О приоритетах Японии в «атомном проекте» и актуальности термояда.
Японцам – признанным талантливым трудоголикам – исторически присуще невезение. Да, решающий вклад в теорию атомного ядра внес в 30-х годах Хидеки Юкава (1907-1981), заслуживший тем самым Нобелевскую премию 1949 года. Но стоит напомнить атомные бомбежки и недавнюю катастрофу, как возникает острое сочувствие к японской нации, не говоря о глобальной энергетике.
Кстати, их физик Хантара Нагаока (1865-1950), находясь под впечатлением открытия тогда еще необъяснимой радиоактивности (Нобелевская Премия 1903 года: Беккерель и супруги Кюри, Франция), сумел выдвинуть гениальную гипотетическую модель атома, аналогичную планете Сатурн с кольцами: легкие электроны вокруг положительно заряженного массивного ядра. Он вполне мог рассчитывать на Нобелевскую премию, ожидая экспериментального подтверждения своей модели атома. И в самом деле, тщательные эксперименты группы британца Эрнста Резерфорда (1871-1937) подтвердили истинность модели Нагаоки. «Планетарная модель атома» стала неотъемлемой частью физики … с 1911 года – после публикации результатов группы Резерфорда в самом солидном британском научном журнале PhilosophicalMagazine, том XXI. Но Резерфорд как бы не заметил решающего вклада японского коллеги. Не знал? Хотя специалистов в атомной физике тогда были единицы…
Более того, модель Нагаоки была опубликована в том же журнале PhilosophicalMagazine, притом на семь лет ранее (том VII, 1904).
В эти годы ближайший коллега Эрнста Резерфорда – Фредерик Содди (1877-1956) публикует книгу Interpretationofradium* (London, 1908),в которой пророчествует практическое освоение ядерной энергии, упоминая о практических перспективах контролируемости процессов и деления, и слияния атомных ядер.
Под прямое влияние Содди попадает классик футурологии Герберт Уэллс (1866-1946), в романе которого Theworldsetfree (1913) описана мировая война с применением ATOMICBOMB, вызывающих смертоносные радиоактивные осадки. Между тем, главные апостолы физики начала ХХ века – Эйнштейн, Резерфорд и Бор – принципиально отрицали и энергетическую, и военную перспективу физики ядра, хотя среди гораздо менее влиятельных ученых появились такие, кто поддержал тогда Содди: на Украине Вернадский, Лео Сциллард в Венгрии, Георгий Покровский, а также Петр Капица в Москве в 1940-1941 гг. (не без влияния В.И. Вернадского).
Более того, в 1920-1938 гг. прорицателями и мирного, и боевого потенциала термоядерной энергетики выступали такие корифеи как Артур Эддингтон, Жан Перрен, вероятно также Георг Гамов, несомненно Вернер Гайзенберг и Карл Фридрих фон Вайцзеккер.
Здесь нелишне напомнить об одном случае. Во время войны в Германии под руководством «атомного царя» немцев нобелиста Вернера Гайзенберга велись работы по созданию атомного реактора. В мае
Содди и Уэллс пророчествовали не только кошмар атомной войны, предвидя даже тот нюанс, что без ядерного оружия почти невозможен суверенитет государства. В том же романе 1913 года (в русском переводе он неточно назван ОСВОБОЖДЕННЫЙ МИР) указан год (1953!) пуска первой в мире АЭС, правда, не в Обнинске (1954 год), а где-то в родной автору Англии. Также по Содди-Уэллсу ИСКУССТВЕННАЯ РАДИАКТИВНОСТЬ должна быть открыта в
Как же получилось, что авторы учебников целое столетие игнорируют эти загадочно сбывшиеся прогнозы, которые кажутся случайно удачными разве что дуракам. И какова здесь роль проэйнштейновского лобби.
Пророчество Содди-Уэллса также гласит, что побочным продуктом мирной атомной энергетики окажется вещество не только экологически приемлемое, но даже золото (прямо-таки в духе мечты Ленина об унитазах при коммунизме).
Кстати, не стал бы отрицать принципиальную возможность в XXI веке достичь такой управляемости распада ядер, к примеру – урана и тория, с получением их ценных осколков в виде золота, платины, вольфрама и рения, наряду с экологически приемлемыми осколками – такими как безопасные изотопы кремния, алюминия, титана, магния, кальция и натрия. Обещая атомный рай, упомянутые пророки подразумевали нечто подобное.
Тем временем уже многими десятилетиями накапливаются в «могильниках», зачастую ненадежных, несметные «богатства» опасных отходов процессов деления тяжелых изотопов, неумолимо производимых не только в АЭС, но и на фабриках ядерного оружия.
В 1920 году не менее мудрыми пророками явились британец Артур Эддингтон и француз Жан Перрен, раскрывшие термоядерную тайну энергии звезд, то есть и нашего Солнца: звезды светят за счет перегорания водорода в гелий! Шли годы, но их гипотеза не встречала ни должного понимания, ни признания. К концу 1920-х годов Нильс Бор со своими ближайшими коллегами выдвинул альтернативную гипотезу: звезды горят за счет того, что в центральных областях этих светил односторонне нарушается закон сохранения энергии. Но эта теоретическая «халява» дожила лишь до 1935 года, когда появилась теория ядерных сил Юкавы.
Юкава объяснил силы ядерного сцепления через наличие так называемых мезонов, которые являются аналогом электромагнитных фотонов. Однако, эти переносчики электромагнитной энергии невесомы, а «склеивающие» ядерные частицы воедино мезоны в десятки раз массивнее электронов. Таким образом, именно японский физик открыл принципиальный смысл ядерной энергии распада и синтеза.
Но раз так, то, по словам Эддингтона, освоение звездной энергетики «обещает энергетический рай, если не обернется самоубийством человечества». Артур Эддингтон в 1926-1932 гг. неоднократно советовал Петру Леонидовичу Капице, тогда трудившемуся при Резерфорде (Кембридж), заняться экспериментальным термоядом. Но Капице это делать, очевидно, не раз отсоветовал Эрнст Резерфорд. Судя по контексту, идея Эддингтона сводилась к удержанию термоядерной плазмы в сильных магнитных полях.
Преемником Эддингтона явился старший брат будущего президента ФРГ Карл Фридрих фон Вайцзеккер, открывший к 1937 году циклы термоядерных реакций на Солнце и близких к нему по структуре звездах. Однако Нобелевскую1967 года за это получил еще при его жизни корифей физики, но плагиатор Ханс Бэтэ.
А что японцы? Их физики понимали многое, но генералы пренебрегли даже радарами (почти как Сталин с Куликом). Их авантюра началась с Перл-Харбора, а кончилась атомным адом Хиросимы и Нагасаки.
Увы, Бог троицу любит больше, чем Японию.
Да, император Хирохито сумел избавить свою метрополию от третьей американской ядерной атаки, согласившись на капитуляцию. Тот акт предотвратил гибель не менее трех миллионов – в том числе около миллиона американских военнослужащих. Такие свои потери прогнозировали американские эксперты, не исключавшие, что Страна Самураев вполне сможет выдержать еще одну атомную бомбардировку, а четвертая бомба, если и подоспеет, то опять же не станет неумолимо решающей. Что такое лишних 100000 погибших от 4-й А-бомбы сограждан для Страны Самураев с ее многомиллионной армией, каждый третий солдат которой готов стать смертником…
Хирохито поступил расчетливее Фюрера «Великой Германии», не допустив такого генетического ущерба, который претерпели немцы. В немалой степени именно поэтому в итоге японцы вышли на второе место в мировой индустрии, а немцы «всего лишь» на третье.
Скажут – а Китай!? Но здесь не место банально спорить о выдающихся заслугах китайцев, выигрывающих мировой рейтинг за счет дешевизны социалистического труда сотен и сотен миллионов, заваливших весь мир не только игрушками, гондонами и тряпками, но и массовой продукцией наукоемкого плагиата. Впрочем, о Китае – реальном конкуренте Америки и Японии даже в лунной гонке, мы пока помолчим.
А Страна Самураев (подстрекаемая янки) уже было осмелилась недавно стучать кулаком по Кремлевской стене, требуя безоговорочного возврата Южных Курил. И тут грохнуло такое…«Японский Чернобыль» вместе с цунами, убившим около 20000 жителей, сокрушил не только и не столько экологию и энергетику Японии. Катастрофа нависла над самим будущим Страны Самураев, для которой суверенитет – это главная и вечная аксиома.
Хотя с 1945 года Страна Самураев – своего рода американская сатрапия. Но ныне «уже не та». Достаточно появления (вполне реального) собственной водородной бомбы, чтобы США залебезили перед своим заклятым противником…Но второй индустриальной державе мира мало одной политической независимости.
Нужна и независимость, даже безопасность*, энергетическая. Была надежда на тотальную атомную энергетику по французской моде (там более 80 % энергетики – атомные котлы), да сплыла. Россия угодливо предлагает свои роскошные углеводороды, начиная со сжиженного газа, но японцев это «почему-то» не так уж радует. Энергия приливов, как и ветровая, слишком жиденькая, да и дорогая… Что же делать?
Пока в Стране Самураев не решен вопрос долгосрочной энергетической политики, в Германии уже к 2023 г. закроют все 19 АЭС, заменив их «чем-то радикально иным», а итальянцы всенародно подтвердили свой абсолютный отказ от АЭС, провозглашенный впервые после советского «Чернобыля». Уверенно рискну посоветовать их экспертам: займите удобную позу и, попивая сакэ, подносимое очаровательной гейшей или любимой внучкой, всмотритесь как бы впервые в родной национальной флаг…
Да, на нем – Солнце. Источник солнечных лучей. Неумолимый намек на солнечные батареи. Увы, нужны огромные площади, занятые батареями, срок морального старения которых недолог, да и удельная мощность досадно мала, и т.д. и т.п. Поэтому потщательнее подумайте над «сущностью» самого Солнца.
Назойливо подскажу: Солнце – колоссальный термоядерный реактор, своего рода отдаленный аналог, скажем, ТОКАМАКА, но не с «магнитным удержанием плазмы», а с гравитационным!
Но зачем останавливаться на такой аналогии?
Разве нельзя, учитывая хотя бы школьный уровень астрономии (дофурсенковой), счесть Солнце, как и мириады других звезд, «Тлеющей Водородной Бомбой», содержащей обычный водород (1Н), сгорание которого дает обычный гелий в качестве пепла (4Не). Калорийность этого горения в 10 раз выше, чем цепной реакции в уране и плутонии: (1Н +1Н) + (1Н +1Н) → 4Не плюс ≈ 600 джоулей на нанограмм, не считая позитронов и нейтрино – при температуре ≈ 15 миллионов градусов Кельвина (или Цельсия), плотности (внимание!) около 100 грамм/см3 и давлении в триллионы атмосфер.
Итак, легчайший из изотопов – «водород первый» 1Н, сгорающий как экологически чистое термоядерное звездное топливо, имеет внутри Солнца пятикратную плотность золота (или, если угодно – урана, платины, вольфрама…).
Короче – и без наших советов эксперты Страны Самураев вероятно задумываются над вариантом – термоядерной энергетики своей страны. Правда, в СМИ что-то не видно об этом. Между тем, японцы подготовили по крайней мере два проекта микровзрывных энергетических комплексов, в том числе FIREX, а также I—LIFT.
Не шарахаются ли журналисты от термоядерной проблематики просто потому, что это опять-таки ядерная, то есть «обязательно неэкологичная» энергетика… Но насколько типичный журналист, скажем выпускник журфака Засурского (МГУ), способен понять смысл и значение термоядерной энергии?
По приглашению великого Ясена Засурского я преподавал пятикурсникам обязательный спецкурс «Конфликтология научно-технического прогресса». Убедился: не менее 5 % журфаковцев способны заинтересоваться и даже ухватить проблему глобальной энергетики. Но живая жизнь, соблазн халявы и наркотик конформизма – все такое снижает упомянутые 5 % до 1 %.
Так или иначе, термояд актуален и достаточно актуален не только для Японии.
Берусь судить о термояде, поскольку Московский (со штаб-квартирой в Долгопрудном) Физтех дает достаточное образование, после чего я лет пять получал зарплату в теоретическом отделе, тематика которого имела прямое отношение к подготовке и анализу результатов ядерных испытаний. Затем, уже на уровне несекретных разработок, мне довелось не раз публиковать здесь и за рубежом результаты фундаментальных исследований процессов, имеющих отношение к термояду, не говоря о его истории и прогнозах.
Если совершенствование оружия увенчалось атомным, а затем – термоядерным, то разве нелогично ожидать, что и промышленную атомную энергетику сменит энергетика термоядерная?
Поэтому не совсем случайно уже в 70-е годы ХХ века неоднократный лауреат за термояд Евгений Велихов обратился к Леониду Брежневу немедленно санкционировать запуск в серийное производство магнитного термоядерного реактора типа ТОКАМАК – для промышленной энергетики СССР. Эта блестящая авантюра не прошла.
По слухам, заслуживающим доверия, стоило только Леониду Ильичу благосклонно завизировать «проект Велихов — ТОКАМАК», как сразу сработал демарш руководителя советского «лазерного термояда» — нобелиста Николая Геннадьевича Басова, убедившего ЦК КПСС «отложить» реализацию столь сверхрадикального постановления, имея в виду предоставить возможность посоревноваться двум конкурирующим термоядерным направлениям, как это делают на Западе.
Добавлю – и на Дальнем Востоке*.
Японские физики, высоко оценившие метод остроумного удержания термоядерной плазмы в устройствах типа ТОКАМАК, фактически изобретенного и частично реализованного в СССР еще при Хрущеве, старательно следуют и по американскому пути «инерциального термояда», стартовавшего там не позднее 1961 года, но до 1972 года осуществлявшегося в рамках тайных НИР и ОКР.
Почему так? Да хотя бы потому, что речь идет о «водородных микробомбах», к конструированию которых янки сразу (в отличие от большевиков) привлекли создателей боевых термоядерных зарядов. И разве не ясно, что до поры до времени янки не только от Москвы, но и от Токио, даже тем более от Токио, надежно скрывали идею и ход работ по микровзрывному термояду. И ныне скрывают кое-что. И будут скрывать.
Аналогично водородной бомбе, где запалом – для реакции синтеза гелия из водорода – является некая разновидность атомной бомбы, в термоядерной микробомбе запал – лазерный луч, дающий столь же интенсивное (опосредованное) воздействие на термоядерную миллиграммовую начинку микробомбы.
Не вникая в принципиальные детали, упомянем, что в трех разных термоядерных процессах – в центре Солнца, в термоядерной боеголовке и в микробомбе – водород, прежде чем перегорать в пепел – гелий испытывает сжатие не менее чем до ≈ 100 г/см3, то есть пятикратной плотности золота. В микробомбе это горение длится около наносекунды.
Уточню, что при типичном перспективном микровзрыве выделяется 109 (миллиард) Джоулей энергии согласно оценочной зависимости этой энергии Y (Дж) от максимальной «мгновенной» плотности сжатой до ρ (г/см3) смеси тяжелых изотопов водорода (трития с дейтерием 50/50):
Y ≈ 1013/ρ2 = 109при ρ = 100.
Японцы заимствовали очень многое из достижений научно-технического прогресса Запада. И от нас они кое-что уникальное перенимали – не только ТОКАМАК.
Например – быстро, но не кое-как, перелицевали туполевскую конструкцию рекордно дальнего АНТ-25, дважды преодолевшего (с экипажами – Чкалова и, более успешно, Громова) уникальный маршрут Москва – Северный Полюс – США.
А вот в принципиальной идее конструкции водородной бомбы пионером был-таки Токутаро Хагивара – японский физик из университета в Киото.
В своей лекции он обнародовал принцип инициирования термоядерной реакции слияния ядер водорода в ядра гелия при помощи воздействия взрывом атомного заряда –урана-235. Фактически он указал на применимость американской урановой бомбы, сброшенной в августе 45-го на Хиросиму, для реализации бомбы водородной. Его лекция, между прочим, состоялась … в мае 1941 года.
Эта лекция была несекретной, а идея тогда была фантастичной: даже в атомную бомбу еще не верили (скажем, Сталин поверил не ранее 1944-1945 гг.).
Но янки подсуетились незамедлительно: один из лидеров мировой ядерной физики, итальянский беглец Энрико Ферми (который, вероятно, остался бы работать на Муссолини, не будь его красотка-жена еврейкой), уже в сентябре 1941-го убеждал не кого-нибудь, а Эдварда Тэллера в принципиальной реализуемости схемы Токутаро Хагивары, умолчав, правда, о самом японском физике.
А летом 1942-го интернациональная (американская) группа ядерно-физических талантов собралась для сверхсекретного обсуждения «Дейтериевой Супербомбы», тут же ставшей плановым заданием группе Тэллера в знаменитом Лос-Аламосе.
В 1946 году соавторами Тэллера стали два выдающихся физика – ученик великого немца Давида Гильберта – Джон фон Нойманн (великий венгерский еврей, считавший Тэллера венгром – по матери), а также самородок ариец, фанатичный коммунист Клаус Фукс (выдаваемый за еврея для прохождения в Лос-Аламос). Это был уже проект SUPER.
Фукс не медлил снабдить московского суперагента Феклисова немалой информацией о проекте SUPER, за реализацию которого в Арзамасе немедленно взялись такие громкие имена как Яков Борисович Зельдович и Давид Альбертович Франк-Каменецкий.
Затем, когда Фукса зимой 1949/50 уже сумели (частично!) разоблачить его коллеги-британцы, президент США Гарри Трумэн заявил в январе 50-го на весь мир, что с водородной бомбой янки заведомо надолго опередят большевиков. Трумэн имел в виду именно SUPER.
Но тут случился парадокс парадоксов.
Некто сперва случайный – польский математик, аспирант фон Нойманна, Станислав Улам, доказал к февралю 50-го года принципиальную неработоспособность бомбы SUPER. Фон Нойманн подтвердил это на компьютере.
Так, вдруг, самой великой американской тайной оказалась не конструкция Н-бомбы SUPER, а неосуществимость этого проекта! Но зимой 1950/51 недавно перенесший инсульт Улам[1] сумел изобрести нечто, спасшее идею Н-бомбы… Это была идея метода суперплотного сжатия дейтерия, которую он отказывался назвать (не только из скромности[2]) своею.
Поскольку среди ближайших соратников Тэллера был «советский невозвращенец» Георгий (Джордж) Гамов (закадычный приятель Улама!), то неудивительно, что в Арзамасе лидером разработки Н-бомбы стал, вместо Зельдовича, другой атомщик: Андрей Дмитриевич Сахаров (1921-1989), вряд ли незнакомый с продуктами деятельности Гамова, пребывавшего под прицелом чекистов и чекисток[3].
Тем временем, 1 ноября 1952 года на одном из островов Тихого океана раздался взрыв эквивалентом около 11 мегатонн. Вода с песком – смесь в десятки миллионов тонн – взметнулась на 100-километровую высоту.
Это был МАЙК – прототип Н-бомбы, весом около 80 тонн и длиной около 7 метров при 3-метровом диаметре. Американцы вскоре усовершенствовали его с учетом их знания о первой советской водородной бомбе Сахарова, взорванной 12 августа 1953 года.
Интересно, что Н-бомба Сахарова была готова для испытания к 5 марта того же года, но кончина Сталина привела к отсрочке (что является предметом другой истории).
Эту бомбу Сахарова янки не считают настоящей водородной, хотя применили элемент литий вслед за Сахаровым, игнорировавшим, правда, принципиальную особенность МАЙКа: механизм суперплотного сжатия термоядерной взрывчатки. Так что тротиловый эквивалент сахаровского взрыва августа 53-го оказался 400 килотонн, «всего лишь тридцать три Хиросимы». Но наша агентура не дремала, и Сахаров с коллегами догнал американцев не совсем самостоятельно…
Выживи Сталин после инсульта, вряд ли уцелела бы японская Окинава – основная американская база времен острейшего Корейского конфликта (1950-1953).
Я не стал бы категорически игнорировать возможный сценарий «инсульта по-бериянски», разыгранного ради предотвращения бомбежек «сахарницами» американских баз на японской территории при окроплении сотней американских А-бомб «исключительно военных объектов» Китая и СССР. Но случилась Оттепель и Корейская война осталась Суррогатом Третьей Мировой.
Столь эффективное «абсолютное» оружие, каким явилась Н-бомба, не было лишено коренного изъяна – вреднейших радиоактивных осколков деления тяжелых элементов, используемых хотя бы для «атомного запала». Это не устраивало генералов – мешало войскам занимать территории.
Итак, «подайте шашлык, но обойдитесь без дымного костра»?
Иными словами, стали думать – чем-то «чистым» заменить атомно-бомбовый запал Н-бомбы.
И когда в 1960-м году реально заработал первый лазер, луч которого обещал воздействие интенсивностью во многие миллионы атмосфер, вскоре стала «витать в воздухе» идея инициирования термоядерного взрыва без использования запала в виде А-бомбы, знаменитая проблема «чистой водородной бомбы». Однако, хотя приспособить для этого лазер не получилось и за 50 лет попыток лучших в мире изобретателей, в этом, 2011 году мировое сообщество компетентных специалистов, затаив дыхание, ждет практического результата многолетних попыток создания термоядерных капсул («термоядерных лазерных мишеней»), способных к микровзрыву, не по-военному скромная энергия которого должна превзойти в разы энергию лазерного выстрела по «мишени».Конкретно: на циклопическом (170 х 70 х 50 метров) лазерном комплексеNIF (Nationalignitionfacility/ LawrenceLivermorenationallaboratory)уже почти все готово для судьбоносного лазерно-термоядерного эксперимента, в котором десяти наносекундный лазерный выстрел энергией около полутора мегаджоулей на капсулу с двумястами микрограммами термоядерного топлива (50/50 смеси тяжелых изотопов водорода – трития с дейтерием), вызовет микровзрыв энергией около пятнадцати мегаджоулей. Пока NIFобошелся в четыре миллиарда долларов, в основном предоставленных Минобороны США, заинтересованного в имитации (моделировании) военных задач.
Чтобы не оттолкнуть даже любознательного читателя такими несколько абстрактными прогнозами, проиллюстрирую их уместной аналогией.
Аналогом лазера NIF выберем бортовую авиационную скорострельную пушку, 600-граммовый снаряд которой выстреливается со скоростью около километра в секунду. Короткая очередь в пять снарядов – это как раз полтора мегаджоуля кинетической энергии.
Пусть при взрыве каждый снаряд взрывается с энергией, уже хаотической, три мегаджоуля, то есть вся эта короткая очередь по мишени дает 15 мегаджоулей, то есть столько же энергии, сколько должно получиться энергии термоядерной при стрельбе американского лазера NIF по термоядерной мишени. Но в NIF взрывается не луч, а луч взрывает.
То, что давно банально в боевой авиации, обернется Нобелевской премией за реализацию лазерного термояда.
Правда, если судить по февральской статье в важнейшем еженедельнике physicalreviewletters 2011 года, нобелевскому комитету будет трудновато выбрать троих премируемых из 420 авторов этого достижения.
Пойду на риск: изложу свой умеренно оптимистический прогноз создания суверенной японской энергетики, основанной на термоядерных микровзрывах.
Моральной поддержкой этого футурологического авантюризма послужил тот факт, что в марте 1996 года публиковался мой прогноз (ларушевский журнал «EIR», Вашингтон, США), согласно которому первый реальный успех лазерного термояда следует ожидать не позднее 2011 года. Тем временем, уже в прошлом году американцы продемонстрировали принципиальную техническую возможность получения эффективных, энергетически выгодных микровзрывов на комплексе NIF.
Утверждаю: Япония, затратив 100-200 миллиардов евро, способна за 10-15 лет, то есть номинально к 2023 году, разработать и запустить в эксплуатацию прототип микровзрывной термоядерной электростанции мощностью от одного до трех мегаватт.
К 2030-33 гг., если не помешают войны, политические и экономические смуты, природные катаклизмы[4] или иные экологические беды, в Стране Самураев (не без помощи США) заработают минимум дюжина промышленных микровзрывных термоядерных электростанций мощностью до пяти гигаватт (в среднем) при стоимости до пяти миллиардов евро за гигаватт. С учетом дополнительных НИР и ОКР за 20-25 лет термояд обойдется Японии не дороже триллиона евро.
Кстати, солнечные батареи такой же (≈ 50 гигаватт) совокупной мощности потребовали бы высвобождения до 1000 квадратных километров, на которых могли бы комфортно проживать около миллиона японцев, живущих итак довольно тесно.
Более того, термоядерные энергетические центры могли бы санировать опасные продукты деятельности АЭС, поскольку эти продукты возможно трансмутировать микровзрывами, как это следует из разработок Ливерморской Национальной Лаборатории имени Лоуренса.
Одним из самых мудрых афоризмов 1920-х годов Герберта Уэллса стал: «История человечества – это история борьбы за свободную энергию».
В угоду физикам приведу в качестве пижонского отступления формулу свободной энергии Гельмгольца:
F = E – TS,
согласно которой свободная энергия получается, если полную энергию Е очистить от определенной хаотической («неполезной») составляющей, представленной произведением температуры Т на энтропию (меру хаоса) S. Не забуду, как меня ненавидели 5-курсники журфака МГУ за лекцию «О значении и смысле свободной энергии» (в 2000-2001 гг. я читал там курс «Конфликтология научно-технического прогресса»).
Практически, важность этого афоризма Уэллса сводится к глобальной борьбе за мировые источники энергетического сырья, не исключая военную стратегию Японии во Второй Мировой, а также, разумеется, арабскую политику США. Разве не ясна уже отсюда потенциальная потребность и США, и Японии в термояде, овладение которым опрокинуло бы парадигму энергетической зависимости этих индустриальных лидеров мира? Разумеется, в этом смысле термояд не помешал бы и Китаю, и Германии, и даже Франции, где свыше 80 % энергетики – это «лучшие в мире АЭС», которых гений французской физики Жан Перрен провидчески называл «атомными бомбами замедленного действия».
Парадоксальность энергетической политики здесь в том, что по сравнению с Токио и Вашингтоном, которым термояд позволит поменьше нефть покупать, Москве термояд позволил бы побольше нефть продавать за рубеж, не растрачивая этот товар своим подданным, отличающимся безответностью.
Между тем, не любящие или не умеющие заглядывать далеко, влиятельные российские бонзы явно или неявно противятся пришествию термояда, резонно ссылаясь на гораздо большую реалистичность строительства новейших «абсолютно безопасных» АЭС, на деле достаточно уязвимых, особенно в отношении некоторых разновидностей авиационных боеприпасов, а также специализированного терроризма.
Правда, катастрофа АЭС «Фукусима» дала им по рукам. Высокая вероятность подрыва какой-нибудь АЭС террористами (почему бы и не по сценарию, аналогичному воздушным атакам 11 сентября 2001года) подорвет и позицию упорнейших пропагандистов АЭС.
Но что, кроме почти неотразимых прогнозов, радикально повлияло на американцев в пользу многомиллиардных субсидий на термояд?
31 марта 1988 года в NYTIMES появилась уникально наукоемкая многостраничная статья лучшего их научно-технического обозревателя Вильяма Броуда, посвященная частичному, но решающему рассекречиванию многолетних дорогостоящих экспериментов с микробомбами – разного рода капсулами лазерного термояда. Но лазеры не применялись в этой программе США «HALITE/ZENTURION», проводимой под эгидой двух лучших и богатейших лабораторий: в Ливерморе и Лос-Аламосе.
Ибо к 1976-79 гг. уже стало ясно, что для самых первых реальных достижений микровзрывного термояда требуются лазеры, способные стрелять лучами энергии 100-1000 килоджоулей, а до начала ХХI века можно было рассчитывать только на лазеры гораздо слабее, притом без уверенности, какие именно лазеры субсидировать и на какие конструкции термоядерных капсул можно надежно полагаться.
Все-таки этот порочный круг удалось разорвать: световые лучи будущих циклопических лазеров догадались имитировать с помощью особой селекции светового излучения вспышек ядерных боеголовок, испытываемых под землей.
Годами американцы совершенствовали архитектуру термоядерных микробомб и, когда на уровне этих испытаний была достигнута ожидаемая степень определенности, дело дошло до судьбоносных финансовых и инженерных (в том числе кадровых) решений, принятие которых требовало паблисити, пропаганды среди сенаторов, в том числе Ливерморскую Лабораторию возглавил Джон Гопкинс Накколлс – родоначальник идеи микровзрывного термояда. Предшествовавший глава – Джон Эмметт– с почестями уходил в отставку, получив «под занавес» задание прощупать советский уровень аналогичных разработок. Жарким летом 1988 года я случайно узнал: Джон Эмметт принят нашим «царем» лазерного термояда Николаем Геннадьевичем Басовым в ФИАНе. Испытывая мучительное сочетание нестерпимой жары и острого безотчетного волнения, я добился нужного поручения ректора МГУ академика Анатолия Алексеевича Логунова и доставки Джона Эмметта (с которым Басов не пожелал расстаться) к Логунову. Затем кортеж из «членовозов» ЗИЛ-117 Логунова последовал в «Арагви». Уникальная во многих отношениях встреча, братание ученых двух супердержав. Думая, что уловил нужный момент, я протянул Эмметту тот самый номер NYTIMES, предлагая ему надписать автограф у заголовка статьи Вильяма Броуда. Эмметт сделал вид, что ничего не видит и ничего не слышит. Я решился настаивать. Тогда он соизволил произнести нечто нетривиальное: «Я только могу назвать Вам ту статью уголовного кодекса США, по которой меня засудят за какое-либо общение по поводу данной публикации».
До сих пор о тайных результатах испытаний «HALITE/ZENTURION» можно догадываться только косвенно.
Оставшиеся для мировой науки во многом тайной результаты тестов разнообразных микробомб – при экспериментах с использованием подземных испытаний с ядерными боеголовками – обрабатывались и моделировались на компьютерах, обобщались теоретически, дискутировались и учитывались в планах создания раннего прототипа лазерного микровзрывного комплекса Источник: Валентин Белоконь / 18.07.2011