Лганье на глянцевой бумаге


[ — Пoслecлoвие к мятeжу.1991-2000. Книгa 2Глaвa 1. Филоcoфия мoскoвскoй влaсти]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Ложь — слишком мягкое слово для определения качества той информации, которую преподносят московские власти москвичам и гостям столицы в печатном и устном слове. Лганье — вот термин, примененный когда-то Салтыковым-Щедриным. Московские власти пробавляются именно лганьем, ежечасно жизнедействуют в этом лганье. Это их способ существования.

В конце 1994 года мэрия Москвы совместно и объединением “Интурреклама” выпустила тиражом 30.000 экземпляров рекламный буклет о работе московской администрации. Это тупое лганье-вранье на великолепных глянцевых страницах, идентичное “творчеству” застойных брежневских лет.

Предваряя парад рапортов, Ю.Лужков обратился к читателям на страницах своей рекламной брошюры. Он заявил вот что: “Новые власти столицы во главу угла поставили интересы человека. Прежде всего надо было приблизить органы управления к людям, организовать действенный и постоянный контроль за выполнением принятых решений”.

Сегодня мы с полной уверенностью можем сказать, что во главу угла мэр и его приспешники поставили интересы стяжателя, мздоимца, коррупционера — больше никого. Органы управления были несколькими разорительным реформами полностью оторваны от гражданина, органы местного самоуправления уничтожены, Городская Дума превращена в отдел при мэре, городское хозяйство — в рассадник коррупции, должности в администрации — в источник наживы, властная иерархия — в систему круговой поруки.

Лужков представляет дело так, что практически полная приватизация торговли и сферы услуг, а также 50 % приватизация промышленности, принесли городу большую пользу. Жители столицы могут оценить приватизационное безобразие именно как “пользу”. Им кажется, что уровень их благосостояния остался вполне приемлемым, особенно в условиях кризиса. Но в действительности, распродав более половины имущества, мы почувствовали только необходимость туже затянуть пояса, а кое-кто вообще по миру пошел. Что от Москвы осталось нашим детям? Не общая собственность, рачительно наращиваемая отцами города, а неимущее существование, ожидание подачек от власти и милостыни от спонсоров.

Успех Лужкова и его номенклатурной компании будто бы состоит в том, что в столице сосредоточилось более трети из 2000 коммерческих банков. Но вспомним, сколько обмануто ими, сколько еще будет обмануто?.. Сколько криминальных денег отмыто ими, сколько еще будет отмыто?.. В том числе с помощью правительства Москвы, с помощью его уполномоченных банков.

Лужков пишет, что московское правительство поддерживает промышленных предпринимателей, занятых производством. Как бы не так! Взять к примеру строительный бизнес. Здесь происходила не только монополизация рынка полукриминальными монополистами, но и удушение любого конкурирующего с ними предприятия. Власти Москвы не только не осуществляли поддержки независимого предпринимательства, но всячески угнетали его. Кто не верит — пусть попробует открыть свое предприятие и прочувствовать это на собственной шкуре. Или спросить пытавшихся это сделать.

Главное, чем беззастенчиво козыряет Лужков в своей глянцевой брошюре:

— спад промышленного производства в столице менее глубокий, чем в целом по стране;

— кризисные явления практически не получили заметного развития в строительстве, торговле, городском хозяйстве, пищевой промышленности, на рынке труда;

— темпы роста доходов населения и потребительских цен практически совпадают.

Мы опять сошлемся на то, что половина промышленного потенциала Москвы распродана. Может быть именно отсюда создается иллюзия относительного благополучия? Может быть у других дела идут хуже только оттого, что им нечего продать или оттого, что они не торопятся продавать?

В Москве были сконцентрированы ресурсы всей страны, создана мощная и современная промышленная научная база. Сказывается также близость к властным центрам, во многом облегчающая решения многочисленных вопросов. Воспользоваться этим богатством — большого ума не надо. Никакой заслуги Лужкова и его правительства в относительном (весьма относительном!) благополучии Москвы нет. Если распродать вторую половину промышленности Москвы, то может быть Лужков сможет хвастаться своими успехами еще одну пятилетку. А дальше что?

Приведем в дополнение к комментарию факт, опубликованный “Российской газетой” летом 1995. Речь идет об открытом письме Лужкова российскому правительству. Во-первых, Лужков требует для закупки продовольствия 1.4 трлн. рублей под 10 % годовых и 200 млн. долларов под 3 %. Это эквивалентно прямым вливаниям в “бизнес” московского правительства сотен миллионов рублей. Во-вторых, из федеральных фондов выжимается 2 млн. тонн нефти и 2 млрд. “кубов” газа. Это еще одна статья “доходов” номенклатуры — в обмен на политическую стабильность в столице. Наконец, предполагается, что закупка продовольствия для Москвы будет вестись за счет платежей по задолженности иностранных государств Российской Федерации. В долг дает вся страна, а возвращаются деньги одному Лужкову.

Итог всех этих махинаций прежний. Например, такой — за год с августа 1993 г. основные продукты питания в России подорожали в 2.74 раза, а в Москве — в 3.1 раза. В 1996 году стоимость “корзины” из 19-ти важнейших продуктов в Москве превысила 300 тыс. рублей в месяц на человека, что в полтора-два раза выше, чем в целом по России. Выходит, рапорты Лужкова — форменное вранье, а учитывая их скрытый смысл — именно лганье.

“Конкуренция обостряется, и вследствие этого качественные показатели растут”. Лужков козыряет цифрами зарегистрированных предприятий. Зарегистрировано действительно много. Москвичи поверили словам о рыночной экономике и решили пробовать свои силы. Но сколько из 14000 новых предприятий торговли и сферы услуг на тот момент действовало, сколько из 5000 новых строительных организаций нашло потребителя, сколько из 500 новых автотранспортных предприятий было работоспособно? Учет не велся, ибо он вскрыл бы лживость словес о развитии рыночных отношений в столице. Наиболее удачно адаптировались в столице к “рыночным отношениям” всяческое ворье и жулье — это точно.

Борьба за муниципальную собственность (А.Краснов. Мысли вслух.)

Для предпринимателя в сегодняшней ситуации очень хочется перейти от феодальной раздробленности к абсолютной монархии. Чтобы было понятно, кто есть начальник, и если договорился с ним или его службой, то все остальное решается самостоятельными усилиями. То есть, не возникнет еще какого-то хозяина, который начнет диктовать изменение условий.

Если муниципальный орган (то ли местный представительный орган, то ли глава администрации) говорит “я хозяин на этой территории, и если я принял решение, то так оно и будет”, то это устраивает любого предпринимателя. Когда мы приняли скандальное решение о пространстве и воде в своем районе, ставилась именно такая задача — один хозяин. Поэтому у нас на Красной Пресне и начался предпринимательский бум.

История начиналась смешно. Несколько наших райсоветовских депутатов, которые были одновременно и депутатами Моссовета, как-то приехали с городской сессии и сказали, что необходимо срочно принимать решение в соответствии с Законом, по которому местные Советы (а тогда районные Советы являлись именно местными) могли до 1 июля 1990 года заявить свое право на собственность, находящуюся на их территории. Ажиотаж был серьезный, ибо город мог объявить все своим, и было неясно, как потом отделить свою часть собственности. Нам надо было срочно принимать решение, а потом передавать крупные объекты в городское или федеральное подчинение.

Мы быстро составили решение, переписав из Закона все, что может быть предметом федеральной собственности. Туда входили понятия “водные ресурсы” и “недра”. Никакого “воздушного пространства”, о котором писали борзые журналисты, там не было. Это была чисто журналистская утка. Никаких своих придумок там не было.

Все началось с криков Станкевича: “Мы сдадим Краснопресненский райсовет в Музей Революции!” Дальше этот треп дошел до Михаила Сергеевича Горбачева, он тоже начал топать ногами.

Приняв нормальное решение, основанное на законе, мы готовы были отстаивать любую его позицию. Я выиграл полтора десятка судебных процессов против средств массовой информации по поводу защиты чести и достоинства — против тех, кто в оскорбительном тоне высказывался в том плане, что я принял решение о воздушном пространстве. Когда я просил предъявить документ, мне отвечали: “Да это всем известно!”. В результате все суды мы выигрывали: в нашем решении воздуха не было, да и решение было принято коллегиально.

Более того, когда мы стали смотреть логику закона, то оказалось, что законодатели не дураки. Оказалось, что в плане экологии, если ты объявил право собственности на воздух, который находится над данной территорией, ты можешь предъявить юридически выверенные претензии по поводу загрязнения воздуха источниками, находящимися вне твоей территории. Мы даже нашли прецеденты, что воздух не только муниципалитетами, но и частными лицами признается частью территории. Это связано и с вопросами солнечного освещения, и с нависающими козырьками зданий и т. п.

Воздух мы оставили в покое, а вот с землей наше решение пришлось как нельзя кстати. Если бы решения не было, никаких юридических оснований для того, чтобы запретить, например, строительство вблизи спальных районов линии высоковольтных передач или разрешить, например, строительство муниципальной стоянки для автомобилей, не было бы. Только в случае муниципальной собственности на землю можно взимать деньги за пользование стоянкой. Иных способов просто нет. Сегодня это произвол.

С водой было сложнее. У нас ее было мало — всего-то небольшое пространство вдоль набережной Москвы-реки. Но с момента принятия нашего решения любой бизнесмен, который в моем присутствии надувал щеки и жаловался, что мы не даем ему развернуться, получал предложение приобрести где-нибудь самый поганый пароходик, встать на набережной радом с “Александром Блоком” и сделать ресторан, гостиницу — все, что пожелаешь. С землей у нас сложно, а тут — никаких проблем! Если человек имел наглость заявить, что он готов к такому обороту дела, то ему вручался арендный договор с оплатой на квартал вперед.

Большинство внешне “крутых” бизнесменов оказывались на поверку болтунами, но проплачивали первый квартал и начинали поиски подходящей посудины. Потом оказывалось, что они “не тянут”, место пустовало, а деньги оставались в районной казне. Когда я понял, что это происходит достаточно часто, то я начал сдавать одно и то же место трем, пятерым, двенадцати претендентам. Велик и могуч оказался только один человек, который дошел до того момента, что пригнал илочерпалку и углубил русло для большого корабля. Но и этот потом прогорел. Поставили только несколько небольших барж-корыт.

В результате мы получили возможность проплачивать первый взнос на получение жилья любому очереднику, который решил вступить в кооператив и выйти из очереди. За счет этой аренды мы могли бесплатно вывозить ветеранов в не Бог весть какой, но все-таки приличный, санаторий. Этого не было ни в одном другом районе.

Контролирующие органы все время домогались, откуда у нас деньги. Мы отвечали, что пакуем проданный воздух в пакеты и торгуем им на Манхэттене за валюту.

Поскольку тогда можно было иметь лишь один счет райсовета, то контролирующие органы очень любили Пресня-банк. Контролеры всевозможных ведомств все время спрашивали, на какие счета у Краснова лично есть право распорядителя кредитов. На это им отвечали: “Ни на один!”. Мной, действительно, за все время не было подписано ни одного финансового документа. Все документы шли как решения районного Совета или его президиума. Ни одна прокуратура прицепиться не могла.

То же самое с землей. Многие участки мы сдавали в аренду, предлагая любому “крутому” бизнесмену проплатить первый квартал. Все свои согласования мы гарантировали в любой момент. Те, кто считал, что “ухватил Бога за бороду”, недооценивали силу московской бюрократии, над которой мы тоже не были властны. В конце концов здесь мы тоже стали сдавать одно и то же место два-три раза одновременно. Ни разу между собой интересы застройщиков не столкнулись. Такова была сила московской администрации, которая никому не давала работать.

С недрами был тоже интересный правовой прецедент. У нас на территории располагалось посольство США. А посольства, как известно, обладают правом экстерриториальности. Так вот, понадобилось американцам провести тоннель между старым и новым посольством. Вот тут-то они и натолкнулись на нашу строительную бюрократию. Оказалось, что американцам предлагается один-единственный подрядчик — фирма господина Строева (который позднее в ту же Америку и удрал от грозящей ему тюрьмы).

Мало того, что эта фирма заламывала какие-то астрономические цены (с деньгами у американцев особых проблем не было), она стала предлагать неимоверно большие строки осуществления проекта. Когда я предложил найти тех, кто сделает все быстро и качественно, вся московская строительная мафия взвилась на дыбы — у них из-под носа уводят лакомый кусок! Так этот туннель и не построили.

Приведем еще несколько примеров деятельности московских властей.

Лужков прославился убийственными мерами в области финансов. Так, вмешательство в дела бирж со своим налогом на сделки привело к искажению системы формирования валютных курсов, но не принесло городу существенных доходов. Размещение временно свободных средств правительства Москвы на депозитах коммерческих банков дало последним возможность получить дополнительные прибыли и изъяло у предприятий столицы нужные им финансы. Этот шаг стал демонстрацией бесхозяйственности и непрофессионализма городских властей. Но все это меркнет перед созданием стараниями Лужкова целой криминальной республики, поднявшейся как не дрожжах за счет бесконтрольного и почти бесплатного использования московской собственности.

Напомним читателю, что в 1992–1993 году московское депутаты утроили лужковской номенклатуре настоящее сражение по поводу сокрытия чуть ли не половины доходной части городского бюджета. Большая часть сокрытия приходилась именно на аренду нежилых помещений и эксплуатации городской собственности (см. “Мятеж номенклатуры”).

По прошествии нескольких лет читаем откровения лужковского вице-премьера О.М.Толкачева (РФ № 8, 1997):

“Когда мы начинали, доход города от аренды недвижимости до 1993 года составлял — в сопоставимых ценах — 40 млрд. рублей. И это тогда считалось много. На следующий годы мы запланировали 250 млрд., в шесть раз больше. А получили 450. В десять раз больше! Откуда, спрашивается? Открылись новые источники? Ничего подобного Эти деньги были в городе, вертелись, но оседали в чужих карманах, а теперь пошли в бюджет. На девяносто пятый год, идя от достигнутого, мы наметили получить 460 млрд. руб., а собрали 970 млрд. руб. Повышали арендную плату? Не без того. Но главное — правильно направили денежные потоки.

В девяносто пятом году собрали триллион девятьсот миллиардов рублей, а в прошлом — 2 триллиона 100 миллиардов. Это лишь аренда. В целом же только от работы с имуществом дополнительно к другим доходам город получил 6 триллионов рублей. Или миллиард двести миллионов долларов”.

Мы видим какие суммы присваивались до 1994 года московской номенклатурой и прикормленными ею недобросовестными предпринимателями. И это только верхняя часть айсберга, высунувшаяся наружу. Выходит, под руководством Лужкова задержка с принятием верных решений составляет где-то 3–4 года. За это время поезд давно ушел и мафиозный слой в обществе укрепился. Вот и приходится московской номенклатуре подпитывать его, служить его интересам.

Скажем более, все те успехи, о которых доложил Толкачев, свидетельствуют лишь об одном: прямое присвоение доходов города отчасти сменилось косвенным — через посредство городского бюджета.

Толкачев похвастался, что Москва получает от собственности в полтора раза больше, чем федеральное правительство со всей России. Питер же собирает доходов от собственности в 25 раз меньше Москвы, если пересчитать на душу населения. Вывод отсюда только один: по стране продолжается прямая “приватизация” доходов, которые должны были бы поступать в бюджет и из которых должны быть оплачены пенсии и зарплаты. О масштабах этой “приватизации” говорит цифра, на которую в первом квартале 1997 чубайсовское правительство собралось сократить доходную часть бюджета — 100 трлн. рублей.

Симптоматично, что О.Толкачев был избран главой московского отделения “Союза Реалистов”, поддержавшего политику Лужкова, поскольку она соответствует современным нормам нового “демократического социализма” и “соответствует социал-демократической концепции”. В тот же курятник занесло и странноватого редактора “Московской правды”, и бывшего предисполкома Моссовета и предшественника Лужкова В.Сайкина, обретающегося при Лужкове в качестве шефа комитета по делам о несостоятельности, и приличного писателя Ю.Полякова (“Партинформ” № 29, 1997). Занятно, как “новый социализм” можно было совместить с радикально-либеральным бредом московской “философии власти”?

Теперь вернемся снова к глянцевому буклету, прославляющему Лужкова и его невиданные успехи, о которых (ввиду еще больших успехов) позднее говорили так: “тогда мы думали над проблемой, как не оставить город без хлеба”.

Для того, чтобы разоблачить все вранье, набранное отчетливым шрифтом на чудесной бумаге, нужно потратить немало слов. Мы остановимся в дополнение к вышеприведенным примерам еще только на одном — на истории с Северной ТЭЦ.

Лужков в своей рекламной книжке сообщает о дефиците тепла в северных районах столицы, который требовал ускоренного ввода в действие энергетического монстра, и комментирует свое сообщение: “Исполнительная власть столкнулась с сопротивлением “зеленых” и ряда депутатов бывшего Моссовета. Правительству Москвы и мэру пришлось, взяв всю ответственность на себя, принять решение о продолжении строительства ТЭЦ. Холодная зима 1994 г. подтвердила правильность этого решения”.

В этих фразах содержится фантастическая концентрация вранья! Никакого “ряда депутатов бывшего Моссовета” не было. Было законное решение Моссовета, тщательно взвешенное и согласованное со специалистами. Лужков вовсе не возражал в свое время против этого решения, но в удобный момент саботировал его.

Исполнительная власть вовсе не “столкнулась” с чьим-то там сопротивлением, а элементарно нарушала и нарушает закон (это называется у преступников “брать всю ответственность на себя”), а зима 1994 г. была одной из самых теплых за последние десятилетия.

Потом были очень теплые зимы 1995–1999, во время которых столбик термометра редко опускался ниже 5 °C. Но номенклатура с таким усердием нагревала батареи, что люди мучались от жары. Зато, когда в 1999 году ранняя жара апреля (в течение которого топили просто нещадно) сменилась очень холодным маем, отопление тут же отключили. Три недели московские квартиры промерзали, и только после этого отопление было все-таки пущено — буквально на несколько дней.

В конце 1997 г. Мосэнерго отметило свой юбилей (что-то типа 110-летия выдумали фантасты-завистники лужковского триумфа с 850-летием Москвы). Торжества совпали с сообщением о том, что строительство Северной ТЭЦ спасло от холода около миллиона москвичей, а также о начале создания первой газотурбинной энергетической установки — нового слова в российской энергетике.

Как обычно, в данном случае мы можем зафиксировать чудовищное отставание московской бюрократии от запросов времени. Ведь еще в 1990 году депутаты Моссовета настаивали на том, чтобы бюджетные средства не гробились на монстра Северной ТЭЦ, а были пущены на создание сети газотурбинных установок. Семь с половиной лет опоздания и гигантская растрата городского бюджета, пропущенного в чадливую трубу ТЭЦ, — вот цена, которую платит Москва (а с ней и страна) за некомпетентность и лживость номенклатуры.

Вот и еще одна примета лужковской пропаганды — фотография с рекламой милого сердцу всякого рода самозванцев Мост-банка, без которой глянцевая брошюра обойтись просто не могла.

О рекламе к месту будет сказать, что она не украшала столицу, как утверждал московский градоначальник, а похабит ее. Дело доходит до откровенной порнографии, на остановках рекламируются импортные сигареты и выпивка, иноязычные надписи захватили весь центр Москвы. Только как вызов можно расценить плакатище в защиту чистоты при полном отсутствии урн и чудовищной загаженности наиболее людных мест. А посмотрите в каком гнусном рекламном окружении стоит памятник Пушкину — ансамбль зданий продажных газет “Московские новости” и “Известия” дополняется “Макдональдсом”, ночным рестораном “Пират”, аршинными иноязычными вывесками “Кока-кол” и “Самсунгов” и ларечным паскудством.

Только когда Лужков соизволил все-таки взглянуть на улицы столице, где котором с его ведома царило это безобразие, пришлось признать, что “за рекламой не видно города”. И поручить сократить число придорожных щитов на 20 %. Города, правда от этого поручения видно так и не стало. А если бы город и выглянул из-под рекламной похабщины, его трудно было бы узнать московским старожилам.

Мы приведем скорбный список умерщвленных памятников архитектуры (данные ВООПИК, “Правда-5”, № 110 (139), 22–29 сентября,1996). Коммерческими структурами, которые получили от Лужкова, под видом “реконструкции” разворованы и разрушены ценнейшие элементы историко-культурных памятников по 2-му Обыденскому пер, 11; 1-му Зачатьевскому пер., 6; ул. Остоженка, 40. Коммерсантами уничтожена мемориальная квартира Сеченова (Сеченовский пер..6, стр.2), последняя квартира Есенина (Померанцев пер., 3), дом Рубинштейна (Сретенка, 17), парк, который сажал Шаляпин (Остоженка), палаты XVII века (Чистопрудный бульвар, 11), целый ряд памятников архитектуры на ул. Сергия Радонежского. По распоряжению Лужкова снесена часть усадьбы Истоминых (Пречистинка,8, стр.3), часть архитектурного комплекса литературного музея Пушкина (Пречистинка, 12), изуродован Гостиный Двор (Ильинка, 3) — несмотря на предупреждения реставраторов часть галерей Гостиного Двора рухнула вместе с надстройкой, которая появилась там по приказу Лужкова («Итоги» № 1–2, 1997).

Снесены архитектурные памятники по адресам: 1-й Голутвинский, 4, стр.1; Арбат, 48; Лаврушинский 2/12, стр. 1, 2; Кадашевская наб., 18; ул. Тулинская, 1/2; ул. Герцена,17; Никитский бульвар,10/5, стр 1. Нанесен существенный ущерб памятникам архитектуры Новинский бульвар, 25; Остоженка, 37; Цветной бульвар, 25; Садово-Сухаревская, 14; Камергерский пер., 6 (квартира С.Прокофьева); Житная, 6/8… Временем и номенклатурным бездушием разрушаются дом Черткова (Мясницкая, 7), дом Алябьева (Крелевская наб., 1/9), дом Шаляпина (3-й Зачатьевский, 3) и многое другое.

Лужковский главный архитектор летом 2001 года неожиданно заявил, что московскому правительству нужна земля в центре столицы. Поэтому будут сноситься все старые здания — не взирая на историческую ценность. Мол, реставрация построенных в ХХ веке заданий слишком дорга — строили их плохих материалов. На месте всего этого “старья” должны появиться современные задания. А что до нелепой эклектики, так в этом, якобы, состоит своеобразие Москвы.

Разорение, которое обрушил на Москву Лужков многократно превысило безобразие советских архитекторов. Этот счищал целые исторические пласты, превращая исторические здания либо в кучу мусора, объявленную к вывозу на свалку, либо в какую-нибудь забегаловку.

Чиновника надо напугать (А.Краснов. Мысли вслух.)

Для того, чтобы процесс развала приостановить и обратить вспять, чиновника нужно сильно испугать. Можно испугать райкомами, можно — расстрельными тройками, можно — депутатами, можно — показательными судами… Причем пугать надо от души! Они должны понять, что чиновничество — обслуживающий персонал.

Нужны показательные суды над высшими чиновниками РФ, которые прослеживают всю цепочку событий: расследование с подробными комментариями к фактам, судебный процесс с изобличением, отсидка с подчеркиванием разницы бытовых условий.

Процесс Чурбанова позитивен — все видели как судят, знали что сидит. Теперь сменил лагерный барак на ореховый кабинет с вертушкой, но это не столь важно — отсидел ведь! Если бы этот процесс был продолжен, испуг чиновничества состоялся бы. Все бы знали, что посадили Иванова, Сидорова, Чубайса, Черномырдина, знали бы за что и как наказали. Все бы видели конфискованные дачки и цифры счетов в разных банках, знали бы откуда и сколько пришло в карман осужденному чиновнику.

Нам не нужны “японские шпионы”, которых тайно хватают и быстро расстреливают в подвале, чтобы не сболтнул лишнего на публичном процессе. Для того, чтобы добиться результата показательные процессы должны быть доказательными, интересными. Людям должно быть понятно, что деяния, совершенные таким образом и с нарушением таких-то законов будут наказаны так, как это демонстрируется. Преступники при должностях должны знать, что такие деяния начали активно расследоваться в установленном законом порядке и доводятся до исполнения приговора.

Если все будут видеть, что посадили одного, второго, пятого, то на втором десятке эффект будет неизбежен, чиновники притихнут, а бизнес вздохнет свободнее.

В примечательной глянцевой книжечке, к которой мы все время возвращаемся, говорим, есть лукавые строки о поддержке московской прессы и общественных организаций. Конечно же Лужков не пишет, что поддерживает “демократические” издания, главной отличительной особенностью которых является наглость дилетантов и готовность публиковать на своих страницах голые задницы. Что касается партий и движений, с помощью которых исполнительная власть якобы может “в большой степени учитывать интересы жителей Москвы, помогая институту многопартийности, развитию демократических основ жизни”, то это тоже вранье. Нет охоты даже тратить слова по этому поводу.

Лужков и тогда думал и до сих пор думает, что его рассказы про успехи московской администрации — это отчеты перед гражданами. Если разобраться в том, что же он говорит, станет понятно: либо человек ваньку валяет, либо в самом деле слаб на голову.

Например, отмечая завершение 1997 года, Лужков говорит о том, что зарплата в Москве поднялась на 19 %, а цены — всего на 12 %. Это выдается за успех. Но любому здравому человеку ясно, что успех этот напоминает достижение нормальной температуры в среднем по больнице. Так и в Москве — прибавка в зарплате у одних означала обнищание других. Но не будет же в самом деле Лужков говорить о том, что расслоение москвичей по доходам сравнимо разве что с какой-нибудь банановой республикой! Плоть от плоти номенклатуры, он блюдет прежде всего свой мундир. Правды от него не дождешься. А что за вереницей парадных пуговиц? Не черви ли трупные?

Правда всплывает, если сравнить некоторые цифры. Например, в декабре 1998 стандартный набор из 22 продуктов питания, способный обеспечить москвича необходимыми 2300 калориями в день, стоил 560 рублей. В то же самое время пенсия подавляющего большинства отработавшегося свое пожилых москвичей составляла 450 рублей (ВМ 18.12.08). Не забудем также, что из указанной суммы приходилось оплачивать квартиру, телефон, электричество. Выходит, шло неуклонное вымирание старожилов, вынужденных питаться некачественными и самыми дешевыми продуктами, а также вкалывать как проклятые на дачных участках.

В упомянутом отчете за 1997 год Лужков выдал за успех рост ВВП по Москве на 2 %. Для профанов это можно было выдать за результат усилий московских властей, для профессионала понятно, что эта цифра — результат несложной подтасовки. Достаточно несложных операций с разного рода коэффициентами, чтобы выдать желаемое за действительное. Хорошо еще, что не написали 20 %. Вероятно, готовили такого рода “рывок” к президентской кампании Лужкова, да не вышло. Набрали в рот фальши, а выблевать ее было некуда.

Ну да другие поводы нашлись, чтобы уверенно квалифицировать “философию” московской власти как паскудство и лганье.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]