Главная Форумы Разное Где открыть мою тему… ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МАСОНСТВА В ЭПОХУ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОРДЕНА РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Просмотр 1 сообщения - с 1 по 1 (всего 1)
  • Автор
    Сообщения
  • #1225468
    Аноним
    Гость

    БОРИС БАШИЛОВ

    Когда диавол выступил без маски в мир

    ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МАСОНСТВА В ЭПОХУ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОРДЕНА РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

    I

    Знаменитый немецкий философ Шеллинг писал в 1848 году автору «Русских ночей» кн. Одоевскому:
    «Странна ваша Россия. Невозможно определить ее предназначение и ее путь, но она определена для чего-то великого». Великую будущность России предугадывали многие: и друзья и враги. Все они, в большей или меньшей степени, понимали, что «Россия — это неопрятная, деревенская люлька, в которой беспокойно возится и кричит мировое будущее» (В. Ключевский). То, что Россия последний оплот против темных сил разрушавших Европу понимал Николай I, понимали враги революционного движения, понимали и масоны и революционеры. «Он считал себя призванным подавить революцию, — писала о Николае I фрейлина Тютчева, в течение продолжительного времени бывшая при дворе Николая I. — Ее он преследовал всегда во всех видах. И действительно в этом есть историческое призвание православного царя».
    Верные сыны России и немногие друзья России за ее пределами возлагали надежды, что Россия сможет выполнить роль спасителя разъедаемой масонством Европы, враги делали все возможное чтобы разрушить Россию изнутри и извне. «Давно уже, — писал в статье «Россия и революция» опытный русский дипломат, знаменитый русский поэт Ф. Тютчев, отец упомянутой выше фрейлины Тютчевой, — существуют только две силы — революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой и может быть завтра они вступят в борьбу… от исхода этой борьбы, величайшей борьбы, какой когда либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества».
    В 1847 году Тьер, как сообщает Сэнт-Бев, сказал: «Осталось только два народа: Россия там; она еще варварская, но велика и (исключая Польшу) достойна уважения. Старая Европа рано или поздно должна будет считаться с этой молодежью, Россия — молодежь, как говорит народ, другая молодежь — это Америка, молодая демократия, не знающая преград. Будущее мира здесь, между этими двумя мирами. Однажды они встретятся…» (Масис. «Запад и его судьба»).
    Масоны и их духовные отпрыски всех разновидностей все время мечтали о свержении Николая I и разрушении русской монархии. Все враги русского народа, как и Клаузевиц понимали, что единственный способ победить Россию заключается в разрушении царской власти. «Глава Священного Союза, — свидетельствует советский критик М. Гус в книге «Гоголь и Николаевская Россия» (стр. 178), — феодальных и полуфеодальных держав (России, Австрии, Пруссии) Николай был в глазах западноевропейской буржуазии государем именно такой складки, какая нужна была для исполнения исторической роли главаря всеевропейской реакции в ее борьбе с надвигающейся революцией». Еще более характерное признание находим мы в монументальном исследовании сов. академика Тарле «Крымская Война». «Если существовал на земле властитель, еще более ненавистный не только революционерам всех оттенков во Франции и Европе, но и большинству буржуазных либералов, чем Наполеон III, то это, конечно, был Николай Павлович. Тут сходились почти все: говорю «почти» так как исключения все же были (взять хотя бы польских мессианистов, учеников Андрея Товянского).»
    Карл Маркс остро ненавидевший Россию и русских, дает следующую оценку исторической роли России в эту эпоху в «Коммунистическом Манифесте»: «Это было время когда Россия являлась ПОСЛЕДНИМ большим резервом европейской реакции…» Карл Маркс и его тупоумный немецкий лакей Ф. Энгельс страстно желали уничтожения Российской монархии, во сне и наяву мечтали увидеть развалины Российской Империи. К. Маркс и Энгельс по утверждению академика Тарле считали «самодержавие Николая I более сильным и, главное, более прочным оплотом реакции, чем скоропалительно созданный только что авантюристический режим нового французского императора, то они всей душой, прежде всего, желали поражения именно николаевской, крепостнической России. В сокрушении николаевщины революционная общественность того времени усматривала окончательный бесповоротный провал всего того, что еще удержалось от обветшавших идеологических и политических традиций Священного Союза» (Тарле. Крымская война. Том I, стр. 13).
    Соплеменник Маркса немецкий еврей Г. Гейне утверждал, что русская политика создала на Среднем Востоке ужасное положение: «Если мы попытаемся искоренить зло, которое уже существует, — писал он, — будет война. Если мы ничего не предпримем и допустим, чтобы зло укоренилось, рабство будет уделом всех нас». Генрих Гейне, как мы видим умел передергивать карты и лгать на Россию не хуже, чем его нынешние соплеменники, ведущие и поныне во всех частях света ожесточенную кампанию «Ненавидь Россию».
    Недаром К. Маркс и Ф. Энгельс, эти боги социализма, писали: «Нам ясно, что революция имеет только одного, действительно страшного врага — Россию». (Ф. Энгельс, соч. т. IV, стр. 9).
    В одном лагере вместе с масонами и их духовными лакеями вроде К. Маркса находились и русские европейцы-основатели и члены созданного взамен запрещенного Николаем I масонства Ордена Русской Интеллигенции: Герцен, Белинский, Бакунин и другие. М. Бакунин с восторгом предсказывал что когда восторжествует демократия в России то «ее пламя пожрет державу и осветит всю Европу своим кровавым заревом. Чудеса революции встанут из этого пламенного океана. РОССИЯ ЕСТЬ ЦЕЛЬ РЕВОЛЮЦИИ; ее наибольшая сила развернется там». Разрушение России при первой к тому возможности составляло основную цель масонства и находящихся под его влиянием международных революционных кругов. И эту цель не считали нужным скрывать. «Остановка России, — писал К. Маркс в газете «Нью-Йорк Тайме» в 1853 году, — должна явиться наивысшим требованием момента».

    II

    Бакунин сказал жуткую правду. С того момента когда после подавления масоно-дворянского заговора декабристов Николай I решил встать во главе борьбы с инспирируемым масонами революционным движением в Европе, организация революционного движения и революции в России стала самой важной целью мирового масонства. Хотя революционные движения всюду в Европе были подавлены, но масоны и члены созданных тайных политических обществ не отказались от намерений продолжать подрывную работу против религии и монархии. Трехсотлетняя непрерывная борьба против христианства расшатала все духовные устои Европы. Еще в 1820 году Меттерних писал: «Мне пришлось жить в отвратительный период. Я пришел на свет или слишком рано или слишком поздно. Теперь я не чувствую себя на что либо годным. Раньше я пользовался бы временем, позже я служил бы для воссоздания разрушенного. Теперь я посвящаю свою жизнь на поддержку прогнивших зданий».
    Проведший долгие годы в Европе на дипломатической службе и хорошо ее знавший знаменитый поэт Тютчев понимал законную историческую преемственность продолжавших разрастаться в Европе революционных настроений от характера духовного мира Европы. «За три последних века, — писал Ф. Тютчев, — историческая жизнь запада необходима была непрерывной войной, постоянным приступом, направленным против всех христианских элементов входивших в состав старого западного общества». Причину этого явления Тютчев видит в глубоком искажении которому христианское начало подвергалось от навязанного ему Римом устройства… «Западная Церковь сделалась политическим учреждением»… «Реакция этому положению вещей была неизбежна, но она же, оторвав личность от Церкви, открыла в ней простор хаосу, бунту, беспредельному самоутверждению». «Человеческое я, предоставленное самому себе, противно христианству по существу». «Революция есть не что иное, как апофеоз человеческого я, как последнее заключительное слово отрыва человеческой личности от Бога и Церкви. «…революция,. — заключает Тютчев, — прежде всего враг христианства: АНТИХРИСТИАНСКОЕ НАСТРОЕНИЕ ЕСТЬ ДУША РЕВОЛЮЦИИ».
    «Запад исчезает, все рушится, все гибнет в этом общем воспламенении: Европа Карла Великого и Европа трактатов 1815 года, римское папство и все западные королевства, католицизм и протестантизм, — вера давно уже утраченная и разум доведенный до бессмыслия, порядок отныне немыслимый, свобода отныне невозможная над всеми этими развалинами, ею же созданными, цивилизация убивающая себя собственными руками». Ф. Тютчев очень остро чувствовал всю непрочность европейской культуры. Европа успокоилась после подавления французской революции только внешне. И это чувство непрочности духовного успокоения Европы и сознание неизбежности новых духовных катастроф Ф. Тютчев выразил в следующих гениальных стихах:

    «О, бурь заснувших не буди:
    Под ними хаос шевелится!»

    Тютчев призывает бережно относиться к существующим формам жизни, ибо сложившиеся формы жизни от хаоса отделяет только тонкая хрупкая стена. Мир человеческой культуры, это ничто иное как:

    «Ковер, накинутый над бездной
    И мы плывем, пылающею бездной
    Со всех сторон окружены!»
    «И бездна нам обнажена
    С своими страхами и мглами,
    И нет преград меж ей и нами:
    Вот отчего нам ночь страшна»!

    «Не плоть, а дух растлился в наши дни», — к такому выводу приходит Тютчев. «Меня удивляет одно в людях мыслящих, — писал также Тютчев, — что они еще недовольно вообще поражены апокалипсическими признаками приближающихся времен. Этот таинственный мир, быть может, целый мир ужаса, в котором мы вдруг очутимся, даже и не приметив этого перехода».
    Во «Всеобщей истории Церкви» Беронльт-Беркастоль и М. Барон Хенрион, изданной в 1853 году в Мадриде, читаем такую характеристику политического положения в Европе: «Революция уже не мчалась по Европе подняв голову и развернув знамена: однако продолжала оставаться организованной в виде тайных обществ: различной по своим формам в разных странах, но с одной и той же целью. Чтобы получить точное понятие об организации тайных обществ и понять их влияние необходимо разделить их на два класса имеющих различный характер. Один класс тайных обществ существующих уже много времени, заключал в себе, под покровом франк-масонства, различные общественные группировки, которые занимались, более или менее, критикой религии, морали и политики, атаковали общественные взгляды; другой — под именем «карбонариев» — тайные организации уже вооруженные, готовые по первому знаку выступить против государственной власти. Первый разряд тайных обществ (масоны) производил революцию в области духа; второй разряд (карбонарии) был предназначен разрушать существующий порядок вещей с помощью насилия. На собраниях тайных обществ первого разряда сидели апостолы философии, пророчествуя и предвещая возрождение порабощенных народов. На собраниях второго разряда действовали заговорщики и наемные убийцы. Первые могли взять для себя как символ — факел, который призывал следовать по освещенной дороге, вторые — кинжал. Эти два класса тайных обществ второго вида, система тайных обществ не была вполне закончена: общества, занимавшиеся критикой религии и существующего политического порядка, — были революцией в теории, но им не доставало средств для ведения революционной работы. С другой стороны если бы существовали только общества предназначенные для вооруженной борьбы, члены которых набирались из образованных классов, чьи убеждения уже обработаны в объединениях философского характера, то члены этих обществ ускользали бы от влияния революционных идей. Но благодаря комбинированию двух типов тайных обществ было достигнуто совершенство в искусстве составлять заговоры. Так что хотя эти общества казались разделенными и имеющими каждое из них свое устройство, управление и свои частные собрания, они управлялись той же самой властью, которая скрывалась за спиной второстепенных правителей в глубокой темноте.» (т. VII, стр. 318).
    «Масонские ложи и руководимые ложами тайные революционные общества в эпоху последовавшую за свержением Наполеона, так называемую эпоху Реставрации, достигли больших успехов в ведении революционной пропаганды». «Когда наши потомки, — пишут авторы «Всеобщей истории Церкви», — исследуя причины разрухи в которой находилось тогдашнее общество, стали бы определять, в какую эпоху было опубликовано большее число антирелигиозных книг, то одни предполагали бы, что это произошло в течение тридцати лет предшествовавших революции, другие указали бы на время республики, Конвента, Директории, или, наконец, правления Наполеона. Каково же будет удивление, когда после исследования событий, окажется, что время, самое плодотворное по изданию развращающих книг, начинается от времени Реставрации. Перед революцией (речь идет о Франции. Б. Б.) было только два издания сочинений Вольтера. Наполеон разрешил только одно. В царствование же Людовика XVIII сочинения Вольтера размножались безостановочно. Тоже самое происходило и со всеми остальными классическими книгами бесчестия и распущенности». «Торговцы совершенно открыто торговали книгами нападающими на религию и монархию. Приготовлялись для молодежи «Исторические труды», единственной целью которых было привить презрение к религии и престолу. Под названием «Библиотека XIX века» выпускали всеобщее собрание всех учений безверия и безвластия. По крайней мере, в прошлом, когда общественная жизнь уже была испорчена, выпуск подобных произведений еще вызывал некоторый шум. Во время же Реставрации общество с убийственным спокойствием отдалось судьбе, которую ему приготовляли враги; все молчали, за исключением отдельных голосов, которые едва имели надежду быть услышанными… Увеличивающаяся смелость, характеризовавшая статьи в антирелигиозных газетах и бесстыдство с которым распространялись вреднейшие книги предвещало скорое торжество революции: воплощение идеалов тайных обществ в жизни» (том VII).

    III

    Путешествовавший в 1839 году по Европе историк М. Погодин, писал, что Франция — это политический Везувий, что во французской палате депутатов он не обнаружил «величия законодательного сословия», а английская палата общин напоминала «охоту, когда псари пускаются за зайцем». По выражению Сальванди в сороковых годах Париж «плясал на вулкане». Париж был центром революционной работы в Европе: итальянские карбонарии встречались здесь с немецкими коммунистами, французские масоны с основателями Ордена Р. И.
    После вторичной попытки захватить власть в 1840 году Луи-Наполеон, родной племянник Наполеона, скрылся, конечно, в… Англию, всегда охотно предоставлявшую убежище всем, кто боролся против европейских монархий. Кн. П. Вяземский сказал три года спустя после восстания Луи-Наполеона, что «Франция тонет в море слов, пока вовсе не утонет в море крови». «Французская беспокойная струя, — пишет Анненков в воспоминаниях «Замечательное десятилетие», — сочилась под всей почвой политического здания Италии и разъедала его. Подземное существование его не оставляло никакого сомнения даже в умах наименее любопытных и внимательных».
    Один из главнейших организаторов объединения Италии Джузеппе Мадзини был масоном высокого посвящения. Как сообщает автор книги «Враги вселенной» Мюллер, Джузеппе Мадзини учредил новый масонский культ палладизма, то есть высшего служения сатане. Для тех, которым это заявление может показаться нелепой выдумкой цель которой опорочить масонов приводим следующую выдержку из журнала итальянских масонов «Обозрение итальянского масонства»: «Да, да, — знамена ада двигаются впереди, и нет сознательного человека любящего свою родину, который не встал бы под эти знамена, под эти хоругви франк-масонства». Придите же вы, все страждущие, и поклонитесь Гению-Обновителю, выше поднимите чело ваше, братья, мои, масоны, ибо грядет он — Сатана Великий». (La Revista de la Masoneria Italiana. V. XIV. Pag. 856 , Vol. X. Pag. 265.)
    Весной 1846 года русский посол в Италии Бутенев сообщал министерству иностранных дел о стремительном развитии революционных настроений в Сардинии, Ломбардии, Романье, Тоскане и о революционной деятельности масона Мадзини. (Архив внешней политики России. 1846 г. Дело №159, л. 272-276.)
    Гоголь остро чувствовал приближение новой революционной волны. Характеризуя положение в Европе он пишет: «Тут и фаланстеры и красный, и всякий, и все друг друга готовы съесть, и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что трещит в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно где наша цивилизация? «Погодите, скоро поднимутся снизу такие крики, именно в тех с виду благоустроенных государствах которых наружным блеском мы восхищаемся, стремясь от них все перенимать и приспособлять к себе, что закружится голова у самых тех знаменитых государственных людей, которыми вы так любовались в палатах и камерах». О том же самом писал и проф. Сорбонны Шебюлье в своей книге «Социализм — это варварство». «Время настает сумасшедшее, — пишет Гоголь Жуковскому. — «Человечество нынешнего века свихнуло с пути только от того, что вообразило, будто нужно работать для себя, а не для Бога».
    Видный масон Луи Блан, один из активных организаторов революции 1848 года, хорошо знавший все секреты подпольной деятельности масонов по подготовке революции пишет в своем историческом исследовании «История французской революции»: «Весьма существенно ввести читателя в те подземные ходы, при .помощи коих подкапывались под алтари и троны революционеры, ЗНАЧИТЕЛЬНО БОЛЕЕ СЕРЬЕЗНЫЕ, ЧЕМ ЭНЦИКЛОПЕДИСТЫ. Союз людей всех стран, всех верований, всех слоев общества, связанных между собою символическими верованиями — в этом то и состоит франк-масонство, союз, распространенный по всей Европе… сотрясал Францию и показывал картину общества, основанного на принципах, противоположных существовавшей государственности» Луи Блан пишет о «естественно революционном влиянии масонства и других тайных обществ, детей ордена Храмовников». (Luis Blanc: Histoire de la Revolution Francaise. Vol. II. Pagina 74.) «И тогда, — пишет масон Луи Блан, — появилась эта администрация всюду невидимая и всюду присутствующая, о которой так часто говорили современники».(Chained. Union. 1882.) Веллингтон во время пребывания Николая I в Англии заявил ему в 1844 году: «Не забывайте никогда, что мы постоянно продолжаем жить в революции».

    IV

    «Меня называли сумасшедшим за то, что я, восемнадцать лет назад, подсказывал то, что случилось сейчас, — сказал Николай I, узнав о свержении Луи-Филиппа в феврале 1848 года. — Комедия сыграна и окончена и мошенник пал». Луи-Филипп все время своего «царствования» был послушным слугой масонов и потому его только прогнали, а не убили, как его отца Филиппа Эгалите, когда он попытался проникнуть в тайны масонского ордена, членом которого он был. Людовик-Филипп, запретил военным вступать в ложи, зная, что масонство подпольно работает чтобы свергнуть его. Все было напрасно. На большом конгрессе французских, немецких и швейцарских масонов в Страсбурге в 1847 году было решено монархию во Франции заменить республикой. Пять директоров парижских. лож подготовили революцию и председатель совета министров О. Баррот, масон, после того как поклялся в верности Людовику-Филиппу, прекратил сопротивление против революционеров и организовал временное правительство.
    Февральская революция 1848 года была совершена масонами в целях установления республиканского строя, к которому морально разложенная Франция по мнению масонов была уже окончательно подготовлена.
    В феврале 1848 года после свержения Людовика-Филиппа, масону генералу Кавеньяк была вручена диктаторская власть. Временное правительство было масонское, причем никто этого не знал. Из одиннадцати членов Временного правительства десять были масоны: Араго, Луи Блан, Ледрю-Роллен, Кремье (в будущем основатель Всемирного Еврейского Союза) Гарнье, Пажес, Альбер, Мари, Флокон и Арман Марра. Только два члена Правительства не были масонами: Ламартин и Дюпон де л’Эр, но окруженные масонами, они были ничем иным как их слепым орудием.
    6 марта 1848 года сановники «Великого Востока» надели на себя масонские знаки явились в городскую ратушу и поднесли адрес Временному Правительству, представители которого масоны Кремье, Гарнье, Пажес, Марра и Папьер, встретили их, также облаченные в свои масонские облачения. Приводим выдержку из этого масонского адреса: «Хотя правила масонского братства предписывают ему не заниматься политикой, тем не менее союз наш не может скрыть своих горячих симпатий только что совершившемуся великому национальному перевороту. Во все времена слова — свобода, равенство и братство блистали на знаменах масонства, а теперь, когда эти слова перешли на знамена французской нации, мы приветствуем в этом торжество наших принципов и можем сказать, что все отечество наше получило масонское посвящение»… (Нис. «Друа Интернасиональ». стр. 89).
    Великая Ложа Франции послала депутацию, украшенную масонскими отличиями, членам которой было поручено приветствовать Временное Правительство. Временному Правительству была обещана полная поддержка масонов, входящих в Великую Ложу: «40.000 масонов, находящихся в 500 ложах, которые совместно имеют одно сердце и один дух, обещают вам свое сотрудничество чтобы завершить дело восстановления так славно начатое».
    10 марта явился приветствовать масонское Временное Правительство Высший Совет Шотландского Ритуала. Принимавший масонов Шотландского Ритуала Ламартин благодарил их в следующих характерных выражениях:
    «Те чувства, которые руководили великим взрывом 1789 года и которые народ французский недавно снова проявил,.. я знаю, исходили из ваших лож сначала во мраке, затем в полумраке и, наконец, при полном свете».
    Еврей Кремье, создатель Всемирного Еврейского Союза, будучи членом Временного Правительства после революции 1848 года открыто заявил однажды: «Республика сделает то же, что делает масонство». Президентом французской республики был избран племянник Наполеона Луи-Наполеон, уже давно, когда ему исполнилось 23 года, ставший масоном. Он был членом масонского общества карбонариев, лично сражался против войск Папы, всегда покровительствовал масонству.

    V

    Совершив революционный переворот во Франции масоны начинают раздувать революционные движения в разных странах Европы, 24 февраля произошло восстание в Париже. 13 марта — в Вене. 18 марта в Берлине. 20 марта вспыхивает революция и в Милане, а 22 марта в Риме, Неаполе и Венеции. Одновременность революционных вспышек в разных странах ясно показывает о наличии единого плана и единого тайного руководства. Английский политический деятель Стратфорд-Каннинг так характеризовал создавшуюся в Европе обстановку: «Жизнь в Европе становится невозможной, надо эмигрировать в Австралию, Канаду или какую либо отдаленную страну. Немыслимо жить с демагогами, социалистами и коммунистами».
    В это время вышел уже в свет «Коммунистический манифест» К. Маркса и под его идейным воздействием в Париже происходит первое восстание пролетариата против буржуев. К. Маркс с восторгом пишет в редактируемой им газете: «С победой красной республики в Париже, армии двинутся изнутри страны через ее границы, и тогда мы воскликнем: «Горе побежденным». Вместе с масонами К. Маркс возлагает большие надежды на начавшуюся в 1849 г. революцию в Венгрии.
    Николай I с тревогой наблюдал за происходившим в Европе. Тем более что члены возникшего уже в это время Ордена Р. И. в лице организации Петрашевского подготовляли восстание. Во время пребывания в Москве в апреле 1849 года он получил сообщение об открытии заговора Петрашевского (в свое время мы докажем, что члены кружка Петрашевского были вовсе не такими безобидными овечками утопического социализма, как их обычно изображают историки-интеллигенты).
    Положение в России было весьма напряженным. Летом 1848 года Маркс с радостью пишет об остром политическом положении в России: «…свирепствующая холера, мелкие восстания в разных губерниях, подготовлявшаяся в Петербурге, НО ВО ВРЕМЯ ПРЕДОТВРАЩЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, заговор в Варшавской цитадели, вулканическая почва в Царстве Польском». (Карл Маркс и Ф. Энгельс, т. IV, стр. 256).
    Революционная зараза явно проникала и в Россию. Когда поляки, русские подданные (Бем, Дембинский и др.) начали принимать активное участие в венгерском восстании и можно было ожидать появление их на границах Польши, а в Вильно поляки пытались захватить арсенал, Николай I решил выступить на подавление восстания в Венгрии. «Полагаю, — писал он фельдмаршалу Паскевичу, — что скоро настанет время действовать. Не одна помощь Австрии для укрощения внутреннего мятежа, и по ее призыву, меня к тому побуждает, а чувство и долг для защиты спокойствия пределов Богом вверенной мне России меня вызывает на бой, ибо в венгерском мятеже ЯВСТВЕННО ВИДНЫ УСИЛИЯ ОБЩЕГО ЗАГОВОРА ПРОТИВ ВСЕГО СВЯЩЕННОГО И В ОСОБЕННОСТИ ПРОТИВ РОССИИ. Приняв сие за основание и буде австрийцы повторят просьбу, разрешаю тебе вступать, призвав Бога на помощь».
    Подавив восстание в Венгрии, на победу которого так надеялись и масоны и К. Маркс, Николай I надолго отодвинул возможности реализации революционных замыслов масонов и народившихся только что коммунистов. «Австрийская империя спасена была Николаем I летом 1849 г. от распадения и гибели: так полагали не только Николай и Нессельроде, но и Франц-Иосиф, и австрийский канцлер Шварценберг, и вся Европа… Разгром Венгрии царской интервенцией был, по существу, заключительным актом поражения европейского революционного движения» (Тарле. Крымская война. Т. I. стр. II). То есть, говоря иначе, Николай I сорвал революционные замыслы европейского масонства.
    В мемуарах «Мысли и воспоминания» кн. О. Бисмарк заявляет:
    «В истории европейских государств едва ли найдется еще пример, чтобы монарх великой державы оказал соседнему государству услугу, подобную той, которую оказал Австрии Император Николай. Видя опасное положение в каком она находилась в 1849 году, он пришел ей на помощь с 150.000 войском, усмирил Венгрию, восстановил в ней королевскую власть и отозвал свое войско, не потребовав за это от Австрии никаких уступок, никакого вознаграждения, не затронув даже спорного Восточного или Польского вопроса. Подобная же бескорыстная, дружеская услуга была оказана Николаем и Пруссии во внешней политике во время Ольмюцкой конференции. Если бы даже эта услуга была вызвана не одним дружеским расположением, но и соображениями политического характера, все же она превосходила все то, что один монарх сделает когда-либо для другого и может быть объяснена только властным и в высокой степени рыцарским характером самодержавного монарха. Император Николай смотрел в то время на Императора Франца-Иосифа как на своего преемника в роли руководителя консервативным Тройственным союзом, который был призван, по его мнению, бороться с революцией во всех ее проявлениях. В Венгрии и в Ольмюце Император Николай действовал в убеждении, что он, как представитель монархического принципа, предназначен судьбою объявить борьбу революции, которая надвигалась с Запада. Он был идеалист, и остался верным самому себе во все пережитые им исторические моменты».
    «Но, Европа, — как это много раз, справедливо указывал Ф. Достоевский в «Дневнике Писателя», — … не верит ни благородству России, ни ее бескорыстию. Вот особенно в этом «бескорыстии» и вся неизвестность, весь соблазн, все главное, сбивающее с толку обстоятельство, всем противное; всем ненавистное обстоятельство, а потому ему никто и не хочет верить, всех как-то тянет ему не верить. Не будь «бескорыстия» — дело мигом стало бы в десять раз проще и понятнее для Европы, а с бескорыстием тьма, неизвестность, загадка, тайна!
    …В самом деле, в Европе кричат о «русских захватах, о русском коварстве», но единственно лишь, чтобы напугать свою толпу, когда надо, а сами крикуны отнюдь тому не верят, да и никогда не верили. Напротив, их смущает теперь и страшит, в образе России, скорее нечто правдивое, нечто слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом и взяткой. Они предчувствуют, что подкупить ее невозможно и никакой политической выгодой не завлечь ее в корыстное или насильственное дело.
    …Одну Россию ничем не прельстишь на неправый союз, никакой ценой».
    В травле Николая I и России приняли самое активное участие вместе с европейскими масонами духовные последыши русского масонства члены Ордена Р. И. Двое из трех основателей Ордена Р. И. — Герцен и Бакунин оказываются накануне революционных событий 1848 года в Европе, выпущенные, неизвестно по каким соображениям Бенкендорфом. Герцен и Бакунин становятся русскими маркизами де Кюстин: пишут в иностранной печати клеветнические статьи об Имп. Николае I и о русском самодержавии и о русском историческом прошлом вообще. Герцен приехавший в Европу раньше, тоже старается вооружить всех знакомых политических деятелей, сознательных и бессознательных, латных и бесплатных агентов европейского масонства ненавистью к Имп. Николаю. На получаемые им от крепостных крестьян деньги Герцен имеет возможность содержать известный в Париже политический салон. В салоне Герцена можно встретить самых выдающихся революционных бесов всех стран: Прудона, Карла Маркса, Гарибальди, Энгельса и др.
    Бакунин мечется по всей Европе: где пахнет восстанием, там и он — в Париже, Брюсселе, Праге, Дрездене. Его заветный план — использовать силы европейских революционных движений против России. Он мечтает поднять против России поляков, чехов, сербов, все славянские племена, раскольников — всех, кого возможно. Россия, управляемая царями — главное препятствие на пути всемирной революции, революции беспощадной и всесметающей: задача уничтожения России — это самая главная задача европейского революционного движения. Это Бакунин повторяет всегда, в каждой своей речи.
    Услышав о том, что войска Паскевича разбили венгерских мятежников находившихся под командованием русского поляка Дембинского. Тургенев писал Виардо: «Но зато русские разбили Дембинского. К черту всякое национальное чувство. Для человека с сердцем есть только одно отечество—демократия, а если русские победят, ей будет нанесен смертельный удар» (Письмо Тургенева Виардо 29 мая 1849 г.). Как видим письмо Тургенева сильно попахивает масонскими идейками, крепко усвоенными большинством членов Ордена Р. И.
    Поступив как идеалист, Николай I, конечно, не понравился представителям европейского эгоизма, и против него единым фронтом начали выступать и спасенные им европейские монархии и революционеры, стремившиеся сбросить этих монархов. «Когда летом 1849 г. русские войска подавили венгерское восстание, то Николай I предстал перед Европой в ореоле такого мрачного, но огромного могущества, что с тех пор тревожные опасения уже не покидали не только либеральную, но отчасти и умеренно-консервативную буржуазию в германских государствах, во Франции и Англии. Будущее «русского нашествия» представлялось напуганному воображению как нечто в виде нового переселения народов, с пожарами, «гибелью старой цивилизации», с уничтожением всех материальных ценностей под копытами казацких лошадей» (Тарле. Крымская война Том 1).
    Художниками, рисовавшими ужасные картины «русского нашествия» во всех странах были, конечно масоны и связанные с ними тайные революционные общества. Обыватель, человеческая толпа всегда глупа и она верила и трепетала. А ведь еще многие в Европе были свидетелями русско-казацкого нашествия на Европу во время войн с Наполеоном и знали на личном опыте, что русско-казацкое нашествие носило гораздо более культурные формы чем предшествовавшие ему нашествия войск революционной Франции.
    «Немудрено, что и Пальмерстон в Лондоне, и Наполеон III, и Стрэтфорд-Редклиф в Константинополе, сами вовсе не поддавшиеся этим обывательским страхам и преувеличениям, очень хорошо учитывали, насколько для их дипломатической игры благоприятна подобная атмосфера. В частности, Наполеон III вполне мог ждать, что единственный его поступок, который всегда вызовет одобрение со стороны его политических врагов слева, это война против Николая». (Тарле. Крымская война, т. I, стр. 134).
    То есть произошло то, что не раз бывало до этого, и не раз и после. «Россия хоть и не простачок, — писал Ф. Достоевский в «Дневнике Писателя» за 1876 г., — но честный человек, а потому всех чаще, кажется, верила в ненарушимость истин и законов этого равновесия (политического равновесия Европы. Б. Б.) и много раз искренно сама исполняла их, и служила им охранительницей. В этом смысле Россию Европа чрезвычайно нагло эксплуатировала. Зато, из остальных равновесящих, кажется, никто не думал об этих равновесных законах серьезно, хотя до времени и исполнял формалистику, но лишь до времени: когда, по расчетам, выдавался успех — всякий нарушал это равновесие, ни о чем не заботясь. Комичнее всего то, что всегда сходило с рук и всегда тотчас же наступало опять «равновесие». Когда же случалось и России, — не нарушать что-нибудь, а лишь чуть-чуть подумать о своем интересе, — то тотчас же все остальные равновесия соединялись в одно и двигались на Россию: «нарушаешь, де, равновесие».

    VI

    «Масонское правительство (1848 года) во Франции скоро убедилось, что гораздо легче захватить власть, нежели удержать ее на долгое время. Как ни давило республиканское временное правительство на выборы, французский народ послал в Национальное Собрание депутатов, которые отражали дух христианской и монархической Франции и никак не хотели следовать за правящей масонской шайкой. Убедившись в этом, Темная сила сразу отвернулась от республики, которая не хотела быть масонскою и стала подготовлять масонскую диктатуру. По истине это была изумительная гибкость тактики. Выбор иудо-масонства остановился на масоне-карбонарии принце Луи-Наполеоне, который и был поддержан всей силой масонства», (Марков. «Война Темной силы»). Масоны прибегают к выгодному для них политическому обману. Решивши временно отказаться от установления во Франции республики, они решают превратить президента Луи-Наполеона в Императора, хорошо зная, что он будет продолжать служить масонским целям.
    «Людовик-Наполеон, — пишет Селянинов, — слыл за карбонария; поэтому были шансы, что империя, во главе которой он станет, будет государством чисто масонским, а тем более, если он получит власть от самих же масонов. Масонство не колебалось, предпочитая, конечно, такую империю республике, в которой оно не могло главенствовать. Многие влиятельные масоны немедленно вошли в сношения с будущим императором, и переворот в пользу Бонапарта стал не только возможным но и совершенным». 16 октября 1852 года масоны поднесли Луи-Наполеону (тогда еще президенту республики) адрес, который заканчивался словами: «истинный свет масонства озаряет вас, великий принц. Кто может забыть дивные слова, произнесенные вами в Бордо. Нас они всегда будут вдохновлять и под властью такого вождя мы будем гордиться быть солдатами человечества. Франция обязана вам своим спасением. Не останавливайтесь на столь блестящем пути. Обеспечьте счастье всех, возложив императорскую корону на свою благородную главу. Примите наш почтительный привет и разрешите нам довести до слуха вашего общий клик наш от чистого сердца: «Да здравствует Император!» (Копен Альбанелли. «Тайная сила против Франции», стр. 382).
    Через несколько недель после этого многозначительного приказа-поздравления Луи-Наполеон совершил государственный переворот и объявил себя Императором Франции. Тарле в томе I «Крымской войны» дает такую оценку морального облика Наполеона III: «…он — упорный честолюбец и властолюбец, абсолютно лишенный каких-либо моральных сдержек в основных целях, в конечном счете всегда эгоистических, что он без малейшего труда пойдет на любой самый бессовестный обман, на самое обильное кровопролитие, на самую явную и наглую демагогию, если она в данный момент полезна для него, и что он не задумается пустить в ход все средства полицейского террора и военный персонал, — в этом ни тогда, ни позднее ни у кого не было сомнения» (том I, стр. 130). Моральное качество окружающих Наполеона III лиц, в большинстве случаев масонов были не лучше. «…Его помощники, — пишет Тарле, — сторонники, клевреты, труппа смелых, энергичных, способных, абсолютно бессовестных политических авантюристов, окружавшая его, все эти люди только помогшие ему внезапным нападением уничтожить республику и захватить бесконтрольно власть над Францией, составляли так сказать, главный политический штаб и были тогда непосредственной его опорой» (т. I, стр. 132).
    На другой день после переворота 2 декабря (1852) «Великий Восток Франции» провозгласил своим великим мастером принца Люсьена Мюрата — двоюродного брата Луи-Наполеона.

    VII

    Застрельщиком борьбы за уничтожение России была Англия, в которой в то время находился центр мирового масонства, перешедший в наши дни в США. Главным руководителем политического наступления на Россию был лорд Пальмерстон, бывший в то же время одним из главных руководителей английского масонства. Русский дипломат Поццо ди Борго, так характеризовал деятельность Пальмерстона против России в 1832 году: «Он не останавливается ни перед каким средством: пути кривые и извилистые, клевета, умолчание, запирательство — все он считает пригодным. Россию он считает главным тормозом для осуществления своих разрушительных и безрассудных проектов (Ф. Мартене. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами, том XII, стр. 201).
    Вскоре после того, как Луи-Наполеон стал императором Наполеоном III, в Париж приехали английские банкиры. Возглавлявший делегацию банкиров лорд — мер Лондона, вручил Наполеону III благодарственный адрес за «восстановление порядка». Адрес был подписан 4000 английских банкиров, промышленников и коммерсантов, многие из которых были или масонами или евреями, или тем и другим вместе. Все симпатии английского капитала были на стороне Франции, которая намечается масонами, как орудие борьбы против России.
    Дипломаты различных государств немедленно начинают плести дипломатическую паутину, цель которых поссорить Николая I с Наполеоном III. Прусский посол убеждает Николая не именовать Наполеона III «братом», заверяя, что ни Пруссия, ни Австрия тоже не будут именовать его так. О том же самом писал австрийскому послу в России и австрийский министр иностранных дел. А немного спустя прусский король и император Австрии назвали в своих грамотах Наполеона III «дорогим братом», поставив Николая I в неловкое положение. «К сожалению, Пруссия, а за нею Австрия не сдержали своего обещания, — писал с негодованием Николай I Паскевичу, — действовать заодно с Россией по отношению к Франции. Они признали Луи-Наполеона братом, чем вновь доказали, как мало можно полагаться на их уверения. Просто тошно!»
    Англия затевает другую провокацию. Эбердин, английский министр иностранных дел делает вид, что Англия хотела бы выступить против Франции вместе с Россией, и что она, де, только из страха признает Луи-Наполеона императором, так как боится нападения французов. Но все это были только звенья одной и той же провокации, цель которой столкнуть Россию с европейской коалицией, боявшейся усиления России.
    «Пальмерстон и руководимый им Кларендон полагали, что Николаю с каждым шагом будет все труднее сойти с опасного пути, на который он вступил, и что задача английской дипломатии заключается в том, чтобы подталкивать царя все дальше и дальше, доведя, его, наконец, до тупика, откуда выхода ему не будет» (Тарле. Крымская война. Том I, стр. 164). «Один за другим в этот критический миг до Николая из Англии доносились, спеша, соперничая друг с другом в откровенности, превосходя друг друга в дружелюбии, советы, мнения, излияния английских министров, послов, ответственных людей. И все они как бы говорили царю: «Дерзай!».
    «Что означает эта ссора, — писал в Париж французский посол при баварском дворе Тувнель, — хорошо знали в Париже, если хотят довести дело до конца». (Тувнель. Николай I и Наполеон III. Париж. 1891 год. стр. 2). Граф Фитцум фон Экштедт, бывший в разное время саксонским представителем в Петербурге и в Лондоне, весьма умный наблюдатель, пишет в своих воспоминаниях: «Чтобы понять происхождение Крымской войны, недостаточно приписывать ее несвоевременному честолюбию императора Николая. Это честолюбие старательно воспламеняли и искусственно поддерживали Луи-Наполеон и его советники с самого начала рассчитывали на Восточный вопрос так, как тореадор рассчитывает на красный платок, когда он хочет разъярить животное до высочайшей степени».
    Вождь консервативной оппозиции, лорд Дерби, выступая 31 марта 1854 года в парламенте говорил: «Какие бы вины мы ни нашли за русским императором, а я тут выступаю не в качестве защитника его политики, — я не думаю, чтобы мы имели какое-либо право сказать, что он обманывал Англию. Напротив, я думаю, беспристрастно, что русский император имеет гораздо больше причин утверждать, что он введен в заблуждение поведением британского правительства». «Даже узурпатора Бонапарта, задувшего 2 декабря 1851 года, французскую республику, — пишет Тарле, — революционеры Франции и всей Европы меньше боялись и не так яростно ненавидели, как Николая. Подавление венгерской революции войсками Паскевича в 1849 г. еще стояло у всех перед глазами и взывало к отмщению. То, что самый грозный враг освобождения народов от абсолютизма и от феодальных пережитков находится в Петербурге, являлось в годы, предшествовавшие взрыву Крымской войны, повсеместно признанной аксиомой» (Тарле. Крымская война). А в «Истории СССР», изданной Учпедгизом в Москве в 1947 году находим следующее любопытное признание: «Разгром Венгрии означал… что русский царь стал решающей силой в европейской политике. При его содействии после подавления Венгерской революции победила контрреволюция в Пруссии. Австрии и Франции. Вернувшись в Германию в период революции 1848 года, Маркс и Энгельс неустанно призывали все революционные и демократические силы Европы к борьбе против русского царизма, ибо победа европейской революции была невозможна без разгрома крепостнической монархии в России». (Ч. II, стр. 185).

    VIII

    Русским и иностранным масонам и кругам духовно связанным с масонством, и в первую очередь Ордену Русской интеллигенции, конечно, не могла нравиться позиция занятая Накопаем I по отношению к масонству. Николай I и Россия были расценены масонами, как «Враг № 1». И как только Накопай I был занесен в черные списки мирового масонства, как враг номер первый, против него и против России в иностранной прессе началась ожесточенная клеветническая кампания не стихающая до наших дней. В этой клеветнической кампании приняли активное участие самые различные круги: масоны, государственные деятели и политические круги, так или иначе, связанные с масонством, социалисты, только что появившиеся на свет коммунисты, анархисты, творцы «научного коммунизма» Карл Маркс и Энгельс, и создатели духовного заместителя русского масонства Ордена Р. И. — А. Герцен, М. Бакунин и В. Белинский.
    «Идейная борьба» началась с беззастенчивой клеветы по адресу Николая I, России и Русского народа. Россию, и все в ней существующее, политические враги Николая I пытаются всячески опорочить и дискредитировать в глазах европейского общества. Для этого в Россию посылаются специальные эмиссары вроде потомка французских якобинцев — маркиза де Кюстин. Маркиз де Кюстин был радушно принят Николаем Первым. Ему была дана возможность увидеть в России все, что ему хотелось и за все это он заплатил циничной, преднамеренной клеветой по адресу России, Императора Николая, православия, характера русского народа.
    Этот наглый французский циник, сознательно писавший о России и русских только все плохое, писал про русских, что «они обладают ловкостью во лжи, естественностью в фальши, успех которой возмущает настолько же мою искренность (?), насколько меня ужасает». Об искренности же самого Кюстин можно судить по следующему случаю. При личных встречах маркиз де Кюстин очень грубо льстит Императору. После беседы с царем в Михайловском дворце, Кюстин пишет, что он уехал с бала в «восторженном настроении». Передавая содержание другой беседы де Кюстин пишет: «Эффект, который он на меня произвел, был очень большим, я чувствовал себя покоренным: благородство чувств Императора … искренность его слов.. Сознаюсь, я был поражен». В третьем случае он пишет, что «Этот крик человеколюбия, вышедший из души, которой все способствовало, чтобы возгордить ее, внезапно растрогал меня». А после «восторженный», «пораженный» маркиз писал, что великий князь Константин на одном приеме, не сказав ни слова приблизился к нелюбимому им генералу и не делая ему ни малейшего замечания, совершенно спокойно проткнул ему ступню своей шпагой». Генерал остается «смирно» и даже стона не вырывается из его груди: его уносят. когда великий князь выдернул свою шпагу».
    Увидев храм Василия Блаженного пишет: «Очевидно, что страна, где такого рода монументы называют местом молитв — не Европа; это Индия, Персия, Китай, и люди, идущие поклоняться Богу в этой банке варенья не христиане».
    В одной из бесед Николай I сказал маркизу де Кюстин: «В вашей стране на наш счет имеются такие предубеждения, которые труднее победить, чем страсти взбунтовавшейся армии».
    «Государь, — отвечал на это титулованный прохвост, — Вас видят слишком издалека, если бы Вы, Ваше Величество, были более известны, Вы бы были более ценны и нашли бы у нас, как и здесь, много поклонников…»
    А в написанной позже книге «Россия в 1839 году», Кюстин одну сочиненную клевету дополняет другой, еще более наглой и подлой. Жуковский признался, что он плевал, читая книгу маркиза де Кюстин. Гениальный лирик Ф. Тютчев назвал де Кюстина «собакой».
    Но члены ордена русской интеллигенции были в восторге от клеветнических инсинуаций французского прохвоста: один из вождей ордена А. Герцен дал следующее пропагандное указание: «Без сомнения, это самая увлекательная и умная книга, написанная о России иностранцем… Я не смотрю на ее промахи, основа воззрения верна; и это страшное общество и эта страна — Россия». А вождь «прогрессивного» крыла ордена проф. Погодин записал в свой дневник: «…Прочел целую книгу Кюстина. Много в ней ужасающей правды о России. За изображение действий деспотизма, для нас неприметных, я готов поклониться ему в ноги».
    В Европе выходило много книг, проповедовавших ненависть к России и сознательно искажавших ее облик. Кроме книги маркиза де Кюстин — «Россия в 1839 году», Ф. Лакруа «Тайны России». Анонимный памфлет изданный в 1844 году в Англии «Разоблачения о России» и др.
    Прочтя книгу Лакруа, Николай I сказал: «В этом роде гаже ничего еще не читывал». (А. Щербатов. Генерал-фельдмаршал кн. Паскевич-Эриванский. том V, стр. 521). Характерно, что памфлет «Разоблачения о России» вышел после посещения Имп. Николаем I Англии, во время которого Он пользовался большим успехом у англичан. Даже в 1855 году, когда Англия стояла во главе антирусской коалиции такой серьезный английский журнал, как Quarterly Review, давал следующую оценку Николаю I: «Его бесстрашие в момент опасности, его смелое и величественное поведение, его НЕУТОМИМАЯ деятельность и его понимание русского национального характера несомненно предназначали его возглавлять великую империю» (1855, том 95, стр. 423). Статьи печатавшиеся в английской прессе по своему политическому цинизму и глупости напоминают современные статьи печатающиеся против России и русского народа в современных американских «Лайфах» и других органах американской печати. Вот как характеризует, например, писания одного английского журналиста того времени Уркуорта в своем исследовании «Крымская война» академик Тарле: «Статьи Уркуорта, всегда живые, часто яркие, представляют собою смесь здравых мыслей с совершенно бредовыми фантазиями. Он ненавидит Николая и русских вообще истинно фанатической ненавистью, а в Абдул-Меджидовской Турции вполне искренне и убежденно усматривает носительницу высокой, оригинальной культуры, но к несчастью недоступной пониманию европейцев, цивилизации… С большим одобрением Уркуорт ссылается на лекции «ученого Мицкевича в Парижском университете», в каковых лекциях Мицкевич «пытался установить тождество русских с ассирийцами — на основе филологии. Оказывается, согласно «открытий» Мицкевича, «что имя Навуходоносора-Небукаднецар» — не что иное, как русская фраза, означающая: «Нет Бога кроме царя».
    «О, России много говорят; в наше время он служит предметом пламенного, тревожного любопытства, — писал Ф. Тютчев в брошюре «Россия и Германия» изданной в 1844 году в Германии, — очевидно, что она сделалась одной из главнейших забот нашего века» На вопрос в чем причина подобного интереса Тютчев отвечает: «Современное настроение, детище Запада, чувствует в этом случае себя перед стихией если не враждебной, то вполне ему чуждой, стихией, ему не подвластной, и оно как будто боится изменить самому себе, подвергнуть сомнению свою собственную законность». Причину этой тревоги Тютчев видел в неприемлемости для разъединенного рационализмом Запада «истинно христианской, живущей своей собственной органической самобытною жизнью России».

    IX

    Гоголь в статье «Занимающему важное место» («Выбранные места») писал: «Беглецы, выходцы заграницу и всякого рода недоброжелатели России писали статьи наполняли ими столбцы чужестранных газет с тем именно умыслом, чтобы заронить вражду (между) дворянством и правительством. Гоголь имел ввиду книгу кн. П. Долгорукого написавшего под псевдонимом Адьмагро клеветническую книгу о России «Заметки о главных дворянских фамилиях в России» «Россия и русские дела» декабриста Н. Тургенева, «Россия в 1844 году» Ивана Головина. Хомяков писал в 1845 году в «Москвитянине» об антирусской литературе: «И сколько во всем этом вздора, сколько невежества! Какая путаница в понятиях и даже в словах, какая бесстыдная ложь, какая наглая злоба!»
    Творцами клеветы на Россию являются организаторы Ордена Р. И. — Герцен и Бакунин. Н. Кремнев правильно утверждает в книге «Царские Опричники», что:
    «Отцами дезинформации о России надо считать Герцена и Бакунина. За их долгую жизнь, проведенную заграницей, знание иностранных языков, наличие собственной типографии, тесное общение с международными революционерами и с «передовыми» кругами европейской интеллигенции, им блестяще удалось оклеветать историческую Россию в мировом общественном мнении, которое, окончательно утвердившись с помощью последующих поколений революционеров, и дает ныне возможность, введенным в заблуждение иностранцам, ставить трагический знак равенства между Россией и СССР, царизмом и большевизмом, русскими и коммунизмом. Охраной и НКВД и т.д., и т.д.»
    В многочисленных статьях помещенных в иностранной прессе, на митингах, в частных беседах Герцен и. Бакунин давали клеветническую информацию о Николае I и русском историческом прошлом и настоящем. Основатели Ордена Герцен и Бакунин являются одновременно основоположниками того враждебного отношения к России, который наблюдается до сих пор. В клевете на Россию и ее царей Герцен и Бакунин не знают удержу. «Россия налегла, как вампир, на судьбы Европы», — пишет полунемец Герцен. «Это царство (Россия), неизвестное двести лет назад, — пишет он в письме к французскому историку Мишле, — явилось вдруг, без всяких прав, без всякого приглашения, грубо и громко заговорило в совете европейских держав и потребовало себе доли в добыче». Изучавший «ораторский стиль» Бакунина, автор романа о нем Р. Гуль приписывает ему следующие клеветнические высказывания по адресу России на польском митинге в Париже: «…Россия сделалась поощрением и преступлению и угрозой всем святым интересам человечества! Русский в официальном смысле слова значит раб и палач!» «Имея опорой только две самых гнусных страсти человеческого сердца — продажность и страх, действия вне всех национальных инстинктов, вне всех интересов, всех полезных сил страны, правительство России ослабляет себя каждый день своими собственными действиями и расстраивает себя» (Герцен. «Развитие революционных идей в России», стр. 30). Наслушавшись подобных оценок Герцена, Мишле, а вслед за ним и многие другие историки и политики, писал о русском народе в следующем презрительно-брезгливом тоне: «У русских не достает существенного признака человечности, нравственного чутья, чувства добра и зла. Истина и правда не имеют для них смысла» (И. Мишле, «Правда о Костюшко»).
    «Странно, — пишет А. Хомяков в статье «Мнение иностранцев о России», написанной в 1845 году, — что Россия одна имеет как будто привилегию возбуждать худшие чувства европейского чувства». И разъясняет. что «Недоброжелательство к нам других народов очевидно основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде пред этою самостоятельною силой, которая потребовала и взяла свои права равенства в обществе европейских народов».
    Но кроме этих причин была и третья причина постоянной вражды и ненависти к России — Россия православная и монархическая несмотря на все свое внутреннее неустройство, как это правильно расценивало мировое масонство, была главным препятствием мешавшим ему продолжать в Европе работу по подрыву религии и монархий.
    Поэтому борьба мирового масонства против России не ограничивалась выражением недобрых чувств к России и русским и писанием клеветнических книг и статей, а сопровождалась подготовкой к войне с Россией и выработками планов по разделу ее. Англия, чтобы подорвать политическую, мощь России начала поддерживать Германию. Эту сильную Германию английские масоны предполагали, рано или поздно, бросить против России. В 1849 году в европейских газетах был опубликован «План лорда Пальмерстона по переустройству Европы». В этом плане указывалось, что он. «…направлен к новой конфигурации Европы, основание сильной Германской Империи, которая должна представлять из себя стену, долженствующую разъединить Францию от России, а так же основание Польско-Венгерского государства, которое должно завершить схему, направленную против великана севера». (N. Deshamps. «Societes Secrets et la Societe». Vol. II. Pagina 312. 1880.)
    «Аланские острова, — писал в 1854 году Пальмерстон видному политику Англии Джону Расселю, — и Финляндия должна быть возвращена Швеции. Некоторые из прибалтийских провинций (России) Пруссии. Королевство Польское восстановлено полностью, как барьер между Германией и Россией. Валахия, Молдавия и устья Дуная — отданы Австрии взамен Ломбардии и Венеции, которые должны получить или независимость или быть присоединены к Пьемонту. Крым, Черкесия и Грузия должны быть отторгнуты от России и отданы Турции, либо сделаны независимыми, либо переданы под суверенитет Султана».
    Встревоженный ненавистью европейских деятелей к России Тютчев писал в одном из своих стихотворений:

    Ужасный сон отяготел над нами,
    Ужасный, безобразный сон:
    В крови до пят, мы бьемся с мертвецами,
    Воскресшими для новых похорон…
    И целый мир, как опьяненный ложью,
    Все виды зла, все ухищренья зла!..
    Нет, никогда так дерзко правду Божью
    Людская кривда к бою не звала…
    И этот клич сочувствия слепого,
    Всемирный клич к неистовой борьбе,
    Разврат умов и искаженье слова —
    Все поднялось и все грозит тебе!
    О, край родной, — такого ополченья
    Мир не видал с первоначальных дней!..
    Велико, знать, о, Русь, твое значенье.
    Мужайся, стой, крепись и одолей!

    Масонские и околомасонские круги Запада не ограничивались одной только клеветой в печати, а и предпринимали меры к убийству Имп. Николая I. В 1926 году во французском журнале «Обзор интернациональных тайных обществ» было напечатано сообщение, что «После смерти маркиза де Бернмен были найдены письма, в которых говорилось о намерении карбонариев убить Императора Николая I. Для этого под видом врачей в Россию было отправлено 18 членов общества (то есть общества итальянских карбонариев. — Б. Б.) (Revue International Societes Secrets. N. 28. 1926.).

    X

    Гоголь ясно понимал, что темные силы не отказались от своих целей и что они во всех странах Европы ведут тайную упорную борьбу против христианства и монархий. Гоголь ясно понимал, что судьба христианства и европейских монархий решается в современную ему эпоху.. «В наших искренних, дружеских, тесных сношениях с Западом, — писал один из видных представителей 40-х годов Шевырев, — мы не примечаем, что имеем дело как будто с человеком, носящем в себе злой, заразительный недуг, окруженный атмосферой опасного дыхания. Мы целуемся с ним, обнимаемся, делим трапезу мысли, пьем чашу чувств… и не замечаем скрытого яда в беспечном общении нашем, не чуем в потехе пира — будущего трупа, которым уже пахнет». С подобным же пессимизмом смотрел на Европу и Гоголь. «Европа сама сильно, глубоко больна и ждать от заимствования созревающих в ней идей — нельзя». Ведь и Россия-то больна только потому сегодня, что в течение 126 лет назад она заимствовала политические и философские идеи у тогда уже духовно больной Европы.
    В первом варианте своего ответа Белинскому, возражая Белинскому на его заявление, что «Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности», — Гоголь писал:
    «Вы говорите, что спасение России в европейской цивилизации, но какое это беспредельное и безграничное слово! Хотя бы вы определили, что нужно подразумевать под именем европейской цивилизации. Тут и фаланстеры красные и всякие, и все готовы друг друга съесть и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает поневоле: где же цивилизация?»
    «Все более или менее согласились называть нынешнее время переходным, — пишет Гоголь в «Авторской исповеди». — Все, более чем когда-либо прежде, ныне чувствуют, что мир в дороге, а не у пристани, даже и не на ночлеге, не на временной станции, или отдыхе. Все чего-то ищет, ищет уже не вне, а внутри себя». «Везде обнаруживается более или менее мысль о внутреннем строении: все ждет какого-то более стройнейшего порядка». Но все надежды на более стройный порядок возлагаются не на Бога, а на человеческий разум. Человек XIX столетия, несмотря на кровавый опыт французской революции не смирился, а еще более возгордился своим умом. А эта гордость, — по мнению Гоголя может принести только еще более страшные плоды. «Гордость ума, — с тревогой констатирует Гоголь в статье «Светлое Воскресенье», — никогда еще не возрастала она до такой силы, как в девятнадцатом столетии».
    Белинский, возлагавший всю надежду на европейскую культуру, на силу разума, на социализм, не видел то, что видел Гоголь, писавший в статье «Светлое Воскресение», что человечество влюбилось в ум свой. «…Но есть страшное препятствие (воспраздновать нынешнему веку светлый праздник), — имя ему — гордость. Обрадовавшись тому, что стало во много лучше своих предков, человечество нынешнего века влюбилось в чистоту и красоту свою». Но особенно сильна ныне гордость ума. «Ум для современного человечества — святыня; во всем усомнится он — в сердце человека, которого несколько лет знал, в правде, в Боге усомнится — но не усомнится в своем уме». Гоголь сильно и остро предвидел то, о чем позже с такой силой писал Достоевский.
    Страшные разрушительные действия человеческого ума, получили свое воплощение в увлечении социализмом — то есть в социальном утопизме. Для Гоголя, как для подлинного русского философа: «…Ум не есть высшая в нас способность. Его должность не больше как полицейская. Он может только привести в порядок и расставить по местам то, что у нас уже есть». «…Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстями…» «Но и разум не дает полной возможности человеку стремиться вперед, есть высшая еще способность, имя ей — мудрость, и ее может дать нам один Христос». «Уже ссоры и брани начались не за какие-нибудь существенные права, не из-за личных ненавистей — нет, не чувственные страсти, но страсти ума начались: уже враждуют лично из несходства мнений, из-за противоречия в мире мысленном. Уже образовались целые партии, друг друга не видевшие, никаких личных сношений не имеющие — и уже друг друга ненавидящие. Поразительно: в то время, когда уже было начали думать люди, что образованием выгнали злобу из мира, злоба другою дорогою, с другого конца входит в мир — дорогою ума, и на крыльях журнальных листов, как всепогубляющая саранча, нападает на сердце людей повсюду. Уже и самого ума почти не слышно. Уже и умные люди начинают говорить, хоть против собственного своего убеждения, из-за того только, чтобы не уступить противной партии, из-за того только, что гордость не позволяет сознаться перед всеми в ошибке, уже одна чистая злоба воцарилась на место ума».
    «Что значит, что уже правят миром швеи, портные и ремесленники всякого рода, а Божий Помазанники остались в стороне. Люди темные, никому неизвестные, не имеющие мыслей и чистосердечных убеждений, правят мнениями и мыслями умных людей, и газетный листок, признаваемый лживым всеми, становится нечувствительным законодателем его неуважающего человека. Что значат все незаконные эти законы, которые видимо, в виду всех, чертит исходящая снизу нечистая сила — и мир видит весь, и, как очарованный не смеет шевельнуться. Что за страшная насмешка над человечеством». «И ни одного дня не хочет провести (в духе святого праздника) человек девятнадцатого века». «И не понятною тоскою уже загорелась земля; черствее и черствее становится жизнь; все мельчает и мелеет, и возрастает только в виду у всех один, исполинский образ скуки, достигая с каждым днем неизмеримейшего роста. Все глухо, могила повсюду. Боже. Пусто и страшно становится в Твоем мире». «Исчезло даже и то наружное добродушное выражение прежних простых веков, которое давало вид, как будто бы человек был ближе к человеку. Гордый ум девятнадцатого столетия истребил его. Диавол выступил уже без маски в мир».
    «Меня удивляет одно в людях мыслящих, — пишет Ф. Тютчев, — что они еще недовольно вообще поражены апокалипсическими признаками приближающихся времен. Этот таинственный мир, быть может, целый мир ужаса, в котором мы вдруг очутимся, даже и не приметив этого перехода».

Просмотр 1 сообщения - с 1 по 1 (всего 1)
  • Для ответа в этой теме необходимо авторизоваться.