[ — Основные пoнятия мeтaфизики. Мир – Кoнeчноcть – Одинoчеcтво — ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ ВОПРОШАНИЕ ТЕХ МЕТАФИЗИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ, КОТОРЫЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ РАЗВЕРНУТЫ ИЗ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО НАСТРОЕНИЯ ГЛУБОКОЙ СКУКИ. ВОП — ГЛАВА ШЕСТАЯ. ТЕМАТИЧЕСКАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ ПРОБЛЕМЫ МИРА ПУТЕМ РАССМОТРЕНИЯ ТЕЗИСА «ЧЕЛОВЕК МИРООБРАЗУЮЩ» — § 72. Харaктeристикa прeдикaтивнoгo пpедложения λόγος, у Ариcтотeля]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Если мы хотим подробнее разобраться в структуре апофантического «логоса», нам надо спросить вот о чем: как этот особый λόγος связан с общей природой «логоса», т. е. с σημαίνειν? Мы уже слышали о том, что существо речи вообще, как не-апофантической, так и апофантической, заключено в σημαντικός, в «генесисе» «сюмболона», в событии того основоотношения, которое проявляется во взаимоудерживающем соглашении. Когда речь становится апофантической, тогда это σημαντικός должно преобразоваться описанным образом, т. е. здесь не просто совершается некое вообще соглашение между значением и подразумеваемым, но значение и его содержание в λόγος αποφαντικός так согласуется с означенным, что он, этот λόγος, хочет изъявить само означенное — и сделать это в речи и как речение. Теперь направленность речи — это давание видеть (das Sehenlassen) то, о чем идет речь: давание видеть и только оно. «Высказывающее предложение» — это такая речь, которая в себе самой, согласно своему речевому замыслу, или раскрывает, или скрывает. Насколько эта характеристика элементарна, настолько же она решающа для понимания всей «логос»-проблемы. В ней — масштаб истории этой проблемы, показывающий, насколько она вплоть до сегодняшнего дня удалилась от своих корней. Все реформы логики неизбежно будут только случайными, если они не вырастают из восприятия всей глубины этой проблематики. Укажем только на одно: сегодня философия по разным причинам подталкивает к диалектике и обновлению диалектического метода — в связи с возрождением гегелевской философии. Диалектика вращается в сфере говорения, «логоса», а также говорения, совершающегося в противовес первому; в сфере речи и противоречия. Возможность того, что речение, говорение, λόγος оспаривает другой «логос», возможность совершения двумя «логосами» того, что зовется άντικεΐσθαι, понятна только тогда, когда мы знаем, что есть сам λόγος. Только тогда мы знаем, что есть диалектика, и только тогда знаем, правомочна ли она и необходима ли, или же представляет собой только подсобное средство, потому что, быть может, просто не понимает проблемы «логоса». То, во что сегодня эта проблема превращается в философии и тем более в теологии, превосходит всякую фантазию.
Из всей проблематики «логоса» мы следуем лишь одной нити, чтобы развернуть проблему «как» и «в целом». Выявилось следующее: отличительная черта апофантического «логоса» — возможность раскрывать и скрывать. Эта возможность того или другого и составляет позитивное существо «логоса». Теперь мы спрашиваем о его основании. В чем коренится возможность раскрывать или скрывать? Каким должен быть λόγος сам по себе, по своей глубинной сущностной структуре, чтобы у него была возможность раскрывать или скрывать? По этому поводу Аристотель говорит в своем трактате Περί ψυχής Г6 (в том месте, о котором нельзя сказать, что оно несущественно для понимания всей проблемы). Здесь говорится о существе жизни и об иерархии живого (ср. выше: λόγον εχον —αλογον). Следовательно, то, что он говорит, дается не в рамках теории о λόγος αποφαντικός как таковой, хотя она упоминается и там (ср. ниже). Примечательно, что именно в этом трактате «О существе жизни» речь идет о «логосе». Правда, это перестанет казаться странным, если мы подумаем о том, что понятие жизни Аристотель берет очень широко, относя сюда растительное, животное и человеческое бытие. В третьей книге трактата как раз говорится о живом применительно к человеку. Его отличительная черта — λόγος, и потому в этом трактате говорится о «логосе». Здесь Аристотель говорит о том, на чем основана возможность «логоса» быть истинным или ложным. Он говорит: έν οίς δέ και то ψευδός καί το άληθές σύνθεσίς τις ήδη νοημάτων ώσπερ εν όντων , т. e. в той сфере, в которой становится возможным как скрывающее, так и раскрывающее, — там уже произошло нечто похожее на со-полагание (die Zusammensetzung), (со-ятие) (das Zusammennehmen) внятого (das Vernommene), причем таким образом, что это внятое образует как бы единство. Таким образом, основание возможности раскрытия или сокрытия — это образование единства. Где раскрытие или сокрытие, там λόγος αποφαντικός, а где он, там — принадлежа к его глубинной возможности и лежа в основе упомянутого раскрытия и сокрытия — «синтез», со-полагание, со-ятие (полагание «вместе» (Zusammen) как такового; образование единства), в-ятие того, что «вместе», единство, причем единство внятого. В основе «логоса» лежит внятие, νόησις νους, внятие чего-то — или же он сам, по своему существу, есть такое внятие чего-то (ср. выше σύμβολον). Согласно своей внутренней возможности λόγος коренится в «нусе» (по-латински ratio), откуда и возникает отождествление с «логосом», потому что λόγος есть νους. Отсюда также идет и перевод формулы ζωον λόγον έχον выступающей как определение человека, формулой animal rationale. Короче говоря: внятие, образующее единство (внимающее единство-образование), есть сущностное основание возможности раскрытия или сокрытия, причем не только одного или другого, но «или—или», т. е. «не только, но и» их обоих, и, таким образом, сущностное основание для каждого как такового — как чего-то такого, что есть только в этом «или—или», т. е. «не только, но и».
Теперь вопрос таков: как Аристотель обосновывает этот тезис и как показывает, что раскрытие и сокрытие в качестве условия возможности самих себя требуют того, что он называет словом σύνθεσις? Короче говоря, σύνθεσις есть условие возможности ψευδός. Поэтому Аристотель прямо говорит: τό γάρ ψευδός έν συνθέσει άεί , т. е. там, где обман (сокрытие), там присутствует это внимающее образование единства. По крайней мере, тезис звучит именно так. Аристотель тотчас же дает обоснование: και γάρ αν то λευκόν μήλευκόν, τό μή λευκόν συνέθηκεν, т. e. ведь если кто-нибудь, желая обмануть, говорит, что белое — не белое, он уже образовал единство этого «не белого» с белым. Для того чтобы, обманывая, смочь сказать, что нечто таково, каковым оно на самом деле не является, надо вообще с самого начала образовать эту совместность. Говоря по существу, для того, чтобы нечто показать, выявить — будь оно так, как оно есть, или так, как оно не есть, — т. е. чтобы, выявляя, смочь раскрыть или сокрыть, то, к чему относится это выявление, должно с самого начала уже быть внятым в единстве его определений, из которых и в которых его можно четко определить, а именно так-то и так-то. Поэтому оно с самого начала уже должно быть внято как то-то и то-то. Когда Аристотель в этой связи говорит о «сюнтесис», он имеет в виду то, что мы называем «как»-структурой. Он это подразумевает, но, правда, не углубляется в измерение данной проблемы. «Как»-структура, предварительное внятие чего-то как чего-то, внятие, образующее единство, есть условие возможности истины и ложности «логоса». Чтобы вынести суждение о черной классной доске, я должен уже увидеть ее как нечто единое, дабы потом, в суждении, разложить то, что я воспринял.
Во время первой вводной и поверхностной характеристики этого «как» мы сказали лишь одно: оно встречается только там, где появляется предикативное предложение, которому приписывается истинность или ложность. Теперь связь внутри «логоса» проясняется, причем таким образом, что сама «как»-структура выступает как условие возможности «апофантического логоса», если для него характерны αληθές и ψευδός. «Как» — не свойство «логоса», как бы наклеенное на него или прибитое к нему: напротив, «как»-структура вообще есть условие возможности «логоса».