СОЛНЕЧНАЯ НОРДИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ


[ — Язычecкий империaлизмЧАСТЬ I. МЫ, АНТИЕВРОПЕЙЦЫ]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Мы говорили о древней нордической традиции.

Это не миф — это наша истина. Уже в древнейшие времена Предыстории, там, где позитивистские суеверия предполагают обезьяноподобных пещерных жителей, существовала единая и могущественная пракультура, отголоски которой слышатся во всем великом, что дошло до нас из прошлого — как вечный, вневременной символ. Иранцы знают о airyanem vaejo, стране, лежащей на крайнем Севере, и видят в ней первое творение «Бога Света», место, откуда пошел их род.

Это также обитель «Сияния» — hvareno — той мистической силы, которая связана с арийской расой и, в особенности, с ее божественными монархами; они видят в ней — символически — то «место», где впервые Заратустре открылась его воинственная религия.

В традиции индийских ариев также говорится о Света-двипа, где находится обитель Нараяны, того «Кто есть Свет» и того «Кто стоит над Водами», т. е. над случайностью происходящего. В ней говорится и об «уттаракура», нордической прарасе; под словом «нордический» там понимается солнечный путь богов — «дэваяна» — и, в описании «уттара» преобладает идея всего благородного, всего возвышенного, всего того, что можно назвать «арийским» в высшем смысле и что отождествляется с идеей Севера. Предками ахейско-дорического племени также считаются мифические северные гиперборейцы: оттуда пришел почитаемый этим племенем бог или герой солнечный Аполлон, победитель Пифона.

Оттуда Геракл — союзник олимпийских богов в их борьбе с титанами, истребитель амазонок и существ стихий, «Прекрасный Победитель», аватарой которого считали себя позже многие греческие и римские цари, — принес оливковое древо, и его листвой с тех пор венчают всех победителей (Пиндар).

Эта нордическая тема отождествлялась в Элладе с темой Туле, таинственной северной страны, называемой иногда «Островом Героев», «Страной Бессмертных», где правит белокурый Радамантис, и «Солнечным Островом», — thule ultima a sole nomen habens — лат. > — воспоминания о котором долгое время оставались настолько живыми, что в преданиях говорится, что Констанций Хлор выступил со своими легионами в Британию не столько ради воинской славы, сколько для того, чтобы в своем апофеозе власти приблизиться к месту, являющемуся «более святым и более близким к небу», чем любое другое. В нордическо-германских традициях часто Асгард, обитель Асов и преображенных героев, является образом именно этой северной страны, и нордические короли, считавшиеся полубогами и Асами, — semidios id est ansis, — и их народы, добивающиеся победы за счет своего мистического могущества «счастья», видели в той божественной стране истоки происхождения их династии.

Северным или северо-западным считается в галльской традиции Аваллон, откуда берет свое начало род Туата де Дананн, героических покорителей доисторической Ирландии, среди которых герой Огм точно соответствует дорическому Гераклу, — Аваллон, отождествляющийся иначе с Тир на мбео, «Страной Живых», царством Боадога, «Победителя». И ацтеки помещают свою прародину на севере в Ацтлане, который называется также «Белой Землей» или «Страной Света», откуда они вышли под предводительством бога войны Хуитцилопохтли. Тольтеки тоже считают изначальным местом происхождения своего рода Тлалокан, Толлан или Тулу, так же, как и греческая Туле, обозначающую «Солнечную Страну», тождественную «Раю» королей и героев, павших на поле битвы. Таковы ссылки, которые можно найти в различных традициях как воспоминание о нордической родине и нордической культуре, где трансцендентная, нечеловеческая духовность тесно связана с героическим, королевским, триумфальным элементом: в победоносном превосходстве формы над хаосом; в победе сверхчеловеческого и небесного надо всем человеческим и земным; в «солнечности» как в основном символе трансцендентного мужества; в идеале достоинства и благородства, который на материальном уровне по логике сакральных соответствий сопряжен с фигурами властелина, героя, господина.

И когда мы говорим о том, что следы передачи традиции ведут с Севера на Юг и с Запада на Восток, тем путем, которым двигались сохранившие духовность расы, то лишь потому, что уже в новое время великие арийские народы доказали, что они являются прямыми наследниками этой силы и этой культуры, доказали своими чистейшими ценностями и культами, своей явной божественностью и своей организацией, а также своей борьбой против ничтожных южных рас, связанных с землей и с духами земли, с «демонической», иррациональной стороной бытия, погрязших в смешении, коллективизме, тотемизме, «титанизме» и хаосе.

Кроме того — как уже явствует из всего сказанного выше — то, что было историей, стало сверх-историей: «Страна Живых», «Крепость Героев», «Солнечный Остров», с одной стороны, являют собой тайну происхождения, а с другой — тайну пути к новому рождению, к бессмертию, к сверхчеловеческому могуществу: пути, который может привести к высшему королевскому достоинству. И при этом исторические факторы становятся духовными факторами, реальная историческая традиция — Традицией в трансцендентном смысле, стоящим над временем Вечным Присутствием. Символы, знаки и сказания говорят нам о подземных путях этой Единственной Традиции и свидетельствуют о единственной подлинной «ортодоксии», где навсегда достигнута высшая точка, и где «солнечная» духовность вечно властвует над низшими силами. В соответствии с этим, в более поздние эпохи, когда уже началось роковое затемнение «божественности» (ragna-rokrr), в рассеянных силах и в вождях арийских племен «нордический» расовый элемент, отделившись от собственно «духовного» элемента, с которым он был изначально связан, стал особой категорией, определенным архетипом культуры.

Именно он определял в дальнейшем специфику и характер отношения к сверхчеловеческому уровню даже там, где уже не осталось никаких конкретных этнических взаимоотношений между различными арийскими ветвями. Именно этот общий тип мог бы снова объединить различные культуры при восстановлении духовной организующей силы, воздействовавшей ранее, в эпоху Пратрадиции, на низшие элементы и различные материальные формы.

Именно таким мы видим языческий Рим — последнее великое творческое деяние нордического духа, последнюю универсальную, и наиболее удачную в течение всего цикла, попытку восстановить силы мира в форме героической, солнечной, мужественной культуры: культуры, свободной от декадентского мистицизма, основывающейся на арийско-аристократическом типе господ Копий и Жертв, таинственно утверждающейся в нордических символах Волка, Орла и Топора, живущей в олимпийских воинственных культах Зевса и Геракла, Аполлона и Марса, в чувстве обязанности своим величием и своим бессмертием (aeternitas) Божественному, в свершении действия как ритуала и в свершении ритуала как действия, в ясном и могущественном переживании сверхъестественного в самой Империи, достигающем своей кульминации в символе Цезаря как божества (numen). Падение языческого Рима было падением величайшего традиционного солнечного оплота, и в силах, приведших к этой катастрофе, нетрудно узнать все то, что открыло путь последующим заблуждениям и последующему вырождению, вплоть до ситуации, сложившейся в современной Европе. Мрачная, варварская волна семитов, враждебная как себе самой, так и всему миру, с ее непримиримой ненавистью к любой иерархии, с прославлением всего слабого, неблагородного, лишенного традиции, с ее злобой ко всему тому, что является силой, достаточностью, мудростью и аристократией, была истинным ядом для Великого Рима, а также гальванизирующей субстанцией для всех южно-азиатских элементов разложения, уже ранее проникших в структуру романского мира; и эта волна явилась главной причиной упадка Запада.

Семитизация греко-романского, а впоследствии и всего нордического мира, произошедшая по большей части за счет распространения христианства, в действительности была восстанием низших слоев той расы, благодаря покорению которой арийско-языческие народы создали свою блистательную культуру. Дух Израиля, предопределяющий коллективное чувство «вины» и стремление к «искуплению», явно проявившийся во время упадка аристократической традиции древних патриархов, вызвал к жизни самые низшие силы эгейско-пеласгийского теллуризма, ранее подавленные ахейскими племенами; он вывел на арену борьбы касту шудра, так называемую «темную» касту (кришна) и демоническую касту асурья, над которыми в Индии, как форма над хаосом возвышается иерархия трех высших каст дваждырожденных — двиджа — вплоть до типа брахманов и королей, почитающихся там «великими богами в человеческом облике». Этот самый дух объединил силы, представленные в мифах в образе северных ринтурси или орд Гогов и Магогов, которым Александр Великий преградил путь символической Железной Стеной.

Эти силы, духовно воплотившиеся в раннем христианстве, уничтожили Дух. Если, с одной стороны, в своей смягченной форме, они воссоздали в лице католической церкви лунную духовность, т. е. духовность, архетипом и центром которой являлся более не «Герой», не сакральный король и не солнечная инициация, а святой, смиренно склоненный перед Богом, и идеалом которой являлась более не воинственно-сакральная иерархия и «слава», а братское общежитие и любовь к ближнему (caritas), — то, с другой стороны, в Реформации и в гуманизме мы видим уже откровенно анархическую, разрушительную, анти-традиционную и анти-духовную природу этих сил.

И в политических революциях, и в «либерализме», и в коллективизации действуют те же силы, ведущие человечество от катастрофы к катастрофе. Во всех формах современного общества — в науке, в праве, в миражах технического прогресса и во всемогуществе машин — как это ни парадоксально — открыто проявляется именно этот дух, торжествует именно эта нивелирующая воля, воля к количеству и ненависть к иерархии, к качеству, к различию. И все крепче становятся коллективные, безличные оковы, порожденные полным отсутствием самодостаточности у мятежного рода рабов. Когда семитско-христианский мистицизм столкнулся с тем орфически-дионисийским пафосом, (который для дорическо-нордической Греции уже означал извращение древних олимпийских культов) и с народным мистицизмом Изиды, пришедшим в Грецию после падения солнечной египетской традиции, то в этом смешении мессианизма и хилиазма с верованиями имперского плебса и образовался элемент «пассионарности» и оргазма — вместо возвышенного спокойствия Цезаря, вместо ровного величия героев Гомера, вместо очищенной духовности и автаркийного идеала языческого «философа» и посвященного — тот элемент, который является корнем любого современного извращения, в романтическом и иррациональном смысле.

После секуляризации этот же самый мистицизм породил мифы «активизма» и «фаустизма», современную суеверную веру в прогресс, семитскую мистику инстинктов и «elan vital» — даже в такой степени, что они вынуждают отдельных индивидуумов и целые народы двигаться в направлении, в котором сами они уже двигаться не хотели бы.

Из этой катастрофы против еврейско-христианского потока еще раз поднялась иная сила для того, чтобы выдвинуть решительную альтернативу дальнейшему ходу духовной истории Запада. Это была традиция иранских ариев, возникшая в форме воинственного культа Митры, аватары древнего арийского бога светлого Неба, «Господина Солнца», «Убийцы Быка», героя с Факелом и Топором, символа нового рождения «через могущество», которого синкретический (но от этого не менее значительный) миф отождествляет с гиперборейским богом Золотого Века. Однако более определенные невидимые силы задушили и эту «солнечную возможность». Это было последним великим противодействием: Священная Римская Империя Германских Наций. В так называемых «варварах» мы встречаем в действительности расы близкие к ахейской, палео-иранской и палео-романской и, в целом, нордическо-арийские расы, сохранившие себя в состоянии предысторической чистоты. И хотя нашествие «варваров» для материальной стороны уже азиатизированной и семитизированной Империи может показаться разрушительным, однако, если посмотреть с более высокой точки зрения, это объясняется просто живительным потоком героического духа, контактом с силой духовно близкой к той, которой языческие римляне обязаны своим солнечным величием. Так в мире снова возродился древний римский символ, защищенный непосредственно силами Севера.

Вселенскую культуру имперского феодального Средневековья, несмотря на ее чисто номинальное христианство, мы должны, в первую очередь, рассматривать именно таким образом. В ней говорила нордическо-римская духовность, войском которой было рыцарство, сверхполитическим центром которой был имперский идеал гибеллинов, ритуалом которой было деяние крестовых походов — скорее как возвращение к языческой идее mors triumphalis, нежели как ответ на чисто внешнее религиозное побуждение — и тайной душой которой, противостоявшей христианству и верной более древней и более высокой традиции, было все то, что скрыто продолжало жить в легендах, мифах и воинственных рыцарских посвящениях от тамплиеров и рыцарей Грааля до fideli d’amore. После падения средневековой культуры, после потопления сияющей европейской весны в ее молодой крови, после освобождения от оков тех сил, которые вели к секуляризации, партикуляризму и разрушительному гуманизму, пути к последней катастрофе были открыты.

Сила Традиции из видимой превратилась в невидимую, стала тайным наследием, передаваемым по тайной цепи от немногих к немногим. И сегодня о ней догадываются только единицы, сквозь неясные предчувствия, еще слишком человеческие и слишком материальные.

Это — те, которые, следуя своему внутреннему инстинкту, как знакам Великого Противодействия приносят присягу символам Свастики, Орла и Топора.

Это люди, — подчас совершенно неизвестные, а подчас сверкающие, как трагический метеор Фридрих Ницше, — не выдерживающие тяжести истины, которая слишком тяжела и огромна для них. Она ждет других — тех, кто сумеет ее понять и настолько проникнуться ею, чтобы заново, жестоко и холодно, предстать перед своими врагами в великом возвышении — в великой битве: это от них скоро снова будет зависеть — погибнет ли Запад окончательно или ему посчастливится пережить новый Рассвет.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]