[ — Возврaщение pyсскoй иcтоpии (2011) — IV. XX век. Сoветскaя эпоxa]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Одно из самых досадных заблуждений о военных конфликтах XX века состоит в том, что именно в России склонны осуждать Сталина за войну с Финляндией в 1939–1940 годах. Но в действительности эта превентивная война была вызвана крайней необходимостью. Мы должны ее объяснять и оправдывать примерно так же, как англичане объясняют и оправдывают операцию британского военно-морского флота, в результате которой были уничтожены французские боевые корабли в 1942 году в Тулоне, Оране и Дакаре.
Дело не только в том, что территория б. Великого княжества финляндского есть суверенная земля Российского государства, (его нераздельная часть, как записано в ст. 2 Основных законов), добровольный отказ от которых «временного рабоче-крестьянского правительства», учиненный 30 декабря 1917 года, был более чем преступлением. Посмотрим на карту. Конфигурация северо-западной окраины России отчетливо показывает, какими военно-стратегическими последствиями было чревато такое решение. Граница стала проходить в 15 км. от предместий Петрограда – в условиях, когда новоявленные власти Финляндии питали к Советской России жгучую этническую ненависть. Надо ли объяснять, что это значит?
Где искать истоки ненависти финнов и поляков, туземных жителей окраины, к России и русским? Они, конечно же, в принципиально ошибочной политике русского правительства. Прежде всего, в безграничных, унизительных для самих русских, экономических, политических и религиозных льготах, дарованных финскому и польскому населению, очевидных
привилегиях, установленных по отношению и к Русской Польше и к Княжеству Финляндскому, которые не касались собственно русского населения и русских земель, наконец – отказ от культурной русификации финнов и поляков, что является само собой разумеющейся мерой в отношении провинций с инородным населением. Но поляки и финны в этом видели не признак русской силы, а знаки русской слабости. Происхождение финского этно-сепаратизма, таким образом, не может быть сведено к несбалансированности прав и обязанностей, установленных в отношении финляндского княжества, о которых говорит. То же самое относится и к Русской Польше.
Накануне неизбежного возобновления мировой войны, в которой России вновь предстояло встретиться на поле боя с армиями центральных держав, одержимых идеей реванша за поражение 1918 года, стратегия могла предусматривать лишь две возможности. Или Финляндия должна была стать верным союзником Советской России, формально сохраняя суверенитет. Или ее территорию надо было лишить суверенитета, преобразовав в еще одну «советскую социалистическую республику». Что точно не могло произойти – так это нейтрализация Финляндии, политика которой в межвоенные годы носила прогерманский характер. Так как мирными средствами решить эту задачу было невозможно, война СССР против Финляндии была неизбежной.
О том же говорит наглое поведение финских властей в отношении СССР, превративших свою территорию в транзитный канал заброски в Россию террористов, контрабандистов и шпионов, что было характерно для 20-х и 30-х годов ХХ века. Безусловно провокационным было строительство «линии Маннергейма», которая предназначалась не только для решения задач обороны, но могла стать и линией развертывания войск вторжения в сторону как Ленинграда, так и всего русского Северо-запада.
Современные интерпретации русско-финской войны среди российских историков давно рассматривают факты с точки зрения финских инетерсов. С такой позиции финны – агнцы, герои, страдальцы, русские – исчадие ада. Мы не собираемся доказывать противоположное. Но трудно избавиться от впечатления, что финнам, понимавшим, что войны с СССР не избежать, было выгодно спровоцировать русских на нападение, к которому они еще не были готовы, и в тот момент, когда по климатическим условиям было практически невозможно осуществлять успешные наступательные операции. В политическом отношении провокация превращала финнов в жертв агрессии, которым помогут Европа и США, что потом и произошло, а СССР – в интервента, которого Лига Наций исключила из своего состава, а в военном – навязывало русским свою тактику боевых действий, втягивая их на Карельском перешейке во фронтальные атаки на сооружения крепостного типа, а на лесисто-болотистых участках фронта – в изнурительные маневренные фланговые операции, которые можно отразить небольшими стрелковыми подвижными группами.
Очень часто историки намеренно пропускают тот факт, что полный военный разгром финнов, преодоление «линии Маннергейма», считавшейся экспертами неприступной, взятие крепости Выборг и выход на оперативный простор были осуществлены Красной Армией за неполные три месяца в самых
неблагоприятных погодных условиях: сначала в распутицу, затем в жесточайшие морозы. Видят только потери, как будто радуясь их изобилию. Не видят с русской стороны ни героизма солдат, ни мастерства командиров, ни упорства войск, ни опыта военачальников, обеспечивших выполнение военной задачи в условиях, когда этому все препятствовало. Однако, по данным статистического исследования, проведенного военным ведомством, и опубликованного в 1993 году в книге «Гриф секретности снят», наши безвозвратные потери в русско-финской войне 1939–1940 годов составили 95,3 тыс. человек, по финским данным потери финнов убитыми составили 48,2 тыс. человек. Так как нам приходилось в этой войне наступать, а финнам – обороняться, то это соотношение потерь доказывает как раз противоположное русофобским интерпретациям итогов советско-финской войны.
Сравнительно быстрое военное поражение Финляндии, спутавшее карты и Франции с Британией, уже решивших послать финнам экспедиционный корпус и осуществить налеты бомбардировочной авиации с аэродромов ближневосточных колоний на Баку и Грозный, и Германии, предвкушавшей затяжную войну своего неожиданного союзника, на которого она планировала собственное нападение, казалось, давало возможность для реализации политических планов СССР. Государственность финнов была обречена. Но Сталин (он мог принять любое решение, поскольку победа развязала ему руки) оставил финнов в покое, лишь частично выправив границу и отодвинув ее от Ленинграда до Выборга.
Думается, что заключение советско-финского мирного договора 1940 года было одной из роковых ошибок Кремля. Сохранение враждебного России финского государства, режима, во что бы то ни стало стремящегося к реваншу, неизбежный союз финнов с немцами при нападении последних на СССР, уже завершавшаяся немецкая оккупация Норвегии – все это создавало весьма неблагоприятные для русских условия по всему северному крылу их будущего фронта. Создавалась угроза для Мурманска и Мурманской железной дороги и вероятность продвижения войск противника на линию Архангельск–Ленинград. К тому же фронт удлинялся за счет финского участка на 1200 км., и на стороне немцев оказывалась финская армия не менее чем в 500 тыс. штыков.
Ситуация была бы принципиально иной, если бы с финским государством тогда же было покончено, его территория занята Красной Армией, а власть передана новой администрации, как несколькими месяцами позже, весной и летом 1940 года, произошло в Прибалтике. Известно, каких усилий стоило немцам и финнам преодолеть в начале войны оборону островов Эзеля и Даго и полуострова Гангут, и можно не сомневаться, что если бы не он один, а все южное финляндское побережье Балтийского моря с его портами и укреплениями и Аландские острова оказались бы к 22 июня 1941 года в руках русских.
И если операция Германии, Венгрии, Болгарии и Италии на Балканах против Югославии и Греции, начатая в апреле 1941 года и завершившаяся в две недели, тем не менее заставила Гитлера перенести вторжение в Россию с середины мая на конец июня, что сыграло в нашу пользу, позволив использовать ресурсы «генерала распутицы» и «генерала зимы», то, возможно,
установление весной 1940 года русского контроля над Финляндским полуостровом (что изменяло характер театра военных действий в Европе) могло вообще принудить Берлин перенести нападение на Россию с 1941 на 1942 год. Война приобрела бы тогда иной характер, ее ход не имел бы ничего общего с тем, что произошло в действительности, а блокада Ленинграда вообще не состоялась бы. Это была бы уже гораздо более благоприятная для России ситуация. Во всяком случае, с гораздо меньшими человеческими и материальными жертвами с нашей стороны.