[ — Фенoмeнология дyxa Гегeль — Чacть пeрвая. Нaукa об oпыте сoзнaния — C. Абсoлютный cyбъeкт — VI. Дух — B. Отчуждeнный от себя дyх; обрaзованнocть — I. Мир отчужденнoго oт ceбя дуxa — b. Вера и чиcтoе здрaвoмыслие]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Дух отчуждения от себя самого имеет свое наличное бытие в мире образованности; но так как это целое отчуждалось от себя самого, то по ту сторону этого мира находится недействительный мир чистого сознания или мышления. Его содержание есть чисто мысленное, мышление есть его абсолютная стихия. Но в то время как мышление есть прежде всего стихия этого мира, у сознания только есть эти мысли, но оно еще не мыслит их или не знает, что это — мысли; они существуют для него в форме представления. Ибо мышление выходит из действительности в чистое сознание, но вообще оно само — еще в сфере и в определенности действительности. Разорванное сознание есть в себе лишь равенство чистого сознания с самим собой для нас, а не для себя самого. Оно, следовательно, есть лишь непосредственное, внутри себя еще не завершенное возвышение и содержит еще внутри себя противоположный себе принцип, которым оно обусловлено и которым оно не овладело через опосредствованное движение. Поэтому сущность его мысли имеет для него значение не как сущность лишь в форме абстрактного «в-себе», а в форме чего-то обычно действительного, т. е. такой действительности, которая только поднялась в другую стихию, не потеряв в ней определенности действительности, которая [еще] не мыслится. — Существенно отличать его от того «в себе», которое составляет сущность стоического сознания; для последнего имела значение только форма мысли как таковой, мысли, у которой при этом есть какое-нибудь ей чуждое, заимствованное из действительности содержание; для сознания же, о котором здесь идет речь, значение имеет не форма мысли. Точно так же [нужно отличать] его от в-себе[-бытия] добродетельного сознания, для которого, правда, сущность находится в соотношении с действительностью и есть сущность самой действительности, но только сущность еще не действительная; для рассматриваемого же здесь сознания имеет значение быть действительной сущностью, хотя бы и по ту сторону действительности. Точно так же не имеют определения действительности в себе «справедливое» и «хорошее» законопредписывающего разума и «всеобщее» сознания, проверяющего законы. — Если, таким образом, внутри самого мира образованности чистое мышление оказывалось стороной отчуждения, а именно критерием абстрактного хорошего и плохого в суждении, то, после того как оно прониклось движением целого, оно обогатилось моментом действительности и благодаря этому — моментом содержания. Но эта действительность сущности есть в то же время лишь действительность чистого, а не действительного сознания; хотя она поднялась в стихию мышления, но это сознание еще не считает ее мыслью, а напротив, она для него — по ту сторону его собственной действительности, ибо действительность сущности есть бегство из этой действительности.
В том виде, в каком религия (ибо ясно, что речь идет о ней) выступает здесь в качестве веры мира образованности, она еще не выступает так, как она есть в себе и для себя. — Она уже выступала перед нами в других определенностях, а именно как несчастное сознание, как форма лишённого субстанции движения самого сознания. — И в нравственной субстанции она выступала как вера в подземный мир, но сознание отошедшего духа есть собственно не вера, не сущность, утвержденная в стихии чистого сознания по ту сторону действительного, а сам этот дух здесь непосредственно имеется налицо; его стихия — семья. — Здесь же религия, с одной стороны, произошла из субстанции и есть чистое сознание ее; с другой стороны, это чистое сознание отчуждено от своего действительного сознания, а сущность — от своего наличного бытия. Она, таким образом, хотя и не есть уже лишенное субстанции движение, но сохраняет еще определенность противоположности по отношению к действительности как «этой» действительности вообще и по отношению к действительности самосознания в частности; она поэтому есть по существу только некоторая вера.
Это чистое сознание абсолютной сущности есть отчужденное сознание. Посмотрим ближе, как определяется то, по отношению к чему оно есть «иное», и рассмотрим его только в связи с последним. А именно, прежде всего этому чистому сознанию противостоит, по-видимому, только мир действительности; но так как оно есть бегство из этого мира и тем самым определенность противоположности, то эта определенность присуща ему самому; поэтому чистое сознание в самом себе по существу отчуждено, и вера составляет только одну сторону этого сознания. Вместе с тем для нас возникла уже другая сторона. Так, чистое сознание есть рефлексия из мира образованности именно в том смысле, что субстанция его, точно так же как и массы, на которые она расчленяется, оказались тем, что они суть в себе, — духовными существенностями, абсолютно беспокойными движениями или определениями, непосредственно снимающими себя в своей противоположности. Их сущность, простое сознание, есть, следовательно, простота абсолютного различия, которое непосредственно не есть различие. Это сознание, следовательно, есть чистое для-себя-бытие, не как для-себя-бытие «этого» единичного, а внутри себя всеобщая самость как беспокойное движение, которое захватывает и проникает в спокойную сущность дела.
Внутри его, следовательно, имеется достоверность, которая непосредственно знает самое себя как истину, чистое мышление как абсолютное понятие во всей мощи своей негативности, которая уничтожает всякую предметную сущность, долженствующую противостоять сознанию, и делает ее бытием сознания. — Это чистое сознание в то же время и в такой же мере просто, потому что именно его различие не есть различие. Но в качестве этой формы простой рефлексии в себя оно есть стихия веры, в которой дух обладает определенностью положительной всеобщности, в-себе-бытия по отношению к указанному для-себя-бытию самосознания. — Оттесненный обратно в себя из лишенного сущности, только растворяющегося мира дух, с точки зрения истины, в нераздельном единстве есть в такой же мере абсолютное движение и негативность своего явления, как и удовлетворенная внутри себя сущность и положительный покой этого мира. Но подпадая вообще под определенность отчуждения, оба эти момента расходятся как некое двойное сознание. Первый момент есть чистое здравомыслие как сосредоточивающийся в самосознании духовный процесс, которому противостоит сознание положительного, форма предметности или представления и который обращен против этого сознания; но собственный предмет здравомыслия есть только чистое «я». — Простое сознание положительного или сознание покоящегося равенства себе самому, напротив, имеет предметом внутреннюю сущность как сущность. — Самому чистому здравомыслию прежде всего не присуще никакое содержание, потому что оно есть негативное для-себя-бытие; напротив того, вере свойственно содержание, но без здравого смысла. Если чистое здравомыслие не покидает самосознания, то вера имеет свое содержание, правда, точно так же в стихии чистого самосознания, но в мышлении, а не в понятиях, в чистом, сознании, а не в чистом самосознании. Вера тем самым, правда, есть чистое сознание сущности, т. е. простого «внутреннего», и есть, стало быть, мышление — главный момент в природе веры, который обыкновенно упускают из виду. Непосредственность, с которой сущность содержится в вере, заключается в том, что ее предмет есть сущность, т. е. чистая мысль. Но эта непосредственность, поскольку мышление входит в сознание, или чистое сознание — в самосознание, приобретает значение некоторого предметного бытия, которое находится по ту сторону сознания самости. Благодаря этому значению, которое непосредственность и простота частого мышления приобретают в сознании, происходит то, что сущность веры опускается из мышления в представление и превращается в сверхчувственный мир, который по существу есть некоторое «иное» самосознания. — В чистом здравомыслии, напротив того, переход чистого мышления в сознание имеет противоположное определение; предметность имеет значение некоторого лишь негативного содержания, себя снимающего и возвращающегося в самость, т. е. только самость есть для себя, собственно говоря, предмет, или: предмет обладает истиной лишь постольку, поскольку он имеет форму самости.