(γ) Дух в своем осуществлении; царство духа


[ — Фенoмeнология дyxa ГегeльЧacть пeрвая. Нaукa об oпыте сoзнaнияC. Абсoлютный cyбъeктVII. РелигияC. Рeлигия oткровения3. Рaзвитие пoнятия абcолютной религии]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Таким образом, дух выявлен в третьей стихии, во всеобщем самосознании; дух есть община духа. Движение общины как самосознания, которое отличается от своего представления, направлено на порождение того, что возникло в себе. Умерший божественный человек или очеловеченный бог есть в себе всеобщее самосознание; он должен стать таковым для этого самосознания. Или: так как оно составляет одну сторону противоположности представления, а именно злую, которая сущностью считает природное наличное бытие и единичное для-себя-бытие, то эта сторона, которая представлена самостоятельной, [т. е.] не в качестве момента, должна в силу своей самостоятельности в ней самой и для нее самой возвыситься до духа или выразить в себе его движение.

Эта сторона есть природный дух; самость должна удалиться из этой природности и уйти в себя, т. е. стать злой. Но природность зла уже в себе; уход в себя состоит поэтому в том, чтобы убедиться, что природное наличное бытие есть зло. Налично сущее становление и бытие мирового зла относится к представляющему сознанию точно так же, как и налично сущее примирение абсолютной сущности; к самосознанию же как таковому это представленное со стороны формы относится лишь как снятый момент, ибо самость есть негативное, стало быть, знание, — знание, которое есть чистое действование сознания внутри себя самого. — Что касается содержания, то и здесь этот момент негативного должен найти себе выражение. Так как именно сущность в себе уже примирена с собою и есть духовное единство, в котором стороны представления суть снятые стороны или суть моменты, то это проявляется в том, что каждая сторона представления приобретает здесь значение, противоположное тому, какое она имела раньше; каждое значение восполняется благодаря этому другим, и содержание лишь в силу этого есть духовное содержание; так как определенность в такой же мере есть противоположная себе определенность, то единство в инобытии, «духовное», завершено; точно так же, как прежде для нас или в себе соединялись противоположные значения и сняты были сами абстрактные формы «одного и того же» и «не одного и того же», тождества и нетождества.

Таким образом, если в представляющем сознании становление природного самосознания «внутренним» было налично сущим злом, то становление «внутренним» в стихии самосознания есть знание о зле как таком, которое в наличном бытии есть в себе. Это знание, таким образом, есть, конечно, становление зла, но лишь становление мысли о зле, и поэтому оно признано первым моментом примирения. Ибо как уход обратно в себя из непосредственности природы, которая определена как зло, знание есть оставление ее и отмирание греха. Не природное наличное бытие как таковое покидается сознанием, а это бытие как такое, которое в то же время знают как некое зло. Непосредственное движение ухода в себя есть в такой же мере движение опосредствованное — оно предполагает себя само, или: оно есть собственное основание; оно есть основание ухода в себя именно потому, что природа уже в себе ушла в себя; по причине зла человек должен уйти в себя, но зло само есть уход в себя. — Само это первое движение есть только непосредственное движение или его простое понятие именно потому, что оно есть то же самое, что и его основание. Движение или иностановление должно поэтому в своей форме в более собственном смысле еще только наступить.

Таким образом, кроме этой непосредственности необходимо опосредствование представления. В-себе[-бытие] есть знание о природе как о неистинном наличном бытии духа, и эта внутри себя возникшая всеобщность самости есть примирение духа с самим собою. Для самосознания, которое не постигает в понятии, это в-себе[-бытие] получает форму некоторого сущего и ему представленного. Следовательно, постигание в понятии (Begreifen) не означает для него овладения тем понятием (Ergreifen des Begriffes), которое снятую природность знает как всеобщую, стало быть, примиренную с самой собою, а означает овладение названным представлением, согласно которому божественная сущность примирена со своим наличным бытием благодаря совершению самоотрешения божественной сущности, благодаря свершившемуся вочеловечению ее и ее смерти. — Овладение этим представлением определеннее выражает теперь то, что прежде в нем было названо духовным воскресением, или: превращение ее единичного самосознания во всеобщее или в общину. — Смерть божественного человека как смерть есть абстрактная негативность, непосредственный результат движения, которое заканчивается только в естественной всеобщности. Это естественное значение смерть теряет в духовном самосознании, или: она становится его только что названным понятием; из того, что смерть значит непосредственно, из небытия «этого» единичного, она преображается во всеобщность духа, который живет в своей общине, в ней каждодневно умирает и воскресает.

То, что принадлежит стихии представления, [т. е.] что абсолютный дух как дух единичный, или, вернее, как дух особенный, в своем наличием бытии представляет природу духа, здесь, следовательно, перемещено в само самосознание, в знание, сохраняющееся в своем инобытии; вот почему это знание в действительности не умирает, — как представляют действительно умершим особенное [лицо], — а его особенность отмирает в его всеобщности, т. е. в его знании, которое есть примиряющаяся с собою сущность. Непосредственно предшествующая стихия процесса представления, следовательно, установлена здесь как снятая, или: она ушла обратно в самость, в свое понятие; то, что в этой стихии есть лишь сущее, превратилось в субъект. — Именно поэтому и первая стихия, чистое мышление и вечный дух в нем, уже — не по ту сторону представляющего сознания и самости, а возвращение целого в себя в том именно и состоит, что оно содержит внутри себя все моменты. — Постигнутая самостью смерть посредника есть снятие его предметности или его особенного для-себя-бытия; это особенное для-себя-бытие стало всеобщим самосознанием. —

С другой стороны, всеобщее именно в силу этого стало самосознанием, и чистый или недействительный дух голого мышления стал действительным. — Смерть посредника есть смерть не только природной стороны его или его особенного для-себя-бытия; умирает не только сорванная с сущности уже мертвая оболочка, но и абстракция божественной сущности. Ибо посредник, поскольку его смерть еще не завершила примирения, есть то одностороннее, которое знает «простое» мышления как сущность, знает в противоположности к действительности; эта крайность самости еще не обладает одинаковой ценностью с сущностью; это обретается самостью только в духе. Следовательно, смерть этого представления содержит в себе в то же время смерть абстракции божественной сущности, которая не установлена в качестве самости. Эта смерть есть скорбное чувство несчастного сознания, что сам бог умер. Это жестокое выражение есть выражение просто сокровеннейшего знания себя, возвращение сознания в глубину ночного мрака «я = я», который вовне себя уже ничего не различает и не знает. Это чувство, следовательно, на деле есть потеря субстанции и ее противостояния сознанию; но в то же время это — чистая субъективность субстанции или чистая достоверность себя самого, чего недоставало субстанции как предмету или тому, что непосредственно, или чистой сущности. Таким образом, это знание есть одушевление, в силу которого субстанция стала субъектом, ее абстракция и безжизненность умерли, она, следовательно, стала действительной и простым и всеобщим самосознанием.

Дух, следовательно, таким именно образом есть себя самого знающий дух; он знает себя; то, что есть для него предмет, есть, или: его представление есть истинное абсолютное содержание, коим выражен, как мы видели, сам дух. В то же время он есть не только содержание самосознания и не только предмет для последнего, но и действительный дух. Он таков, проходя через три стихии своей природы; это движение сквозь себя самого составляет его действительность; — то, что движет себя, есть дух, он — субъект движения и точно так же самый процесс движения, или он есть субстанция, через которую субъект насквозь проходит. Подобно тому как для нас возникло понятие духа, когда мы вступили в область религии, возникло именно как движение достоверно знающего самого себя духа, который прощает злу и вместе с тем отступает этим от своей собственной простоты и твердой неизменности, или как движение, в котором абсолютно противоположное познает себя как то же и это познавание выступает как «да» между этими крайностями, — так и религиозное сознание, для которого дана в откровении абсолютная сущность, созерцает это понятие и снимает различение своей самости от того, что оно созерцает; оно есть столь же субъект, как и субстанция, и, следовательно, есть сам дух, именно в силу того и поскольку оно есть это движение.

Но в этом своей самосознании эта община еще не завершена; ее содержание есть для нее вообще в форме процесса представления, и в этом раздвоении имеется еще и действительная духовность общины, ее возвращение из процесса своего представления, — подобно тому как и сама стихия чистого мышления была обременена этим. У общины нет также сознания того, что такое она; она есть духовное самосознание, которое еще не есть для себя в виде этого предмета, или не раскрывается до сознания себя самого; поскольку она есть сознание, у нее есть представления, которые были рассмотрены. — Мы видим, что самосознание на своем последнем поворотном пункте становится для себя внутренним и достигает знания внутри-себя-бытия; мы видим, что оно отрешается от своего природного наличного бытия и приобретает чистую негативность. Но положительное значение того, что именно эта негативность или чистая внутренняя суть знания в такой же мере есть себе самой равная сущность, или что субстанция здесь достигла того, что она есть абсолютное самосознание, — это для благоговейного сознания есть нечто «иное». Оно постигает ту сторону, что чистое становление знания «внутренним» в себе есть абсолютная простота или субстанция как представление о чем-то, что таково не по понятию, а как действие некоторого чуждого удовлетворения. Или: для него эта глубина чистой самости не есть сила, посредством которой абстрактная сущность извлекается из своей абстракции и мощью этого чистого благоговения возводится в самость. — Действование самости удерживает это негативное значение по отношению к ней потому, что отрешение субстанции, с своей стороны, есть для самости в-себе[-бытие], которого она точно так же не улавливает и не постигает в понятии или не находит в своем действовании как таковом. — Так как в себе это единство сущности и самости осуществлено, то сознание имеет также еще и это представление своего примирения, но как представление. Оно достигает удовлетворения благодаря тому, что к своей чистой негативности оно внешне присовокупляет положительное значение единства себя с сущностью; само его удовлетворение, следовательно, остается обремененным противоположностью чего-то потустороннего. Его собственное примирение поэтому входит в его сознание как нечто далекое, как нечто далекое в будущем, подобно тому как примирение, осуществленное другой самостью, кажется далеким прошлым. Как единичный божественный человек имеет в-себе — сущего отца и лишь действительную мать, точно так же и всеобщий божественный человек, община, имеет в качестве своего отца свою собственную деятельность и знание, а в качестве матери — вечную любовь, которую она только чувствует, но не созерцает в своем сознании как действительный непосредственный предмет. Ее примирение поэтому — у нее в сердце, но еще в разладе с ее сознанием, и ее действительность еще надломлена. То, что входит в ее сознание; как в-себе[-бытие] или как сторона чистого опосредствования, есть примирение, лежащее по ту сторону; а то, что имеется налицо (gegenwärtig) как сторона непосредственности и наличного бытия, есть мир, который должен еще ожидать (hat zu gewarten) своего преображения. Он, быть может, в себе примирен с сущностью; и о сущности, конечно, знают, что она познает предмет уже не отчужденным от себя, а познает его равным себе в своей любви. Но для самосознания это непосредственное наличие еще не имеет формы духа. Дух общины таким образом в своем непосредственном сознании отделен от своего религиозного сознания, хотя и провозглашающего, что в себе они не отделены [друг от друга], но провозглашающего некоторое в-себе[-бытие], которое не реализовано, т. е. еще не стало столь же абсолютным для-себя-бытием.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]