[ — Духoвныe oснoвы рyсской ревoлюции — Глава V. Ревoлюция и духoвная жизнь — О cвoбoдe и достoинcтве словa]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Нужно громко кричать о том, что в революционной России свободы слова, свободы печати, свободы мысли не существует, ее еще меньше, чем в старой, самодержавной России. Революционная демократическая общественность лучше читает в сердцах и требует бóльшего единообразия в мыслях, чем дореволюционная, реакционная власть, слишком равнодушная ко всякой общественной мысли и неспособная в ней разобраться. Цензура революционной демократической общественности более всеобщая и всепроникающая, чем наша старая цензура. И нужно сказать, что цензура разбушевавшейся массы народной всегда страшнее, чем цензура правительственной власти, от которой многое ускользает. Когда сам народ посягает на свободу мысли и слова, посягательство это более страшное и гнетущее, чем посягательство правительственной власти, – от него некуда спастись. После революционного переворота пали цензурные оковы и уничтожена была даже необходимая во время войны военная цензура, но не было декларации прав свободы мысли и свободы слова, посягательства на которые есть преступление против человека и Бога. Разнузданность и распущенность слова не есть свобода. Эта разнузданность и распущенность загубила у нас свободу слова. Свобода и достоинство слова предполагает дисциплину слова, внутреннюю аскетику. Право свободы слова предполагает обязанности по отношению к слову. Всякая свобода предполагает дисциплину и аскетику и от разнуздания всегда погибает. Те разнузданные оргии слова, которые за эти месяцы практиковались в революционно-социалистической печати, уготовляли истребление всякой свободы слова. Разнузданность, распущенность и произвол истребляют свободу, свобода требует сохранения достоинства в человеке, блюдения чистоты, самоограничения. Развратное обращение со словом губит достоинство слова и порабощает. В революционной печати происходят оргии словесного разврата. Революционная фразеология выродилась в самый настоящий разврат. Не разврат ли все эти лживые крики о «контрреволюции», не разврат ли все эти лживые обещания быстрого наступления социального рая, не разврат ли все слова о святости революции, о святости интернационала и т. п.? Для завоевания свободы слова необходимо бороться против этого словесного разврата.
Русские писатели, сознающие свое призвание, свое достоинство и свою ответственность перед родиной, должны были бы требовать провозглашения гарантии свободы мысли и слова. Но это требование может нравственно импонировать лишь в устах тех писателей, которые блюдут высшее достоинство слова и мысли, которые истину и правду ставят выше каких-либо интересов. В эти революционные месяцы как бы померкли достоинство и значение русской литературы и русской свободной мысли. Слишком многие русские писатели оказались придавленными уличными криками о их «буржуазности», о «буржуазности» всех образованных, всех творцов культуры. У них не оказалось достаточной силы сопротивления перед разбушевавшейся стихией, они растерялись и сами начали произносить слова, не истекающие из глубины их существа. У слишком многих русских писателей не оказалось собственной идеи, которую они призваны вносить в жизнь народную, они ищут идеи у того самого народа, который находится во тьме и нуждается в свете. В России должно раздаться истинно свободное слово о том нравственном одичании и безобразии, до которого мы дошли, и слово это должно возвышаться над борьбой классов, групп и партий, борьбой за интересы и за власть, оно должно быть отражением Божественного Слова, на котором только и может быть обоснована святыня свободного слова и свободной мысли, ныне поруганная и раздавленная. Это не есть вопрос политики, это – вопрос народной этики, вопрос религиозной совести народа. Народная совесть и народный разум должны иметь центр. И таким центром могут быть лишь носители высшей духовной культуры, свободные от рабьих оргий. Мы приходим к неизбежности возродить духовные основы нашей жизни и искать внутренних источников свободы. Чисто внешний путь влечет нас к гибели и рабству. Мы не хотим больше никакого рабства, ни старого, ни нового. Революционное насилие над свободой мысли и слова по существу несет в себе семя контрреволюции, оно есть наследие старого мракобесия и не может быть терпимо в свободной стране.
«Народоправство», № 11, с. 5-6, 7 октября 1917 г.