3.Спор о власти.


[ — Мартовcкіе дни 1917 годаГЛАВА ПЕРВАЯ. РѢШАЮЩАЯ НОЧЬ [1]I.Среди cовѣтской демoкpатіи.]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Обстановка первых двух дней революціи (она будет обрисована в послѣдующих главах), обнаруживавшая несомнѣнную организаціонную слабость центров [14], которые вынуждены были пасовать перед стихіей, отнюдь не могла еще внушить демократіи непоколебимую увѣренность в то, что «разгром был немыслим». Пѣшехонов вспоминал, что «на другой день послѣ революціи», при повышенном и ликующем настроеніи ‘»не только отдѣльных людей, но и большія группы вдруг охватывал пароксизм сомнѣній, тревоги и страха». О «страшном концѣ» говорил временами и Керенскій, как свидѣтельствует Суханов; пессимизм Скобелева отмѣчает Милюков, проводившій с ним на одном столѣ первую ночь в Таврическом дворцѣ, о своей паникѣ разсказывает сам Станкевич; Чхеидзе был в настроеніи, что «все пропало» и спасти может только «чудо!» — утверждает Шульгин. О том, что Чхеидзе был «страшно напуган» солдатским возстаніем, засвидѣтельствовал и Милюков. Завадскій разсказывает о сомнѣніях в благополучном исходѣ революціи, возникших у Горькаго, когда ему пришлось наблюдать «панику» в Таврическом дворцѣ 28-го, но еще большая неувѣренность у него была в побѣдѣ революціи за предѣлами Петербурга. Противорѣчія эти были жизненны и неизбѣжны.

О том необычайном «парадоксѣ февральской революціи», который открыл Троцкій и который заключался в том, что демократія, послѣ переворота обладавшая всей властью (ей вручена была эта власть «побѣдоносной массой народа»), «сознательно отказалась от власти и превратила 1 марта легенду о призваніи варягов в дѣйствительность XX вѣка», приходится говорить с очень большими оговорками. В сущности, этого парадокса не было, и поэтому естественно, что на совѣщаніи Исп. Ком., о котором идет рѣчь, никто, по воспоминанію Суханова, не заикался даже о совѣтском демократическом правительствѣ. Большевики в своей средѣ рѣшали этот вопрос, как утверждает Шляпников, но во внѣ не вступали в борьбу за свои принципы — только слегка «поговаривали», по выраженію Суханова [15]. Споры возникли около предположенія, высказаннаго «правой частью» совѣщанія, о необходимости коалиціоннаго правительства. Идея была выдвинута представителем «Бунда». Очевидно, большой настойчивости не проявляли и защитники коалиціи, тѣм болѣе, что самые видные и авторитетные ея сторонники (меньшевик Богданов и нар. соц. Пѣшехонов) в засѣданіи не присутствовали [16].

Совершенно ясно, что 1-го вообще никаких окончательных рѣшеній не было принято, несмотря на произведенное голосованіе. Это была как бы предварительная дискуссія. намѣчавшая лишь нѣкоторые пункты для переговоров с Вр. Ком. Гос. Думы и выяснявшая условія, при которых демократія могла бы поддержать власть, долженствовавшую создаться в результатѣ революціонной вспышки. Стеклов, как разсказывает Суханов, — записывал пункты по мѣрѣ развивавшихся преній. Они были впослѣдствіи на Совѣщаніи Совѣтов оглашены докладчиком по сохранившемуся черновику, который передан был затѣм в «Музей исторіи». Эти 9 пунктов, записанных на клочкѣ плохой писчей бумаги, были формулированы так:

«1. Полная и немедленная амнистія по всѣм дѣлам политическим и религіозным, в том числѣ террористическим покушеніям.

2. Свобода слова, печати, союзов, собраній и стачек с распространеніем политических свобод на военнослужащих.

3. Воздержаніе от всѣх дѣйствій, предрѣшающих форму будущаго правленія.

4. Принятіе немедленных мѣр к созыву Учредительнаго Собранія на основах всеобщаго, равнаго, прямого и тайнаго голосованія.

5. Замѣна полиціи пародной милиціей с выборным начальством, подчиненным органам мѣстнаго самоуправленія.

6. Выборы в органы мѣстнаго самоуправленія на основѣ всеобщаго, равнаго, прямого и тайнаго голосованія.

7. Отмѣна всѣх сословных, вѣроисповѣдных и національных ограниченій.

8. Неразоруженіе и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участіе в революціонном движеніи.

9. Самоуправленіе армій.»

В этих пунктах не было намека на соціально-экономическіе вопросы, которые должны встать перед Временным Правительством с перваго дня его существованія: в них не было самаго существеннаго в данный момент — отношенія к войнѣ.

Большинство Исп. Ком., по мнѣнію Суханова, принадлежало к циммервальдскому объединенію, но, поясняет мемуарист — надо было временно снять с очереди лозунги против войны, если разсчитывать на присоединеніе буржуазіи к революціи. Свернуть «циммервальдское знамя» приходилось однако и для того, чтобы договориться в собственной «совѣтской средѣ». Совѣт с циммервальдскими лозунгами в то время не был бы поддержан солдатской массой, представители которой составляли большинство пленума. Равным образом тѣ же тактическія соображенія побуждали не выдвигать и соціально-экономическіе лозунги. Как пояснял вышедшій через нѣсколько дней меньшевицкій орган — «Рабочая Газета», для рабочаго класса «сейчас непосредственно соціальные вопросы не стоят на первом планѣ», надо напрячь «всѣ силы, чтобы создать свободную и демократическую Россію», т. е. добыть «политическую свободу» — единственное «средство, при помощи котораго можно бороться за соціализм». Вспоминая «урок» 1905 г., «Рабочая Газета» указывала на невозможность для пролетаріата вести борьбу на «два фронта» — с «реакціей» и «капиталистами». Слѣдовательно, не столько книжная мудрость, заимствованная из «учебников», не столько догматика, опредѣляющая мартовскія событія, как «буржуазную революцію в классическом смыслѣ слова» и развитая в послѣдующем идеологическом осмысливаніи событій, сколько ощущеніе реальной дѣйствительности опредѣляло позиціи и тактику «верховников» из среды Исп. Ком. в смутные дни, когда, говоря словами того же доклада Стеклова, «нельзя было с увѣренностью сказать, что переворот завершен, и что старый режим дѣйствительно уничтожен».

Житейская логика требовала слѣдующаго шага — непосредственнаго участія представителей соціалистической демократіи в той власти, которая пока существовала еще только в «потенціи»: во время войны и продовольственной разрухи приходится выбирать между правительством буржуазіи и правительством из своей среды, как выразился один из делегатов на Совѣщаніи Совѣтов, не считаясь с «резолюціями конгресса международнаго соціализма». Этого шага в полной мѣрѣ не было сдѣлано. Был создан чреватый своими послѣдствіями ублюдочный компромисс, который никак нельзя разсматривать, как нѣчто, послѣдовательно вытекавшее из апріорно установленных в тѣ дни постулатов. Бундовец Рафес, один из тѣх, кто отстаивал в дневном совѣщаніи Исп. Ком. принцип коалиціонной власти, совершенно опредѣленно свидѣтельствует в воспоминаніях, что в ночном засѣданіи организаціоннаго Комитета партіи с.-д. вопреки мнѣнію Батуринскаго, представлявшаго линію Исп. Ком., принято было рѣшеніе об участіи членов партіи в образованіи правительства. Отсюда вывод, что партія не считала для себя обязательным случайное голосованіе происходившаго днем совѣтскаго совѣщанія. Столь же знаменательно было появленіе на другой день в офиціальных совѣтских «Извѣстіях» статьи меньшевика Богданова, отстаивавшаго участіе демократіи в образованіи правительства и мотивировавшаго необходимость такого участія тѣм соображеніем, что думское крыло революціи не только склоняется к конституціонной монархіи, но и готово сохранить престол за прежним носителем верховной власти.

В бурные моменты самочинное дѣйствіе играет нерѣдко роль рѣшающаго фактора. Такое своевольное дѣйствіе от имени разнородная спектора соціалистической общественности и совершила группа дѣятелей Исп. Ком., в сущности организаціонно никого не представлявшая и персонально даже довольно случайно кооптированная в руководящій орган совѣтской демократіи. Их политическая позиція была неопредѣленна и неясна. В концѣ концов фактически неважно — был ли лично иниціатором начала переговоров с думцами заносчивый и самомнительный Гиммер (Суханов), разыгрывавшій роль какого-то «совѣтскаго Макіавели», или другая случайность (приглашеніе во Врем. Ком. для обсужденія вопроса об организаціи власти) превратила Суханова и его коллег Стеклова и Соколова в единственных представителей революціонной демократіи в ночь на 2-ое марта при обсужденіи кардинальнаго вопроса революціи. Интересен факт, что формальной совѣтской делегаціи не было, и что лица, дѣйствительно самочинно составившія эту делегацію, никѣм не были уполномочены, на свой риск вели переговоры и выдвигали программу, никѣм в сущности не утвержденную.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]