Нация — это стиль, идеология и организация


[ — Пoслecлoвие к мятeжу.1991-2000. Книгa 2Глaва 8. Кyда идeт Рoссия?]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Возникает вопрос, что такое нация? Ясности здесь не наблюдается ни в научной литературе, ни, тем более, в политических документах. Не вдаваясь в подробности я бы определил нацию как духовно-культурную общность, способную к формированию конкуреноспособной государственности.

Понятна взаимосвязь нации и государства, которые друг без друга устойчивыми быть не могут. Более сложно для понимания соотношение нации и этноса. Здесь различий чаще всего не проводят, не замечая, что этнос — явление природное (следовательно, не требующее государственности), а нация — явление историческое и цивилизационное. Чудовищным заблуждением является отождествление нации и этноса. Разрушительные процессы, распад государственности, который мы наблюдаем в России, происходит именно поэтому что страна объявлена многонациональным государством. Но ведь нация — это и есть претензия на государственность.

Если мы говорим о нации, то должны определиться, о какой нации речь идет в России. В последнее время весьма популярным становится утверждение о возникновении в России (или существовании от века) нации “россиян”. Откуда они взялись, никто не знает. Более обосновано можно говорить о нации русских, объединившей в едином государстве еще и нерусские этносы. Если в европейском варианте мы видим чистые национальные государства, то в отечественном — имперскую форму государственности — государствообразующая нация плюс разнообразные этносы, которым не отказывают в их этническом бытии. в Европе же этносы в результате жесточайшей борьбы были подавлены и растворены. Хотя и не везде и не до конца.

Необходимо сказать, что попытки этносов приобрети национальное бытие есть противоестественный и абсолютно разрушительный процесс. В реальности это лишь скрытая попытка этнической элиты повысить свой статус в государстве. Как вариант можно рассматривать попытку криминальной группы прикрыться статусом политического формирования этнического характера.

Наконец, стоит вопрос о том. что такое национализм? К сожалению, тут нет единства ни в теории, ни в практике. Например, противопоставляются интересы нации и интересы государства. При этом путаются понятия “государство” и “политический режим”. В подобных случаях национализм подменяется представлениями о племенной или этнической близости, русские низводятся до этноса и неявно лишаются права на государственность. Противоположным примером, распространенным в публицистике и “демократической” риторике является приписывание к национализму всего исключительно дурного, что встречается в российской политике. Этим самым демонстрируется отсутствие всяческого понимания национализма в трактовке, принятой в русской философии. А ведь именно она концентрирует в себе ту “русскую идею”, которую одни никак не могут найти (называя ее национальными интересами, национальной безопасностью, национально-государственной идеологией), а другие страшно боятся и желают все, чтобы Русская Идея, русский смысл не были найдены.

* * *

Какими только проклятиями не осыпает оппозиция власть имущих. Повторять их нет нужды — они у каждого на языке. Но любому оппозиционеру стоит между истериками взглянуть на себя в зеркало. Что там увидит русский националист выделки 90-х годов, взятый с «трудороссовского» какого-нибудь митинга? Скорее всего — неумытую и небритую рожу, неопрятную одежду, подчеркивающую дегенеративные черты — какой-нибудь грязный свитер и нечищеные ботинки. Оригиналом будет выглядеть полупьяный бритоголовый молодец, для которого годится лишь один способ воспитания — как следует вздуть, а лучше — выпороть.

Утешение одно — митинговые «демократы» не лучше митинговых «патриотов». И у тех, и у других сутулые фигуры, вздорные голоса и дурно пахнущие одеяния. Если они что-то и читают — то это заведомая пакость, если что-то говорят, то обнаруживают чудовищную безграмотность и предельное неуважение к интеллекту.

Все это проявляется в тех политических группировках которые сами себя считают националистами или благосклонно относятся к такому определению со стороны других.

То, что в современной политике называют словами “национализм”, “патриотизм” или “национал-патриотизм” к идеологии русского национализма не имеет отношения вообще или имеет весьма отдаленное отношение. Это указывает, прежде всего, на откровенную политическую ангажированность — от невольной психологической зависимости от некоторых идеологических комплексов до открытого невежества в отношении к русской культуре. Именно поэтому русскими националистами называют уж совершенно дремучих шизофреников.

Перечислим некоторые проявления псевдонационализма:

«Патриотизм власти». Этот неоформленный внеидеологический комплекс представляет собой номенклатурное государственничество. Это скорее не идеология, а некий ритуал посвящения, клятва верности режиму, в каком бы виде он не был построен. Типичные примеры политической реализации — черномырдинский “Наш дом…” и лужковское “Отечество”.

«Демократический патриотизм». Его открытие приписывается Б.Федорову (движение “Вперед, Россия!”), но впервые возникло в послании президента России еще в 1994 году и даже раньше — в малоизвестной сегодня предвыборной программе движения “Выбор России” образца 1993 года. Тут, конечно, никакого патриотизма или национализма нет, как нет и никаких представлений о нации в России. Это скорее “западнизм” — попытка западнический либерализм привязать к идее государственности. Попытка тщетная, провалившаяся всюду.

«Коммунистическая державность». Здесь причудливо соединены марксизма-ленинизма и русский традиционализма, представляющих два принципиально противоположных мировоззрения. попытка соединить их в документах КПРФ и движения “Духовное наследие” чудовищны по своей нелепости и неуважении к русской философской традиции. Отсюда и предельная лживость — «Христос — первый коммунист», «русская идея неотделима от социализма» и т. п.

«Жириновщина». Лидер ЛДПР считают чуть ли не ведущим националистом в России. Но непредвзятый взгляд обнаруживает в полемических изысках Жириновского лишь бессистемную агрессивность в сочетании с закулисным прагматизмом. Беспочвенные агрессивные заявления угодны многим (в том числе и власти, не чувствующей здесь “посягательств на основы”) дает широкую электоральную базу из самых разных слоев общества, вконец растерявших не только самостоятельный взгляд на вещи, но и психологическую устойчивость.

«Почвенический фундаментализм”. «Зарывание в почву” порой носит столь нелепый, антиисторический характер, что, при всей оригинальности, утрачивает связь с настоящим и будущим. Да и история обычно трактуется настолько своеобразно, что ссорит одну “древность” с другой “древностью”. Здесь распространены разнообразные мифы по поводу образа врага русской нации и обосновываются ксенофобские наклонности, потребные лишь для тех, кто не видит иного способа не сойти с ума. Примечателен испуг власти и журналистов, усматривающих в этих околополитических причудах подобие собственного образа.

“Этницизм”. Как уже отмечалось, некоторые российские этносы, понукаемые недобропорядочными элитами, вступают в борьбу за государственный суверенитет, не имея для этого ни экономических, ни культурно-исторических оснований. Для них грезой о национальном бытии становится “этницизм” — идеология противостояния России, без которой они превратились бы (и превращаются) в полное ничто.

Итак, мы видим много мнимых “национализмов”, использующих фрагменты русского философского наследия или западного консерватизма. Практически все мнимые формы национализма достаточно хорошо описаны в работах русских С.Булгакова, И.Ильина и многих других.

Русским националистам путаться с этим сбродом — только время зря терять. Если же русские националисты обретут свой стиль, то смогут привлечь к себе этим стилем, воспитать стилем сочувствующих и по-настоящему собрать своих соратников. Голову и бороду следует своевременно стричь и мыть, брюки — гладить, ботинки — чистить. “Береги рубаху снову, а честь — смолоду”.

Стиль, безусловно начинается с одежды. По одежде можно судить об образе мысли. Бедность или философские занятия — не повод для нечистоплотности и неопрятности. В кроссовках и джинсах идите огороды копать или мутузить обнаглевшую шпану. Мужик, не умеющий завязать галстук и заработать на костюм, женщина, не умеющая скромно и со вкусом использовать косметику — на что они могут быть способны? Если даже такая малость, как белая сорочка, становится неразрешимой проблемой, то немощь следует подозревать и во всех остальных начинаниях.

Антистиль иных «патриотов» — это постоянная истерика. Они криком отгоняют страх. Причем на трибуну лезут все больше кухарки и выжившие из ума пенсионеры. Молодежи с причесанными мыслями и холодным достоинством среди всей этой публики не встретишь. И слава Богу! Молодежь стремится приобрести профессиональные знания, сделать себя и не тратится на всю эту бестолочь.

Стиль русских националистов должен быть совершенно иным. Четкое научное мышление, вескость слова, уважение к образованности и профессионализму — вот то, что даст нам в руки неоспоримые политические аргументы. А еще — холодное презрение к врагам.

Нам нет смысла кричать друг другу в уши о том какие нам противостоят негодяи. Наш стиль — это тщательная подготовка и внезапный разящий удар по врагу.

Кстати об ударах. Настоящий русский мужик в ответ на оскорбление должен уметь одним движением уложить своего оппонента на пол. Сцена, в которой националист Н.Лысенко охаживает крестной цепью вцепившегося ему в лицо проходимца Г.Якунина, — безобразна. Короткий нокаутирующий удар в челюсть — вот чем в доли секунды должен был закончиться поединок.

Что касается женщин, то им следует уметь дать обидчику пощечину такого качества, что она не уступит зубодробительному удару кулаком. Известно, что такого рода пощечины чрезвычайно эффективны и специально тренируются мастерами каратэ.

Впрочем, мужчине тоже нужно уметь остановить хлесткой пощечиной зарвавшуюся мегеру. Таскать за волосы дуру, влезшую в мужскую разборку, как это делал Жириновский, неэстетично для стороннего наблюдателя, а потому и не стоит. Лучше бы он ей на ногу «изящно» наступил!

«Патриоты» всегда кричат о своем, не слушая друг друга, или обвиняют друг друга в «оппортунизме», «продажности» и т. п. Такое отношение может быть только к врагу. Врага, действительно, надо слышать, но не подавать виду, что хоть одно его слово может быть принято в качестве отправной точки для дискуссии.

Русские националисты, при всем разнообразии взглядов, должны сбиваться в волчью стаю. Не следует разоблачать своего соратника или уличать его в глупости. Наоборот, нужно поддержать его в главном целеполагании, сомневаясь лишь в деталях его построений. Говорить надо не безапелляционно, а так: «мне представляется целесообразным…», «вряд ли стоит…», «не стоит абсолютизировать…» и т. д. Тогда это будет полезная дискуссия, а не склока, которую с удовольствием наблюдают и транслируют русофобы.

Как должны происходить собрания националистов? На собрание должны собраться мужчины в белых рубашках, выбритые и отглаженные. Женщины здесь должны быть скромны, аккуратны и красивы. Ведущий должен быть диктатором, пресекающим любые попытки склочничать или перетягивать одеяло на себя. Он должен поддерживать порядок словом и мирить соратников и гасить конфликты. Каждый из тех, кто пришел на собрание националистов, должен знать свое место. Воин не должен мудрствовать в присутствии специалистов, теоретики не должны «подравнивать шеренги» и командовать батальонами, финансисты не должны лезть на трибуну со своими домыслами. Если кто-то не удержал эмоции, ему надо дать прервать остальных, но потом жестко осадить. Если один говорит — все молчат. Если выступление затянулось, ведущий должен его мягко, но решительно оборвать.

Общий настрой на единство — сердцевина нашего стиля. Если единство и могущество русского движения не станет для нас высшей ценностью, если мы позволим «ярким индивидуальностям» ссорить нас — враги перегрызут нас поодиночке.

У нас должны быть общие любимые художники, музыканты, писатели, журналисты, режиссеры. Мы должны читать книги, которые пишут наши соратники, смотреть фильмы, которые они снимают, покупать их товары, аплодировать им, любить их. Мы должны помогать друг другу во всем — вплоть до разрешения бытовых проблем.

Но главное — общий стиль мышления, который определяет нацию и дает жизнь идеологии национализма со всеми его рецептами выживания страны и народа, находящимися под прессом геноцида.

* * *

Государство может быть деидеологизированным, как первая французская империя, и одновременно находиться в условиях деспотического режима, и следовательно, не исключено противоположное соотношение — народовластие в условиях идеологизированности. Одно никоим образом не препятствует другому.

Если оставить за скобками духовную жизнь общества, останется одно только господство некоей части общества над всеми остальными. В технологическом отношении власть в государстве ничем не отличается от власти в банде или воровской малине.

Стоит, к примеру, избавить общественные отношения раннего средневековья от поэтических и романтических красок, появившихся на живописных и литературных полотнах в эпоху Возрождения — получится ничем не прикрытое насилие, власть, использующая силу в качестве своего единственного аргумента. Бароны, герцоги, графы и тому подобные субъекты, заполонившие Европу, представляют собой на современном языке главарей какой-нибудь солнцевской, люберецкой или чеченской группировок.

В какой момент предводители вооруженных банд периода раннего европейского феодализма перестали быть обыкновенными грабителями, насильниками и убийцами? Как только их внутренний мир оплодотворили духовные формы и прежде всего религиозные.

В подлинном смысле этого слова, Европа вновь вступала на путь цивилизационного развития, после того как прекратила свое существование Западно-Римская империя, лишь когда европейское рыцарство приняло участие в Крестовых походах — процессе, целиком опиравшемся на духовные идеалы, после которого историю новых европейских народов можно уподобить истории идей, а не истории криминальных деяний. Идеи начали управлять миром, а не одни лишь плотские удовольствия.

Отношения, свойственные варварскому периоду развития, становятся на путь цивилизованных отношений, а обыкновенное насилие превращается в государственные отношения, как только общество приступает к энергичному освоению идеального человеческого мира, как только оно начинает жить не только и не столько материальными, но главным образом духовными интересами.

Материя, оставаясь почвой для развития, уступает место для главного поля битвы миру духовных сущностей, не менее материальных, но гораздо более привлекательных для человека. Мир идей и есть тот естественный мир, в котором происходит человеческое развитие, как только человечеству удалось вырваться из стадии дикости и варварства, преодолеть родоплеменной этап развития.

Разве идеи сами по себе угрожают человечеству? Общество обречено на “нигилизм”, если, сосредоточившись лишь на материальной стороне жизни, оно попытается исключить область идеальных интересов. Человек, который не исповедует “идеологию” — дикарь, нация без “национальной идеи” — сброд.

В принципе абсурдно утверждение, что культура, искусство, образование, мораль и нравственность могут существовать вне идей и идеологий. Чтобы стать образованной и культурной личностью, необходимо много знать и обладать способностью к саморазвитию.

Спрашивается, а что составляет содержание образования? Знание одних только естественных законов. Они бездуховны, внечеловечны, нейтральны к смыслу человеческого существования. Тогда быть может общественные закономерности? Но и они имеют содержание лишь в том случае, если наполнены идейным смыслом, вне которого у них не оказывается собственного предмета, кроме бессодержательной софистики.

Современные культура и наука, образование и воспитание, которые порой пытаются предохранить от национальной идеи, как раз являются формами, в которых она воплощается, способами, воспроизводящими духовную жизнь нации из поколения в поколение.

Не надо далеко ходить, чтобы увидеть последствия “деидеологизации”. Страной без господствующей идеи, но с множеством чуждый ей “идеологий”, является современная Россия, разорванная посткоммунистическими режимами на десятки искусственных государственных образований. Ужас современного положения страны является закономерным результатом игнорирования распавшейся властью национальной государственной идеи. Тем, в частности, что разум значительного количества людей, еще недавно считавшихся соотечественниками, не обременен никакой “идеологией”.

* * *

Национальная идея имеет своим предметом по крайней мере три сферы, в которых нация должна реализовывать принципы, удовлетворять потребности и обеспечивать интересы — это область экономических, общественных и духовных отношений, в конечном счете создающих неповторимый, уникальный строй жизни, русскую цивилизацию.

Чем была экономика России, страны, жившей последние 80 лет под названием “СССР”? Народнохозяйственным комплексом, организованным как единая фабрика, внутри которой господствовали административные, внеэкономические, опиравшиеся на авторитет или насилие отношения. Ни рынка, ни денег, ни товаровладельцев, ни граждан, ни нации, ни права. Всесторонне развитая в научно-промышленном отношении, но патриархально организованная сверхдержава, живущая в условиях социально-экономического эксперимента.

Теперь вместо этих отношений создается среда, состоящая из самодеятельных товаропроизводителей и товаровладельцев, граждан и организованных ими ассоциаций, взаимодействие между которыми опирается на систему гражданско-правовых, договорных, товарно-денежных отношений. С точки зрения политической экономии такая система является капитализмом.

Русское общество на протяжении тысячелетий в своей подавляющей массе состояло из населения, образ жизни которого определялся сельским типом расселения. Разумеется, она никогда не стояла не месте и энергично развивалась. Однако развитие страны в течение нескольких столетий шло главным образом не вглубь, а вширь. Россия приобретала пространства, оставляя следующим поколениям задачу качественного преобразования русской цивилизации. Но это был такой вид развития, который ничем не напоминал средневековую Европу с ее “идиотизмом деревенской жизни” или Азию с ее безвольным подчинением населения авторитарным, деспотичным, закоснелым властителям.

Ситуация в России изменилась коренным образом только в течение нескольких последних десятилетий. Страны крестьян-земледельцев и крестьян-ремесленников, вне зависимости от того, живут они в сельских или городских поселениях, этой России больше нет. Она преобразилась благодаря стремительной индустриализации в страну городов, где утверждается господство морали и нравственности буржуазного (то есть городского) типа.

Духовная жизнь, возникновение, расцвет и гибель которой охватили краткий с точки зрения истории 80-летний период, заключался в приспособленном к русским условиям марксизме. Его идеология, отдававшая приоритет материальным условиям человеческого существования, принципиально отрицала самостоятельный характер идеальных отношений и не признавала, в связи с этим, возможность для появления наций как новой формы человеческих общностей, возникающей как результат длительного процесса становления нового вида государства.

В начале XX столетия, когда в России начали создаваться объективные предпосылки для национального этапа развития, русский марксизм создал “теорию национального вопроса”, в которой, с одной стороны, понятие нации оказалось калькой с понятия класса, с другой — произошло отождествление понятия народа и нации. Теория классовой борьбы, доминировавшая в марксизме, сузила до минимума горизонт его возможностей в области абстрактного мышления. Таким образом, состоялось еще одно отчуждение марксизма от действительного развития, превратившегося в отвлеченную от действительной жизни схоластику.

Теперь, когда эта доктрина окончательно рухнула, превратив русскую разновидность марксизма в анахронизм, русская нация стоит перед необходимостью творческого самопознания. Если она не захочет оказаться в плену других национальных идей или искусственных фальсификатов, вроде марксизма или либерализма, ей придется встать на почву собственных национальных ценностей. Перефразируя Наполеона, можно сказать, что нация, которая не хочет жить своим умом и обеспечивать собственные интересы, будет обречена на то, что усвоит чужие идеи и обеспечивать интересы своих врагов.

Система духовных ценностей, которыми нация должна руководствоваться для исполнения своей миссии на земле, называется национализмом. Само собой разумеется, что утверждение русского национализма как господствующей системы взглядов одновременно должно означать и преодоление в общественном сознании таких его антагонистов, какими являются шовинизм, космополитизм и интернационализм, доктрин, неприемлемых вследствие их разлагающего воздействия для любой нации.

Русские в последние годы отказались от “робких сетований”, приступив к решительному преодолению отжившего прошлого. В отличие от мифического пролетариата, которому, согласно известному девизу, нечего было терять, русским, если они будут пребывать в состоянии робости, нерешительности, покорности, могут потерять шестую часть мира, освоенную ими за более чем две тысячи лет своего цивилизационного развития. Они могут потерять Россию, если будут игнорировать специфическую, потенциально опасную, революционную, а потому переходную фазу национального развития.

Революции не совершаются ни по воле начальства, ни по воли так называемого общества, ни из-за наличия в нем так называемых революционеров. Они происходят вследствие наличия совокупности объективных факторов, которые создают революционную ситуацию.

Оказавшись в такой ситуации, задача нации как раз состоит в том, чтобы активно действовать не вопреки, а в соответствии с ее логикой. Если русским сейчас что-то и мешает, так это недостаточная радикальность в действиях, которая возникла из-за отсутствия ясного понимания цели революции и ее стратегии. Иначе говоря, вследствие недостаточной концентрации в общественном сознании революционных идей, соответствующих характеру данного этапа.

Пройдя лишь первоначальный, в значительной степени разрушительный этап, современная русская революция неизбежно преодолеет собственные недостатки, а заодно опровергнет высокомерно-покровительственные суждения о русской недоразвитости и неполноценности.

На очереди новая фаза революции, которая помимо того, что она приобретет созидательный характер, одновременно станет и периодом утверждения ценностей русской национальной идеи, реализация которой в состоянии превратить Россию в лидера XXI столетия.

Поэтому новая национальная Россия должна без какого-либо сожаления отправить на историческую свалку все, что мешает ей развиваться, и прежде всего советы впавшей в детство “народной совести” с замшелыми баснями о “государстве, стоящим с алебардой на площадях и следящим, чтобы не грабили подданных”.

* * *

Важнейшая проблема современной России — преодоление разложения русского ядра государственности. Надо успеть до того момента, пока не произошел необратимый распад “русскости”: по паспорту и физиономии “русский”, по менталитету — приватизированный (денационализированный) “россиянин”.

Действительно, мы живем в ситуации распада национального самосознания («русские» и «россияне», «новые русские» и «старые русские»), а социологические данные демонстрируют основательную загаженность создания косным «европеизмом» («правовое государство», «права человека», “интересы гражданина выше интересов государства”).

Одновременно наблюдается частичный или полный распад идентичности:

— расовой (многонациональность — распад государственности, интернационализм, евразийство — отказ от своей расовой природы),

— этнической (утрата самобытности, евро-унификация города, вымирание деревни, утрата языка),

— национальной (утрата признаков государственности, расчленение СССР, федерализм, утрата общей истории, деградация образования, исчезновение научных школ),

— цивилизационной (вырождение универсалистской парадигмы «третьего Рима» и переход к дурному “атлантизму”, утрата литературы, философии и даже политической публицистики).

Обозначившиеся пределы роста в общемировом масштабе и концепция «золотого миллиарда» для наиболее сильных держав оставляют два основных сценария для России. Либо «европеизм» и растворение в колониальной периферии атлантической цивилизации (денационализация), либо «традиционализм» и восстановление цивилизационной идентичности и вхождение в систему мировых цивилизаций с шансами выиграть конкурентную борьбу в условиях культурного и технологического кризиса. Либо мобилизующая опора на древнюю историю (без попыток ссорить одну древность с другой) и идеологию консерватизма, либо физическое вымирание в течение ближайшего столетия.

Сегодня становится ясно, что индивидуалистическая парадигма — это отказ от собственного рода, от нации, как формы родового взросления, и государства, служащего домом нации. Коммунистическая парадигма никогда не отмоется от этих грехов, от истории борьбы с русскими. Только национализм, традиционализм, консерватизм заключают в себе технологию выживания в условиях свирепой конкуренции.

Истинный русский национализм является политической реализацией “русской идеи”, идеологической и политической проекцией русского традиционного мировоззрения.

Русский национализм не может быть создан под “социальный заказ” на злобу дня. Идеология вообще не создается внезапно, но может возникнуть только на базе мощной мыслительной традиции. Более всего русская национальная традиция проявилась в русской философии XIX–XX в. Именно в ней можно найти и обоснование русского национализма, и все его особенности.

Основа русского национализма — развенчание и преодоление либерального и коммунистического мифа, демонстрация их родства в утверждении человекобожия. И русский коммунизм, и русский либерализм основаны исключительно на материализме, на мифе «идеального общества», на вольтеровской “человек по своей природе добр”, на антитрадиционализме и революционизме.

Здесь стоит упомянуть, что универсалистский либеральный миф эпохи Просвещения давно преодолен на Западе. Запад давно отказался от “общечеловечности” в пользу борьбы за ресурсы для “золотого миллиарда”. Именно поэтому либеральные концепции являются для России крайне разрушительными. Они не дают России адекватно ответить в условиях жесточайшей межцивилизационной конкуренции.

Русский национализм — это идеология цивилизационной перспективы для России. Именно он обеспечен вполне реальной технологией противостояния разрушительным внутренним и внешним процессам. Русский национализм — это культурное обоснование аскетизма и подготовки технологического прорыва. Но даже это не главное. Главное — духовное обоснование своей уникальной формы цивилизации ее нерасчлененной древности, неслучайности русской истории.

В условиях провала партийного строительства, социальной дезориентации разнообразных слоев и групп, антинациональной властной элиты как должен политически осуществлять себя русский национализм? Ответ парадоксален — он должен уйти из политики, то есть отказаться от общепринятых на сегодня технологий борьбы за власть! Это не означает отказа от борьбы вообще. Это означает уклонение от публичности и установку на работу в форме закрытых сообществ и “партизанских отрядов”.

Задача состоит в выделении «субъекта» национального строительства — особой страты или нескольких страт в хаотическом обществе. Причем эти страты должны носить элитный характер — опираться на научные и образовательные сообщества. Постепенно они должны сформировать национальную элиту — соединение доктринально сплоченных сообществ, отбросивших конфронтационность. В дальнейшем можно стремиться к соответствию культурной и социальной стратификации.

Политическая технология национальной элиты должна состоять в следующем:

— отказ от «народности» (охлократизма) и поддержки ее проявления — «общественности» или “интеллигенции”. Народ — лишь носитель генетики, но не творец культуры и политики. Необходимо отделение демоса — профессионалов и граждан, от охлоса; преодоление “гражданского общества”, вырожденного в структуры «общественности», ставшие формой охлократизации демоса;

— выстраивание «символа веры» и цензов от простых к сложным (сообщество «не читающих газет вроде МК» и т. п.): сначала «честь и Родина», лишь потом деление на «левых» и «правых», полидоктринальность;

— формирование культурных сообществ (определенный стиль жизни + механизм включения готовых его принять) и идейных доктрин для каждой страты (при непротивлении остальным доктринам, признание права на научный поиск).

— профессиональный и образовательный ценз — цеховая структура;

— отказ от комплекса оппозиционности («служим стране, а не режиму», «не против власти, а сквозь власть», «партии — чуждое явление», “не политическая поддержка режима, а профессиональное служение Отечеству”), отказ от партийного строительства, профессиональное овладение властью;

— подобие профсоюза на низших этажах и академии на высших.

Образно говоря, русский национализм в области государственного режима предлагает вместо новой формы рабовладения (демонический капитализм) новую форму аристократии, квазикастовое структурирование демоса и подавление охлоса.

Мы должны стать настоящей корпорацией в море хаоса. Только так мы и сможем выстоять под напором враждебных сил.

Нация — это идеология, организация и стиль.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]