***
-Двадцать четвертого я первый раз водку попробовал. Когда батю на войну провожали. Мать тогда как зыркнет… А отец спокойно так ей: ‘Он сейчас старшой’. И в стакан мне плеснул на донышко. Не чокаясь. Как знал. Осенью похоронка пришла. В октябре. Пропал без вести под Киевом. Вот же… Где Киров, а где Киев?
-И что?
-Что, что… — пожал плечами рядовой Шевцов. — Ни что! Унесло меня тогда с того самогона… Батю так и не проводил толком. Полуторка за ними пришла -а я в кустах блевал. Стыдно до сих пор. А после похоронки я в военкомат побежал. Добровольцем, говорю, возьмите. А они говорят — приказа нет такого, чтобы до восемнадцати. А мне восемнадцать в ноябре. В ноябре и ушел. Сначала в запасный полк. А оттуда уже в бригаду.
-За сиську баб так и не подергал в колхозе-то? — засмеялся кто-то из темноты.
-Коров только… — вздохнул Швецов, — Матери когда помогал…
И тут до рядового дошло:
-Что? Что ты сказал? Да наши девки…
-Да не ори ты, — добродушно ответил ему голос. — Бабы, они же и в Турции бабы. Их дергать надо, да. Иначе тебе дергать не будут.
Отделение заржало в полный голос.
-Ошалели совсем? Сейчас у меня кто-то не по сиськам огребет!
Сержант Заборских выскочил из темноты:
-Млять, епишкин корень, вы чего, уху ели? Швецов — три наряда вне очереди!
-А я то что? — возмутился рядовой. — Это они!
Рядом кто-то прыснул со смеху.
-Норицын! Три наряда!
-Есть три наряда! — придавливая смех, ответил ефрейтор Норицын.
-Заборских, мать твою! — послышался голос отдалече. — Совсем обалдели? Тишину соблюдать! Еще один звук — пять нарядов сержанту.
-Есть, товарищ младший лейтенант! — сержант Заборских показал отделению кулак.
Парни замолчали, тихо смеясь про себя.
А потом кто-то из них свистнул. Тихонечко так.
-Млять, кто свистит? — зашипел командир взвода.
В ответ свистнули еще раз.
-Удод! Заткнись! Узнаю — хохолок в жопу засуну. Заборских, опять твои хулиганят?
-Никак нет, тащмлалей! — полушепотом крикнул сержант.
За его спиной кто-то засмеялся в полголоса. Отделение зафыркало в рукавицы.
-Лежать! Лежать, я сказал!
В темноте щелкнул затвор.
-Лежать, пристрелю! Вы чего, бойцы, совсем охамели?
Младший лейтенант Юрчик погладил левой рукой дергающуюся щеку — результат летней еще контузии. Ссука… Сколько дней прошло…
-Лежать тихо. Без звука. Чтобы слышно было как мышка пернет. Что особо не ясного? Почему орем на весь котел, так что в Демянске слышно?
Небо чернело мартовской ночью. А ели почему-то голубели…
-Товарищ младший лейтенант, вы бы пригнулись… Хоть и темно, но демаскируете…
Юрчик заиграл желваками. Сержант явно издевался над ним. Знают, сволочи, что не воевал еще. Хоть и контузия…
…Младший лейтенант Женя Юрчик не всегда был младшим лейтенантом. Раньше он был студентом Гомельского педагогического техникума. Только вот доучиться не успел. Двадцать шестого июня наскоро сформированный из коммунистов и комсомольцев истребительный батальон приступил к охране ‘Гомсельмаша’. Там-то Женя и столкнулся с первым немцем.
-Ваши документы, товарищ командир!
Высокий, ладный артиллерийский капитан с удивлением посмотрел на двоих студентов в кепочках, но с винтовками за плечами.
-Вы еще кто такие?
Женя показал ему красную повязку на рукаве:
-Истребительный батальон Центрального района, товарищ капитан.
-Ну-да… Истребительный батальон… Свои документы предъявите для начала!
Студенты смущенно переглянулись. Патрулировать им приходилось в гражданской одежде. Хотя командир батальона — старший лейтенант НКВД товарищ Соловьев — обещал в ближайшее время обеспечить истребителей армейским обмундированием.
Женя закинул винтовку на плечо и полез в карман белой рубашки.
Капитан взял временное удостоверение и стал его изучать:
-Действительно, истребители… А что ж как махновцы одеты? — капитан добродушно улыбнулся.
-Так не успели еще, товарищ капитан. А вы с фронта? — спросил товарищ Юрчика, Коля Савельев.
-С фронта, ребята, с фронта.
-И как там? — жадно спросил Костя. У него даже заблестели глаза и он подался всем корпусом к капитану так, что тот слегка отодвинулся.
-Нормально! — спокойно кивнул капитан. — Мы давим. Временные трудности есть, но мы их скоро преодолеем. И пойдем вперед.
-Эх… Не успеем повоевать… — грустно вздохнул Женька, поджав губы.
-Не переживайте, — подмигнул артиллерист. — А покажите-ка мне как к заводоуправлению пройти.
Женька повернулся, показывая дорогу:
-Значит вот прямо сейчас пойдете, вдоль этого забора, там свернете налево и…
Вдруг он запнулся, будто вспомнил что-то:
-Товарищ командир, а документы все-таки покажите…
-Вы что ребята, немецкого шпиона во мне разглядели? — развел руками капитан, удивленно улыбаясь.
-Порядок такой, товарищ капитан…
Капитан опять улыбнулся, полез левой рукой в карман гимнастерки и мельком посмотрел за спины ребят.
Юрчик машинально стал оглядываться…
Последнее, что тогда увидел Женя — финка, летящая в горло Косте. А потом сокрушительный удар чем-то тяжелым сзади.
Диверсантов тогда так и не взяли. Это Женя узнал уже в Смоленском госпитале. А в октябре его призвали в армию…
-Заткнитесь, говорю, ироды! — Юрчик вышел из-себя от злости. — Немцы рядом!
-Лейтенант, разведка возвращается!
Взвод моментально затих. Послышался скрип снега… А потом появились две фигуры в маскхалатах. Ребята из его взвода, посланные за речку посмотреть — что там да как.
-Ну что там?
-Речка промерзла. А за речкой в перелеске — кабели связи. Тихо, следов нет. Чтоделать будем?
-Норицын! Бегом до командира роты. Доложи.
-Да, товарищ младший лейтенант.
-Бегом!
Норицын исчез в темноте.
Ребята-разведчики разгребли снег до земли и зажгли там сухой спирт-пасту — синее пламя давало иллюзию уюта и крохи тепла — и торопливо стали грызть гороховый концентрат.
-Эй, вы что это? — возмутился Юрчик . — Это же НЗ. Паек не трогать!
-Товарищ младший лейтенант, сутки уже не ели…- не отрываясь от сухпая, пробурчал один из разведчиков.
-И в самом деле, — поддержал их Заборских. — Кишка кишке бьет по башке. Последний раз перед заброской суп хлебали, силы-то надо восстанавливать.
-Есть приказ по бригаде… — сквозь зубы, зло и решительно сказал Юрчик. — НЗ не трогать. На то он и НЗ. Продукты будем добывать у немцев. Вот возьмем обоз или продуктовый склад, там и поедим. Да и местные жители нам помогут.
-А на кой черт мы тогда жратву с собой тащим, а товарищ младший лейтенант? — спросил кто-то из темноты и тут же зашуршал фольгой. — Пока до немцев дойдем — копыта отбросим.
Стоявший рядом Заборских ухмыльнулся.
Юрчик же, понимая, что бойцы после суточного перехода хотят есть как волки, махнул рукой. Зимой голодным быть нельзя.
-Черт с вами. Разрешаю по половине брикета горохового концентрата. И по сухарю.
-Вот это дело!
Взвод обрадованно загомонил и моментально стал шуровать в вещмешках.
Сам же млалей сел чуть в стороне, прислонившись к старой березе. И с огромным удовольствием вгрызся в соленущий брикет.
Половины его молодому желудку не хватило. Но он, переборов себя, сунул брикет обратно в мешок. И вовремя. Вернулся ефрейтор Норицын.
-Комбат приказал — уничтожить кабели к эээ…, в-общем к такой-то матери.
-Комбат?
-Да, он в роте сейчас.
-Понятно… Первое отделение! Есть возможность отличиться!
Юрчик торопливо надел вещмешок:
-Смирнов, поведешь дорогу показывать! — бросил он одному из разведчиков.
-Смирнитский я, товарищ младший лейтенант. А чего ее показывать? Мы как слоны лыжню натоптали.
-Не рассуждать! Вперед.
Десантники попрыгали на месте, проверяя — не бренчит ли снаряжение и пошли на спуск к речке.
Каждый шаг давался с трудом — спуск ночью по берегу, заросшему кустами чреват опасностями. Полуметровый слой снега скрывал все, что угодно — от валунов до стволов деревьев. Шагать приходилось высоко. Да и шума было — как от стада коров.
Кусты трещали, кто-то упал, сбряцав котелком, кто-то матюгнулся вполголоса.
Наконец спустились на лед реки и зашагали по сугробам. Юрчик шел вторым, после разведчика, чью фамилию он так и не мог запомнить.
На противоположный берег поднялись не так шумно — подниматься всегда легче — лесенкой, один за другим.
-Пить хочу, сил нет, — тяжело дышал замыкающий маленькую колонну Миша Иванько. — Товарищ младший лейтенант. Там промоина. На обратном пути наберем водички?
-А что, фляжка пуста уже у тебя? — утирая пот с лица — мороз, а ходьба на широких лыжах по ночному лесу способствует согреванию организма — ответил вопросом Юрчик.
-Да концентрат этот — соленый, ужас!
-Терпи. На обратном пути попьешь. Далеко до кабеля?
-Километр, примерно.
-Отлично… Вперед, вперед, вперед!
Смирнитский протянул свою фляжку Иванько. Тот сделал несколько больших глотков и пошел…
Кабель нашли быстро. Пережгли термитными шариками в четырех местах, куски же выбросили подальше.
Немцы здесь не бродили зимой — целина нетронутая. Так что времени много. Часа два, а может и больше. Не любят немцы ночью по лесам ползать.
Поэтому не спеша тронулись обратно. На речке наполнили фляги ледяной водой. Иванько, как самого легкого, положили на лыжи и он подполз к промоине. Напился сам, потом и фляжки наполнил.
А через час его скрутило от боли в животе.
Санинструктор ничего не мог понять — любое прикосновение к животу вызывало у рядового дикие стоны.
-Мама, мама, ой, мамочка!
-Хрен его знает, товарищ младший лейтенант. — растерянно чесал затылок санинструктор. — Живот тугой как барабан. На аппендицит не похоже. Может отравился чем?
-Да чем он травануться-то мог? Не водой же из реки?
Пришлось соорудить волокуши и тащить его в батальон.
Еще час прошел в томительном ожидании. И немцев с той стороны, и санинструктора Белянина.
Вернулся он мрачнее тучи.
-Помер Иванько.
-Как?! — всполошился взвод.
-Как, как… Взял да помер. Скрутило парня так, что разогнуть не смогли.
-Сержант Заборских! Вещмешок его дай, — заиграл желваками Юрчик.
Младший лейтенант начал рыться в мешке. Гранаты, патроны, тротил, лыжный ремнабор, смена белья, продукты…
Продукты!
Командир взвода достал шесть пустых бумажных оберток из-под горохового концентрата.
-Батюшки-светы! — изумился Белянин. — Так он что… Шесть упаковок сожрал?
Юрчик хмуро кивнул.
-Так это он, почитай, ведро супа разом умял… Таперича и понятен ход… Заворот кишок у парня случился…
— Всё всем понятно? — спросил Юрчик. — Командиры отделений довести до личного состава, что продуктовый НЗ не трогать ни под каким предлогом.
А сам стал готовиться к неизбежному вызову к комбату, а то и комбригу. А Тарасов был суров на расправу…
(С) Ивакин Алексей Геннадьевич