[ — Возврaщение pyсскoй иcтоpии (2011) — V. В зaщитy pyccкой иcтории]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Эксперименты с историей России, затеянные в начале ХХ века народовольцем Н.Морозовым и продолженные в наше время математическим академиком А.Фоменко, имеют отношение не столько к науке, сколько к игре ума, заводящей общество в тупик. На это указывают, например, выводы, содержащиеся в книгах изменника Резуна-Суворова, чьи интерпретации исторических фактов нацелены против нашей страны, против гражданского самосознания русских.
Как только ревизия русской истории была допущена, она заполнила массовые издания и приобрела новую жизнь в писаниях новоявленных «историков». К резуно-фоменковским «открытиям» начали добавляться новые и новые домыслы. Так, к ревизионистам русской истории подключился некий «король русского боевика» А.Бушков, взявший себе в помощники и соавторы историка А.Буровского. На пару они выпустили двухтомник «Россия которой не было» (первый том в 1997, второй – в 2000 году). Первый автор рекомендовался как «провозвестник самых новых методов исторического исследования» (включая «модельные» измышления о том, что было бы, если бы Россия приняла ислам), второй – как член некоей Академии науковедения и президент регионального отделения Международной академии ноосферы (и лишь во вторую очередь – как кандидат исторических наук). Авторитетами для интерпретаторов истории являются не только Резун-Суворов и Фоменко, но и известный русофоб А.Янов, создатели литературно-конспирологических версий истории В.Пикуль и И.Бунич, а также израильский журналист А.Эскин.
Проведенный в двухтомнике исторический эксперимент («эталон добросовестного исторического исследования», «для тех, кто не чурается дерзкого полета фантазии», как пишут о себе авторы) исходит из принципа: «современный ученый знает, что всякое знание условно, относительно». Из этого принципа творится русофобский и антиправославный вариант истории – общедоступный сборник «дней минувших анекдотов» с рассуждениями о подлинности и смысле Повести временных лет (Нестор – «поганый русофоб», «своим глумливым пером»…), истинных крестителях Руси (коими оказываются не византийцы, а римляне – то есть, католики), причинах нашего «выламывания из европейской истории» (якобы, по причине византийских «метастаз язычества», в противовес которому «католицизм лишь способствовал национально-духовному процветанию принявших его народов») и исторической роли большевизма («большевики – логичное завершение длившегося несколько сот лет гнилостного процесса»).
Особой темой для авторов двухтомника является иудаизм на Руси. Здесь есть все — от анекдота про русские селения, исповедующие «классический иудаизм», до легенды о хазарах, которые будто бы были славянами (по мнению авторов хазары=казаки), писали на арабском, а исповедовали все тот же иудаизм. Симптоматична и такая запись: «За последние 2000 лет иудеи нигде, ни в одной стране не захватывали власть и не становились правящей верхушкой».
Второй том, написанный преимущественно А.Буровским, показывает, на чем сошлись авторы: на полонизме и католицизме. По словам авторов, история «Русской Европы» (западной Руси) была «трагически прервана». После чего «православие, марксизм, государственная идеология» насаждали «нелепые представления, чтобы обосновать преимущества России-Московии перед тлетворным Западом». Поставив задачу «разоблачения Большого московского мифа», авторы объявляют, что русским нет надобности в едином государстве и общем подданстве. А чтобы у читателя не было сомнения в отношении авторов к русским, они объявляют «Слово о полку Игореве» описанием «разбойничьего похода».
Хотя авторы и посмеиваются над фоменковской идеей будто бы существовавшего симбиоза Руси и Орды, но вместо нее подсовывают свою – идею польско-литовского пути Руси, на который рекомендуется поворачивать, чтобы стать поближе к Западу.
Тот же поворот на Запад обнаружился в тематическом номере исторического иллюстрированного журнала «Родина» (№1–2, 2001), который предоставил свои страницы не только исследователям истории славянства, но и откровенным русофобам. Здесь прямо пишут, что вопросы этногенеза малых народов «приобретают особое значение, позволяя удерживать безопасную дистанцию с ―большими народами‖» (В.Лобач, Белоруссия).
Прямой политический и идеологический смысл можно без труда видеть в статьях о «тысячелетнем историческом пути белорусов», размещенных в глянцевом журнале. Главная задача – доказать несостоятельность великорусско-белорусского единства и невозможность государственного воссоединения. Более того, звучит прямой призыв к романтической мифологизации истории Белоруссии в противовес «официальной белорусской историографии», которая «по-прежнему нередко пытается опираться на традиционные имперские ценности» (В.Орлов, Белоруссия).
Нам говорят, что версия происхождения восточных славян из единого корня – это всего лишь «плод творчества русских ученых XVIII-XIX веков». Вместо этого предлагается рассматривать историю Полоцкого княжества, Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Речи Посполитой настоящей традицией белорусской государственности. Мол, белорусы уже в Х веке составляли особую этническую общность, Полоцкое княжество было типичным европейским государством и вместе с Новгородом, Ростовом, Суздалем и Рязанью противостояло «Руси».
Русь становится для русофобов историческим кошмаром – особенно ее московский период, который они называют «настоящей трагедией восточных славян». В противовес вымышленному азиатскому образу Москвы, ВКЛ называется «восточным форпостом единого европейского мира» — чтобы не возникло надежд на превращение Белоруссии в западный форпост Русского мира. Поскольку «разговоры об интеграции с Россией влекут за собой еще более чудовищное насилие над белорусской историей, чем это было при советской власти».
Ужасна для историков-русофобов и Российская Империя, «которую Ленин совершенно справедливо окрестил ―тюрьмой народов‖». Мол,
«белорусы вместе с остальными народами империи стали пушечным мясом для захватнических войн и гибли за чужие интересы».
Дело доходит до совершенно кощунственных утверждений: «Беларусь фактически стала колонией империи. Не удивительно, что для многих ее жителей война 1812 года была отнюдь не Отечественной» – якобы в обеих сторонах этой войны участвовало равное количество жителей ВКЛ. Автор этой выдумки, правда не делит этих «жителей» на поляков и белорусов. А мы делим. Потому и знаем, кто и на чьей стороне сражался.
Не в меньшей степени прославляется раскол Русского мира и со стороны украинских «историков». В частности, украинский академик И.Дзюба основой для выработки своих концепций берет лозунги Кирилло-Мефодиевского товарищества, которое полтораста лет назад призывало славян к восстанию против России и созданию союза славянских республик: «И Украина сделается Речью Посполитою в союзе славянском».
Не случайна конфессиональная ориентация академика: он говорит о том, что идею славянской взаимности «подверстывают под идею православия, исключают из нее славян-католиков и славян-протестантов (а поляков просто злобно третируют)», что опрометчиво «связывают судьбу славян с миссией российской монархии, сакрализуют ее экспансию» и планируют «снова впрячь ―братьев‖ в старую имперскую упряжку».
Чтобы выглядеть законченным русофобом, академик цитирует чеха Г.Масарика: «Российский шовинизм естественным образом воплощает себя в культурный синтез (…) Таким образом, мессианизм и универсализм трансформируются в российский империализм». Это в ответ на идею воссоединения русских народов, которую проповедуют некие ―политики-реваншисты‖.
Не отстают от близкозарубежных русофобов и некоторые российские историки. Так, завкафедрой южных и западных славян истфака МГУ и координатор славянского выпуска «Родины» профессор Г.Матвеев утверждает: «На уровне народного самосознания, бытовой культуры, многочисленных этнопсихологических особенностей – расхождения между славянскими этносами остаются весьма существенными». Это заведомая неправда, опровергнуть которую может любой, кто был на Украине или в Белоруссии, кто беседовал с простыми болгарами или общался с сербами.
Таков же и уровень достоверности в другом утверждении г-на Матвеева: «Советская Украина и Советская Белоруссия – это не элементы государственности, а государства, существовавшие как интегрированные части более крупного государственного образования». Потому, мол, и нет ничего особенного в раздельном проживании русских, украинцев и белорусов.
Русским профессор советует «изживать комплекс доминирования». Более того, «реальность административного разграничения наших государств должна быть подкреплена осознанием реальности нашего культурного и политического равенства». Иначе говоря, нет у нас впереди единой судьбы и единой культуры – есть только «эксцессы неприязни», которые надо лишь заменить «равенством». Ведь «всякий раз, как только мы оказываемся рядом, мы ненавидим друг друга любой ненавистью».
Это о славянах! Да кто что-либо подобное видел? Может быть, профессор свой личный опыт – свою собственную неуживчивость – возводит в абсолют?
Резуно-фоменковский вирус в исторической науке проявляется не только в постановке политической задачи раскалывания славянства, и прежде всего Русского мира. Замечательна методология этих «исследователей»: они берут какую-нибудь частность, обмолвку, литературный или публицистический анекдот и тотчас объявляют все это настолько показательным, что нет сил не объявить об открытии новой закономерности.
Удивительно, но свои глянцевые страницы и замечательные иллюстрации для русофобов предоставляет финансируемый государством журнал «Родина» (учредители – правительство и администрация президента РФ, тематический номер о славянах выпущен в соответствии с распоряжением президента). Наряду с умными и интересными статьями о славянах, в спецвыпуске журнала звучит явная фальшь – злобный навет на русскую историю и русских. Нет, это не творческий эксперимент, не поиск новых подходов и не разнообразие мнений. Это слепота перед явной профанацией и тенденциозными измышлениями, наносящими ущерб национальным интересам России.
Один из ярких примеров наукообразного «разоблачения» русской истории – книжка Л.А.Андреевой «Религия и власть в России». Автор с отчаянно русофобских и антиправославных позиций постаралась перепачкать каждую страницу русского государства и Русской Церкви.
Андреева пытается доказать исконную неприемлемость христианства для славян: «Суть социального и политического опыта, нашедшего отражение в славянской мифологии, в корне отличается от соответствующего опыта, сформировавшего христианскую мифологию». Христианство выставляется в сравнении со славянским язычеством как мракобесие: «Вольнолюбие, презрение к рабству, народоправство, радостное земное жизнестроительство, реализм – такова суть мировоззрения и миропонимания восточных славян». Но главное – отсутствие веры в божественное происхождение княжеской власти. Можно с уверенностью сказать, что последний вывод противоречит всей истории человечества, самой сути власти, которая от века всегда была связана с таинством и присутствием потусторонних сил.
Научная недобросовестность приводит Л.А.Андрееву к выдаче легендарной истории за достоверную. Причем касается это только идеализированного славянского язычества. Именно поэтому превозносится системность славянской мифологии, в то время как системность как раз свидетельствует о кризисе – это без труда можно проследить по хорошо известной греческой мифологии периода послегомеровской систематизации. Отсюда и неверная квалификация крещения Руси как навязывания – всего лишь на основании того факта, что князь Владимир однажды насильно загнал в Днепр киевскую голытьбу и скинул в реку идолов тогдашних «диссидентов». Налицо был как раз мифологический кризис у славян, разрешенный христианством.
Андреева не понимает, что, прославляя пантеизм, она идеализирует расколотость этноса на племенные группы, идеализирует безгосударственное существование. Как следствие – отрицание истины за религией, явившей в
истории консолидирующую силу. А также представление христианства в качестве источника деспотии, а дохристианских обычаев – как образца демократии (вечевой порядок). Невежество автора простирается и в богословскую сферу, где христианам преподносится рецепт, кого нужно канонизировать, а кого нет.
Методика пропагандистской работы, которой упивается Андреева, представляет собой предвзятую выборку из исторических данных всего кажущегося сегодня нелепым или безнравственным и отнесение всего этого вместе с соответствующими домыслами к христианству и России. Византийский обычай насаживать голову преступника на кол становится особенно мерзким, когда представляется как нечто уникальное. Когда же вспомнишь, что такого же рода обычай задержался среди мусульман на несколько сот лет дольше, а чеченские бандиты услаждают себя отрезанием голов «неверных» до сих пор, понимаешь, что сочинение Андреевой более всего похоже на исполнение русофобского политического заказа.
Возбудить противохристианские эмоции в писании Андреевой призваны такие элементы, как противопоставление русов-варваров и греческих святых, ратников Олега и защитников Константинополя, святого Дмитрия Донского и святого митрополита Киприана и т.п. Темный племенной этницизм должен в этом противопоставлении обращаться против святых – ведь в рамках такого мировоззрения русы не могут осуждаться христианами, не могут совершать ничего безнравственного. Одновременно сегодняшнее деление Европы и Азии по культурному основанию переносится в прошлое – мол, христианство следует считать вполне азиатским явлением, иначе говоря, дикостью, а многие его элементы – прямо заимствованными из дикого, деспотического Египта. Автор только «забывает» упомянуть, что просвещенные греки ездили в Египет и Азию за мудростью, а Европа периода упадка Рима и позднее может вполне считаться глухой культурной периферией «цивилизованного мира» того времени. К тому же русский князь Святослав, которого Андреева представляет европейцем, по свидетельству более осведомленных историков, в личном качестве имел куда больше азиатских черт, чем европейских – европейский лоск тогда был бы тождественен самой отъявленной дикости.
Постыдным изобретением опуса Андреевой является представление Петра Великого этаким неоязычником, будто бы поставившим государство выше веры и преодолевшим христианское возвышение монарха над государством: «политические реформы Петра I имели архаико-русофильские корни»; «была начата государственная кампания по искоренению клерикализма»; «создавалось впечатление, что ожила дохристианская Русь». При всей экстравагантности своих отношений с церковными иерархами, Петр почел бы такую оценку надругательством, а любой добросовестный историк – наглым искажением действительных обстоятельств того времени. Это искажение красной нитью проходит в андреевской оценке буквально каждого российского самодержца.
Чудовищным бредом выглядит следующая историческая сумятица: «Христианство с такими атрибутами, как культ святых и мучеников, содержавшими в себе набор поощряемых властью нравственно-поведенческих
установок, для населения стало выступать в роли грандиозной системы пропаганды и политического имиджемейкерства».
Такого рода абсурд, обильно сдобренный анекдотами минувших дней, может пошатнуть некрепкий ум отечественного образованца, на рассудочные способности которого рассчитывают фальсификаторы русской истории, идеи которых скрупулезно собраны мадам Андреевой. Например, здесь присутствует прославление ересей, сект и даже масонства – этакого всенародного (или же светски-элитарного) обсуждения вопросов веры в духе современной либеральной практики забалтывания любой проблемы. Но главное – ненависть к русскому государству и его православным традициям, выраженная, прежде всего, в нападках на самодержавную власть – «православие переродилось в цареславие», констатирует автор. Взамен «цареславию» предлагается еще большая мерзость.
В своем сочинении Андреева дает почти буквальное повторение большевистской агитки против Церкви: «На пути реформ встала консолидированная дворянско-бюрократическая сила, жившая за счет всего остального населения страны, прикрывавшая свой паразитизм догматами государственного Православия». Причем «государственное православие» Андреева практически отождествляет с иудаизмом, ставя в пример православным европейское христианство, будто бы демонстрирующее действительную приверженность Христу как богу любви и сострадания. (Тут звучит показательный термин – «социальное христианство»). Антиправославная русофобия, таким образом, полностью тождественна либеральным измышлениям.
Ненависть к России доходит у Андреевой до прямого оправдания цареубийц, которые «были избраны народом» (имеется в виду Уралсовет). А уж о Николае II и его правлении каких только небылиц не нагородила горе-историк мадам Андреева! Обсуждать их не хватит никакой бумаги. Только конспективно: к войне не подготовили оружия (как тогда потом четыре года этим оружием воевала вся страна в Гражданскую?); распустив Думу царь совершил государственный переворот (такой пассаж мог состряпать только патологический либерал, лишенный каких бы то ни было исторических знаний); царь виноват в войне с Японией (Андреева не знает о прямой агрессии японцев против российского флота и против Китая – тогдашнего союзника России); царь виноват в развязывании Первой мировой войны (это подлый и безосновательный поклеп на Государя и Россию!); арест большевистской фракции Думы был прямым нарушением закона (с точки зрения либерального невежи, предосудительно брать за ворот преступника даже в период военного времени).
Нам эти пассажи стоит заметить лишь для того, чтобы предупредить очередной пропагандистский ход русоненавистников и фальсификаторов русской истории.