[ — Цapeубийцы (1-e мaрта 1881 годa)]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
IX
Они шли по тихой пустынной Захарьевской. Сзади остались красота заиндевелого сада, звуки труб и молодцеватые окрики Афанасия. Они шли медленно, опустив головы. Желтый песок хрустел на панелях под ногами. Позванивали коньки у них в руках.
— Скажите, Николай Евгеньевич, почему уходят от нас, из нашего круга такие люди, как князья Кропоткины, оба брата, как граф Лев Николаевич Толстой, Яснополянский философ, как опустившийся, но почему-то мне милый князь Болотцев?.. Значит, им душно, как и мне. Почему ушла, и с таким скандалом, Соня Перовская?
— Вы знали Софью Львовну?..
— Я была девочкой… Двенадцати-тринадцати лет, когда Соня уже «выезжала»… Я видела ее на тех вечерах, куда и детей приглашали. Она очень недолго «выезжала». Потом исчезла с нашего горизонта. Я слышала, что она ушла из дома. Будто отец отказался от нее, и только мать тайно с ней видится. Но подробно я ничего про нее не знаю.
— Она пошла служить народу.
— Что это значит?.. Как служить? Я не понимаю. Объясните.
— Она помогает страждущим, обиженным, невинно наказанным. Она учит народ грамоте.
— Как же она это делает?
— Она собирает но знакомым посылки для тюремных узников и носит их в места заключения. Она — Перовская, ее имя все знают… По отцу, по дяде… Она проникала в самые глухие казематы Петропавловской крепости и передавала одиночно заключенным табак и книги. Потом она поехала в деревню. Она жила в избе, как простая крестьянка, учила детишек грамоте, работала, как фельдшерица. Она прививала оспу детям…
Вера вздохнула.
— Как это хорошо, — тихо сказала она. — Продолжайте. Это так интересно.
— Вы знаете — Перовская способна на героические подвиги. Вот теперь, совсем недавно, она узнала, что жандармы повезут кого-то в ссылку. Она решила освободить несчастного и дать ему возможность бежать за границу. Она собрала деньги, подготовила трех сочувствующих ей молодых людей помочь ей. Один из ее товарищей переоделся в офицерскую форму. Они взяли телегу и поехали по тому тракту, но которому должны были везти арестанта. Когда увидели бричку с жандармами, они выскочили из телеги и тот, кто был одет офицером, стал поперек дороги и крикнул: «Стой!» Ямщик остановил тройку. — «Куда едешь?.. Кого везешь?..» — Жандарм взял под козырек и ответил: «Еду с арестантом по приказанию начальства в Новосибирск». Тут другой товарищ выстрелил в жандарма, но промахнулся. «Что?.. Что тут такое?», растерянно крикнул жандарм. В него выстрелили еще раз, и он опалился внутрь брички. Тройка помчалась.
— Боже мой… Значит, они не освободили арестанта…
— Нет… Не удалось… По как была взбешена, как бранилась тогда Софья Львовна! Она кричала: «Позорная и постыдная неудача для революции!.. Давать промах, стреляя в двух шагах!.. Я не промахнулась бы!.. Шляпы, а не мужчины!.. Надо гнаться дальше, а они попрятались в кусты… Бежали!.. Проворонили!.. Сколько товарищеских денег потратили зря!». Мне говорили, она была страшна в эти минуты гнева.
— Да-а…
— Перовскую арестовали. Она попала в процесс 193-х, была судима и оправдана… Дед — министр народного просвещения, отец был Петербургским генерал-губернатором, дядя покорял и устраивал Среднюю Азию.
— Я знаю… Я слышала это…
— Как было осудить ее? С ней считались…. Она вошла в кружок Чайковского, стала вести пропаганду среди рабочих, попалась, была арестована, но обманула полицию и бежала.
— Да… Это я понимаю. Она работает! А мы?.. танцуем!.. Мечтаем выйти замуж, на коньках катаемся. Сплетничаем… Где же Соня теперь?..
— Под большим секретом… Ну да вы сами понимаете. Она здесь!..
— Как?.. В Петербурге?..
— Да. Она живет под именем Марины Семеновны Сухоруковой.
— Вы видитесь с ней?
— Да.
— Скажите ей про меня… Все, все скажите ей… Про матроса. Скажите ей, как я ее понимаю, как сочувствую ей. Как хотела бы помогать ей в ее работе. Если можно… Может быть, она и меня научит, как нужно делать добро, работать для народа.
— Хорошо… Я ей скажу. Вы знаете, она совсем необычная, особенная, чудная девушка.
— Так непременно устройте, чтобы мне с ней повидаться, — волнуясь, повторила Вора, останавливаясь у подъезда своего дома. — Мне так хочется научиться служить своему ближнему, работать, чтобы не быть кисейной барышней.
— Есть… Постараюсь, — сказал, вытягиваясь и прикладывая руку к козырьку фуражки, Суханов.
Вера открыла тяжелую стеклянную дверь. С лестницы пахнуло теплом и уютом. Суханов увидел мрамор ступеней, красный ковер. пальмы, мраморную статую, вздохнул и пошел, позванивая коньками, к Литейному.