ЧТО НАМ НУЖНО


[ — Нaрoднaя мoнaрxияЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Прежде, чем перейти к обоснованиям русской национальной индивидуальности , я попробую установить те нужды, которые само собою разумеются для каждого человека.

Эти нужды:

а) свобода труда и творчества и

б) устойчивость свободы труда и творчества.

Нам нужна какая-то страховка и от нашествий и от революций. Или, иначе: от вооруженных и нев о оруженных и нте р венций извне. Пр и чем нам необходимо констатировать тот факт, что невооруженная интервенция западно-европейской философии нам обошлась дороже, чем вооруженные нашествия западно-европейских орд. С Напо л еоном мы справились в полгода, с Гитлером — в четыре года, с Карлом Марксом мы не можем справиться уже сколько десятилетий. Шляхетская вооруженная интервенция Смутного времени была ликвидирована лет в десять, со шляхетским крепостны м правом Россия боролась полтораста лет. Мы должны _ после всех опытов нашего прошлого, твердо установить тот факт. что внутренний враг для нас гораздо опаснее внешнего. В нешний понятен и открыт. Внутренний — неясен и скрыт. Внешний спаивает все национальные силы, внутренний раскалыв а ет их всех. Внешний враг родит героев, внутренний родит палачей. Нам нужен государственный строй, который мог бы дать максимальные гарантии и от внешних и от внутренних завоеваний.

ГАРАНТИИ ОТ ЗАВОЕВАНИЙ

Великий праздник наступления двадцатого века человечество встретило в состоянии оптимистического обалдения. К середине этого столетия выяснилось, что завоевательные программы Европы средины двадцатого столетия значительно хуже соответствующих программ монголов тринадцатого; монголы шли просто для грабежа, просвещенная Европа поставила вопрос о физическом порабощении половины населения стра н ы и физического уничтожения другой половины. Кажется, именно это и называется политическим и моральным прогрессом, практически достигнутым вековыми усилиями Декартов и Кантов.

Практика первой половины двадцатого века, как и практика предыдущих веков, с предельной ясностью доказала н е боеспособность демократий. Или, по меньшей мере. полную неприноровленность демократического государственного аппарата к решению вопросов войны или мира. Вопросы войны и мира в нашем, русском, случае, есть вопросы жизни или смерти. Ибо если европейские войны имели в виду борьбу за какие-то там «наследства», за политическую гегемонию Габсбургов, Бурбонов, Капетов, Гогенцоллернов или Виттельсбахов, — то, повторяю еще раз, — войны, которые вели МЫ, были в основном вой н ами на жизнь или на смерть, причем в двадцатом веке в еще более острой форме, чем в тринадцатом.

Классическая демократия Европы — Великобритания, опираясь на свою географическую недоступность, вела свои войны почти исключительно наемными силами. Те «англичане», которые со стороны Англии вели войну на Крымском полуострове, были в значительной своей част и навербованы в Гамбурге. Франция, став республикой, опирается на «иностранный легион» — наиболее боеспособную часть «фр а нцузской» армии. Сикхи и гурки, марроканцы и негры были тем «пушечным мясом», которое демократический капитал мог — разными способами — закупать во всех частях мира. Наемных армий мы не знали никогда и никакого покупного пушечного мяса у нас нет.

В Первой мировой войне две единоличные формы правления — германская и русская монархии — в р а зн ы х условиях и с разными предпосылками обескровили друг друга, и демократиям оставалось только одно: добить уже побежденного. Во Вторую м и ровую войну два иной формы, но тоже единоличные правления — — диктатура Гитлера и диктатура Сталина — решили исход войны. «Второй фронт» был искусственно оттянут до того момента когда у германской армии уже не хватало даже и ружейных патронов. Обе войны были выиграны двумя разными, но все-таки авторитарными режимами. Демократия Чехии сдалась без единого выстрела. Демократия Франции бежала после нескольких выстрелов, более мелкие демократии не воевали почти вообще. Единственным боеспособным исключением оказалось Великое Княжество Финляндское — под командованием русского ге н ерала К. Маннергейма. Кроме того, финно-советская война была, в сущности, только частью нашей гражданской войны, которая началась на финской территории в 1918 году и не кончилась в 1939-40.

Для мирного развития страны демократия Керенского была бы неизмеримо лучше д иктатуры Сталина. Но войну 1941-4 5 Керенский так же проиграл бы, как проиграл он ка м панию 1917 года. В момент «мобилизации» американского хозяйства для нужд будущей войны губернатор штата Нью- Й орк м-р Дьюи требовал назначения в САСШ «хозяйственного ц а ря» (так и было сказано: The czar оf e conomi cs ). В тот же момент м-р Труман заявил сенату и конгрессу, что в случае надобности и дальнейших ассигнова н иях он может обойтись и без сената и без конгресса — и обратиться к американской н а ции. Из чего можно заключить, что ни сенат, ни конгресс в представлении президента Соединенных Штатов НЕ являются выразителями воли нации.

Политического механизма («политической машины») САСШ мы — для нас — не можем допустить, не идя на совершенно гарантированное национальное самоубийство. Вне всякой зависимости от того, хороша или плоха эта машина сама по себе, мы не можем допустить такой неповоротливости, такой медлительности, таких чудовищных политических ошибок и такого времени для споров, размышлений, решений и оттяжек этих решений. Все одиннадцать веков нашей истории мы находились или в состоянии войны или у преддверия состояния войны. Нет никаких оснований думать, что в . будущем это будет иначе. И что в будущем мы сможем положить головы свои на стенографические отчеты будущей Лиги Наций — и заснуть, — тогда уже последним сном.

Нам необходима сильная и твердая власть. Она может быть монархией или диктатурой. Властью милостью Божией или властью Божиим попущением.

ГАРАНТИЯ ОТ РЕВОЛЮЦИИ

Российская монархическая власть, начиная со смерти Императора Петра Первого и кончая свержением Императора Николая Второго, все время находилась в чрезвычайно н е усто йчивом положений. Эта неустойчивость вызывалась тем объективно данным политическим положением, которое В. Ключевский характеризовал, как стремление монархии и массы к «демокр а тическому самодержавию», техническая опора монархии на аристократический элемент и борьба монархии с этим элементом. Одн а ко, московской монархии, непосредственно опиравшейся на «демократический» элемент, — в частности просто на население Москвы, — у давалось спра в ляться с аристократическими кругами страны. Именно поэтому столица была перенесена в Санкт-Петербург и Престол изолирован от «массы». Престол оказался в распоряжении «гвардейской казармы» и, начиная от убийства Алексея Петровича, через убийство Павла Петровича, восстание декабристов, убийство Александра Николаевича и сверж е ние с Престола Николая Александровича, русская знать пыталась остановить развитие российской монархии в сторону «демократического самодержавия». Ни одного раза русский « Д емос», то есть, русский народ, не подымался против монархии. Государственный переворот 1917 года был результатом дворцового заговора, технически оформленного русским генералитетом. В Февральской революции наши революционеры решительно не при чем: они не только не готовили этой революции, н о о приближении ее они не имели никакого представления.

***

«Дворцовый переворот» перерос в «революцию» только тогда, когда выяснилось полное отсутствие у знати и генералитета каких бы то ни было опорных точек в массе, отсутствие к акой бы то ни было популярности в армии и в народе. Люди, организовавшие этот переворот, считали, что они светят своим собственным с ветом, но это был только отраженный свет монархии. Монархия потухла — потухли и они.

От Петра Первого до Николая Второго монархия была ли ш ена той «системы учреждений», о которой говорит Л. Тихомиров, и эта система была заменена «средостением между Царем и Народом». ‘ Государственные Думы всех четырех составов были только одним из вариантов этого средостения: они отражали мнения партий, но не отражали мнения «Земли».

В той обстановке, когда только Одно Лицо во всем правящем слое страны — только монарх и только он один — выражает собою основные стремления народных масс, — политически была слишком соблазнительна мысль: устранен и ем монарха изменить ход истории. Это удалось убийством Царевича Алексея Петровича, которое расчистило дорогу к зак р епощению крестьянства. Это удалось убийством Павла Петров и ча, которое оттянуло ликвидацию крепостного права. Это не удалось д екабристам. Это удалось убийцам Царя-Освободителя, убийством прервавшим возвращение России к принципам Московской Руси.

В Московской Руси цареубийства были бы прежде всего политически бессмысленными, ибо царская власть была только одним из слагаемых «системы учреждений», и убийством одного из слагаемых система изменена быть не могла. По И. Аксакову: Царю принадлежала сила власти, и народу — сила мнения. Или по Л. Тихомирову: монархия состояла не «в произволе одного лица, а в системе учреждений». Московские Цари «силой власти» реализовали «мнение Земли». Это мнение, организованное в Церковь, в Церковные и Земские Соборы, и в неорганизованном виде представленное населением Москвы, не менялось от цареубийства. Соборы никогда не претендовали на власть (явле н ие с европейской точки зрения совершенно непонятное) и Цари никогда не шли против «мнения Земли» — явление тоже чисто русского порядка. За монархией стояла целая «система учреждений» и в с е это вместе взятое представляло собою монолит, который нельзя было расколоть никаким цареубийством.

Поэтому Народно-Монархическое Движение в «восстановлении монархии» видит не только «восстановление монарха», но и в о сстановление целой «системы учреждений» — от Всероссийского Престола д о сельского схода. Той «системы», где Царю принадлежала бы «сила в л а ст и», а народу «сила мнения». Это не может быть д ост и гнуто никак и ми «писаными законами», никакой «конституцией», — ибо и писаные зак о ны и конституции люди соблюдают только до тех пор, пока у них не хватает сил, чтобы их НЕ соблюдать. Народно-Монархическое Движение не занимается изданием законов будущей Империи Российской. Оно пытается установить основные принципы и идейно оформить тот будущий пр а вящий слой страны, который был бы одинаково предан и Царю и Народу, который — организованный в «систему учреждений» — реализовал бы эти принципы на практике и который стал бы действительно «опорой Престола», а не теми посетителями молебнов, которые прячут за голенищем нож цареубийства.

Основная проблема восстановления у с тойчивой монархии зак л ючается в организации этого слоя. И так как во внутринаци о нальной борьбе никакой слой нации н икогда не действует из чисто альтруистических соображений, то этот слой должен быть поста в лен в такие условия , пр и которых свобода его деятельности совпадала бы с реа л ьными интересами страны, а попытки ниспровержения карались бы в законодательном и судебном порядке с самой беспощадной суровостью.

Система монархических учреждений должна начинаться с территориального и профессионального самоуправления (земства, муниципалитеты, профсоюзы) и заканч и ваться центральным предс т авительством, составленным по тому же террито р иальному и профессиональному принципу, а не по принципу партий. Монархия Российская может быть восстановлена только волей народа — и больше ничем. Если эта воля будет монархической, то и ее местные органы будут тоже монархическими. Чисто техническая задача буд е т состоять в том, чтобы не возникло никакого «средостения» — сословного, чиновного, партийного или какого- л ибо иного. Технический аппарат петербургской монархии был поставлен вопиюще неудовлетворительно. Он не мог спра в ляться даже с такими задачами, как личная охрана Царей. О н оставлял зияющую пустот у между Престолом и Нацией. Вместо делового шта б а, каким было окружение моск о вс к их царей, петербургская монархия была окружена «двором», составленным из бездельников. В страшные дни Пскова Государь Император Николай Александрович оказался в абсолютном оди н очестве, п р еданный двором, генералами, . Думой, правительством, — очутивший с я в псковской ловушке и не имевши й никакой физической возможности обратиться к наро ду, к армии. В осстановление этих порядков означало бы восстановление традиции цареубийства и самоубийства.

Ро ссийская монархия петербургского периода старалась стать народной , полноценной и устойчивой — это ей не удал о сь. Средостение устраняло или пыталось устранить лучши х монархов — как оно устраняло или пыталось устра ни ть их лучших помощников (М. М. Сперанский и П. А. Сто лыпин). С ей час это средостение покончило свою жизнь царе уб и й ство м и самоубийством. Оно представляет некотор у ю аг и тац и онную опасность для восстановления монархии, но после ее восстановления оно не представляет решительно никакой опасности. Вместо этого перед будущей Росс и ей с о че нь большой степе н ью отчетливости, вырисовывается опасность бюрократии.

Реальность этой опасности заключается в том, что сегодняшний правящий слой страны, есть по существу почти сплошная бюрократия. Этот слой на всех голосованиях — и общеимперских и местных — будет голосовать за ту партию, которая га р а н т и р у ет возм о жно большее количество «мест», «служб», «постов» и власти. Он будет голосовать против всякой п а ртии, опирающейся на частную и местную инициативу. И он будет слоем, который проявит максимальную политическую активность, — как это уже и случилось фактически в эмиграции, — ибо всякая функциональная собственность — это кусок хлеба для этого слоя и всякая попытка утвердить пра в а частной инициативы будет попыткой отнять этот кусок хлеба.

ГАРАНТИИ ОТ БЮРОКРАТИИ

Всякий слой всякой нации — вне моментов общенациональной опасности — действует эгоистически. Действуют эгоистически и «массы», с той только разницей, что эгоизм масс ест ь эгоизм нации, — то есть, представляет собою интересы национального большинства. Всякое меньшинство — под прикрытием всякой декламации — стремится стать привилегирова н ным меньшинством и из средства стать целью. Так, служилое московское дворянство, одержимое «похотью власти», под «предлогом стояния за Дом Пресвятой Богородицы» (В. Ключевский) стремилось превратить себя в шляхетство. Военный аппарат перерастает в милитаризм и ведет войны во имя чистого грабежа — какими, собственно, и бы л и наполеоновские войны. Духовенство перерастает в клерикализм (эпоха «порчи» католической Церкви), и государствен ный аппарат — в бюрократию.

Русская дореволюционная бюрократия была создана Императором Николаем Первым в качестве опорной точки для освобождения крестьян: не было никакой физической возможности р е ализовать о с во б ож д ение крестьян, опираясь исключительно на дворянский государственный аппарат. Созданный для данной цели этот аппарат пережил свою цель и в д о революционной России лежал тяжким бременем на всех видах народного творчества и народного труда.

Сравнение дореволюционного бюрократического аппарата в России с современными бюрократиями иных стран — методо л огически неверно. Сейчас — паспортную систему и меют все страны мира; до 1914 года из культурных стран ми р а паспортной системы не имела ни одна, кроме России. Ни од н а из стран мира не имела ограничений выезда и въезда, вв о за и вывоза, — сейчас имеют все.

Если в Германии Вильгельма Второго и отчасти даже и в Германии Гитлера урядник (Wachmeister), волостной писарь (Burgermeister), волостной старшина (Gemeindevorsteller) и прочее , были обслуживающим элементом, то у нас соответственные чины были н а чальст вом и соот в етственно этому себя и вели. Основная масса населения России, ее крестьянство, было опутано бесконечным разнообр а зием начальственной опеки и начальственных пут. Россия была единственной страной Европы, в которой крестьянин был привязан к волостному правлению своим краткосрочным паспортом, и единственной страной, для выезда из которой нужно было получить заграничный паспорт. А для въезда нужно бы л о и меть иностранный, что иностранцы понимали только с трудом. На ча л ьствен н о-бюро к ратическая система в страшной степени тормозила всякое проявление национальной инициативы. И если Россия показывала невиданный экономический рост, то это происходило не благодаря бюрократии, а несмотря на бюрократию. И, кроме того, наш рост определился главным образом после 1905 года, когда, вне зависимости от Государственных Дум, эта бюрократия в очень значительной степени была подорвана.

Вся современная «мировая» бюрократия, не говоря уже о советской бюрократии, — хуже довоенной русской. Но э то не говорит в пользу старой русской бюрократии. Зубная боль лучше т у беркулеза, но факт этот никак не может служить доводом в пользу зубной боли.

Будущая Россия будет стоять перед опасностью возрождения всех худших сторон и старой дореволюционной и новой революционной бюрократии. Кроме чисто местных, то есть локально русских условий, здесь будет играть роль и некая мировая те н денция. До 1914 года профессиональные союзы культурных стран мира боролись за улучшение условий труда и оплаты своих сочленов. В процессе этой борьбы создался «профсоюзный аппарат» чисто бюрократического характера «Bonzen»-аппарат, который действует уже во и мя собственных интересов. Так, в современ н ой Англии «национализация промышленности» является заменой частного предпринимателя профсоюзным чиновником. Профсоюзы принудительно (по «добровольному» сове т скому образцу) взыскивают профсоюзные членские взносы для партийных целей, подчиняют «трудящихся» принудительной партийной дисциплине и контролируют принудитель н ый труд: профсоюзный аппарат перестал быть средством и стал самоцелью. Весь советский государственный строй есть строй социалистической бюрократии, ставшей самоцелью . Нам угрожает вся та сумма навыков, которую мы унаследуем и от бюрократии образца 1914 года и от бюрократии образца 1951-го. Нам угрожают и непосредственные интересы огромной части с о ветского актива, которые и сформулированы в прогр амме солидаристов: есл и мы «денационализируем» краснококшайский кожевенный завод, то это будет означать, что вместо десяти бюрократов заводом будет управлять один хо з яин, а бюрократам делать будет нечего. Если мы отменим с оциалистический контроль над крестьянством — то мы обречем на безработицу несколько миллионов колхозной администрации. Причем: солидаризм дает этой бюрократии заверение в том, что вместо священной социалистической собственности останется столь же священная функциональная. Мы же говорим честно: нынешнему активу придется перестраиваться на какую-то общеполезную профессию. Пока эта перестройка не будет закончена, весь нынешний актив — от сапожного до трестовского, — будет давить на воссоздание хоть какого — нибудь бюрократического аппарата, который возвратил бы э тому активу его хлеб и его портфель.

В данных исторических условиях — помимо всяких других условий, республиканская форма правления совершенно автоматически приведет к диктатуре бюрократии, а эта бюрократия в интересах своей стабилизации выдвинет очередного диктатора.

Гарантией , против диктатуры бюрократии может быть только монархия и только в ее опоре на народное самоуправление, причем монархия, как установление, стоящее над всеми классами и слоями нации, может, как это фактически и практиковалось в Московской Руси, принимать меры против бюрократического перерождения самоуправления (например, профессионального) и ставить этому самоуправлению твердо очерченные рамки, а самоуправление — контролировать государственный аппарат страны и не давать ему возможности перерождения в диктатуру чиновничества.

Мы, монархисты, категорически отказываемся рисовать и старую и новую русскую монархию в качестве заместительницы рая земного, как, рисовали социализм социалисты и как рисуют солидаризм солидаристы. Мы утверждаем: во все века человеческой истории и у всех народов человечества всегда шла борьба между религиями и сословиями, классами и профессиями, группами и интересами. Она будет идти и в будущей России. О «солидарности» всего народа можно м е чт ат ь . Но лучше молчать. Ибо мечта, сформулированная как о бещание, будет заведомой ложью. Мы п р из н аем неизбежность этой борьбы, и мы стремимся иметь Одного Человека, который стоял бы НАД этой борьбой, а не был бы результатом борьбы, каким является всякий диктатор, или бессильной случайностью в этой борьбе, какой является любой президент.

Итак:

1) Нам необходима законно наследственная, нравственно и юридически бесспорная единоличная монархическая власть, достаточно сильная и независимая для того, чтобы:

а) стоять над интересами и борьбой партий, слоев, профессий, областей и групп;

б) в решительные моменты истории страны иметь окончательно решающий голос и право самой определить наличие этого момента.

2) Нам и необходимо народное представительство, которое явилось бы не рупором «глупости и измены», каким стало наше недоношенное заимствование из Европы в лице Государственных Дум всех созывов, а народное представительство, которое отражало бы интересы страны, ее народов и ее людей, а не честолюбивые вожделения Милюковых или Керенских, или утопические конструкции Плехановых или Лениных. Обе формы Верховной Власти необходимы одинаково:

1. Для того, чтобы обеспечить страну от крепостных прав под любым их номером, для предупреждения каких бы то ни было попыток навязать стране какое бы то ни было «дворянст во»,белое или красное, капиталистическое или бюрократическое, социалистическое или солидаристическое.

2. Для того, чтобы обеспечить стране экви в а ле нтную ей вооруженную силу, сл ед овательно, и внешнюю безопасность.

Обе формы Верховной Власти должны … в одинаковой степени черпат ь свою силу и свою устойчи в ость н е в «средостении между Царем и Народом» и н е в «оторванности интеллигенции от н арода», а в «системе учреждений», организующих традиции, мнения и интересы нар о дных масс во всех формах местного, професси о нального и национального самоуправления. Мы возвращаемся к аксаковской формуле: «Н а роду — сила мнения . Царю — сила власти»..

***

Все это нам необходимо вовсе не для защиты абстрактного принципа монархии или абстрактного принципа парламентаризма или абстр а к т ного принципа демократии, свободы и прочего, и прочего.

Это необходимо для совершенно конкретной задачи: защиты свободы, труда , жизни, инициативы и т в орчества — каждого народа империи и каждого из людей каждого народа.

В межпланетных пространствах, может быть, есть и иные пути для достижения всего этого. В одиннадцативековой истории России — Россия никаких иных путей не нашла. И всякое отступление от этих путей несло России катастрофы — и в 13 веке, и в 18 веке, и в 20 веке, — несло России и татарское иго, и крепостное иго, и советское иго.

Автор настоящего труда НЕ предполагает, чтобы он был умнее одиннадцати веков нашей истории и чтобы он мог найти иные пути, чем те, на которые указывает именно эта история. Любой приват-доцент, конечно, считает, что русскому народу нуж н о учиться у него — данного пр и ват-доцента. Автор данного труда не питает к приват-доцентам никакого уважения.

ГАРАНТИИ СВОБОДЫ

Народно- Монархическое Движение не имеет права обманывать русский народ какими бы то ни было неисполнимыми обещаниями и несбыточными надеждами. Эти обещания мы благородно предоставляем в полное распоряжение социали стов, солидаристов, коммунистов и прочих фальшивомонетчи к ов политики.

Мы обязаны сказать русскому народу: такой меры личной своб о ды, какую имели САСШ и Англия в начале нынешнего столетия, он, русский народ, не будет иметь н ик огд а . Ибо, если безопасность САСШ и Англии была гарантирована океанами и проливами, то наша может быть гарантирова л а только воинской повинностью. Американская свобода, как и американское богатство определяются американской географией — наша свобода и наше богатство ограничены русской географией. Из ряда факторов «несвободы» воинская повинность является первым и решающим.

Мы можем утешаться: ни САСШ, ни Англия никогда уже не вернутся к той мере личной свободы, к а кая была для них характерна в начале нынешнего столетия: авиация меняет даже и географию. Кроме того не нужно забывать некоторых фактов: личная свобода британских граждан была построена на: а) порабощении колоний — вплоть до поголовного истребления их населения, б) на професси о нальной работорговле неграми Африки и в) на рабском труде матросов п а русного флота.

В тот момент, когда САСШ и Англия попали в условия, только очень отдаленно напоминающие русские условия в течение всех одиннадцати веков нашего государственного существования, и САСШ и Англия были вынуждены перейти к тем ограничениям личной свободы, какие диктовались именно нашими усл о виями: ограничивается политическая свобода (увольнения неблагонадежных чиновников и даже артистов), хозяйственная свобода (фиксация цен и зарплаты, ограничение ввоза и вывоза), свобода передвижения (визы и пр.) и даже свобода труда (регламентация труда в Англии).

Представление о том, что именно республиканская форма правления дает гарантию каких бы то ни было свобод — является чистейшей фантастикой. Самодержавная Москва строилась на лично свободном крестьянстве, республиканская Польша — на крепостном. Венецианская и Новгородская республики строились на беспощадной эксплуатации низов и погибли вследствие отказа этих низов поддерживать эти республики. Гитлеровская Германия законно родилась из республиканской Германии. Союз Советских Республик отнял свободу у русского народа, а хотя Пилсудская Польша и была республиканской — депутатов парламента там пороли в полицейских участках.

Говоря о «мировом масштабе», нужно сказать, что размеры свободы или несвободы не находятся ни в какой зависимости ни от республики, ни от монархии. Говоря о России, — можно фактически доказать, что русская монархия делала все, что могла, для защиты внешней и внутрен н ей свободы России и людей России, — если ей это не всегда удавалось, то виною этому были не Цари, а цареубийцы.

Однако, мы имеем все основания рассчитывать, что если будет восстановлена монархия российская, то Россия и ее население достигнет такой свободы и безопасности, какой, по всей разумной вероятности, не будет иметь никакой иной н арод мира . Ибо, если в САСШ последнего периода личная свобода была, действительно выше, чем где бы то ни было, то даже и эта свобода была весьма основательно ограничена профессиональным бандитизмом, неприкосновенность которого гарантировала продажность и судов и администрации. В странах Скандинавских демократий профессиональные союзы, возвращаясь к средневековым цеховым принципам круто ограничивают свободу труда — одну из важнейших свобод для всякого человека. Английская свобода гибнет вместе со всем тем, на чем она была построена, французская свобода привела страну в тупик, из которого ее не в состоянии вывести даже генерал де Голль. Наши русские предпосылки — совершенно объективные — на дал ь нейший рост свободы и силы являются наиболее оптимистическими предпосылками в сегодняшнем мире.

Народно- Монархическое Движение считает свободу величайшей ценностью и нации и отдельного человека. Эта свобода может и должна подвергаться ограничению только в случаях крайней и самоочевидной необходимости, какими являются: воинская повинность, обязательное обучение, или лишение свободы тех людей, которые отказываются уважать свободу ближнего своего. Из всех видов свобод наибольшее и наиболее универсальное значение имеет свобода хозяйственной деятель н ости.

Ибо если прессой, собраниями, союзами и прочим занимается только небольшой процент человечества, то хозяйственной деятельностью занимаются все — и даже пресса является о дним из видов этой хозяйственной деятельности. По крайней мере для журналистов.

Народно- Монархическое Движение принцип и ально стоит на защите частной собственности или, что одно и то же, -частной инициативы. Эта собственность и эта инициатива могут быть ограничены только в случаях самой крайней и самоочевидной необходимости — отчуждение частной земли под пост ройку железных дорог, винная монополия, эмиссионная монопол и я и тому подобное. Но уже монополию внешней торговли Народно-Монархическое Движение отрицает принципиально, допуская ее только для отдельных отраслей хозяйства, то л ько на очень о граниченный срок и только при чрезвычайных условиях хозяйственной или политической жизни страны и мира. Но даже и при всех этих предпосылках Народно-Монархическое Движение считает лучшим обойтись б е з монополии, — путем чисто таможенного регулирования ввоза и вывоза, путем покровительственных пошлин, — но только, не дай Бог, путем какой бы то ни было монополии. Ибо монополия внешн е й торговли означает монополию бюрократии в вопросах внешней торговли, означает неслыханную волокиту и такое же взяточнич е ство, — означает, кроме того, что средняя и мелкая промышленность, не имеющая ни времени для волокиты, ни денег для взяток, разоряется сама и разоряет тот слой, который во всех странах мира является наиболее прочной опорой всякой политической устойчивости.

Каб и нетные теорет и ки, отталкиваясь от реально существующих проти в оречий между «трудом» и «капиталом», от реальной хозяйст в енной борьбы, которая, как общее правило, не носит идиллических форм, предложили человечеству целый ряд хозяйственных систем коллективистического характера. Проверенные на практике, все эти системы привели к следующим ре з ультатам:

1. К повышению себестоимости производства, которое покрывается за счет налог о плательщика.

2. К понижению качества продукции, которое компенсируется системой лицензий на ввоз и вывоз, принудительных торговых договоров, субсидированием иностранного сбыта и монополизацией внутреннего.

3. К ограничению хозяйственной свободы не только работодателя, но и рабочих.

4. Как логический вывод из всего этого, — к ограничению политической свободы страны.

Сегодняшняя Англия переживает этот процесс в самом его начале. Вчерашняя Германия была посредине пути. Сегодняшний СССР довел этот процесс до его логического конца. Во всех трех случаях частный предприниматель, то есть, лицо, на практике выдержавшее испытание конкуренции, заменяется служащ и м, назначенным по принципу партийной принадлежности, профсоюзного стажа или чиновной выслуги лет. Практически е го система работы обусловлена не требованиями про изводства, рынка и прочего — а условиями партийной, проф со ю зной или государственной дисциплины. Повышение себестоимости и снижение качест в производства являются автоматическими последствиями. В данный момент, например, английские товары не находят достаточного сбыта, вследствие их низкого качества, и английский экспорт организуется или в виде «принудительного ассортимента», или в виде государственных договоров, по которому контрагенту навязывается данный товар. В данный исторический момент этот способ экспорта облегчается мировым товарным голодом, который возник в результате Второй мировой войны, подготовки к Третьей и выпадения из мирового торгового оборота таких стран, как Россия, Германия и Япония. И если в пределах национального хозяйства социалистический сектор не имеет никакой возможности свободно конкурировать с частнохозяйственным, то внутри страны последний может быть задавлен искусственно — даже и без полной «социализации». В пределах же мирового хозяйства частнохозяйственный сектор может быть задавлен только в результате войны. Военно-политическая экспансия СССР и Третьего Райха, нынешняя двуличная политика Англии по адресу СССР и Европы объясняются, в частности, тем, что социализм СССР, Германии и Англии может сохранить свою жизнь только при условии ликвидации всякой к апиталистической конкуренции во всем мире. А Д О этой ликвидации — только во з можно более полной изоляцией народного хозяйства от мирового.

Вследствие этого те наши п рограммы, которые в той или иной форме предусматривают бюрократизацию нашего народного хозяйства (социалистическая и солидаристическая программы) совершенно логично предусматривают также и монополию внешней торговли. Ибо, если отечественная — социализированная или солидаризированная промышленность будет производить дрянь (а она будет производить дрянь), то производителей дряни нужно защитить монополией внешней торговли.

Таким образом, на плечи пресловутых трудящихся в озлагаются следующие бремена:

1) Как налогоплательщики, трудящиеся оплачивают бытие хозяйственной бюрократии, а также и административной, — ибо административная бюрократия в этом случае защищает бытие хозяйственной.

2) Как лица наемного труда, трудящиеся получают все меньшую и меньшую заработную плату, ибо даже при «повы ш ении ставок» эта заработная плата практически снижается и повышением цен на товары и снижением качества этих товаров.

3) Как граждане страны, трудящиеся подвергаются ограничениям в праве перемены работы, в праве забастовок, в праве, как бы то ни было бороться с планами и интересами социалистической бюрократии.

4) И так как все эти ограничения автоматически вызывают или протесты или борьбу, то всякое последовательно социализированное хозяйство рано или поздно должно вступить на путь военно-поли цейской диктатуры, как единственного мыслимого способа своей самозащиты от народа.

Отстаивая принцип частной собственности и частной инициативы, Народно е -Монархическое Движение никак не имеет в виду интересов русской буржуазии, которой в СССР нет вовсе и почти вовсе нет в эмиграции. Таким образом мотив «защиты классовых интересов буржуазии» отпада е т со в ершенно: было бы очень трудно защищать интересы несуществующего слоя.

Народно- Монархическое Движение, защищая частную собственность и частную инициативу, имеет в виду только и исключительно интересы народного хозяйств а . Мы признаем свободу хозяйственной конкуренц и и, ограничен н ую только в с лучаях самой крайней и очевидной необходимости -или гигиенической (винная монополия), и л и технической (почта и телеграф), или экономической (железные дорог и ), или военной (мобилизация промышленности). Однако, отстаивая права частной инициативы, Народно-Монархическое Дв и жение будет точно так же отстаивать и права всякой коллективной инициативы. Императорская Россия была страной, в которой по тем временам «обобществленный сектор народного хозяйства» был больше, чем где бы то ни было в мире. Государственн ы й Банк контролировал все банки России и имел исключительное право эмиссии кредитных билетов . Больш и нство железных дорог принадлежало казне, а оставшиеся частные дороги стояли накануне «выкупа в казну». Государство владело огромными земельными пространствами, владело заводами и рудниками. Земская медицина была поставлена так, как она и сейчас не поставлена нигде во всем мире. Земства начинали строить свою фармацевтическую промышленность — с помощью государственного кредита. Русское кооперативное движение было самым мощным в мире. Таким образом — в Царской России существовала: а) свободная конкуренция частного хозяйства и б) свободная конкуренция частного хозяйства , государственного хозяйства, земского, городского кооперативного и артельного — причем государство в равной степени помогало всем, кто умел работать. Ибо государственная власть не принадлежала ни капиталу, ни профсоюзам, ни кооперативам, ни земствам: она принадлежала Государю Им п ератору, который в чисто хозяйст в енном отношении был з аинтересован в том же, в чем был заинтересован каждый человек страны: чтобы был хороший и дешевый ситец, И совершенно не был заинтересован в том, на какой фабрике , этот ситец производится: на казенной, кооперативной, земской или частной. В чисто хозяйственном о тношении русская монархия является полномочной и полномощной представительницей ва ш их личных и нтересов, — разумеется пр и том услов и и, чт о вы не являетесь социалистическим бюрократом. Наша пол и тическая экономия которая и по сей день питается чужими ц и татами, до сих пор не удосужилась проанализировать реальную хозяйственную жизнь дореволюционной России. В этой р е альной хозяйственной жизни России были такие явления, как офицерское «Вольно-Экономическое Общество» — самое, кажется, старое кооперативное общество Европы, имевшее самый крупный в России универсальный магазин. Был казенн ы й Тульский оружейный з авод, который работал в несколько раз лучше современных ему ч а стных иностранных заводов. Были такие явления, так сказать административно-хозяйственного порядка, как интендантство, которое в Русско-Японскую войну было по существу преступны м сообществом воров и грабителей, а к 1914 году было поставлено на и сключите л ьную высоту: в 1912 году был проект передачи , интендантству снабжения хлебом и мясом городского населения таких гарнизонных городов, как Ковель, Гродно, Сувалк н и др угие, — интендантские цены были в три раза ниже част н ых.

Если бы наша политическая экономия занима л ась нашей действительностью, а не чужими цитатами, то она обнаружила бы тот факт — сейчас кое-как подтверждаемый и нашей левой прессой, — что Царская Россия была … самым социалистическим государством мира. И, что, почему-то именно в России целый ряд коллективистических предприятий — начиная от казенных заводов, бывших государственной собственностью, и кончая сибирской кооперацией, опиравшейся на мелкую частную собственность, бесконечными «артелями», строившимися по принципу «трудовых коллективов», офицерской кооперации, опиравшейся на нищенское офицерское жалованье, — проявил большую хозяйственную жизнеспособность, чем где бы то ни было в мире. Что «самодержавная в ласть» не только никак не препятствовала всяким «обобществленным формам» , но и всячески поддерживала и х — и там, где это было нужно (кооперация) и даже там. где это не было нужно (община). Или, иначе, что самодержавная власть искала наилучших способов хозяйствования и поддерживала все то, что оказывалось лучшим, совершенно не зависимо ни от Оуена, ни от Маркса. И есл и по проверке пра ктикой, а не догмой, эта практика оказывалась ошибочной (община), — самодержавная власть искала иных пут е й.

Однако такие поиски уже чисто технически возможны только в том случае, если в стране есть СИЛ А , н аход я щаяся вне круга эгоистических интересов банко в , заводчи ков, профсоюзов , бюрократов, профессоров и даже приват-до центов, — СИЛА, независимая ни от какого узко-группов ог о интереса. СИЛА, которая в Одном Лице воплощает в себе и н тересы всей страны вместе взятой, — то есть, не тол ь ко ее нынешнего поколения, но и ее грядущих поколений всей на ции во всех ее слоях, группах, народах и народностях.

Здесь может возникнуть довольно естественно ю недоумение . В самом деле: если Императорская Россия была «сам о й социалистической страной» того времени, то полная со ц и ализация ее большевиками является только есте с твенным завершением старого исторического процесса. Или, что по ч ти то же : большевики только продолжают хозяйственную политику Императорской России. Там был «царский социализм», зд е сь — «пролетарский социализм», но все-таки социализм.

Совершенно необходимо всегда помнить о том. что социализм не является огосударствлением той или иной отрасли промышленности, — он является принципиальным о трицанием права частной собственности, то есть и права част н ой инициативы: частная инициатива без частной собственности н емыслима технически. Государственный сектор народного х о зяйства Императорской России имел в виду в конечном счете интересы частной собственности, социалистическое хозяйство СССР имеет в виду ее полную ликвидацию. Государст в енный Сибирский путь, построенный по государственной инициативе и на государственные средства, имел в виду открыть огромные пространства Сибири для проявления частной инициативы во всем ее разнообразии; частной инициативе такая постройка была бы не под силу. Выкупая в казну данную железную дорогу, Императорское п равительство имело в виду целый ряд очень сложных соображений, часто жертвуя доходностью дороги для экономического оживления данной области. Строя казенные военные заводы, Императорское правительство имело, в частности, в виду не только непосредственные интересы обороны страны, но и недопущение к жизни той группы капиталистов, которые материально были бы заинтересованы в войне. Императорское правительство в одном направлении расширяло государственный о бщественный сектор (желе з ные дороги), в другом ликвидировало его (община удельные земли Алтая). «Выкуп в казну» имел в виду хозяйственные интересы нации. Социали зация имеет в виду карьерные интересы партии. «Выкуп в казну» мог остановиться на данном этапе, «социализация» остановиться не может. «Выкуп в казну» исходил из чисто технических соображений, социализация исходит из чисто теоретических. Так было в Англии: из чисто теоретических или демагогических соображений социализировали железные дороги и потом выяснили: социализированные железные дороги не могут конкурировать с автотранспортом — нужно социализировать и автотранспорт. Победоносная социалистическая партия растет за счет притока новых членов, и эти новые члены требуют для себя новых мест и постов. Не будучи никак подготовленными к этим местам и постам, они «снижают качество продукции» и объясняют это саботажем. С разной степенью отчетливости этот процесс развивался параллельно и в СССР, и в Германии, и в Англии. Разная степень отчетливости объясняется, главным образом, разницей в возрасте социализма: в СССР за лет тр и дцать он прошел весь путь, в Германии лет за пятнадцать — полпути, в Англии лет за пять — он находится только в начальной стадии дальнейшего развития. Причем в Англии — при отсутствии гражданской войны, он дал результаты лучшие чем в СССР 1918-1923 г. г., но х у д ш и е , чем в Германии 1933-1938. И за тот же период времени — за пять лет, с 1945 по 1950 год, социалистическая хотя и победоносная Англия в чисто хозяйственном отношении успела уже катастрофичес к и отстать от освобожденной от социализма Германии.

Народно- Монархическое Движение никак не протестует против государственных, кооперативных, земских и прочих форм хозяйства, но только при том условии, чтобы эти формы не носили насильственного характера, чтобы они не устраняли ни частной собственности, ни частной инициативы, -чтобы они служили делу Нации, а не интересам партии.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]