[ — Цapeубийцы (1-e мaрта 1881 годa)]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
XXVI
Вера не знала, когда это будет. Она только догадывалась, что это будет 1-го марта.
Она чувствовала, что Перовская и Желябов сторонились ее, избегали эти дни с ней видеться, и это оскорбляло Веру. Точно ей не доверяли, точно боялись, что она выдаст.
1-го марта около двух часов дня Вера пришла на Екатерининский канал.
Серый зимний день с легким морозом стоял над городом. Красиво разубрались инеем деревья Михайловского и Летнего садов. Щемящая грусть томила Веру, и несказанно печальными казались ей серебряные сады в лиловой дымке тумана.
По Невскому проспекту с музыкой прошел дворцовый караул. Музыка отражалась о дома Екатерининского канала и двоилась. В этой музыке Вере почудилось что-то роковое и ужасное.
Вера знала, что на Малой Садовой в лавке Кобозева ожидает Государя смерть от страшного взрыва — полтора пуда динамита там было заложено. Вера знала, что на Екатерининском канале расставлены Перовской метальщики с бомбами.
Она ходила то по каналу, то по Невскому, и ей казалось, что ее нервы не выдержат больше, что она бросится к первому попавшемуся полицейскому офицеру и крикнет ему: «Что вы делаете, почему так спокойно стоите на посту? Да предупредите же!.. Да спасите же своего Государя! Схватите преступников и меня первую».
Потом одумывалась. Все это неизбежно. Это нужно — для счастья народа, для его великого будущего… Сейчас совершается героический акт, который благословлять будет история… За ним — революция и счастье…
«Как?.. Как это будет? Что же произойдет? Народ широким крестным знамением осенит себя, когда узнает, что избавился от тирана…»
Вера шла, задумавшись. Она точно видела взволнованные, ликующие толпы, красные знамена мятежа, Перовскую во главе народа. Они идут освобождать Желябова и всех политических заключенных. Они несут счастье народу.
Вера была у Невского, когда раздался первый взрыв. За ним через какую-нибудь минуту второй, еще более оглушительный.
Прохожие в недоумении останавливались. Иные привычным движением хватались за часы — но был не полдень, а половина третьего…
Вера видела, как промчались парные сани. Конвойный офицер сидел и держал кого-то на коленях, кучер гнал лошадей и парные рысаки скакали галопом.
Вера поняла: удалось!.. Государя убили.
Вся похолодев, чувствуя, как внутренняя дрожь бьет ее, Вера вышла на Конюшенную улицу, желая стороною пробраться с Зимнему Дворцу. Здесь было пусто и безлюдно.
Извозчик ехал порожним, похлопывая рука об руку. Навстречу другой вез господина в очках. И первый крикнул пьяно и задорно:
— Ванька, дьявол, будет тебе бар возить — Государя разорвало на четыре части.
Долго потом вспоминала Вера эти извозчичьи слова. Это и была вся революция! Только это и услышала она от «народа», революционного и дерзкого, за все эти тягостные, печальные и полные леденящего ужаса дни.
Вера вернулась на Невский. По проспекту густой беспорядочной колонной, в кожаных киверах, с красными пиками на бедре проскакали карьером к Зимнему Дворцу казаки.
На Дворцовой площади толпился народ. Пошел редкий, мокрый снег и увеличил печаль хмурого дня.
Вера увидала, как вдруг на сером небе задрожал тихо реявший в воздухе желтый штандарт с черным Государственным орлом и стал медленно опускаться к середине флагштока.
— Флаг… Флаг спущают, — заговорили и толпе. Одна за другой стали обнажаться головы людей. Все истово крестились. Какая-то простая женщина жалостливо и скорбно сказала:
— Кончился наш голубчик… Царство ему небесное… Доконали, злодеи.
И с силой кто-то сзади Веры сказал:
— Какого Государя убили!
Все больше и больше было молившихся людей. Многие становились на колени. Ближе ко дворцу не подпускали казаки, ставшие цепью вокруг площади.
Долго стояла Вера в безмолвной, в неимоверной печали в затихшей толпе…
Ни баррикад… Ни революции — ничего не было. Был один обман. Вера видела глубокое чувство потрясенных людей и видела, как молились горячо и искренно за погибшего Государя народные толпы. Она кругом слышала осуждение злодеев, злобу и презрение к ним…
Только развязный извозчичий голос: «Ванька, дьявол, будет тебе бар возить — Государя разорвало на четыре части» — на мгновение показал ей народное нутро… Но тогда Вера этого не поняла.
— Вот оно как обернулось-то, — сказали подле Веры и толпе, — Царь-Освободитель, Царь-Мученик…
Вера не посмела оглянуться на говорившего, и тот продолжал:
— Это всегда и везде так бывает… Христа, освободившего людей от смерти, распяли. Чем кто больше сделает добра, чем милостивее и величественнее правит, тем скорее ожидает его венец мученика…
Другой ответил:
— Бесы… Подлинные бесы-разрушители, эти чертовы народовольцы…
Еще слышала Вера, как говорили в толпе:
— Господа убили царя. Мстили ему за освобождение крестьян.
— Какого царя!
— И беспременно не обошлось без англичанки.
— Конечно, на ее деньги… Из-за границы руководство злодеями было.
Вобрав в плечи голову, точно ожидая, что ее сейчас ударят или накинут на нее виселичную петлю, шла Вера назад по Невскому.
Темнело. Мартовский день догорал. Фонарщик с лестницей пробегал от фонаря к фонарю, зажигая газ. Непрерывной вереницей тянулись извозчичьи сани, позванивая, катились по рельсам конные кареты. На всех перекрестках стояли конные казаки.
Вера прошла к тому месту, где был взрыв. В народе уже назвали это место «местом преступления». Оно было оцеплено солдатами. Там за солдатской цепью лежали венки и букеты цветов. Священник и певчие готовились служить панихиду. Черная толпа народа стояла безмолвно. Изредка раздавалось чье-нибудь приглушенное всхлипывание.
Тихо реял, падал на землю, мокрый снег. Несказанная печаль и тоска застыли в воздухе.