но даже при таком, сверхприродном использовании этой силы следует отдавать себе отчет в существовании двух фундаментальных женских архетипов — Деметры и Дурги. Бели идти по первому пути, то есть принимать деметрический архетип за посвятительный, то как сакральное начало адепт почитает материнство. Насколько мы знаем, на поклонении инициатической матери было основано пифагорейство; не случайно после смерти Пифагора его жилище было преобразовано в святилище Деметры. »
[414] Главной мифологической фигурой в этом случае является Небесная Дева или Божественная Мать — посредница. Но есть и другой путь, путь Дурги, то есть слияние с афродической женской бездной — это путь утрат и потерь, путь страдания и преодоления всего материнского и земного, под знаком звезды, озаряющей дорогу собственно к Великим Мистериям древности.