На улицы бы выйти. Помните, как за Свиридова. Вдарить по ним Манежкой.
Националист, тебе понравится. Я читал с удовольствием.
Заслуженный учитель, обладатель множества грамот и даже правительственной награды, завуч лучшей школы района сидела в пустом классе не в силах поднять свое раскисшее с годами тело и собраться с мыслями. Такого еще не было.
Она умела держать класс так, что самые отпетые дрожали под ее взглядом. Но сегодня… Сегодня объяснение урока было прервано негромкими, но прозвучавшими как выстрел, словами с галерки: «Это ложь!» И какой это был взгляд – взгляд вчерашнего мальчика, который теперь смотрел ей прямо в глаза как мужчина! Смотрел холодно, не скрывая презрения. И она впервые не нашлась – запуталась в словах, которыми раньше могла пригвоздить к месту не только ученика, но и директора. Пришлось опуститься на стул и выдохнуть: «Вон!» Но вышло еще хуже: спокойно и без суеты собрался весь класс. И, проходя мимо заслуженного учителя, двое или трое еще раз негромко сказали: «Ложь!»
В пустом классе стало холодно и неуютно. Вспомнилось, что именно здесь – вот на этом столе, своими руками она запихивала пачки фальшивых бюллетеней для голосования в урну. «Это ложь!» — отзывалось в мозгу. На этом же самом столе регулярно появлялся пухлый конверт с купюрами — от родительского комитета. К праздникам, к отпуску, ко дню рождения, к экзаменам. «Это ложь!» — да, это была ложь, о которой знали все. Такой же конверт завуч относила не только своему начальству, но и в министерство, где ценили ее опыт и приглашали в президиум скучных конференций, проводимых «потому что так надо».
Все было ложью, но о ней никто не говорил. А теперь – всё, теперь все будут о ней говорить. Теперь что-то случилось, и больше никто не станет делать вид, что все в порядке, что учитель делает свое дело, а ученики – принимают правила игры. Это назревало давно, а сегодня случилось. И пути назад уже нет. «Завуч», «заслуженный учитель» — все это теперь насмешка, все это никому не нужно. Теперь это называется «ложь».
***
Ну и народищу! Такого еще не было.
Еще месяц назад митинг в поддержку политзаключенных собрал в столице всего-то пятьсот человек. И даже те, кто должны были защитить своего «батю» — осужденного за подготовку к мятежу полковника – не пришли. Молодежь и старушки – вот и все. И ни одного офицера! А теперь – толпа в несколько тысяч стояла на площади уже за час до начала митинга.
Откуда-то появились крепкие мужики средних лет, которые стали формировать из толпы стройные шеренги. И люди подчинялись, подсказывая друг другу, где и как встать. Флагов не хватало – они отступили к флангам нарастающей «коробки», к которой присоединялись новые и новые шеренги. Суетящиеся старушки – завсегдатаи митингов – стали перед выстроенным фронтом чем-то наподобие легкой пехоты – немногочисленной цепочкой движущихся туда-сюда фигур. Десятки видеокамер нацелились на неказистую трибуну, собранную из каких-то ржавых труб.
За полчаса до начала митинга подошла целая колонна молодых людей в шинелях. Шелестом разлетелось по толпе: это военное училище — курсанты, которых на митингах отродясь не бывало. А теперь они стояли сплоченным прямоугольником со своим знаменем. К ним тут же стали присоединяться офицеры в форме – их оказалось так много, что рядом с курсантами пришлось выстроить отдельный офицерский полк. И тут были явно не только ветераны. По моложавым лицам и невысоким званиям можно было понять: эти люди на службе, но больше не будут стоять в стороне. Что самое удивительное, здесь же оказались и люди в серых полицейских бушлатах. Немного, всего несколько десятков. Но это обстоятельство всюду обсуждалось: есть порядочные люди даже среди «этих».
На трибуне, где скопилось слишком много профессиональных говорунов, за десять минут до начала митинга произошло какое-то оживление. Там появились крепкие ребята в черной форме с повязками. Небольшая толкотня – и с трибуны стали спрыгивать люди, подгоняемые настойчивыми тычками. Один из них, уронив шапку-пирожок, потянулся ее поднять, но кто-то из выпихнутых с трибуны наступил на нее, и хозяин шапки, махнув рукой, поторопился убраться восвояси. Здесь его не ждали и не любили. Как и других, кто теперь вынужденно спрыгивал с трибуны – одни были с ним заодно, другие смотрели на него как на виновника их позора. Два десятка изгнанных, включая человека в армейской генеральской форме и двух увешанных непонятными орденами казачьих генералов, быстро рассеялись и исчезли из виду.
Седой человек с изрезанным морщинами лицом, одетый в потертое пальто, подошел к микрофону и без напора, как будто говорил с собеседниками, собравшимися в узкой компании, сказал в пространство притихшей площади: «У них больше нет власти. А нам надо создать правительство. Потому что прежнее начальство уже ничего не может, а Родину нам надо спасать. Меня тут многие знают. Так уж получилось. И вот этих людей вы тоже знаете».
Человек взял в руки бумагу, не стесняясь надел очки и почел состав Правительства народного доверия. Закончив читать, он сдвинул очки на лоб и посмотрел на многотысячные шеренги, заполнившие площадь. «Нет возражений?» — спросил он. Площадь взревела многоголосым одобрением. Лицо седого человека осветилось по-детски счастливой улыбкой.
***
Заместитель командира элитной дивизии сидел в кресле своего начальника, в кабинете этого начальника. Его командир, одетый не по форме — в дорогой костюм ценой в три его зарплаты, лежал на ковровой дорожке без чувств. У него была сломана челюсть.
Такого еще не было. Так сорваться, такого натворить… Блестящий офицер, полковник, кавалер Ордена Мужества и такое мальчишество! Ударил своего командира – и как еще ударил! Впрочем, было за что. Что это за игры, в конце концов? Снова на танках в столицу и убивать людей! Давно это было, но мало кто не знает про 1993 год, когда трупами завалили здание парламента. Захотелось повторить? Нет, тут орать на него было бесполезно. А когда на офицера орут как на денщика, да еще пересыпают ор нецензурщиной, тут у любого нервы могут сдать. Особенно когда два месяца продолжаются беспрерывные дежурства и построения, от которых своих перестаешь узнавать.
Не надо было на него так орать. Не надо было про жену вот этими грязными словами. С боксером-тяжеловесом, пусть и бывшим, в таком тоне вообще не стоит разговаривать. Вот поэтому теперь лежи и отдыхай на коврике, как будто ты бобик, а не генерал. А что делать – это мы придумаем. Да и думать-то особенно не надо. Сколько уже говорено-переговорено с друзьями и сослуживцами. В народ стрелять никто не будет, это точно. Но если кто-то все-таки будет? Ведь нашлись в 1993 отморозки – и теперь найдутся. Поэтому кто-то должен защищать.
Полковник набрал номер телефона, представился. Две-три отрывистые фразы и, подводя итог, он заключил: «К 18.00 будем. Всем составом».
Постанывающего генерала перенесли в другую комнату, приставив к нему двух бойцов и настрого приказав не дать командиру повредить себе – пусть лежит на диване и ждет врачей. Хоть до утра.
Через полчаса офицеры были в сборе. Еще через час дивизия выступила в походной колонне в сторону города. Боевое охранение уже разведало маршрут, распугав полицейские патрули. В 18.00 был блокирован центр города и основные правительственные учреждения. Орудия танков и стволы пулеметов смотрели внутрь оцепленной территории и в окна административных зданий, которые быстро опустели. К полуночи в них начали появляться другие люди. Правительство народного доверия начало действовать.
***
Водитель гнал бронированный «мерседес» по обледенелой дороге. Радом с ним сидел здоровенный детина и смотрел перед собой невидящими глазами. На заднем сиденье ерзал человек в маршальских погонах, то и дело подгоняя водителя: «Давай, давай!» Это был министр обороны.
Сзади едва поспевала машина сопровождения. До базы было рукой подать, осталось от силы минут 10. И тут машину занесло – слегка болтануло на скользкой дороге, и человек в маршальском мундире ушиб локоть. Не в силах сдержать себя, он грубо выругался и отвесил водителю звонкий подзатыльник – как будто тот был нашалившим ребенком.
Водитель резко ударил по тормозам, и ничего не понимающий министр заорал на него истерично и надрывно. Но машина стала как вкопанная. Водитель неторопливо открыл дверь и вышел в потоки холодного ветра и тишину зимнего вечера. Он привалился к грязному борту «мерседеса» и закурил. Министр остолбенело смотрел на него. Такого еще не было.
Сделав пару глубоких затяжек, водитель засунул руки поглубже в карманы, и, втягивая голову в воротник пиджака, пошел назад – в сторону города, как будто намеревался пройти полсотни километров вот таким бодрым шагом. Он миновал машину сопровождения, откуда на него тоже посмотрели с удивлением, но без злобы.
За эти полминуты в голове детины-телохранителя произошло какое-то движение, и он, не изменив отсутствующего взгляда, тоже вышел из машины. И тоже, не торопясь пошел в направлении города, не обратив никакого внимания на вопль министра: «Ты куда, дебил?!» Когда телохранитель поравнялся с машиной сопровождения, ему открыли дверь, и детина исчез в ее емкой утробе. Машина тут же резко развернулась, подобрала по пути маршальского водителя и, набирая скорость, скрылась за поворотом.
Удивление министра сменилось равнодушием. Он вышел на дорогу и стал смотреть вдаль – там за дымкой должен был находиться город. У министра сосало под ложечкой от какого-то странного чувства безвозвратной потери и нарастающей опасности, которую он не мог отвратить.
***
Куда все подевались? Такого еще не было.
Президент сидел в комнате отдыха, то и дело поднося к уху трубку телефона. Секретарь бесцветным голосом в очередной раз повторял: «Не отвечает». Мэра столицы не было на месте. Ни один его телефон не отвечал. Министр внутренних дел бодрым голосов объявил, что сейчас все выяснит и доложит. И пропал. Все его телефоны молчали. Министр обороны прорычал, что покажет этой… он грубо выругался, по-приятельски не стесняясь президента… в общем, оппозиции. И сгинул. Его не могли найти помощники, которые отвечали, что связи нет. Премьер сидел в соседнем кабинете, впав в какой-то ступор. Он никуда не звонил, а просто смотрел в стол, перекатывая перед собой карандаш. Президент только глянул через приоткрытую дверь в отупелое и посеревшее лицо премьера и тут же забыл о нем.
Президент включил телевизор – огромный плазменный монитор. На улицах что-то творилось. Показывали толпу, какие-то обрывки речей, отряды ОМОНа, куда-то бегущие гуськом. Народу было много, но диктор упоминал про «несколько сотен оппозиционеров» и про «данные полиции». Дело обычное, не вызывающее никакой тревоги.
Президент вызвал начальника охраны. Что там? Как обстановка? Вышколенный паркетным ритуалом начальник отрапортовал, что безопасность президента обеспечена в соответствии с имеющимися инструкциями. Стеклянные глаза и натянутая струной фигура почему-то вселили в президента уверенность, что беспокоиться не о чем. Здесь, в резиденции царей, уже почти сто лет безопасность была на высшем уровне, и никакие народные толпы за крепостную стену, конечно, не попадут. А эти разбежавшиеся трусы… Но нет, они просто заняты своими делами – выполняют распоряжения президента. ЧП не объявлено, но все они знают, что волнения могут разразиться в любой момент, и нужно использовать все – включая спецтехнику. Потом еще надо блокировать лидеров оппозиции, которых теперь трудно взять – их охраняют и прячут очень профессионально. На всякий случай надо, чтобы был план отхода. Проверить счета за рубежом, документы… В общем, все. Скорее всего, не понадобится, но на всякий случай.
И все-таки, куда они все разбежались? Дозвониться можно разве что приятелям, расставленным по разным должностям – высоким, но безответственным. Но они почему-то не в курсе и удивленным тоном встречают его беспокойство. Вроде бы все в порядке. Ну, немного залихорадило бюджет – образовалась задолженность по пенсиям и зарплатам бюджетникам в три месяца. Ну, две аварии в энергосистеме заморозили пару крупных городов-миллионников. Говорят, в квартирах уже почти месяц температура 10 градусов – жить можно. Зато зарплата у полиции какая! У сержанта — в два раза выше профессорской. Эти не подведут. Нет причин для беспокойства. Ни-ка-ких!
А что это за шум в приемной? Возня какая-то. Такого еще не было, чтобы президенту тут кто-то мешал. Кого-то тут надо проучить! Президент шагнул к двери, собираясь отчитать работников аппарата.
На пороге открывшейся двери стоял человек в камуфляже. С автоматом. «Это еще что такое?» — вскипел президент. Удар прикладом в челюсть упредил готовые сорваться с его губ ругательства.
***
Такого, действительно, еще не было. Но что-то такое будет. Будет непременно.[/quote]
АНС
http://savliy.livejournal.com/637369.html