Оценка ситуации социализмом, либерализмом, национализмом
Состояние, в котором находится Россия после августовского государственного переворота 1991 года, вряд ли является менее катастрофическим, нежели то, в которое она попала осенью 1941 или летом 1942, или же, если вспоминать более отдаленную историю, осенью 1917.
Как восемьдесят и пятьдесят лет назад, вопрос сейчас стоит предельно остро — быть или не быть русской цивилизации, окажутся ли русские в состоянии защитить свое отечество, сможет ли Государство Российское одержать победу над очередным смутным временем и восстановить в своих пределах порядок и закон, в конце концов — окажется ли она в числе лидеров XXI века или суждено ей очутиться на периферии мировой истории?
Конечно, когда приходится говорить о России вообще и Государстве Российском в частности, возникает необходимость пояснять, что речь вовсе не идет о некой государственной фантазии с абсурдным наименованием “Российская Федерация” и что подразумевается Россия в ее естественных геополитических границах, совпадающих с границами Советской России, которая тоже обладала нелепым псевдонимом — СССР. Режим традиционно предпочитал клички.
И когда речь заходит о русских, то имеются в виду два взаимосвязанных понятия — русские как народ и русские как нация. В качестве народа русскими является этническая общность, состоящая из великороссов, малороссов, белорусов и русинов. Слово народ потому и имеет своим корнем “род”, что имеет в виду природную, естественноисторическую общность, происходящую из одного родового начала.
Когда же употребляется термин нация, то имеется в виду не природная, а политическая общность, в которую помимо русских как народа, ее основного ядра, входят и другие коренные народы России (общим число 79). В этом качестве русские создавали, развивали и защищали единое государство с никогда не прекращавшейся 1100-летней историей. Отсюда следует историческое и практическое содержание таких определений, как национальный суверенитет, национальная территория, национальные интересы, национальная идея и т.д.
В настоящее время практически невозможно найти серьезного исследователя или политика, который бы отрицал системный характер кризиса в стране. Разумеется, не имеются в виду известного рода деятелей, для которых вызывающая пошлость превратилась в органично присущее им качество, в связи с чем их естественным образом действия является непрерывный эпатаж и глумление. Не о них речь.
Серьезные политические силы, в зависимости от их принадлежности к одной из трех идеологических партий (не путать с политическими партиями), — социалистической, либеральной или национальной, — дают принципиально различный диагноз кризису и методам его преодоления.
Для социалистов корень зла, поразивший русское (в их терминологии — советское) общество, состоит в разрушении “социалистического проекта”, ликвидации социальных завоеваний для “трудящихся”, проистекающих из событий октября 1917 года. Они искренно верят в то, что в СССР был социалистический тип социально-экономических отношений и именно их “отмене” Россия обязана своим теперешним состоянием. Революция 1917 г. побеждена контрреволюцией 1991 г. и, следовательно, преодолеть кризис можно лишь в том случае, если будет восстановлено то состояние, в котором пребывала страна до начала контрреволюции.
Недаром г-н Зюганов, наиболее последовательный политик социалистической ориентации, заявил о том, что Россия свой лимит на революции исчерпала. Социалисты, таким образом, за последние сто лет совершили политический кругооборот, превратившись из радикальных революционеров в консерваторов, из политиков, подвергавших всех и вся отрицанию, в политиков, опирающихся на наиболее косные социальные слои. Они, смешно сказать, грезят реставрацией.
Либералы видят первопричину кризиса как раз в противоположном, в том, что “не идут реформы”. Они настаивают на дальнейшей радикализации экономического и политического курса, на поглощении русского пространства ценностями так называемого западного образа жизни, которые для них являются “общечеловеческими”.
Приняв от допотопных социалистов, раздувавших “искры”, чтобы занялось “пламя”, практически все их первоначальные идеи и доктрины, либералы и теперь страстно настаивают на их реализации. Например, чтобы все народы России осуществили право на самоопределение вплоть до отделения. Для них, как и для социалистов начала века, Россия остается “тюрьмой народов” и они мечтают о том, чтобы эта тюрьма была разрушена до основания.
Либералы, подобно большевикам, обрушивают на русский народ обвинения в шовинизме, в эксплуатации других народов России, в приверженности тоталитаризму и т.д. и т.п. Единственным их вкладом в развитие этой некрофильной темы являются термины “империя зла” применительно к России, “красно-коричневые” в отношении своих политических противников и ярлык “фашисты”, который они вот уже несколько лет безуспешно пытаются приклеить ко всему, что имеет отношение к России, русским и русскому.
Но в отличие от социалистов, строивших свои воздушные замки на фундаменте теоретического коллективизма, для либералов нет ничего важнее прав абстрактной, независимой, лишенной каких-либо культурных корней личности. Личность для них все, все остальное — ничто. Они готовы во имя “прав личности” разрушить любую материальную или духовную ценность, разумеется, если она принадлежит “этой” варварской, еще нецивилизованной ими стране.
Либералы — естественные космополиты, для которых такие понятия, как родина, отечество, нация, Россия — пустые звуки, ничего им не говорящие. Либералы живут “реформами”, отводя себе роль экспериментаторов, а “этой стране” — участь подопытного животного, который, быть может, останется в живых, но такой результат вовсе не очевиден.
По сути дела как социализм, так и либерализм в их “российской” интерпретации представляют собой чуждый отечественному духовному миру импортный товар, завезенный в “страну неверных” миссионерами Запада, подобно тому, как для аборигенов Африки или Америки тот же Запад изготавливал импортную духовную отраву под католической или протестантской религиозными упаковками. В странах-изготовителях социализма и либерализма эти доктрины находят применение в медикаментозных, чисто профилактических дозах, и лишь постольку, поскольку они не противоречат собственным, то есть национальным ценностям.
Перейдем теперь к третьей, национальной идеологии. Происходящий в России процесс националисты рассматривают в его истинном свете — как очередную русскую революцию, результатом которой может быть создание принципиально нового для нее социально-экономического строя (капитализма) и новой общественно-политической (буржуазно-демократической) системы отношений.
Здесь необходимы некоторые пояснения. Те виды отношений, которые режим после 1917 года назвал “социализмом”, если и имели право на такую квалификацию, то лишь как завершающую фазу феодального периода, — “феодальный социализм”, — с которым Европа, сводившая в XVII — XIX вв. свои счеты с феодализмом, даже не была знакома. Никакого социализма в России не было и объективно не могло быть. После 1917 г. она продолжала оставаться страной развитых феодальных отношений, взяв на вооружение популярную коммунистическую риторику. Однако этих отношений было вполне достаточно для того, чтобы и дальше развивать производительные силы общества, превратившие Россию в одну из двух сверхдержав мира.
Следовательно, Россия вовсе не отстала от других великих наций. Ее мнимая отсталость в действительности представляет собой историческую молодость, поскольку русские — самая молодая среди великих наций мира. Поэтому ей еще предстоит пройти все фазы развития, которые другие, более зрелые нации уже преодолели.
На русской почве, разумеется в совершенно специфических условиях, еще предстоит увидеть и капиталистически организованное национальное хозяйство, и буржуазное общество, возникающие из огня современной революции. Но это будут не бестелесные, схоластические абстракции, не заимствованные копии, не смесь французского с нижегородским, а настоящий русский капитализм и настоящая русская буржуазность. Они должны неизбежно утвердиться в стране, если социально-экономическая революция обретет принципиально новое качество — превратится в русскую национальную революцию.
Причины, объективно вызвавшие вторую в XX веке революцию, коренятся в закономерностях предыдущего этапа русской истории, в том, что политическая система, точно так же, как и правившая страной “номенклатура”, созданные после Первой русской революции (1905-1935), вместо того чтобы развиваться одновременно со страной, окончательно разложились, а прежние экономические отношения, опиравшиеся на тотально огосударствленную, обобществленную собственность, из “форм развития превратились в их оковы”.
Зревшие в недрах экономики, общества и власти противоречия в конце концов вылились в открытый, системный кризис. Но поскольку начало революция совпало с общим разложением общественного сознания, практической неготовностью ведущих сил общества к революционному действию, теоретической неразработанностью целей революции, ход событий постепенно приобрел весьма опасное, катастрофическое направление.
Прогрессивный на первых порах характер революции сменился регрессом, очевидным движением вспять. Не имея осознанного стратегического курса, революция сбилась с пути, погрязла в частностях, утратила ориентиры в своем движении, попала в руки негодяев, мошенников и предателей, реализующих либеральный план, принципиально губительный для России.
Если говорить о современном состоянии страны с предельной откровенностью, а лишь так можно помочь делу, то ее критическое положение, имеющее все признаки национальной катастрофы, обусловлено, в сущности, тремя факторами: недееспособность государственной власти, неэффективность экономического механизма и равнодушие русского населения к судьбе страны. Таковы главные враги России.