* * *


[ — В.В. Розанoв. Семейный вoпpoc в Рoccии. Тoм IIВ.В. Розанов. Семейный вoпpoc в Роcсии. Тoм II]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]


Мне кажется, мы живем накануне глубочайшего преобразования воззрений на семью, детей, супружество — потому что в том круге понятий, в котором мы выросли насчет всего этого, нельзя и предвидеть конца детоубийства. Студенты, ошикавшие в Астрахани г. Боброва, стоят на новой точке зрения; сам г. Бобров, заявивший, что роман с девушкою «его домашнее дело», и астраханская публика, желавшая, чтобы он «пел», — стоят на старой точке зрения. Какова она? В чем она состоит?

«Девушка отдалась; но не обязан же я ее любить; она покончила с собой, но это ее дело, а не мое дело». — Таково resume над усопшей г. Боброва.

«Девушка сбежала от родителей и бросилась на шею мужчине. Таковская была и таковскую получила себе смерть. Пойте, г. Бобров». — Это resume слушателей в театре.

«Вовсе нет. Девушка как девушка — Евина внучка. И мы такие, и матери наши были такие, и весь род человеческий, и все существо рода человеческого такое же, и из этого существа льется бытие мира. Различны степени и различно состояние горячности или холодности, наивности или опыта, доверчивости или подозрительности. Но вот где начинается дурное — в вероломстве, злодействе, жестокосердии. Эта сторона лежит в вас, г. Бобров, и мы вас судим». — Таков, я думаю, взгляд шикавших в театре.

— Но кто дал вам право, когда это совершенно частно?..

— Право совести человеческой у нас, право солидарности и слитности всего человечества, по которому погибшую мы признаем сестрою нашею, а вас считаем как бы вроде Каина… Ибо все подобные истории кончаются кровью, чьею-нибудь — но кровью; и вы в ваши зрелые годы и с вашим опытом шли на кровь…

— Но что вы за судьи?..

— Как греческие судьи, которые в некоторые минуты обращали театр в суд, где произносились даже речи, обвинительные и защитительные, и где эллинское общество так же иногда, как и астраханское, кричало: «Вон». У греков, говорят, мертвая была совесть, еще не пробужденная законом христианским, а у нас, христиан, уже совесть проснувшаяся, живая; но у нас, христиан, вот таким артистам, как вы, кричат: «Пойте, г. тенор, а что там за вами кровь — нам это не интересно», а у эллинов таким, как вы, «не давали огня и воды». Так и постановляли в случаях нравственного негодования: «Лишить такого-то огня и воды», т. е. разобщиться с ним глубочайшим образом, как бы изгнать его в пустыню. «Ты Каин — иди в пустыню; нет тебе с нами места, нет тебе воды из нашего колодца и огня — от нашего очага. Мы не родня тебе более, ибо ты сам порвал с нами общечеловеческое родство».

— Но ведь домашнее дело, главное — домашнее…

— Где уже два человека, вы и пришедший со стороны — дело не домашнее, а именно общественное. Мы вас и не судим законом, а судим совестью; и по совести это — общее дело, глубоко общечеловеческое.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]