III


[ — В.В. Розанoв. Семейный вoпpoc в Рoccии. Тoм IIВ.В. Розанов. Семейный вoпpoc в Роcсии. Тoм II]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]


Тут и полег гений Моисеева «разводного письма», секрет его бытового действия, его психологии. Секрет этот, пожалуй, мне объяснился лет 14 назад, в первый мой приезд в Петербург: остановился я в гостинице, поблизости Аничкова моста, и готовит мне комнату молодая и миловидная женщина, оказалось, в конце разговора — чухонка. Запомнил это потому — что я первый раз в жизни «чухонку» видел. Тогда, как и сейчас, прислугу или извозчика я всегда спрашивал: «Женат или замужем? есть дети или нет? и все ли здоровы?» Такая разговорная привычка у меня, специально направленная не к душе-спасительному, а к телесно-спасительному. «И замужем и не замужем», — ответила мне миловидная женщина. — Я впал в сердобольный тон, догадавшись, что она «так» живет, — но она мне гордо ответила (как и вообще была горда и как-то счастлива с виду): «Он и хотел бы жениться, да я не иду». На крайнее мое изумление (замужество — почет) она проникновенно сказала (только баба и может об этом догадаться): «Что мне обещает замужество? Теперь он меня бережет, за мной ухаживает, слова грубого мне не скажет. Я ему дорога и нужна; ничего в смысле денег не стою — и хороша. И он мне дорог — потому что ласков, потому что мил. А выйду замуж и… может быть, рука его на меня подымется». Я поразился. Но ведь это так!!! Любящая женщина, конечно, есть сокровище, но его надо сберечь. Абсолютность, перенесенная на обряд, и есть принцип: «Не надо беречь, все равно — в кармане». Снятие абсолютности с обряда и перенесение ее на семью есть в то же время сущность Моисеева «разводного письма», которая заключается в уничтожении этого главного яда семьи, теперешней самодеянности, теперешней «законной» самоуверенности: «Какой я ни подлец, а — муж, и ты ноги мои мой — да воду эту пей», или, с другой стороны: «Говоришь, спина ломится от труда, ничего, ведь я законная жена: мне нужно шляпку в восемнадцать рублей, потому что мой любовник любит шляпки не ниже восемнадцати рублей, а ты потрудись и заработай». Вот вы так связанным в законе людям и читайте мораль:

Кот Васька-плут!

Кот Васька-вор!!

Боже, до чего глупы, до чего горько глупы эти сетования!! Как мудрей моя чухонка в номерах! — «Я дорога ему». Да, конечно, так, какая же жена не дорога, на самую прозаическую оценку, по самому простому счету. Очевидно, есть что-то специально гибельное в условиях нашей семьи, какой-то arsenicum, мышьяк, в нее впрыснутый, что дорогое может превращаться в недорогое. Глупые уверяют: «Это от того, что надоедает человек человеку». Как бы не так! А я скажу: «Дорогое должно бы становиться с годами дороже, потому что с каждым днем крепнет привычка». Почему же старые бриллианты, картины и статуи, долженствовавшие бы «приесться глазу», не продают, не «спускают за бесценок, чтобы обменять на новенькое», а болезненно хранят и в старости любуются ими больше, чем в молодости. «Перемен» в библиотеках и коллекциях не любят. Так то — вещи: какова же привычка — к человеку. И когда его хотят сменить — значит и с самого начала «прилепления» («два в плоть едину») не было, а было простая лежалостъ рядом, механика соседства без тайны взаимоврастания. Французы давно заметили пошлым, но наблюдательным взглядом: «Le manage est le tombeau de l’amour» (Брак — могила любви (фр.)). Они указывают прямо линию, момент, откуда начинается охлаждение. С — венчания! т.е. — с нерасторжимости!! Теперь я обращу внимание наших русских наблюдателей: до какой степени ненасытно длятся и никогда почти не ломаются: 1) тайные связи уже замужних женщин, 2) нелегальная семья. У Гончарова в «Обрыве», у Достоевского в «Вечном муже» есть наблюдение над первыми; я наблюдал вторые, без единой грубости друг другу в течение долгих лет. Все этим и решается. «Mariage» потому есть «tombeau de l’amour», что это есть минута, черта, начиная от которой возможно свинство. Переступил — и попал в хлев. Почему? Да потому, что все вдруг становится возможно! «Теперь я свинья — о, советы-то мне даны на праведную жизнь, но ведь то советы, и мне на них наплевать, — а, по закону, какая бы я ни был свинья, все равно законный муж». Секрет прочности «связей» и «нелегальной семьи» и заключается в том, что принцип: «Живите согласно», есть в них не платоническое правило, а железный — о, какой железный! — закон: «Живешь согласно, не обижаешь, не бранишься — о побоях я и думать не начинаю: и я — твоя» (рассуждение чухонки). Муж (или «любовник») и живет «согласно», да и как же жить «не согласно», когда после первой же грубости — не говоря о привычке и любви — просто в физиологическом смысле придется обратиться, вместо чистой и прекрасной женщины, к «улице», «твари», проститутке. Вот отчего «любви» и «сожития» редко распадаются, а «браки» — очень часто. Психология как 2×2 = 4 простая. Добавлю к ней еще одно тончайшее наблюдение. Все ускользающее — бесконечно дорого; а «что имеем — не храним, потерявши — плачем». «Любовь» или «сожительница» есть вечно ускользающая вещь и которой нельзя ничем (юридически) удержать: именно этим-то бегучим в себе моментом она дразнит, раздражает, манит, родит любовь и ею, как стальною цепью, и держится. Она бесконечно бережется, и бесконечно берегущий «муж» («сожитель»), даже без влюбленности женщины, бережется и ею, как верный залог покоя и счастья. Да и просто он мил делается за одну свою деликатность. Мало-помалу образуется такая атмосфера удовлетворенности и покоя, без опасного момента «законной скуки», — что «связь», будучи ничем извне не обеспечена, становится несокрушима. Вставьте же эти счастливейшие условия любви в брак: и вы получите брак прочный, как любовь. Но что это за условие? Не связанность, падение уз; точнее, замена психологическими узами, «благодатными», юридических. Сколько я постигаю, сумму этой психологии и уловил древний еврейский законодатель, построив столь непохожий на наш разводный механизм:

— «Я тебя позвал в семью как любящую и верную подругу, мать будущих детей наших, как хозяйку дома. Вот — на столе у меня разводное письмо. Не таись. Будь верна — пока верна, береги имущество мое, будь воспитательница детей. Не притворяйся, ибо ложь есть arsenicum семьи: как только ты внутренно пала, как мать, жена или хозяйка, — без шума, возни и полиции, ты — жена другого, и я буду искать себе лучшую жену».

В сущности — это логика моей чухонки в номере, и не мудрее, и не глупее. Ведь «разводное письмо» не приходится никогда (за редчайшими исключениями «роковой любви» или уж совершенной негодности, негодяйства жены) приводить в движение. К чему? Оно есть условие такого счастья, покоя, трезвости жизни, что только шальной кинется в омут дальнейших приключений. Так это «разводное письмо» и легло на нравы цельной нации. Оно успокоило кровь (необыкновенно бурную у евреев, см. Библию), выправило нравы, создав одну и самонужнейшую вещь: деликатность, нежность, осторожность. «Тут ужасно легко порвать: а поэтому будем осторожны». Совершенно противоположно нашему: «У, канатище — не оборвешь. Попробуем! Наляжем!»

— У меня любовница.

— У меня тоже любовник.

— Идем в консисторию. Пришли.

— У нас по любовнику и по любовнице.

— Худо. Есть свидетели?

— Как же, вся улица знает.

— Нет, особенные, которые чтобы подкуплены были и чтобы врали. Мы только им верим.

— Почем же стоит такой свидетель?

— По три тысячи на рыло. Нужно два свидетеля.

— Отчего так дорого?

— Как же, под присягой ведь. Трудно. Тоже совесть.

— Нет таких денег.

— Ну, а нет, так и живите… согласно, любите друг друга и не оскорбляйте святое таинство брака.

— Это — платонически? или… как?

— Платонически. По закону ты можешь ей рыло свернуть и она может тебя мышьяком отравить, а платонически вы «живите согласно, любите друг друга и не нарушайте святого»…

— Хорошо, Матрена, пойдем домой; и теперь ты — меня, а я — тебя; и кто кого скорей до гробовой доски.

Так-то и выходит, что действительно в «неисповедимой тайне» супружества паутинка-ниточка разводного письма не лопается, а наш корабельный канат брака (процедура развода) — трещит.

— У, постылая! убью тебя!

— У, постылый! отравлю тебя! Корреспонденты пишут:

«Крайняя подвижность общества, железные дороги, новейшая школа и развращающее действие скандальных судебных хроник расшатали благочестивые нравы прошлого века (в котором буквально писали то же самое) и дали еще один скорбный инцидент: в улице NN городка ММ чиновник, или мастеровой, или писатель, бив 12 лет жену, действительно сварливую и негодную, — и все-таки не добив, полоснул ножом по горлу. Осталось пять человек детей, нервнобольных, от отца и матери — пропойц: благотворители, примите участие».

Вот о чем надо подумать.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]