НАЧАЛЬСТВО НА ОХОТЕ


[ — Две cилы]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]


В огромный вездеход, точно такой же, какой повёз Стёпку в его романтическую поездку, сели Берман, Завойко и Медведев. И, кроме того, два телохранителя – один Медведевский, другой Бермановский. Медведевский старался держаться незаметно и тихо и в дальнейшем нашем повествовании никакой роли не сыграл. Бермановский представлял собою высокого, костистого и жилистого мужчину с костистым лошадиным лицом. Его звали просто – товарищ Трофим. На своре он держал огромную полицейскую ищейку, которую звали просто – Чоб. Медведев считал этих телохранителей, по меньшей мере, дармоедами, но они были предписаны уставом и обычно вели охрану, так сказать, с двух сторон: с одной стороны охраняли начальство от возможных неприятностей со стороны благодарного населения и, с другой, охраняли более высокое начальство от возможных неприятностей со стороны нижестоящего. Говоря короче, находясь, вплотную к телам, скажем, Медведева или Бермана, они кому-то должны были докладывать о каждом шаге их подзащитных. Вобщем, и это было чепухой. Всё серьезное происходило в стенах всяких учреждений или, вообще, в таких местах, где телохранителям вовсе нечего было делать.

Подорожный разговор как-то не вязался. Машина въезжала в ухабы и выезжала из них. Завойко стал вслух мечтать о тех временах, когда Советская власть проведёт здесь бетонные шоссе, но перспектива бетонных шоссе не заинтересовала ни Бермана, ни Медведева. Ни голубое прозрачное небо прозрачной сибирской осени, ни уже желтевшая травка по обочинам дороги не производили на товарища Бермана решительно никакого впечатления. Он курил свои подозрительно ароматные папиросы и молчал, как сейф.

По дороге вездеход обогнал тощую машину, в которой ехал товарищ Чикваидзе со своей благоприобретенной, но, как надеялся Чикваидзе, только временной подружкой жизни. Товарищ Чикваидзе, приподнявшись на сиденье, отдал честь начальству и не без некоторой оторопи подумал: “Так эта стерва и это знала, что Берман поедет сюда!”

Он боком посмотрел на Серафиму и почему-то вспомнил о том, что исчезновение её бывшего супруга до сих пор оставалось невыясненным. И что, больше этого, Серафима не обмолвилась об этом исчезновении ни одним словом.

– Ну, а что с твоим мужем? – спросил он.

Серафима презрительно поджала свои сухонькие губы.

– То ли запил, то ли сбежал.

– То есть, как это запил? И как это сбежал?

– Да вот увязался с какими-то там чалдонами, сидит где-то и самогон дует. А, может, и сбежал.

– Куда сбежал?

Тут Серафима приняла окончательно таинственный вид и ответила совсем туманно:

– Ну, мало ли куда можно сбежать?

Чикваидзе очень хотелось плюнуть ей в физиономию, потом он передумал и решил плюнуть на дорогу, но передумал опять и только ещё раз выругался, сочно, длинно, но не вслух.

К клубу обе машины подъехали почти одновременно. Разношёрстная стая собак встретила их разнокалиберным лаем. Особенное неудовольствие вызвал Чоб. Откуда-то из-за угла возник Степаныч и привёл своих четвероногих подданных в какой-то порядок. После чего стал столбом и безучастно смотрел, как выгружались пассажиры и свёртки, как дядя с лошадиным лицом поправил два пистолета на своем поясе, и как какая-то облезлая баба вылезла вместе с товарищем Чикваидзе. Женщины приезжали в заповедник очень редко, но таких Степаныч здесь ещё не видал.

– Ты помоги выгрузиться, – загремел Медведевский бас, – что ты этакой чучелой торчишь?

Вместо ответа Степаныч издал свист, от которого Серафима Павловна чуть не присела. Из-за угла, как по щучьему велению, выбежали оба беспризорника, Ванька и Васька. Или, наоборот, Васька и Ванька.

– Вы поосторожнее, – сказал Медведев, – в этом свёртке стекло.

Но беспризорники уже были обучены и без Медведева. Во всех свёртках что-то соблазнительно булькало и переливалось, шёл запах ветчины, икры, сёмги, жареного поросёнка и прочих жизненных благ.

Один только Медведев чувствовал себя здесь как дома. Берман стоял, как изваяние с папироской в зубах. Завойко разминал ноги и посматривал то на Медведева, то на Бермана. Чикваидзе просто не знал, куда ему, собственно, деваться, и только Серафима Павловна подошла к Берману, ещё раз повторила свой классический книксен и сказала сладеньким голоском:

– Прошу здравствовать, товарищ Берман!

Медведев даже оглянулся по дороге к двери. “Ну, и чучело гороховое”, – подумал он ещё раз. Но Берман сделал полтора шага навстречу Серафиме и подал ей руку. Медведев, как минут десять тому назад Чикваидзе, совсем собрался было плюнуть, но, как и Чикваидзе, удержался. Нет, Завойко тут путает, никакой агентуры, агентуру так не демонстрируют. Товарищ Медведев был уверен только в одном – в том, что товарищ Берман ничего не делает спроста. И при всём его физическом отвращении к Берману, товарищ Медведев знал: творцом или, по крайней мере, одним из творцов данного ведомства со всеми его аксессуарами был товарищ Берман. Так что отвращение смешивалось с уважением примерно в пропорции пятидесяти к пятидесяти. В данный момент товарищ Медведев искренне желал, чтобы Берман утонул где-нибудь в болоте…

Но это были только мечты. Возвращаясь к реальной действительности, Медведев взял на себя роль гостеприимного хозяина.

– Так что, товарищи, давайте расписание поездов: кто, куда и насколько. Я, значит, по тетеревам. Вы, товарищ Берман?

Товарищ Берман вынул изо рта папиросу.

– Мне, в сущности, всё равно. Рыба тут есть?

– Так точно, товарищ Берман, – удивленно сказал Медведев. Представить себе товарища Бермана с удочкой в руках было как-то затруднительно. – Вот туда, версты три-четыре, омуток такой, рыб там на две пятилетки хватит.

– Так вы меня снабдите и удочкой, и ружьём.

– Теперь дальше к порядку дня, на какой час приготовить обед?

– На обед я вернусь в Неёлово, так что вы, товарищ Медведев, не беспокойтесь. Кое-какая закуска у меня с собой.

Завойко был здесь своим человеком и в особенно тщательном уходе не нуждался. Чикваидзе свистнул свою постоянную собаку и постарался исчезнуть сразу и бесследно. Серафима Павловна своим прежним сладеньким голоском обратилась к Медведеву:

– А можно мне, товарищ Медведев, какую-нибудь корзиночку для грибков; охота – это не наше женское дело, а я бы к обеду свежих грибочков…

Серафиме Павловне было доставлено лукошко, Берману – удочка и двустволка, Завойко во всём охотничьем всеоружии махнул приветственно рукой:

– Ну, а я, как всегда, по уткам, по уткам!

Товарищ Трофим с его Чобом стояли недвижно и монументально.

– Вы вот что, товарищ Трофим, – сказал ему Берман, – вы оставайтесь здесь, тут тайга, а не город.

Товарищ Трофим не ответил ничего. Берман зашагал по указанному Медведевым направлению; товарищ Трофим подождал минут десять и тронулся вслед за ним.

– Так что, ведь товарищ сказал, чтобы вам оставаться? – заметил один из беспризорников.

Товарищ Трофим обернулся своей лошадиной физиономией:

– А если товарищ начальник ногу сломает, кто отвечать будет, ты или я? А ты не в свое дело не лезь, понял?

У товарища Медведева в клубе была своя постоянная комната. Придя в неё, товарищ Медведев старательно и толково разложил на столе все принесённые с собою блага жизни, и через час его храп уже потрясал массивные стены охотничьего замка НКВД. А вне этих стен Серафима Павловна делала вид, что она ищет грибы, товарищ Берман делал вид, что он удит рыбу, и генерал Завойко делал вид, что он стреляет уток. Где-то вдали, приехавший раньше товарищ Иванов проспал и во сне всё перелистывал свою таинственную книгу, а Степаныч шнырял по тайге, делая вид, что он выполняет данный ему Медведевым заказ – три штуки тетеревей.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]