[ — Мятeж нoмeнклaтyры. Мoсквa 1991-1993. Книга 1 — Чaсть 7. АПОФЕОЗ МЯТЕЖА]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
ПРАВО НА НАСИЛИЕ
Начиная с самых первых шагов демократического движения, принцип ненасилия постоянно декларировался в десятках документов. Лидеры демдвижения то и дело урезонивали радикалов, готовых перенять опыт большевистского подполья. Например Г. Попов осенью 1989 г. говорил на 2-й конференции Московского объединения избирателей: «…растерявшаяся часть нашей интеллигенции стала говорить о том, что она готова поступиться демократией ради каких-то новых вариантов революционной или «демократической» диктатуры, тех или иных способов, вариантов и т. д. Мне лично представляется, что призывы к любой форме, к любым вариантам диктатуры по существу означают конец перестройки. Весь исторический опыт нашей страны показывает, что какой бы ни была диктатура — самой революционной, самой народной и т. д. — она обязательно заканчивается одним. Тут никакой другой логики в развитии диктатуры не существует. Начиная с французской революции они всегда кончали войной с собственным народом, с собственными массами, с теми, кто их выдвинул. Будет ли это диктатура Лигачева, Горбачева, Рыжкова, будет ли это диктатура Ельцина, Попова или Гдляна — любые из этих диктатур кончают одним. » («Наш выбор», № 2, 1989).
Но вот ресурс идеологического постулата выработан, и «демократы» начинают грезить о прелестях «сильной исполнительной власти» и разгоне ставших ненавистными Советов. Принцип ненасилия был прочно забыт, а Г. Попов говорил уже о необходимости долгих лет авторитаризма.
Для ельцинской пропаганды, славящей «сильную власть», весьма соблазнительно было провести аналогию между кровавыми событиями 1993 г. и введением военно-полевых судов в августе 1906 г. В первые восемь месяцев действия Указа о военно-полевых судах было казнено 1100 человек, что дало правительству Столыпина возможность без введения военного положения пресечь волну террора, захлестнувшую Россию. Расстрел Белого Дома также преподносится, как «хирургическая операция», пресекшая гражданскую войну.
Вот что говорил П. А. Столыпин 13 марта 1906 г. в своем выступлении перед Государственной Думой: «Мы слышали тут обвинения правительству, мы слышали о том, что у него руки в крови, мы слышали, что для России стыд и позор, что в нашем государстве осуществлены такие меры, как военно-полевые суды. <…> Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада. Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его организм лечат, отравляя ядом. Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете. Этот порядок признается всеми государствами. Нет законодательства, которое не давало бы права правительству приостанавливать течение закона, когда государственный организм потрясен до корней, которое не давало бы ему полномочия приостанавливать все нормы права. Это, господа, состояние необходимой обороны… Бывают, господа, роковые моменты в жизни государства, когда необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между целостностью теорий и целостностью государства. …такого рода временные меры не могут принимать постоянного характера; когда они становятся длительными, то, во-первых, они теряют свою силу, а затем они могут отразиться на самом народе, нравы которого должны воспитываться законом. Временная мера — мера суровая, она должна сломить преступную волну, должна сломить и уродливые явления и отойти в вечность…» (пит. по «Интервью», № 4, 1994).
Обоснование более, чем разумное. Прямиком перенося ту же интонацию, те же доводы на октябрь 1993 г., «ельцинисты» делают чудовищную подмену. Ведь государственное насилие в октябре было направлено отнюдь не против уголовного насилия, которое разрасталось в стране, вовсе не против политического террора, который как раз после ельцинского путча стал повсеместным явлением. Насилие было направлено против законно избранного органа власти, против безоружных людей, пришедших к своему парламенту. Во времена Столыпина революционный террор терзал страну, в 1993 г. ничего подобного не было.
Одно из оправданий насилия пытался дать некий кандидат богословия игумен Иннокентий (Павлов) — типичный демо-советикус, продолжатель дела Глеба Якунина. Он пишет («НГ», 05.02.94), что Указ № 1400 был актом «не столько политическим, сколько нравственным». По его мнению, этим Указом был положен конец «абсолютно нелегитимной власти Советов». (Ельцин, пришедший к власти под лозунгом «Вся власть Советам!», тоже в августе 1993 г. объявил, что «Советы не легитимны с 1917 года».)
Вполне логичен такой вывод, если принять две установки игумена Иннокентия:
1) «Последний Съезд нардепов есть прямой генетический наследник того самого съезда, который стал инструментом узурпации власти большевиками».
2) «…звериный оскал коммунистического «болота» присутствовал на нем всегда, и в 89-ом, и после «путча», и на СССР-овском и на РФ-ешном Съездах».
Дальше можно клеймить, притягивая за уши ситуацию 1917 г., предавая анафеме «извергов рода человеческого», будто бы идя вслед за Св. Патриархом Тихоном. Вполне самостоятельно, без всяких экскурсов в историю, не замечая саморазоблачительных слов про узурпацию власти и развязывание неслыханного террора против своего народа.
Аргументацию о. Иннокентия, как выяснилось позднее, поддерживают и некоторые «христианские» партии. Например, НТС, лидеры которого ничуть не смущаются тем, что их предшественники замарали себя сотрудничеством с гитлеровцами. Теперь они готовы сотрудничать с либерал-фашистами, лишь бы уничтожить «Советскую власть». Уничтожили, что дальше? Теперь оглядываются, что бы уничтожить еще? НТС многократно призывал Ельцина «не оглядываться на «советскую» Конституцию», а после расстрела Белого Дома склонял режим к продолжению репрессий: «Не имеет никакого значения, что среди путчистов были, наряду с коммунистическим большинством, нацисты, «соборяне», «кадеты», «христианские демократы» и т. д. — все они — за власть «Советов», советчики, то есть коммунисты, их организации необходимо безусловно запретить, печатные органы — закрыть, а лидеров — посадить» («За Россию», 05.10.93).
Вот что интересно. Люди, оправдывающие насилие в той форме, в которой оно было применено в октябре 1993 г., как-то очень кучно расселены в своем особом мире. Так, отец Иннокентий (Павлов) оказывается среди авторов заказанной группой «Мост» книги «Национальная доктрина России». Какую доктрину для России выдумали кормящиеся от Лужкова и Ельцина бизнесмены и интеллектуалы, мы видели по делам их. Когда выгодно — они признают необходимость применения силы государством, когда невыгодно — они любое применение силы называют насилием.
Доказательством того, что в вопрос о силе и насилии «демократы» всегда разрешают, только исходя из своих шкурных интересов, показала общественная ситуация в России во время ликвидации бандитского режима Дудаева в Чечне. Все силы и лица, поддержавшие вооруженное насилие в центре Москвы в октябре 1993 г., теперь, почувствовав свою полную ненужность властям и скорые перемены на политическом Олимпе, восстали против применения армии в Чечне. Это не мешало мясистым лицам «демократов» мелькать на новогодних балах, когда в столице Чечни шли кровопролитные бои.
ОСОБЫЙ ТИП НРАВСТВЕННОСТИ
Нравственные нормы всегда остаются в зоне внимания чиновников и тех, кто озвучивает их блестящие и перспективные планы. Вот выступает известный в будущем политик Г. Попов из породы демо-советикусов («Эти четыре года», с. 292):
«В религии есть вневременные, вечные заповеди: не убивать, не воровать и т. д. Свою положительную роль в развитии человечества христианский кодекс нравственности сыграл, да и сейчас играет.
Но марксизм показал недостаточность нравственного подхода.
Будь он верен, то только мерами нравственного воспитания можно было бы изменить общество, без революции… Дело в том, что сами нравственные отношения определены экономикой.
Все, конечно, не без греха. Но для чего вся эта добровольная гнусность, которую нет душевных сил даже скрыть?! Например, так: «На Ученом совете мы лишали ученой степени парня только за то, что он уезжает в Израиль. Я председатель этого совета. Что мог сделать? Заявить протест? В той системе были свои законы» (Г. Попов, «АиФ», № 14, 1992). Что же это, если не стремление жить именно по этим законам — законам безнравственным и подлым?
Спайка новой и старой номенклатуры бесспорно основана на единстве интересов. Это интересы пауков, временно покинувших банку для того, чтобы совместными усилиями растерзать строптивую жертву. Их нравы по отношению друг к другу отражает одно лишь сравнение.
В 1987 г., когда каждый партийный подлец пинал Ельцина за его «экстремистские» выходки (в общем-то весьма осторожные), Г. Попов писал в «Московских новостях»:
«… самое необходимое сегодня — единство всех сил, мобилизация всех возможностей для решения основных задач. Ясно, однако, что понимание этой необходимости, имеющееся у руководящего ядра партии, не стало еще всеобщим убеждением. В противном случае, не было бы попытки Б. Ельцина противопоставить Пленуму ЦК свою «особую позицию».
… когда выясняется, что нужны годы тяжелой работы, нужны глубокие знания, нужно умение работать в условиях демократии — тогда кое у кого появляются панические настроения, возникают авантюристические рекомендации, начинаются запугивания всяческими издержками…
«Нам истерические порывы не нужны» — писал Ленин, предостерегая от такого рода рецептов преодоления трудностей… Именно поэтому я одобряю решение МГК партии (решение об отстранении Ельцина от поста первого секретаря МГК — А. К.).»
А всего через 4 года тот же заступник номенклатурного дела на митинге потребовал присвоить звание Героя Советского Союза тому же Б. Ельцину.
Памятный Пленум ЦК КПСС 1987 г. особо интересен паучьей грызней будущих «демократов»: А. Яковлева, Э. Шеварднадзе, Г. Арбатова. Остальная свора, терзавшая отщепенца Ельцина, менее интересна. Она, в основном, осталась на прежних позициях. Поскольку к паучку А. Яковлеву, старательно разыгрывающему (подобно Г. Попову) роль эдакого Винни-Пуха, мы имеем особый интерес, приведем выдержки только из его высказываний («Известия» ЦК КПСС, № 2, 1989).
“Вероятно, Борису Николаевичу кажется, что он выступил здесь, на Пленуме, смело и принципиально. На самом деле, на мой взгляд, ни то, ни другое. А если это так, то выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно. Политически неверно потому, что он исходит из неверной оценки обстановки в стране, из неверной оценки тех принципиальных позиций, которые занимает Политбюро, Секретариат Центрального Комитета, из неверной оценки того, что на самом деле происходит в стране. А безнравственно, на мой взгляд, потому, что он поставил свои личные амбиции, личные интересы выше общепартийных, как говорят, завел речь не в то время и не по делу. <…> Борис Николаевич, на мой взгляд, перепутал большое дело, которое творится в стране, с мелкими своими обидами и капризами, что для политика, на мой взгляд, совершенно недопустимо, особенно когда он занимает такой высокий пост, и партия ему доверила такое дело. Это, конечно, очень печально, что один из руководителей впал в элементарную панику. Такой, я бы сказал, произошел мелкобуржуазный выброс настроений, которые имеют место в обществе. Но приходится только сожалеть и недоумевать, что глашатаем этих настроений мелкобуржуазного свойства явился руководитель Московской организации. Конечно, здесь сыграли роль и амбиции, тщеславие, но это все-таки внешняя оболочка. А по существу, как мне показалось и как послышалось, — прямое несогласие с курсом перестройки, с ее практикой, с ее темпами, с ее назначением и существом, и это, видимо, самое главное. Если Борис Николаевич по этому вопросу будет упорствовать или ставить вопрос, как сегодня, то, знаете, его это очень далеко заведет и политически, и нравственно. <…> Ему кажется это революционностью, на самом деле это глубокий консерватизм. В конечном счете, здесь у нас прозвучало, к большому сожалению, самое откровенное капитулянтство перед трудностями, с которыми человек встретился, самое откровенное выражение этого состояния, когда человек решил поставить свои амбиции, личный характер, личные капризы выше партийных, общественных дел. (Аплодисменты)”.
Характерные словечки «мелкобуржуазный» и «консерватизм» раскрывает А. Яковлева с головой. Также как раскрывают Шеварднадзе ярлыки «примитивизм», «безответственность», «клевета», восхищение перед «кристальнейшим человеком» Е. Лигачевым. Если Шеварднадзе покинул паучью банку российской политики, перевалив через Кавказский хребет, то А. Яковлев сумел найти с Б. Ельциным общую «нравственную платформу». А для того, чтобы эта платформа не выглядела той самой паучьей банкой, Яковлеву пришлось написать книжку «Горькая чаша», сдобренную душещипательными оборотами («это мое покаяние, свидетельство, мои надежды»). Пришлось трактовать свое выступление на злосчастном Пленуме, как критику Лигачева и Секретариата ЦК.
Стоит тут вспомнить и самого забитого (словесно, конечно же!) в 1987 г. до полуобморочного состояния правдолюбца, его невнятнее бормотание после основательной порки на Пленуме ЦК КПСС, а также покаянную речь на Пленуме МГК. В своем покаянии Ельцин говорил, путая слова так:
«… честное партийное слово даю, конечно, никаких политических умыслов я не имел и политической направленности в моем выступлении не было.
… именно в этот период, то есть в последнее время, сработало одно из главных моих личных качеств — это амбиция, о чем сегодня говорили. Я пытался с ней бороться, но, к сожалению, безуспешно…
Мне сегодня было особенно тяжело слушать тех товарищей по партии, с которыми я работал два года, очень конкретную критику, и я бы сказал, что ничего опровергнуть из этого не могу. И не потому, что надо бить себя в грудь, поскольку вы понимаете, что я потерял как коммунист лицо руководителя. Я очень виновен перед Московской партийной организацией, очень виновен перед горкомам партии, перед вами, конечно, перед бюро и, конечно, перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок в нашей организации, в нашей стране и во всем мире.» («МП», 13.11.87).
Впоследствии Ельцин постоянно подчеркивал, что покаянная его речь была связана с болезнью и жестоким действием препаратов, которыми его напичкали врачи. Реально же это было просто проявление уровня его сопротивляемости режиму, уровня его нравственного потенциала. Когда партийная номенклатура показала свои коготки, «правдолюбец» начал молить о пощаде и потом еще долго осторожничал в своих высказываниях.
Например так: «Нельзя же 70-летний опыт отбросить! Много сделано и народом, и партией, и комсомолом, от этого нельзя отмахнуться. <…> Но не торопимся ли мы некоторые процессы перевести на демократические рельсы, которые пока без шпал? Мое мнение: торопимся. <…> Вот тут проглядывается либерализация и даже опасная. Надо постепенно переходить к процессам демократизации, по мере готовности, в первую очередь людей, да и средств производства, условий труда. Помните, еще Ленин говорил, что митинговать митингуй, но требовательность должна быть даже больше, чем у капиталистов». («Пропеллер», 21.02.89).
Пожалуй, это яркий пример политического перевертыша.
Личности некоторых деятелей «демократического движения» замечательны тем, что на них видны те родовые пятна номенклатуры, которые она обычно стремится скрывать.
Номенклатурные политики любят поговорить о нравственности, прикрывая свои интересы белым покрывалом (обычно с кровавым подбоем). Иногда родимые пятна все-таки просвечивают.
Мы уже приводили слова А. Яковлева, который громил Ельцина в 1987 г. и предъявлял ему претензии с позиций партийной нравственности. Цена такого рода нравственности очевидна.
А вот интервью «Аргументам и фактам» (апрель 1992 г.), где Г. Поповым на вопрос о нравственности в политике было заявлено напрямик: «Если я политик, то имею право маневрировать для достижения цели.» Тут же декларируется особый тип нравственности, которым политики могут пользоваться как подручным инструментом. Мы уже приводили в других главах утверждение Г. Попова о том, что государственные чиновники могут брать взятки в размере 10–20 % от стоимости сделки, назвав это «дополнительной оплатой хороших услуг». Уж не реализация ли этого принципа дает Г. Попову и его соратникам средства для частных инвестиций?
Подобного рода пример подает уже упоминавшийся певец ельцинского насилия отец Иннокентий (Павлов), который приходит к объявлению совершенно неуместными всяческих миротворческих попыток предотвратить кровопролитие: «…нынешние всхлипывания просто оскорбительны для здорового нравственного сознания, поскольку ставят на одну доску бандитов, засевших в БД, и их жертв. Во-вторых, они оскорбляют память десятков миллионов жертв семидесяти-с лишним-летнего режима, прикрытого «властью Советов». Вот такими словами игумен ставит диагноз самому себе, а заодно и своим нравственным изысканиям. Нашел же нравственную задачу святой отец по себе — «не прощать ничего, никому и никогда»!
И все-таки это слишком грубо — почти не отличается от попыток изыскания нового типа нравственности. Б. Ельцин делает подмену с меньшей натужностью и потому более естественно вводит свое понимание нравственности.
В ответ на принятое в феврале 1994 г. решение Государственной Думы об амнистии участников сопротивления антиконституционному перевороту (именуемых официозом «участниками мятежа») Ельцин высказался: «Считал и считаю, что здесь были допущены нарушения Конституции, закона и норм нравственности». Если отвлечься от ситуации, то простое вплетение в политическое заявление сносок на нравственность может вызвать уважение. Это и есть достижение «топорной» (а не натужной интеллигентской, как у отца Иннокентия) подмены. А на неофициальном уровне из недр Администрации Президента шли инструкции Генеральному Прокурору Казаннику о том, что следствие по октябрьским событиям следует закончить в течение нескольких дней и вынести смертные приговоры сидящим в тюрьме защитникам Конституции. («Общая газета», № 15, апрель 1994 г.).
В своих воспоминаниях Ельцин лицемерно предлагал помянуть погибших «без дележки на наших и не наших». Красивые слова, в которые многим захотелось уверовать вплоть до желания подписать весной 1994 г. Договор об общественном согласии, разошлись с жизнью радикальным образом. Денежные пособия и почести получили лишь те, кто штурмовал парламент, и жертвы собственного любопытства. Вся лояльность Ельцина к погибшим защитникам Конституции состояла лишь в том, что он не сразу ликвидировал мемориальное место их гибели.
Если все-таки не позабыть недавнюю предысторию, всех этих разговоров о нравственности, они в устах людей, умывших Россию кровью и растоптавших своих оппонентов (даже если они были не очень-то привлекательны), выглядят омерзительно.
Отсюда и резкое размежевание общества. Те, кто видит всероссийский погром и не осознает мерзости своей службы «демократии», те, кто забывает предысторию красивых слов своих любимцев, становятся послушными орудиями номенклатуры и соучастниками ее преступлений. Те же, кто помнит всю подоплеку и не забывает ни расстрелов, ни лжи, не могут с этой властью иметь ничего общего.
Здесь возникает не идеологический, а нравственный разлом.
СКОРОГОВОРКИ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ С ГИБКОЙ СПИНКОЙ
Полноправным участником подготовки государственного переворота и проводником соответствующих настроений в обществе была столичная интеллигенция. Точнее — ее верхушка, новономенклатурная элита. Те же демо-советикусы, но из области культуры.
Накануне апрельского референдума 1993 г., призванного продемонстрировать единство президентской партии и народа. Содружество союзов писателей, Союз российских писателей, Союзы писателей Москвы и СПб, а также писательская ассоциация «Апрель» выпустили брошюру, в которой статейки «демократической» интеллигенции были перемешаны со стихами Галича и Высоцкого.
Общий пафос брошюры дан броскими заголовками, лживость которых еще не была распознана гражданами России. Зато их навязчивость поразила, как реклама «Сникерса». Владимир Савельев (один из инициаторов издания) и известный пародист Иванов не случайно для «живости» пополнили общую коллекцию похабными частушками. К тому времени народ (за исключением жителей крупных городов) еще не вкусил всех прелестей Запада, и печатная похабщина еще кое у кого перехватывала дух.
Некоторые авторы брошюры выражались просто и коротко. Ддя писателей-фронтовиков достаточно было на полстранички обвинить депутатский Съезд в том, что он жаждет власти и рвется к ней. (Но не обязанность ли это депутатов — домогаться власти?) «Позор обливать грязью Президента! Позор бунтовать в пору сева хлеба!», — восклицают они. А затем слали угрозы: пожнете бурю! Через полгода от имени этих писателей, проклявших войну в своих книгах (а теперь вот — депутатов в своих коротких заметках) убивали людей в центре Москвы. Немало сделали эти писатели для того, чтобы кровавая буря разразилась не на книжных страницах.
Борцы за демократию с медалями за выслугу лет на этом поприще вели себя иначе. Их статьи пугали, обличали, въедались в души.
Василий Селюнин: «… нужен был Съезду хотя бы один свежий труп!.. перед мысленным взором вставал 37-й год… как теперь говорят, съездюки… Не может же он (Ельцин — А. К.) не понимать, что это для него политическая смерть — обратиться к народу и закончить дельце вшивым компромиссом?… Никакой Конституции у нас нет. За год в нее внесено больше 300 поправок на потребу самим законодателям и никому более… Единственное, на чем держится Россия, — власть исполнительная во главе с Президентом… именно они (законодатели — А. К.) и подчиненный им Центральный Банк делали и делают все, чтобы сорвать реформы, а тем самым продлить и углубить полный набор кризисов… со стороны оппозиции тут сознательный замысел: не дать правительству нормально работать — чем хуже, тем лучше, пусть все видят, до чего довели страну Президент и его министры».
Андрей Нуйкин: «…вонючее депутатское болото… жалкие политические бомжи, люди бесстыдные, малограмотные, ничего не умеющие, кроме как склоки затевать и интриги плести… Конституции у нас еще нет… Не между юридическими формулами разворачивается у нас сражение, а между демократией и фашизмом, между народом и оголтело рвущимися к власти антинародными силами. И силы эти сплочены общностью корысти, отмобилизованы злобой, изощрены в политических провокациях, вооружены беззастенчивостью и кастетами (если бы только ими!). Оголтелость и безответственность их не имеют, похоже аналогов в истории и вполне способны привести к мировой катастрофе…. ищут повод втянуть народ в кровавую мясорубку… гражданская война с неизбежным расчленением территории, полным распадом экономики и параличом власти… Шантаж гражданской войной в России — это непременно АТОМНЫЙ ШАНТАЖ!.. Эти сволочи хотят подловить нас с Ельциным…»
Елена Боннер: «Конституция, сдержки и противовесы, парламент, законы! Смешно — аж плакать хочется!.. Это же типичная фантомная боль — болит то, чего нет… съездовско-румянцевское образование, превратившее сталинско-брежневскую Конституцию своими вариантами и поправками в рулон туалетной бумаги, употребляемой нардепами за малой и большой нуждой… я действительно доверяю Президенту, потому что он не вор…
Вот россыпь из других «источников»: «Истошно каркая о засилии демократов в средствах массовой информации, оно (видимо, «воронье» — А. К.) осуществило разбойный захват государственного телевидения… Воспрянув убогим, нищим духом, устраивает позорные шоу с гэкачеписта-ми… Лютая расправа с демократами запрограммирована государственниками-патриотами… Сшитое на скорую нитку лоскутное одеяло Конституции уже не прикрывает срама советской власти… Народ России выжил вопреки Конституции, которой он не принимал и которой его, как колючей проволокой, ограждают от свободы… Народ против вас — тех, кто ни на что не способен, кроме мелких пакостен и крупных взяток… Ельцин действительно виноват, но не в том, что не выполнил обещаний, а в том, что давал эти обещания… И все-таки, что ни говори, притягателен этот человек, пусть несколько грубоватый, но откровенный, прямодушный, болеющий за Россию… поднял такую ношу и несет эту ношу, не сгибаясь…
Приобщился к рассуждениям писатель Борис Васильев: «У нас НЕТ Конституции. «Вот именно «НЕТ», а не просто «нет»! Поэт Андрей Вознесенский зарифмовал «родину» с «рвотиной». Другой «демократический» писатель вколотил, как гвозди: «Демократический выбор состоит в том, что ВЫБОРА НЕТ!» Именно так: «ВЫБОРА НЕТ», а не просто «выбора нет».
Конституции для подобных людей действительно нет и не будет никогда, потому что они ее никогда не открывали и не читали, а поправки для них ненавистны просто по причине их авторства. Нужно же куда-то направить свою ненависть! И выбора у них нет, потому что привычка «колебаться вместе с линией» — была линией их жизни.
И вдруг прорвалось у ярого пахаря газетных страниц Ю. Черниченко: «…в зоне, если и голосуют дружно, то за начальника лагеря или дорогую вохру. » Так оно и получилось. И урок состоялся — не захочешь, а скажешь правду-матушку в потоке лживых слов, хоть и позабыв примерить слова лично к собственной персоне и собратьям по политической тусовке.
После кровавой каши, заваренной Ельциным в октябре 1993 г., творческая интеллигенция не только не ужаснулась своей роли, но продолжила разыгрывать ее с упоением. В «Известиях» на следующий день после разгрома парламента появилось письмо писателей, поторопившихся примкнуть к компании погромщиков. Они требовали решительности. Они требовали повсеместной ликвидации представительных органов. Они выражали свою радость за «окрепшую демократию». Нет, они не призывали к убийствам. Они просто хотели крови. Так к ним приходило творческое вдохновение…
А вот еще один документ эпохи. Это листовка за подписями известных «деятелей культуры» (Ю.Черниченко, М. Захаров, С. Немоляева, А. Лазарев, А. Иванов, 3. Гердт), выпущенная в период путча «ельцинистов». Фантастическая ложь обращена к гражданам, приглашаемым на митинг 26 сентября 1993 г.: «Избранный вами Президент предложил россиянам самим определить на выборах судьбу новых органов власти. Хасбулатов, Руцкой и их команда вместо выборов предлагают сажать и расстреливать всех несогласных.
Третий документ еще подлее и отвратительнее. Все-таки процитируем несколько строк из письма исполкома Содружества союзов писателей («писательские союзы демократической ориентации»), подписанное Г. Баклановым, Б. Окуджавой, Ю. Нагибиным, А. Пристав-киным, А. Нуйкиным, Ю. Черниченко и др:
‘»Мы глубоко признательны руководству Министерства финансов РФ, оказавшего нам финансовую поддержку, которая в настоящее время является единственной основой для нашего материального существования и практической деятельности, в том числе — издания предвыборной агитационной литературы, командировок виднейших писателей в основные регионы России, творческих вечеров в столице и на периферии. И, по чести говоря, уже понесенные нами расходы, равно как и те, что еще предстоят, дают основание для постановки перед правительством вопроса о более радикальном решении, чем пролонгация вышеупомянутой ссуды на оговоренных ранее условиях. С уважением и надеждой…»
‘
На письме резолюция Гайдара от 21 декабря 1993 г.: «Министру финансов (Б. Федорову). Прошу рассмотреть и по возможности помочь. («НГ», 21.01.94).
Что может быть откровеннее! «Творческая интеллигенция» нагло набивается на государственное служение, не стесняясь кланяться в пояс и напоминать о своих заслугах, которые надо непременно оценить в деньгах, компенсируя демократические затраты поиздержавшихся писателей.
И последний интеллигентский эпизод (больше нет сил копаться в этом паскудстве!). Как-то в одной из телепередач летом 1994 г. замечательного актера О. Басилашвили спросили, не хотел бы он сыграть
Б. Ельцина в кино. Тот задумался и с серьезным видом согласился — дала. И прибавил к этому свое отношение: мол, Ельцин, Гайдар и их окружение — это пример нравственного отношения к политике («хотя, быть может, были отдельные ошибки»). Вот такой пример куриной слепоты, приобретенной, по всей видимости, в поповской РДДР…
О НРАВСТВЕННОМ АВТОРИТЕТЕ
В главах о Моссовете уже говорилось о невысоком духовном и рассудочном потенциале людей, решивших заняться политикой в наше смутное время. Главная причина эпидемии глупости — самомнение интеллигентных людей, считающих себя корифеями всех наук, достигнув некоторой компетентности лишь в одной. Симптомов такого зазнайства в органах власти было предостаточно. Но иллюстрацию хотелось бы привести из другой сферы.
Известный журналист и философ Ф. Бурлацкий (заметим, что это такой же философ, как его друг Г. Попов — экономист, а вместе они выступают в телепередаче, спонсируемой группой «Мост») рассказал как-то на страницах «Независимой газеты» о своем споре с родоначальником диссидентского сопротивления А. Сахаровым. Последний утверждал, что совсем скоро человечество сформирует мировое правительство, которое одно только и способно спасти его от угрозы ядерной войны. Сахаров даже назвал точный срок формирования такого правительства. Когда Бурлацкий через много лет напомнил Сахарову об этом споре, академик ответил: «Это не я ошибся. Это история ошиблась».
Эпизод этот столь замечателен, что может стать притчей. Она как нельзя лучше характеризует интеллигентский подход к политике. Последствия этого подхода ужасают. Ничего, кроме памятников собственной гордыне, вовлеченные в интеллигентское политиканство после себя не оставляют. Здесь Сахаров — практически единственное исключение из правила.
Еще одним исключением пытались сделать «уполномоченного по правам человека» депутата Госдумы Ковалева, которого на рубеже 1994/1995 многие «демократы» называли духовным преемником Сахарова за стоическое сидение в бункере чеченского мятежного генерала Дудаева и антиправительственные телеграммы В Москву оттуда. Но тут дело не вышло. Антиправительственная направленность посланий Ковалева была сопряжена с особым пиететом по отношению к Ельцину, который был в этот момент главным организатором и вдохновителем бойни в Чечне. К тому же, слишком явным был русофобский характер всех этих протестов против насилия, исходящий от тех, кто чуть более года назад это насилие оправдывал. Воля ваша, дорогой читатель, но автор никак не может признать человеком чести того, кто стал другом чеченских бандитов, обосновал справедливость их вооруженного сопротивления России, предал интересы своей страны, ведущей войну. Его душу не трогали судьбы русских беженцев, терпевших издевательства режима Дудаева, не смущали совесть трупы русских солдат на улицах Грозного, которых дудаевцы не собирались хоронить. А за спиной Ковалева на пресс-конференциях то и дело возникала фигура известного нам Швондера…
Сахаров, конечно, останется в нашей памяти, как могучий нравственный авторитет, в личной честности которого невозможно усомниться. Но есть и другой авторитет, в каком-то смысле противоположный Сахарову. Это П. Капица, не предавший науки ради абстрактного человеколюбия и политического стоицизма, которым в полной мере отдался Сахаров. В трудные годы сталинизма П. Капица не поступился совестью, ради того, чтобы сохранить право заниматься любимым делом или сохранить высокий научный пост. Вот именно такой интеллигентности когда-нибудь отдадут должное.
К этому стоит привести точный выпад Салтыкова-Щедрина против «партийных пустоплясов»: «Философ, экономист, натуралист превращаются в политических деятелей просто в силу одного обычая и очень часто истощают, все свои силы для того, чтобы сказать только одну извечную истину: что арена мысли должна быть, по малой мере, свободна от травли» (Собр. соч., т. 9, с. 149).
Можно было бы продолжить сравнение нравственного потенциала тех, кто предпочел «выбрать свободу» и уехать на Запад, раскрывая там свои творческие способности, и тех, кто остался на Родине и наперекор отупляющему застою служил своему делу. Речь конечно же не идет о первой волне эмиграции — она действительно смогла сохранить духовный потенциал России. Речь идет о тех, кто был заражен диссидентским комплексом. Что для нас ближе — выбор Ростроповича или выбор Козловского, выбор Ю. Любимова или выбор В. Высоцкого, В. Шукшина? Те, кто уезжал, становились капризными «гражданами мира», с брезгливостью относящимися к своей прежней родине, не успевшей вовремя оценить их таланты. Те, кто оставался, по-настоящему любили Россию и стремились к ее возрождению. Мало кто из уехавших устоял перед мифами западничества (исключения составляют Владимир Максимов, Леонид Бородин и немногие другие). Лишь с началом горбачевской перестройки диссидентское помешательство стало общедоступным.
Диссиденты 60-х и либеральная публика 80-х в большинстве своем (не все, не все, слава Богу!) стали опорой ельцинского режима, разменивая на потребу номенклатуре наработанный годами нравственный авторитет движения в защиту прав человека. Авторитет был израсходован в политических боях 1989–1991 гг., а оставшийся на дне осадок вызвал к жизни такое явление, как диссидентские мерзости. Наиболее яростными проявлениями этой болезни страдали Е. Боннер, Г. Якунин, В. Новодворская, А. Нуйкин и еще целая вереница прочих некрофилов.
Другой тип течения болезни представляет бывший диссидент В. Буковский, неожиданно обмененный в свое время коммунистическим режимом на чилийского «партайгеноссе» Корвалана. Поругивая режим Ельцина из-за границы, он привлек внимание к себе и был приглашен депутатами Моссовета в качестве возможного претендента на пост мэра. Буковский приехал в Москву, но использовал ситуацию лишь для того, чтобы мелькнуть на экранах телевизоров и на страницах газет. Всерьез противостоять номенклатуре, грязную работу которой он видел вполне отчетливо, Буковский не собирался, а в октябре 1993 г. поддержал мятеж и расстрел Белого Дома.
Стоит сказать и пару слов о Солженицыне, вклад которого в крах коммунистической системы несомненен и не может не вызывать уважения. Зато другой стороне деятельности знаменитого писателя трудно дать высокую оценку. Мало что понимая в российской действительности, он тоже поторопился поддержать Ельцина во время октябрьских событий 1993 г., а потом развернул целую рекламную программу своего возвращения на родину. Все почитатели ждали от патриарха диссидентщины чего-то необыкновенного. А результатом были лишь банальные рассуждения о судьбе России, в бледном виде воспроизводящие литературные достоинства брошюры «Как нам обустроить Россию». Став на время явлением современной политической жизни России, А. Солженицын как-то быстро ушел в тень, по существу, отказавшись от активной общественной позиции.
Не все герои прежнего сопротивления тоталитарному режиму разменяли свой прежний нравственный потенциал на поддержку наступающего демототалитаризма. Многие из них отчетливо поняли, что ельцинизм — просто второе издание большевизма, но еще более гнусное в своем лицемерии. И все-таки большинство из них, подобно щедринскому либералу, начав с проповеди своих идеалов с высоко поднятой головой, быстро склонило голову, следуя рекомендации «сведущих людей» действовать «по возможности». Потом пришлось сократить свои претензии до уровня «хоть что-нибудь», а затем и вовсе согласиться жить «применительно к подлости». Таким образом, российское правозащитное движение не стало явлением, задающим нравственное самочувствие общества.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ ЭПОХИ
Вопросы апрельского референдума 1993 г.:
1. Доверяете ли вы Президенту РФ Б. Н. Ельцину?
2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом РФ и Правительством РФ с 1992 г.?
3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов Президента РФ?
4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов РФ?
Листовка Общественного комитета защиты российских реформ:
«ОЛЕГ ТАБАКОВ: Первый и единственный раз я избрал свободно и законным образом Президента своей страны. Главное, что я хотел бы сделать — это обеспечить ему максимальную возможность для наиболее полной реализации его обязанностей перед российским народом. Я себя ощущаю частью этого народа. Как говорил Андрей Платонов, Россия без меня не полная.
Я прошу всех моих зрителей, которых я в течение 35 лет моей работы в театре и кино не подводил, помочь нашему Президенту Борису Николаевичу Ельцину выполнить его обязанности перед народом.
Тяготы окружающей жизни в достаточной степени касаются и меня, и моей жены, и моих детей, и моих внуков. Но, несмотря на все это, я пойду 25 апреля на референдум и вновь проголосую за моего Президента, ибо для меня это единственно возможный шанс серьезно повлиять на мою дальнейшую судьбу, на судьбы моих детей и моих внуков.
ДА-ДА-НЕТ-ДА».
Листовка, подписанная Э.Рязановым, Н. Старостиным, К. Кинчевым и Н. Караченцевым:
«Друзья! Президент задал прямой и честный вопрос. Съезд пытается запутать избирателей. Но мы уверены, что вы не дадите себя обмануть, придете на референдум и проголосуете так: ДА-ДА-НЕТ-ДА».
Из листовки московской городской организации КП РФ:
«25 апреля состоится референдум, которого так долго и настойчиво добивался Президент Ельцин.
Вспомним, что именно Президент Ельцин отверг волю трех четвертей народа, проголосовавшего 17 марта 1991 года за единство Союза.
Ельцин — символ невыполненных обещаний. Он клялся не допустить снижения жизненного уровня, не повышать цены, а довел 90 % россиян до нищеты.
При Ельцине 25 миллионов русских стали для России иностранцами, а в братоубийственных войнах погибло 150 тысяч человек.
При Ельцине останавливаются заводы и фабрики, разваливается армия и оборонная промышленность.
При Ельцине приоритет отдается не людям, умеющим делать товары первой необходимости, а людям, умеющим делать деньги.
При Ельцине хлынул грязный поток порнографии, насаждается чуждая нам культура, растет преступность.
Ельцин — клятвопреступник. Он клялся в верности Конституции, но уже дважды попытался совершить государственный переворот, результатом которого стала бы гражданская война.
Ельцин глумился над нашей историей. В 1945-м наши отцы и деды под Красным знаменем победили коричневую чуму — фашизм, а ныне Президент называет их «красно-коричневыми» и водружает над Кремлем триколор, под которьм выступали предатели-власовцы. Ельцин совершил святотатство, пустив хасидов в день их праздника топтать священные камни Кремля.
Соотечественники! 25 апреля перед нами открывается реальная возможность изменить ход реформ, сделать их реформами в интересах народа, остановить беспредел, защитить Конституцию и заставить исполнять законы, установить подлинную демократию — народовластие в форме Советов народных депутатов.
НЕТ-НЕТ-ДА-«.
Справка:
Хасиды — представители одного из течений иудаизма, возникшего в XVIII веке, характеризующееся крайним мистицизмом и религиозной экзальтацией.
Из листовки Московской организации ДПР:
«Россия устала от затянувшейся борьбы Президента со Съездом. Пока они спорят, кто главнее, страна все глубже погружается в пучину социально-экономического хаоса. Наше активное участие в референдуме может положить конец этой политической вакханалии верхов, создать условия для перевода экономических преобразований на реалистичные рельсы. Как проголосовать, чтобы этого не произошло?
На вопрос о доверии Ельцину мы ответим НЕТ. Нельзя доверять человеку, который ради завоевания и удержания власти готов обещать что угодно, нимало не заботясь о выполнимости своих обещаний. Нельзя доверять Президенту, который клянется на Конституции и тут же отрекается от нее. Нельзя верить безответственному политику.
На вопрос об одобрении социально-экономической политики Президента мы тоже скажем НЕТ. Почему? Прежде всего потому, что никакой социально-экономической программы у Президента просто нет. Реформирование экономики начато было без просчета социальных последствий. Результат налицо: абсолютное большинство недавно вполне благополучных граждан ныне влачат жалкое существование, по уровню падения производства мы перекрыли период 1941–1945 гг., махровым цветом расцвела преступность, коррупция чиновников. Жизнь россиян стала невыносимо тяжелой.
Мы — за досрочные выборы и Президента и депутатов. И Съезд, и Президент избирались в совершенно других условиях, в совершенно иной стране. Россия находилась в составе Союза, не было независимого суверенного государства. Изменилась система — должны смениться и люди, стоящие у власти. Тем более, как мы могли убедиться, они оказались абсолютно неспособными проводить реформирование общества, погрязли в склоках между собой, перекладывая ответственность за собственные промахи друг на друга.
Нужно менять власть. Пусть придут новые компетентные люди! В стране их немало.
НЕТ-НЕТ-ДА-ДА».
Справка:
Ровно через год Московская организация ДПР вышла из состава своей партии и объявила о самороспуске. Зато председатель партии Н. Травкин получил в правительстве Черномырдина пост министра без портфеля.
Из листовки общественного комитета «Реформы для народа»:
«Прикрываясь лозунгами о демократии, свободе и гражданском обществе, в стране идет замена прежней тоталитарной системы на новую антинародную систему. Ради этого идет невиданное ограбление основной массы трудящихся: ученых, врачей, учителей, инженеров, рабочих, студентов, пенсионеров при помощи безудержного роста цен и распродажи принадлежащих народу предприятий спекулянтам, коррумпированной старой и новой номенклатуре, иным паразитическим слоям.
Угроза катастрофы нависла над нашим многонациональным домом. Разрушено исторически сложившееся государство. Льется кровь в межнациональных конфликтах. Рвутся сложившиеся хозяйственные связи, рушится производство, разваливается экономика. Трудовой народ обрекли на нищету и вымирание. Растет безработица, стремительно идет нравственная, духовная деградация, неудержимо растут преступность и коррупция.
Раньше мы были рабами у государства и номенклатуры. Сегодня бывший партократ Ельцин и его команда превращают нас в наемных рабов. Реформы в нашей стране необходимы. Но «ваучеризация» и приватизация Ельцина — это циничный обман, это новое ярмо на шее народа. Создатели всего — Вы. Вы и должны быть хозяевами-собственниками результатов своего труда.
Если Вы не хотите быть рабами, Вы должны пойти на референдум и сказать «нет» доверию Ельцину, «нет» антинародной ельнинской политике, «да» перевыборам Ельцина. Если Ваш депутат поддерживает политику Ельцина, скажите «да» его перевыборам. Если он выступает за реформы для народа, скажите «нет» его перевыборам».
Из листовки РХДД и православного братства «Воскресение»:
«По-прежнему нами правят по звонку со Старой площади. У власти все то же Политбюро (Ельцин Б. Н., Кравчук Л. М., Шеварднадзе Э. А., Назарбаев Н. Н., Алиев Г. А.). Поменялись только вывески. И вместо маразма брежневской эпохи нас потчуют балаганным «лежанием на рельсах». Но если вспомнить о новой границе России под Смоленском, о прифронтовых пляжах Пицунды, о заграничных Ялте и Одессе, то становится не до смеха… Вы этого хотели, когда голосовали за Ельцина? А Севастополь? А сотни тысяч беженцев?
Многие из нас совсем недавно поддерживали Бориса Николаевича. Сегодня мы отказываем ему в доверии. Судьба России и мира не может и далее зависеть от дрожащих пальцев на ядерной кнопке.
Довольно выбирать меньшее зло из двух худших. Элементарный здравый смысл диктует необходимость досрочных выборов и Президента, и народных депутатов. Все предыдущие выборы проходили в союзной республике РСФСР, а вовсе не в независимом государстве. К досрочным выборам призвали всех нас 25 марта в своем телеобращении Святейший Патриарх и Священный Синод. Не послушать духовных владык 25 апреля — на Красную горку — мы не вправе.
Как бы не была противна нам политика со всей ее возней, но остаться дома или уехать на дачу 25 апреля мы не имеем права. Во имя наших детей избавимся на Светлой седмице от новоявленных «демократов» XX века. И да поможет нам Бог!»
ФАШИЗМ С ЛИБЕРАЛЬНЫМ ЛИЦОМ
Для русской действительности всяческие трактовки слова «фашизм», взятые из области политологии, совершенно бессмысленны. Фашизм для русского человека тождественен с гитлеризмом: массовым геноцидом и войной, душегубками и гестаповскими пытками.
Но вот возникли два термина: «коммуно-фашизм» и «демо-фашизм». Если первый термин подразумевает, что основа обличаемой этим термином идеологии проистекает из большевистской практики, в которой была и война, и геноцид, и чекистские издевательства, и ГУЛАГ, то что несет в себе второй термин?
Демо-фашизм стал явлением, специфическим для России, когда не под флагом социалистических завоеваний (как это было в гитлеровской Германии и Советской России), а под либеральными лозунгами в стране насаждался произвол. Его специфика состояла в том, что весь он был сшит из антипатриотизма, а необъявленной его целью было разрушение ради разрушения. Из его некрофильской сущности выползали те самые установки, которые подорвали могущество России и ввергли ее народы в страшную неприкаянность.
Вот откровения В. Новодворской из книги «По ту сторону отчаяния»: «Страна не выбирала либерализм, она и не могла его сознательно выбрать. Речь идет о том, как его стране навязать. Я хочу, чтобы была создана жесткая конструкция экономического принуждения. То есть сзади будут некие заградотряды: все уже разрушено, можно идти только вперед. Поэтому я разрушаю сознательно и с мстительным наслаждением.
Что же тогда есть геноцид по отношению к собственному народу, что есть тогда материализованное понятие «враги народа», если не это? Вот он — обыкновенный демофашизм!
Новодворская с поразительным бесстыдством пишет: «Только сейчас, десятилетия спустя, я поняла, что я из одного теста с Павкой Корчагиным, как от него ни отрекайся. Все-таки КПСС, вопреки своим собственным интересам, удалось воспитать из меня настоящего коммуниста, хоть и с антикоммунистическим уклоном. Теперь до меня доходит, что конфликт между мной и эпохой заключается отнюдь не в том, что я хотела быть человеком Запада, а все остальное принадлежало советской действительности и тяготело к большевизму, а как раз в том, что я была законченной большевичкой.»
Вот уж не в бровь, а в глаз! Настоящий белый большевизм, который не может вызывать у нормального человека никаких ощущений, кроме рвотного позыва и брезгливости.
Вот еще ряд цитат из примечательной книги.
«… я решила, что за все эти дела есть только одна мера наказания — разрушение государства. И сегодня, когда оно полуразрушено и лежит в крови и пыли, когда гибель его вместе со всем народом кажется весьма вероятной, во мне нет ни жалости, ни раскаяния.»
«Разрушение. Безжалостное и неумолимое разрушение всего прежнего Бытия: промышленности, сельского хозяйства, инфраструктуры, быта, традиций, стереотипов, моделей поведений, душ, судеб, понятий о добре и зле».
«Мы должны привыкнуть к мысли о том, что люди будут стреляться, топиться, сходить с ума… Я благодарна Ельцину за то, что он не помешал разрушению.
«Пойдем против народа. Мы ему ничем не обязаны… Мы здесь не на цивилизованном Западе. Мы блуждаем в хищной мгле и очень важно научиться стрелять первыми, убивать, пока тебя не убили… История не знает исключений. Добей гадину, или заказывай себе гроб».
Неуемная некрофилия «революционного сознания» охватывает и специалиста по логическим выкрутасам Г. Попова, когда он говорит о том же: «Дело в том, что новая, послеперестроечная, система не вырастает естественным образом из прошлого, из административного социализма. Напротив, ее надо искусственно, извне насаждать на перекопанное поле прежнего строя. Денационализация и десоветизация должны прийти извне. Кстати, также как пришел извне сам административный социализм. Правда, есть и гигантская разница: социализм пришел, как нечто искусственное, а рынок должен вернуться, как нечто естественное. Но сам процесс в обоих случаях — процесс насаждения, а не вырастания» («Что делать?»).
Чуть позднее Г. Попов говорит («Куранты», июль 1991 г.) о том, что объединение самых разных сил должно состояться «ради доведения до конца этапа разрушения старого строя, ради завершения демократических реформ, ради альтернативы тоталитаризму». Ну чем не строки для тактической программы обновленной РСДРП(б)?
А вот другой вариант того же направления мыслей. Когда на одном из круглых столов в «Независимой Газете» (02.02.94) участники констатировали остановку крупнейших предприятий России, известный либерал К. Боровой, мнящий себя спасителем России не менее, чем на посту ее Президента, сказал: «Слава богу, встает каменоломня, рабский труд уничтожается».
Вот это представление о состоянии общества («нечто искусственное», «каменоломня») и стало основой для либерал-большевизма и демофашизма: РАЗРУШАТЬ И НАСАЖДАТЬ! Вслед за этим уже совсем легко выговаривается: «…в период перестройки установление особого режима исполнительной власти — единственный вариант политического механизма» (Г. Попов, там же). Доказать, что этот режим и есть демократия нетрудно, когда налажена геббельсовская машина лжи.
Граждане на некоторое время поверили в это: демократия налицо. Только это демократия фашистского типа — демофашизм. Демо-советикусы — плоть от плоти тоталитарной системы — сформировали это течение мысли и политики. Теперь они в русле собственных некрофильских убеждений готовы столкнуть в пропасть всю страну — лишь бы торжествовала Сво-бо-да!
Если одних политиков некрофильский большевизм распирает и прорывается в откровенных суждениях, то другие поражены им в скрытой форме, искалечившей мировосприятие. Люди, подобные А.Яковлеву, на старости лет воспринимают действительность в розовых тонах, умиляясь собственным иллюзиям (а может, притворяются?). Скорее всего это происходит с теми, кто с возрастом перестал отличать собственное лукавство (о «неизбежном лукавстве» пишет Яковлев в своей книге) от этой самой действительности. Им столько приходилось лгать самим себе и окружающим, что в конце концов Ложь для них стала Правдой. Только таким образом и можно поставить знак равенства между демократией и тем демофашистским режимом, в условиях которого живет Россия.
Снова обратимся к Салтыкову-Щедрину: «Нужно такое счастливое стечение обстоятельств, которое отняло бы у человека способность отличать добро от зла и заглушило бы в нем всякое представление об ответственности. Вот эту-то именно задачу и выполняет привычка. И при этом она выполняет ее совершеннее и с несравненно меньшей суровостью, нежели другие факторы, в том же смысле споспешествующие, как например: трусость, измена, предательство и т. д.» (Собр. соч., т. 16(1), стр. 230).
КРАСНО-БЕЛЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ
Многие политические деятели России стремились приобрести популярность, заявляя о своей центристской позиции. Никто на этом поприще не преуспел. «Центристы» проиграли все выборы, проиграли и представительные органы, и правительственные структуры, не нашли себе места ни в президентском окружении, ни в оппозиции.
Политический центр Перестройки с 1990 г. быстро ослабевал, перенося как тяжелейшую болезнь предательство собственных лидеров, скоропостижно развращенных властью и наплевавших на декларированные ранее ценности. Движение «ДемРоссия» в свое время вывело на улицы Москвы и других городов многотысячные митинги и было, несомненно, силой политического центра. Возня вокруг власти, дележ портфелей лидерами движения превратили его в экстремистскую организацию, которая отторгла от себя собственную программу, большинство сторонников, а потом и большинство собственных создателей.
Зато часть бывших лидеров движения обрела административную мощь и даже могло формировать общественное мнение с помощью «своей» прессы, «своей» прирученной оппозиции (снова плоть от плоти КПСС). Эта пресса по заказу могла невероятно раздувать опасность коммунистической реставрации, влиятельность движения «Память», перспективы Жириновского… Короче — чего изволите. Удобные противники среди прирученной и привычной к пинкам оппозиции были всегда в наличии и в состоянии готовности для битья. Эрзац-пресса, формируемая прибравшими к рукам власть «демократами», подобно прессе былых лет, вворачивала идеологию произвола и воровства в общественное сознание, скользя по поверхности фактов. Свобода слова интерпретировалась этой прессой, как свобода плевать в том же направлении, куда летели меткие плевки власть имущих, и перехватывать ответные плевки во власть
Совсем недавно очень популярны были призывы к разного рода референдумам. Одни ратовали за роспуск Съезда российских депутатов, другие — за недоверие Президенту. И те, и другие питали надежды убедить население в своей правоте. Но населению-то было вполне понятно, что Съезд хотели бы распустить именно те, кто жаждет бесконтрольной власти, а убрать Президента, среди прочих, мечтают также и последователи потрошителей России. И те, и другие вызывали у большинства неполитизированных граждан чувство омерзения. Да в общем-то, и те и другие — это одно и то же. Одни играли роль потрошителей вчера, другие играют сегодня. Общее происхождение проглядывало: вчерашние партийные секретари, номенклатурные хозяйственники и теоретики развитого социализма спешно переквалифицировались отнюдь не в управдомы, а в сторонников радикальных реформ с гонором отцов демократии, солидными должностями и окладами.
Две силы — две фракции формально запрещенной суперпартии (либеральная и коммунистическая) — тянули каждая в свою сторону, пугая народ своими оппонентами. Обмен «любезностями» между ними призван был устрашать публику и унижать оппонентов. Радетели коммунистической перспективы и примыкающие к ним на митингах наделялись оскорбительным званием «красно-коричневые», те же отвечали не менее броским обвинением в «жидомасонстве» и «демофашизме».
Обрушиваясь на коммунистический большевизм, «ельцинисты» не замечали, что дублируют один к одному их лозунги, трансформированные на либеральный лад. Их общая характерная оговорка, демонстрирующая направление идеологических «исканий» (или заискиваний?) — приятное для власть имущих «реформаторов» утверждение: «есть лишь один путь — вперед». И эта глупость с умным видом говорилась сотни раз! А ведь утверждение о единственности исторического пути, претензия на монополию на истину — явные признаки большевизма. Верной дорогой идете, товарищи! Пока не расшибете себе лоб…
Красные большевики обвиняли белых в гнусностях, белые красных — в глупостях. Причем дураки подчас выглядят подлецами, а подлецы — дураками. Поскольку и те и другие в своих обвинениях совершенно правы, у стороннего наблюдателя подчас создается впечатление, что политика — это удел лишь для умственно и нравственно ущербных, а для чистоплотного человека сегодня «войти во власть» — то же самое, что войти в навозную жижу. Так в политике прочно осваиваются экстремисты.
Стоит ли встревать в спор между экстремистами, пытаясь определить кто хуже? Пожалуй не стоит. И то и другое — совершенно негодный материал для восстановления нормальной жизни в России. Нет большой разницы между сценариями переворота по российскому образцу 1917 г. и 1993 г., между дурманящими лозунгами красного и белого большевизма. При любой идеологической закваске экстремизм будет вести только к разрушению.
Экстремизм — наиболее эффективное оружие в борьбе за краткосрочные цели. Две упомянутые силы пытались будоражить население иллюзорными целями и использовали завороженных обывателей в схватке за власть. Прямое столкновение было выгодно и тем, и другим. Взаимное насилие отвлекало внимание от иных вариантов политики, общество Делилось на «наших» и «не наших». От граждан требовались немалые усилия, чтобы под прессом пропаганды удержаться и не выбрать ни тех, ни других. Многие в результате таких усилий выбрали Жириновского и снова промахнулись. Хотя, этот «российский наполеончик» уж тем был хорош, что не старался делать вид, будто стремится к исполнению своих обещаний.
Итак, российская политика почти вся в 1990–1993 гг. состояла из экстремизма. Экстремизм власти и экстремизм улицы дополняли друг друга и подпитывали друг друга разрушительной энергией.
В 1990–1993 гг. Россия находилась на исторической развилке. От качества ведущего слоя общества (государственных деятелей и интеллектуалов) зависело, по какому направлению в дальнейшем двинется страна. Унаследованная от коммунистического режима номенклатура выбрала путь мятежа и криминальной организации власти. Развитие национальной формы демократии было отложено на многие годы.
Номенклатура не пожелала поступиться хотя бы частью своих имущественных привилегий и властных полномочий. Тем самым она толкнула Россию в пропасть глобального кризиса и невиданных бедствий, сравнимых с бедствиями войны. Ожидать от посткоммунистической либеральной номенклатуры, разбавленной услужливой «творческой интеллигенцией», ответственной политики не приходится. Она, если ей не помешать, проведет консервацию своего режима и докушает общественный пирог до конца. Вероятно, только наследники ненасытных грабителей задумаются над тем, какое богатство досталось им в руки и дойдут мозгами до понимания того, что богатство это существует только вместе с русским народом. Только что останется к тому времени от былого богатства?
Тем, кто не одурел от хмельного разгула разрушительства, понимание преступности ельцинизма и путей его преодоления должно прийти значительно раньше. За номенклатуру кто-то должен придумать стратегию возрождения России. Сама она может думать только об интересах клана и не способна замечать, как сжимается шагреневая кожа ее благополучия, построенного на крови, на горе людском.