[ — В.В. Рoзанoв. Сeмeйный вoпpоc в Роccии. Тoм I — В.В. Рoзaнов. Семeйный вопрoс в Рoсcии. Том I]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Вопрос о незаконнорожденных детях, тех, которые знают мать и не знают отца, — давно наболевший вопрос. Нет в христианстве греха неискупимого: вот альфа, которую нужно положить в фундамент обсуждения судьбы этих детей. Грех их матери есть грех: но тем ли она загладит его, что бросит дитя свое в нечистое место? отошлет его в воспитательный дом? так или иначе откажется от него, покинет его или подкинет его? Закон может стоять только на почве правды, никакие образом он не может впадать в искусственное неведение, в притворство. Неискупимость греха толкает матерей на преступление, с которым каждая из них борется, и уступает ему в отчаянии, потому что после падения для нее все остальное становится непоправимо. Закон уже сделал здесь некоторый шаг вперед: дал права узаконения рожденным вне венчания детям — при условии вступления родителей в венчание, но это бывает в тех случаях, когда девушка не окончательно обездолена, когда ее любят; но вот — она брошена, пусть брошена после обещаний и собственной веры. Как бы то ни было, с ребенком на руках и с потерянным женихом — она вдвойне несчастна и уже шатается перед преступлением. Дайте же ей форму покаяния: она просится на вид, она мечется в глаза — это беспомощный младенец! Дайте элементарный по милосердию закон, что младенец, от которого не отказалась мать, но честно и в страхе Божием его воспитала (могут же быть найдены этому свидетели, да что-нибудь может сказать об этом и самый вид ребенка лет 10-12), — получает фамилию матери и что-нибудь юридически — оформленное, какое-нибудь юридическое положение, вместо позорящей сейчас клички.
Как больно бывает сейчас иногда слышать бывших «питомцев» и «питомиц» воспитательных домов, проклинающих своих матерей: вот поистине грех, опутавший по рукам, по ногам, с макушкою головы, человека. Там — грех отречения матери от своего ребенка, здесь ребенок — не знающий имени матери и только бессильно относящий к ее существу материнства проклятие. Что же это за ужас, среди которого человек живет? И это — в христианском мире, в мире «любви». Да не будет этого! Да не будет этой египетской казни над человечеством: мы не говорим о трудности и боли подобных отношений, но именно и именно о грехе, о какой-то пронизанности проклятием самой атмосферы подобных отношений. И кто это допустил? Чье ухо слышит и не возмущается? И где же слова Спасителя: «милости хочу, но не жертвы»?! И из чего сплетена печальнейшая «жертва» «Спасу Милостивому»? Из крови детской, из рыданий материнских, разрешающихся взаимными от глубины несчастия проклятиями? Как печально обернулась история. Нам обещали милосердие, а мы вкушаем жестокость.
Никому не нужно извращение природы человеческой, и самый элементарный закон зовет преступника к исправлению, а на невинного не налагает кары. Мы разумеем ребенка, и разумеем призыв виновных матерей к искуплению вины своей через труд, через работу, до полного забвения им и отпущения их вины. Еще два слова, чтобы предупредить возражение: скажут, понятие «незаконнорожденных детей жило даже в Ветхом законе». Совершенно иной оно имело там смысл и иную почву под собою: «Ветхий Завет» не знал вовсе того печальнейшего и уже совершившегося (у нас) упадка семьи и брака, там не было ни «холостого быта» в таком чудовищном развитии, какое мы допустили у себя, ни обширнейшего контингента старых и никому не понадобившихся дев. Ветхий Завет был насыщен семьею и браком, насыщен до 100, до 98 градусов; да будут прощены эти грубые, но яркие сравнения. Поэтому «незаконность рождения» там являлась чудовищною аномалиею, произволом человека, возмущавшим закон и толпу. Но у нас, при 55 градусах насыщения атмосферы семьею, при этой бесприютности девушек? Кто смеет бросить в них камнем? Кто осмелится возвести в «непрощеный грех» инстинкт материнства, так глубоко зароненный в девушку, — что, толкаемая им, она поверила юноше больше, чем сколько могла и должна была верить, поверила тому, кто обездолил ее, обесчестил и ко всему этому хочет еще казнить. Да не будет. Да не будет этого греха в мире и «камня на шее человеческой»!
«Одесс. лист.», 1898.