[ — Мартовcкіе дни 1917 года — ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. РЕВОЛЮЦIОННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО — VI. В поискax бaзы.]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
То, что могло быть, не относится к вѣдѣнію описательной исторіи. Соціалистическія наблюденія ведут нас уже в область «философіи исторіи». Неписанная конституція, установленная жизнью, замѣнила юридическую концепцію, данную актом отреченія 3 марта, фактически иной конструкціей власти. Самодержавіе «12-ти» контролировалось Совѣтом посредством контактной комиссіи. «Цензовая общественность — «единственно организованная» в дни формированія Временнаго Правительства — через короткій промежуток оказалась хуже организованной, нежели демократія соціалистическая. Предположенія докладчика по организаціонному вопросу на Совѣщаніи Совѣтов Богданова совершенно не оправдались. Ему казалось, что «цензовые элементы… в стадіи революціи группируются и осѣдают» на мѣстах в исполнительных комитетах общественных организацій. В дѣйствительности общественные комитеты умирали естественной смертью по мѣрѣ того, как диференцировались элементы, в них входившіе — эти объединенные комитеты никогда не были представительством «цензовой общественности». Если бы «цензовая общественность» в мартѣ сорганизовалась в нѣчто подобное тому, что представлял собой впослѣдствіи московскій совѣт общественных дѣятелей, его представители могли бы войти в «контактную комиссію» на тѣх же условіях, что и представители совѣтскіе.
Временный Комитет Гос. Думы, посколько он находился внѣ этой организованной общественности, не мог служить противовѣсом «давленію» и »контролю» над правительством со стороны совѣтской демократіи. Милюков говорит, что члены Времен. Комитета «обыкновенно» участвовали во всѣх важнѣйших совѣщаніях Правительства с делегатами Совѣта для того, чтобы уравновѣсить «давленіе» и «контроль» Совѣта над Правительством. О том же упоминает Суханов. Оба историка-мемуариста обобщили факты. Совмѣстныя засѣданія никаких слѣдов не оставили — повидимому комбинированное совѣщаніе было созвано два раза в апрѣлѣ в связи с осложненіями, возникшими вокруг «займа свободы» и ноты Правительства по внѣшней политикѣ [553]. От нас пока ускользает повседневная практика в отношеніях между Правительством и Временным Комитетом, ибо протоколов засѣданій послѣдняго не имѣем (кромѣ отдѣльных эпизодичных выписок). Из протеста Родзянко, посланнаго кн. Львову 17 марта по поводу телеграфнаго распоряженія министра земледѣлія Шингарева о реквизиціи хлѣба у землевладѣльцев, посѣвная площадь которых превышала 50 десятин [554], явствует, что между Правительством и Временным Комитетом существовало опредѣленное соглашеніе, по которому Временный Комитет должен был освѣдомляться о важнѣйших рѣшеніях Правительства. Родзянко, настаивая па немедленной отмѣнѣ распоряженія министра земледѣлія и на передачѣ вопроса «на разрѣшеніе мѣстных компетентных учрежденій, который могли бы разрѣшить его не на основаніи теоретических соображеній», в заключеніе выражал сожалѣніе, что «указанныя мѣры были приняты Врем. Правит. без предувѣдомленія о них Временнаго Комитета вопреки состоявшагося соглашенія и надѣялся, что Врем. Правит, «впредь не откажется придерживаться порядка, установленнаго по взаимному соглашенію его с Врем. Ком. Гос. Думы».
Это соглашеніе было уже прошлым, которое при осложнившихся отношеніях политических групп не отвѣчало уже ни потребностям момента, ни психологіи главных дѣйствующих лиц. Поэтому «Государственная Дума» и оказалась «не подходящим средством для того, чтобы раздѣлить контроль над Правительством» (слова Милюкова в «Исторіи»). В дни правительственнаго кризиса мысль невольно обратилась к фактическому первоисточнику власти, т. е., к первичному соглашенію Временнаго Комитета и Совѣта. Другого формальнаго выхода просто не было. Политическая роль Врем. Комитета в эти дни была и его лебединой пѣсней, посколько значеніе этого учрежденія, рожденнаго революціей, опредѣлялось мартовским «соглашеніем». Набоков разсказывает, что в позднѣйшей бесѣдѣ с Милюковым (он относит ее к апрѣлю 18 г.) ему пришлось коснуться вопроса — была ли «возможность предотвратить катастрофу, если бы Временное Правительство оперлось на Государ. Думу» и не допустило политической роли Совѣта. По мнѣнію мемуариста, эта возможность была «чисто теоретическая». Милюков держался иной точки зрѣнія и считал, что момент был упущен. Таким образом задним числом Милюков присоединялся к неосуществившимся проектам Родзянко и Гучкова.
Впослѣдствіи сам Милюков охарактеризовал достаточно опредѣленно всю иллюзорность такого плана, назвав в эмигрантской полемикѣ с Гурко Государственную Думу послѣ революціи «пустым мѣстом».
Нетрудно установить момент, с котораго лидер партіи народной свободы в 17 г. измѣнил свой взгляд на роль, которую может сыграть Государственная Дума в революціонное время — это был день, когда Милюков, покинув ряды Врем. Правительства, впервые, по словам Бубликова, появился на частном совѣщаніи членов Думы и стал опредѣлять свое отношеніе к коалиціонному правительству уже в соотвѣтствіи со «знаменитой формулой» Совѣта: «постолько-посколько» [555]. Это был день, когда Милюков, по мнѣнію Палеолога, впервые заколебался в своем оптимизмѣ относительно исхода революціи.
Можно отмѣтить в дальнѣйшем усиливающуюся в средѣ «цензовой общественности» тенденцію гальванизировать «политическій труп», как выразился депутат Бубликов в одном из ранних «весенних» газетных интервью. 2 іюня Родзянко обратится ко всѣм членам Думы с письмом, в котором просил их «выѣзжать из Петрограда только в исключительных случаях, а отсутствующих — принять мѣры к возвращенію в Петроград». «Политическія событія текущаго времени — писал Родзянко — требуют, чтобы гг. члены Гос. Думы были наготовѣ и на мѣстѣ, так как, когда и в какой момент их присутствіе может оказаться совершенно необходимым, установить невозможно. Эти обстоятельства могут наступить внезапно…» В іюльскіе дни послѣ краха той генеральной репетиціи октябрьскаго переворота, которую пытались устроить большевики, в частном совѣщаніи Думы заговорили и болѣе опредѣленно. Открыто высказался за созыв Думы которая должна превратиться в организующій центр, депутат Масленников: «Стыдно Гос. Думѣ сидѣть гдѣ-то на задворках. Пора Гос. Думѣ, которая возглавила революцію нести и отвѣтственность за нее…» Депутат просил предсѣдателя «вызвать всѣх членов Гос. Думы не на частное и подпольное засѣданіе, а на настоящее засѣданіе Гос. Думы», и потребовать, чтобы сюда явилось все правительство в полном составѣ и доложило бы о состояніи страны. Тогда Гос. Дума укажет этому правительству, что дѣлать. и как это правительство пополнить и замѣстить» [556]. «Да здравствует Государственная Дума. единственный орган, способный спасти Россію» — провозглашал Пуришкевич. Чтобы избѣжать «черных дней» контр-революціи, когда остервенѣлый народ взбунтуется против того, кто обманул его ожиданія, нужно, чтобы «Гос. Дума, к которой неслись всѣ народныя чаянія и любовь народа, заговорила громко… и властно». Милюков, выражавшій в большей степени настроеніе цензоваго нежели демократическаго крыла партіи к.д., тактически был болѣе осторожен. Признавая «юридическое положеніе», установленное актом 81-аго марта, «недостаточно ясным». он считал, что Дума была права, «сохраняя себя про запас», и не осложняла положенія «выходом» на первый план, пока правительство было «сильно, общепризнано и имѣло всенародную поддержку». Но «я должен сказать, что я представляю себѣ момент, когда Гос. Дума может сыграть роль и в лицѣ ея временнаго комитета и в лицѣ, может быть, самой себя, как учрежденія. Это в том случаѣ. когда власть временнаго правительства не только лишится всенароднаго признанія, котораго оно, по моему «мнѣнію, уже лишилось сейчас, но и потеряет всякій авторитет…» В заключеніе Родзянко, принципіально соглашаясь с мотивами Масленникова, полагал, что поднимать этот вопрос в настоящее время еще не слѣдует: «Я принадлежу к тѣм из вас, которые уже давно раздѣляют точку зрѣнія члена Думы Масленникова, но я согласен с Милюковым, что еще не настал тот исключительный момент, когда Гос. Дума, как таковая, должна быть созвана».
Именно эта тенденція возстановить Думу, как государственно-правовое учрежденіе, а вовсе не то, что Временный Комитет дѣлал доклады на частных совѣщаніях членов Гос. Думы, вызывала «раздраженіе» революціонной демократіи [557]. Уже іюньское циркулярное письмо Родзянко вызвало резолюцію собравшагося в началѣ іюня съѣзда Совѣтов против попытки группы бывших членов Гос. Думы выступить от имени Гос. Думы и, «используя положеніе, занятое ею в первые дни революціи», «стать центром для собиранія сил, дѣйствующих против революціи и демократіи». Резолюція устанавливала, что «революція, разрушив основы стараго режима», упразднила Гос. Думу и Гос. Совѣт, как органы законной власти и лишила их лично состоянія званія, дарованнаго им старым порядком и полагала, что «в дальнѣйшем отпуск средств на содержаніе и функціонированіе Гос. Думы и Гос. Совѣта, как законодательных учрежденій, должен быть Врем. Правит, прекращен», и что «всѣ выступленія бывших членов Гос. Думы и Гос. Совѣта являются выступленіями частных групп граждан свободной Россіи, никакими полномочіями не облеченных». На съѣздѣ вопрос о Думѣ был поставлен по иниціативѣ большевиков, требовавших «немедленнаго и окончательнаго упраздненія Гос. Думы и Гос. Совѣта». Безспорно, большевики — и не всегда только большевики — были склонны раздувать в демагогических цѣлях «контр-революціонную» опасность, но в данном случаѣ созыв в дни революціи старой Думы в ея цѣлом, Думы по закону 3 іюля 1907 г., «безстыжему по пренебреженію к интересам народа» — так характеризовал его в докладѣ на съѣздѣ Совѣтов предсѣдатель Чр. Сл. Комиссіи Муравьев [558] — дѣйствительно становился в глазах демократіи символом той контр-революціи, борьбу с которой ставил основной своей задачей мартовскій съѣзд партіи к. д. И не только мартовскій: на слѣдующем съѣздѣ партіи в маѣ, когда докладчиком о текущем политическом моментѣ выступал сам Милюков, отмѣчались «теченія контр-революціонныя», пытающіяся «под вліяніем испуга вернуть революцію назад» [559]. Сказалась ли здѣсь только «манія», только сознательное злоупотребленіе «призраком», который в разной степени захватывал круги соціалистическіе и «цензовые», посколько послѣдніе были связаны с революціей? Реальныя опасенія революціонной демократіи в отношеніи к Гос. Думѣ по всяком случаѣ не были только «призраком»: Гучков впослѣдствіи разсказал (в посмертных воспоминаніях), как он пытался сорганизовать «кадры для похода на Москву и Петербург» под флагом Думы, а Деникин сообщает, что Пуришкевич носился с идеей переѣзда Гос. Думы на донскую территорію для организаціи противодѣйствія Временному Правительству.