[ — Две cилы]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Товарищ Берман пришёл в себя от невыносимой головной боли. Ему показалось, что кто-то то сжимает его череп раскалёнными щипцами, то рвёт его изнутри. Около него хлопотал всё тот же жовиальный 1 врач.
1) – Оживлённый, весёлый, умеющий хорошо пожить.
– Кажется, маленькое сотрясение мозга, товарищ Берман.
– Дайте инъекцию морфия, – сквозь зубы простонал Берман.
Жовиальный врач чуть развёл руками, но протестовать не стал. Морфий несколько утешил боль.
– Что, собственно, случилось, я не помню.
– Этот арестованный, кажется, бежал, ищут по всему зданию.
– А что Медведев?
– Ранен, перелом локтевого сустава.
– Вызовите мне дежурного.
Жовиальный врач снова хотел было развести руками, но снова воздержался. Через несколько минут в палате хирургического отделения появился товарищ Иванов.
– Что случилось?
Товарищ Иванов так же кратко и так же обстоятельно доложил:
– Арестованный порвал наручники, схватил скамейку. Убито семь человек, ранено шесть, в том числе и товарищ Медведев.
– Поймали?
– Никак нет.
– Куда же он делся?
– Обнаружены проломанные выходные ворота, проломаны автомобилем, автомобиль ещё и сейчас горит. Обнаружена взломанная решётка кабинета №62. В кабинете обнаружен труп следователя Печкина. Товарищ Печкин вёл допрос арестованного американского гражданина, тот тоже исчез.
Несмотря на боль и на морфий, товарищ Берман даже приподнялся.
– Вы не пьяны?
– Никак нет, товарищ Берман. Пока установлено, по-видимому, следующее. Арестованный вырвался в коридор. Из первой же двери появился следователь, фамилия ещё не установлена, и был убит. Потом арестованный завернул по коридору вправо до кабинета №62. По-видимому, следователь Печкин в этот момент вышел из кабинета и тут же был убит, его труп обнаружен в кабинете. Затем арестованный закрыл за собою дверь, выломал решётку, спустился во двор, взял арестантский автомобиль, проломал им выходные ворота и исчез. Вместе с ним исчез и американский гражданин. Город объявлен на положении тревоги.
– Ещё шприц, – приказал товарищ Берман.
– Разрешите доложить, это у меня последний, я сейчас позвоню в главную аптеку.
– Раньше вызовите заместителя Медведева.
– Он тут, ожидает у двери.
– Пусть войдёт.
Товарищ Меснис, старый и уже обрюзгший латыш, заместитель товарища Медведева, мрачно вошёл в палату. Берман с трудом приподнял голову.
– Ну, что ещё?
– Телефонограмма. Аэродром горит и снаряды взрываются.
– Разрешите доложить ещё, – вставил товарищ Иванов, – в кабинете № 62 тоже что-то горит.
Товарищ Меснис проявил некоторое беспокойство.
– Там вещественные доказательства.
– Какие?
– Взрывчатые вещества. Товарищ Печкин допрашивал этого американца, технически я не в курсе дела. Но товарищ Печкин, кажется, пытался установить у арестованного…
В этот момент от глухого удара вздрогнули стены приёмного покоя, с потолка посыпалась штукатурка и свет погас.
– Я сейчас свечу, – торопливо сказал жовиальный доктор.
Берман сжал зубы и со стоном откинулся на подушку.
– Товарищ Меснис, прикажите прекратить всякие дальнейшие поиски в этом направлении, я говорю об арестованном. Там сейчас мы ничего не найдём. Банду спугнули. Нужно искать… – тут товарищ Берман слегка запнулся…
– …нужно искать в другом месте.
– Слушаюсь, товарищ Берман, – не без некоторого удивления сказал Меснис. – Однако, разрешите доложить…
– Скорей.
– Если мы сейчас же пошлём самолёты…
– Они уже всё знают по радио. Поздно. Объявите город на военном положении. Как Медведев?
– Ничего опасного, – утешительно и торопливо заговорил доктор, – перелом локтевого сустава, очень неприятно, но опасности никакой.
– Вас, товарищ Меснис, я уполномачиваю на проведение военного положения. Есть у вас ещё морфий? – спросил Берман доктора.
– Я сию минуту закажу, сию минуту, если только работает телефон.
– Придите через полчаса, – сказал Берман Меснису.
– Слушаюсь.
Доктор Шуб, держа перед собою зажжённую свечу, семенящими шагами пробежал по коридору и вошёл в свой кабинет. Усевшись за стол, он снял телефонную трубку. Телефон, к его удивлению, работал.
– Центральная аптека? Дайте заведующего, товарища Писарева! Немедленно. Говорят от товарища Бермана.
Кто-то в центральной аптеке пошёл разыскивать заведующего. Доктор Шуб вынул из кармана пахнувший одеколоном и аптекой носовой платок и вытер лоб. Через минуты две кто-то откликнулся в телефонную трубку.
– Товарищ Писарев? Говорит доктор Шуб. Немедленно нарочным прислать двенадцать ампул морфия, это для товарища Бермана, понимаете? Запишите, кроме того, рецепт. Вы слушаете? Рецепт: Ursus liber est – 0,01.
Доктор Шуб пытался собрать воедино все остатки своих латинских познаний.
– Дальше, persecutio prohibito 2 – пять порошков.
– И, вот, ещё, для товарища Медведева… – Доктор Шуб снова напряг свои давно забытые познания в области латинских экстемпоралий и наскрёб кое-что ещё.
– Записали? Изготовить немедленно. Понимаете, немедленно.
2) – “Медведь освободился. Преследование запрещено”.
Доктор Шуб откинулся на спинку кресла и ещё раз вытер лоб. Почему-то оглянулся, в кабинете не было, конечно, никого, и во всём Неёлове едва ли было больше трёх человек, хотя бы кое-как знающих латинский язык. И всё-таки сердце доктора Шуба колотилось, как сердце канарейки. Он встал, сделал несколько глубоких вдыхании. Сердце стало биться, как у воробья.
Из кабинета по тому же коридору, доктор Шуб прошёл в отдельную палату, где лежал товарищ Медведев. В палате уже горели свечи. Товарищ Медведев уже очнулся от лёгкого наркоза. Его левая рука, забинтованная, лежала поверх одеяла.
– Ну, что, Эскулап Самуилович? – спросил Медведев доктора Шуба.
Доктор Шуб не любил ни юмора товарища Медведева, ни его антисемитских шуточек, ни его самого. Но сейчас доктору Шубу было не до этого.
– Товарищ Берман пострадал – сотрясение мозга…
– Что вы говорите? – В голосе товарища Медведева слышалось столько радости и надежды, что даже доктор Шуб посмотрел на него с некоторым недоумением.
– Опасно? – с тою же надеждой в голосе спросил товарищ Медведев.
– Н-не думаю. Его спасла доска стола, иначе, конечно… Слегка повреждено плечо, но, в общем, ничего опасного.
– Для товарища Бермана, – как бы объясняясь, сказал товарищ Медведев, – это будет первый опыт. Я, вот, за Советскую власть уже восемь раз был ранен, сейчас девятый, ни черта, заживёт, больно только, чёрт его раздери, а что этот медведь?
– Бежал. Да ещё какого-то американца с собой прихватил. Взорван и горит аэродром.
Товарищ Медведев даже приподнялся, но со стоном опустился назад.
– Ну, это уж ни к каким чертям! Не мог же всё это сделать он один!
– В этом, я полагаю, и заключается проблема. Во всяком случае, товарищ Берман приказал поиски, я не знаю какие, прекратить и объявить город на военном положении.
– А какого ему чёрта с военного положения?
– Не знаю. Можно только констатировать, что у арестованного были сообщники здесь.
Товарищ Медведев посмотрел в потолок. Дело, конечно, пахло сообщниками. Сообщники в его, Медведева, учреждении!
– Товарищ Берман в полном сознании? – спросил он.
– Да, пока. Нужно опасаться потери сознания, на время, конечно.
– А что капитан Кузин?
– Не опасно. Перед ранением пил кумыс, это способствует заживлению кишечных ран.
– Та-ак, – сказал Медведев. – Не было печали, так черти накачали. Не хватило нам этого Светлова, вот теперь и расхлёбывай… Ну, пока, Эскулап Беркович…
Доктор Шуб собирался было покинуть палату, но в самой двери столкнулся с товарищем Ивановым. Лицо товарища Иванова, как всегда, не выражало решительно ничего, но самый факт его появления был тревожным симптомом.
– Ну, что ещё там? – раздраженно спросил Медведев.
– Так что, разрешите доложить, найден генерал-майор Завойко.
– Что это значит – найден? Пропал он куда-нибудь, что ли?
– На улице, без сознания.
– Жив?
– Жив. Ранений не обнаружено.
Товарищ Медведев посмотрел на доктора Шуба, то ли как будто в поисках сочувствия или объяснения, то ли с выражением окончательного недоумения. Но доктор Шуб только пожал плечами.
Самолёт с Еремеем и неизвестным человеком мчался над Алтайскими хребтами со скоростью около шестисот километров в час. Неёловский аэродром был, как гигантский фейерверк: догорали самолёты, пылал бензин, с чудовищным грохотом рвались бомбы, и легкая трескотня ружейных и пулемётных патронов почти не была слышна. Дом №13 по улице Карла Маркса горел, и все пожарные команды в Неёлове делали самоотверженный вид, что они его тушат. Серафима Павловна лежала в том же коридоре, что и Берман. Лежать ей приходилось на животе, характер ранения не позволял ни лежать на спине, ни сидеть на иных местах. В мечтах Серафимы Павловны проявленная ею инициатива и пролитая ею кровь открывали ей дорогу к каким-то ослепительным верхам “настоящей жизни”, а не то, что с каким-то Гололобовым в какой-то там мужицкой дыре…