[ — Возврaщение pyсскoй иcтоpии (2011) — I. Крacная нить pyсcкой иcтoрии. Пeрекличкa эпoх]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Окраины могут быть только у великих держав. Казалось бы, мысль эта до банальности проста. Но мы, русские, так к ней привыкли, что уже не замечаем, каким глубоким смыслом она для нас обладает. Понятие окраины может возникнуть лишь в политическом самосознании нации, обладающей государством с большими, многотысячекилометровыми пространствами. Помимо России они были на Западе только у Речи Посполитой (до ее раздела в XVIII веке) и на Востоке – у Китая.
Наличие пространственных окраин создает условия для возникновения и осознания – как простолюдинами, так и господствующими классами – государственного центра. Это такая территория, которую традиционно обживал и заселял преимущественно государствообразующий народ «откуда есть пошла русская земля», как указывала русская летопись.
Понятие центра при этом не надо понимать буквально. Это не геометрический центр с географической точки зрения. Но именно с него начинается отсчет создания государства. Для Франции это область Франш-Конте, для Испании – Кастилия и Арагон, для Германии – земля Бранденбург, для современной России, современный суверенитет которой может отсчитываться с 1480 года («стояние на Угре», окончательно избавившее Русь от вассальной зависимости от Орды), – это Владимиро-Суздальское княжество, частью которого является и Москва. Для русских «как известно, вся земля начинается с Кремля». Обретая политический центр, государство становится главным строителем нации. Если государство является отцом нации, то жизненное пространство – ее мать.
Отношения, возникающие между центром и окраинами, всегда достаточно сложны и, как правило, необыкновенно противоречивы. Тиши и глади между ними никогда не бывает. Как показывает опыт истории, жители окраин, если их не обуздывать, всегда стремятся к той или иной степени самостоятельности, автономности и, при подходящих обстоятельствах, сепаратизму. Окраины всегда либо оказываются на периферии развития государства, частью которого они являются, либо становятся объектом первоначальной экспансии, если становятся объектом вооруженного нападения. Все внешние опасности, с которыми может столкнуться государство в случае агрессии, сначала испытывает на себе его окраина, и лишь потом, если обстоятельства неблагоприятны, – центр. Во всяком случае, так было до тех пор, пока не появились мобильные средства ведения военных действий, что на гораздо более мелких объектах агрессии продемонстрировали войны конца XX – начала XXI столетий.
Окраины трудно приобрести, но легко потерять. И если между государствами возникает длительное противостояние, перемежающееся войнами с неопределенным исходом или договором о «вечном мире», который
нарушается при первой возможности, то такие области зачастую переходят по нескольку раз из одного государства в другое. В истории послеордынской России такой была судьба ее западных, южных и северо-западных окраин, которые являлись объектом передела после каждой русско-польской, русско-турецкой или русско-шведской войны. Война в защиту окраин, как правило, не знает компромиссов. Вот почему не центр страны, а именно окраина оказывается зачастую государственным символом. И если борьба за удержание окраины или за ее возвращение перестает воодушевлять нацию или вдохновлять ее правящий класс, то это верный признак утраты ими пассионарных качеств, знак усталости, предпосылка неизбежных поражений государства.
Окраины всегда населяют инородцы, которые, в силу исторических причин, могут относиться даже к иным расам, нежели та, к которой принадлежит главный народ государства. И если окраины обживает государствообразующий народ (такой процесс свойствен прошлым эпохам, но теперь он уже невозможен, поскольку на земле не осталось незаселенных или необжитых пространств, пригодных для заселения больших человеческих масс), то из ее жителей мало-помалу складывается некий субэтнос. Его культурно-психологические особенности могут настолько сильно отличаться от качеств, присущих народу-донору, что в известном смысле, далеком, впрочем, от научной точности, можно говорить о новом народе.
Так, к примеру, в сепаратистской и либеральной русской и в иностранной прессе до сих пор муссируется версия о казачестве как особом этносе, противоположном русскому народу. Существует даже специальный закон США, в котором декларировано стремление этого государства к предоставлению казачеству, проживающему в пределах России, наряду с другими русскими этносами, политического суверенитета. Заметим, что наличие такого закона, враждебного России, и прежде и теперь само по себе делает невозможным нормальные, тем более дружественные отношения между Москвой и Вашингтоном, между Государством Российским и США. Надо ли доказывать, насколько неискренни и беспредметны любые разговоры о «дружбе» между ними?
Субэтносы, о которых здесь упомянуто, дают внешние поводы говорить о появлении нового народа: традиции, обычаи, говор, который принимают за национальный язык, антропологические особенности, свой костюм и кулинария. Даже деревенский фольклор выдается за национальное искусство – в качестве жертв подобных спекуляций можно привести так называемых украинцев, поскольку враги России на протяжении двух столетий внушали русскому населению Юго-Западного края лживое представление о том, что они и есть украинцы – особый народ, угнетаемый и подавляемый русскими.
Наличие центра и окраин создает материальные условия для формирования в нации имперского сознания, а у ее правящего слоя – имперского мышления. Что значит имперское мышление? Это значит – способность оперировать категориями пространства, времени и истории. Если эти категории, соответствующим образом представленные в литературе, а значит и в системе воспитания и образования, оказываются за пределами
интереса нации или если их подменяют искусственными доктринами, как это произошло в случае с марксизмом-ленинизмом, империя утрачивает идейные основания для своего существования и рано или поздно подвергает себя риску крушения. Именно такой вывод следует из факта распада (расчленения) Союза ССР.
После 1991 года мы живем в политически распавшемся государстве. Поэтому истинные знания о его прошлом, ценность которых состоит в том, что из них становятся ясными закономерности национально-государственного развития и основания наших притязаний, приобретают для национального сознания гораздо более важное значение, нежели когда бы то ни было. Понимание того, что оказалось утраченным, должно стать теперь источником консолидации Русского мира. Прежде чем русский и другие союзные ему народы начнут сообща возвращать себе Россию, свою страну, восстанавливая ее политическую и территориальную целостность, им придется сделать это сначала на теоретическом уровне, вернуть ее себе в виде своей собственной истории.
В России борьба за историческую истину всегда была частью политической борьбы с врагами русского единства, русской солидарности, русской государственности. Отнюдь не случайно одна из первых ценностей, которая была повержена на последнем этапе существования правившего Россией коммунистического режима, оказалась именно история. В каждом номере практически всех толстых журналов середины 80-х годов ХХ века, издававшихся миллионными тиражами, во множестве радио- и телепрограмм центральных каналов ТВ можно было обнаружить какую-нибудь пакостную статью или передачу, обливавшую Россию и ее прошлое потоком грязных измышлений. Заметим, то же самое, что делают либералы в наше время, проклиная на словах коммунистов, десятками лет творили как раз пролетарии-коммунисты, захватившие власть в России в 1917 году.
Усиленная «обработка» сознания зрителей, слушателей и читателей, стремившихся познать истину, якобы скрывавшуюся от них цензорами коммунистического режима, не могла пройти бесследно. Чем еще можно объяснить безрассудство граждан страны уже в 1991 году, когда состоялся заговор с целью разрушения Советской России (СССР). Волю миллионов парализовала ложь о России, отравившая и разложившая их сознание. И когда наступил момент для решительных действий, чтобы ликвидировать заговор и уничтожить заговорщиков, никто ничего не предпринял. Что веками не удавалось сделать над Россией силой оружия, вторжениями и интервенциями, было исполнено на протяжении 1991–1993 годов оружием клеветы.
Тысячу лет назад из-за феодальной и удельной раздробленности Россия, простиравшаяся тогда между Тисой и Окой, потерпела поражения от совпавших по времени интервенций татаро-монгол с Востока и германцев с Запада, утратив суверенитет на три с лишним столетия. Теперь, чтобы не допустить нового ига, русским необходимо преодолеть либеральную раздробленность, которая обрушилась на нее внезапно, но долго подготавливалась.
Какой части России предстоит исполнить миссию объединения всех русских земель, сплочения многочисленных русских окраин с ее географическим центром, рождения русской нации, пока что трудно сказать. К тому же иной раз окраина и центр меняются местами. История других стран, в которых происходили аналогичные процессы, дает парадоксальные примеры. Освобождение Иберийского полуострова от мавров (реконкиста), продолжавшееся семьсот лет, началось с Арагона и Каталонии, расположенных на северо-востоке, прижатом к Пиренеям. Знамя преодоления государственной раздробленности Италии (рисорджименто) было поднято Пьемонтом, который располагался на северо-западной окраине Апеннин.
Все повторяется, и, быть может, движение русского освобождения и «русского рисорджименто» начнется не в историческом центре России, одновременно и обезлюженном в провинции и перенаселенном в мегаполисах, а на отдаленных окраинах, где, как мы видим, восстановление национального самосознания, следовательно, и понимание необходимости национального единства, происходит гораздо быстрее, чем в Москве или в Санкт-Петербурге. Русское население, проживающее на окраинах исторического Российского государства, собственной судьбой познало, к чему приводит утрата Россией ее окраин, свершившаяся в начале 90-х годов ХХ века, которая, как теперь становится очевидным для большей части русского населения, неизбежно ставит под вопрос существование самой России как таковой.
Без окраин у русской государственности, а значит и у русской нации, нет будущего. Но будущее не есть некая абстракция, возникающая из ничего. Будущее является результатом, продолжением, творением прошлого, соединить которые в единое целое может только настоящее. Вот почему, чтобы понять, каким должно быть будущее, во имя которого только и стоит жить, каждое поколение обязано усвоить и правильно понять прошлое.
Наши поражения, если брать проблему в целом, вытекают из предвзятости и невежества, которые овладели слишком большим числом русских людей. Увы, русские не знают вообще или знают в искаженном виде прошлое своей страны, ее истинную природу, закономерности, определявшие характер становления и развития Государства Российского, смысл исторических процессов и заметные, символические факты его истории. Что привело к такому положению вещей? Если не вдаваться в подробности, то это, с одной стороны, нерусский и антирусский характер государственной власти, чья политика вела к катастрофам, а с другой – черты русского народа.
Если под перьями вивисекторов от истории русская государственность расчленяется на множество не связанных между собой эпизодов, то в руках подлинно русских историков должна быть восстановлена цельность русской государственности, доказывающая, что ни одна окраина России не была чужда ей, и каждая из них вошла в русский мир, став ее составной, неотъемлемой и драгоценной частью.
Чем величественнее становилась пространственная определенность Российского Государства, тем ожесточеннее становились борьба с ним со стороны явных и тайных его врагов. Россия в ее естественноисторических границах, простирающихся от Вислы, Тисы, Прута и Дуная на западе до
Аляски на востоке и от Шпицбергена на севере до Карса и Кушки на юге, Россия как великая держава, сверхгосударство – для них страшное явление, предвестник Армагеддона. И поэтому отторжение от России ее окраин – их вожделенная задача, против реализации которой надо бороться не только в политике, но и в исторических трактатах и в публицистике на темы русской и мировой истории.
Конечно, для подробного изложения русской истории, подлинной истории окраин России, для вытеснения из современного русского сознания искаженных представлений в этом вопросе, невозможно ограничиться одной книгой, несколькими брошюрами или десятком статей. Потребуется титанический труд. Необходимо создать новую Историю Государства Российского, которая должна продолжить дело великого русского историка Николая Михайловича Карамзина и вместе с тем превзойти его творение, опираясь на события, происшедшие с тех пор, и на факты, которые не были и не могли быть известны два века тому назад.