И так в начале вышеупомянутой главы ( http://www.rusidea.org/?a=431009 ) дается общее обоснование и объяснение причин зарождения в белоэмигранстской среде примирения с фактом установления советской власти и искания попыток сотрудничества:
Вспомним еще раз речь Бунина о миссии эмиграции как спасении чести: своей и России. Коммунисты при этом были названы внешней силой, «ордой», вопреки воле народа захватившей страну и поработившей ее. Отчасти это верно. Был, однако, в этом отвержении большевизма и в «пережидании орды» один соблазн: нечувствие собственной вины за трагедию; неощущение процесса ее изживания, проходившего в России.
Конечно, это сейчас мы знаем, как сложно развивался режим в СССР, какие обманчивые этапы он прошел в своей истории длиной в три четверти века. Тогда ни у кого такого знания не было. Большинство эмигрантов жило надеждой на близкое возвращение: одни к Царю, другие – к Февралю. Все считали, что большевикам долго не удержаться: ведь не может же долго продолжаться это безумие. Одни надеялись, что большевиков свергнет народ (множество восстаний в 1920-е годы питали эти надежды), другие – что, коммунисты поймут свою ошибку и поумнеют. Соответственно и миссия эмиграции, противостоявшая капитуляции, многим виделась в выжидании: в этом смысл цитированной речи Бунина.
Однако, главный признак нации – общность судьбы. Без этого эмиграция, не участвуя во всем том, что переживает страна, не могла бы себя считать частью народа…
…
Лучшая часть русской эмиграции видела смысл своего нахождения на Западе не в пользовании его материальными благами и свободами, а превратила это в вид аскетического служения своей стране.
…
Однако, чувство общности судьбы в русском зарубежье, как уже описано на примере духовенства, проявлялось по-разному. И сопереживание тоже могло доходить до своей крайности: до отказа от непримиримости к большевизму, ….
продолжение следует