Примечанія


[ — Мартовcкіе дни 1917 года]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.]

[1]

Изложенные ниже факты с достаточной очевидностью свидѣтельствуют, что революціи всегда происходят не так, как онѣ представляются схоластическим умам. Поэтому и не жизненны современныя измышленія всякаго рода «молекулярных теорій» революціонных процессов.

[2]

Дополненіем к ним может послужить очерк Шляпникова, посвященный «Революціи 17 г.», и Генкиной в коллективной работѣ по «Исторіи октябрьской революціи» (1927 г.).

[3]

Так выразился Милюков в своей исторіи революціи. Между тѣм, посколько самочинно возникшій Временный Комитет выражал мнѣніе «цензовой общественности», постолько и «самозванный» Совѣт мог считаться выразителем настроеній демократіи (соціалистической и рабочей массы). Термин «цензовая общественность», конечно, далеко не покрывал собой тѣ многочисленные элементы, демократическіе по своему составу, которые примыкали к «надклассовой» партіи народной свободы.

[4]

Между тѣм сам Шульгин высокаго мнѣнія о своих заданіях — в книгѣ «1920 г.», он, между прочим, пишет: о русской революціи «будет написано столько же лжи, сколько о французской, и поэтому в высшей степени важно для нашего будущаго правдиво изобразить то, что… происходило перед нашими глазами».

[5]

Надо имѣть в виду, что Шляпников в эти дни работал в значительной степени на периферіи и был поглощен текущей работой (непосредственным участіем в «боевом» дѣйствіи и мало интересовался вопросом, что из «этого выйдет»). Послѣдовательный «революціонизм» мѣшал ему, уже в качествѣ мемуариста, признать иниціативу, исходившую от совѣтских кругов.

[6]

Надо признать, что появленіе на исторической авансценѣ представителей политической эмиграціи — «людей знанія», которых на мартовском съѣздѣ к.-д. привѣтствовал фактическій вождь тогдашней «цензовой общественности», — ничего положительнаго революціи не дало: слишком оторвались они от реальной русской жизни.

[7]

Вопрос о техническом правительственном аппаратѣ не так уже неразрѣшим на практикѣ. В 18 г. нѣмцы разрѣшили его просто, создав при соціалистическом кабинетѣ «управляющих дѣлами» — Fachminister.

[8]

Таково же было ощущеніе и в Москвѣ. Первый предсѣдатель Совѣта Хинчук в своих воспоминаніях попытку посѣять панику приписывает «храбрым» интеллигентным «вождям» из Комитета Общ. Организацій и полученным свѣдѣніям о наступленіи Эверта с Зап. фронта, и противопоставляет растерянность «общественников» увѣренности рабочих, опиравшихся на то, что «воинскія части группами, полным составом» отдавали себя в распоряженіе Совѣта. Старый большевик, Смидович сдѣлал по этому поводу примѣчаніе: «Ничего подобнаго не было. Еще около недѣли в нашем распоряженіи были только тысячи полторы сброда (большинство без винтовок) да пара пушек без снарядов, кажется, без замков».

[9]

Легенду эту породило невѣрное сообщеніе, полученное предсѣдателем Думы Родзянко и сообщенное им ген. Рузскому на Сѣверном фронтѣ.

[10]

Для характеристики искренности мемуариста, которому 27-го «и пойти было некуда» (столь неожиданна для него была наростающая февральская волна), можно привести такую выдержку из записи Гиппіус 1марта: «По разсказам Бори (т. е. Андрея Бѣлаго), видѣвшаго вчера и Масловскаго и Разумника, оба трезвы, пессимистичны, оба против Совѣта, против «коммунны» и боятся стихіи и крайности».

[11]

Слова Ленина на апрѣльской конференціи 17 г. У Ленина издалека составилось весьма своеобразное представленіе о ходѣ революціи, оно совершенно не соотвѣтствовало истинному положенію дѣл. Он писал в своих «письмах издалека», напечатанных в «Правдѣ»: «Эта восьмидневная революція была, если позволительно так метафорически выразиться, «разыграна» точно послѣ десятка главных и второстепенных репетицій: «актеры» знали друг друга, свои роли, свои мѣста, свою обстановку вдоль и поперек, насквозь до всякаго сколько-нибудь значительнаго оттѣнка политических настроеній и пріемов дѣйствія».

[12]

См. мои книги «На путях к дворцовому перевороту» и «Золотой нѣмецкій ключ к большевицкой революціи».

[13]

Солдаты запасных частей, взятые от сохи или станка, преимущественно ратники второго разряда, «запертые в казармах … плохо содержимые, скучающіе и озлобленные», как характеризует их быт ген. Мартынов, представляли «чрезвычайно благопріятную почву для всякой антиправительственной пропаганды» Они должны были содѣйствовать «успѣху революціи». Агент Охр. Отд. Крестьянинов доносит начальству о «контактѣ», существующем между рабочими и солдатами, у которых все «давно организовано» (правда это были только случайно подслушанные трамвайные разговоры). Скопленіе в городах этих запасных было чрезвычайное — так в Петербургѣ численность гарнизона доходила до 160 тыс. чел. (явленіе, обычное и для других городов — напр., в Омскѣ гарнизон состоял из 70 тыс. при 50 тыс. взрослаго населенія). «Непростительная ошибка», скажет англійскій посол в своих воспоминаніях. Но, конечно, к числу легенд слѣдует отнести утвержденіе, что это сознательно было проведено тѣми, кто готовил «дворцовый переворот» (больш. историк Покровскій).

[14]

«Центральный большевицкій штаб … поражает безпомощностью и отсутствіем иниціативы».- констатирует Троцкій.

[15]

В «Исторіи» Милюкова имѣется явное недоразумѣніе, когда воззванію Исп. Ком. 28-го. призывавшему населеніе объединиться около Совѣта, приписывается мысль созданія самостоятельной совѣтской власти. Такая мысль была высказана в № 2 московских «Извѣстій» (3 марта) — офиціальном органѣ мѣстнаго Совѣта, редактируемом большевиком Степановым-Скворцовым. В статьѣ московскій Совѣт призывался к созданію временнаго революціоннаго правительства — не для того проливалась на улицах кровь, чтобы замѣнить царское правительство правительством Милюкова-Родзянко для захвата Константинополя и т. д. Статья прозвучала одиноко и никаких послѣдствій не имѣла. Большевицкіе историки должны признать, что подобные лозунги в тѣ дни «успѣха не имѣли» и остались «висѣть в воздухѣ».

[16]

Пѣшехонов, котораго «влекло туда, в народ, в его гущу», и который испытывал почти отвращеніе («становилось тошно») от мысли, что ему придется работать в «литературной комиссіи», куда он, наряду со Стекловым. Сухановым и Соколовым, был избран наканунѣ, предпочел, к сожалѣнію, отойти от центра и взять на себя комиссарство на Петербургской сторонѣ.

[17]

Плеханов имѣл в виду Милюкова и Родзянко. Оппонируя Церетели, Милюков говорил: «Невѣрно, что своей побѣдой революція обязана неорганизованной стихіи. Она обязана этой побѣдой Гос. Думѣ, объединившей весь народ и давшей санкціи перевороту». Родзянко указывал, что «страна примкнула к Гос. Думѣ, возглавившей … движеніе и, тѣм самым принявшей на себя и отвѣтственность за исход государственнаго переворота».

[18]

«Вѣдь это была Дума 3 іюня, — писал, напр., Милюков, в день десятилѣтія революціи, — Дума с искусственно подобранным правым крылом, а в своем большинствѣ «прогрессивнаго блока» лояльная Дума, «оппозиція Его Величеству»— явно для возглавленія революціи она не годилась».

[19]

Сама Гиппіус полагала: «Боюсь, что дѣло гораздо проще. Так как … никакой картины организованнаго выступленія не наблюдается, то очень похоже, что это обыкновенный голодный бунтик. Без достоинства бунтовали—без достоинства покоримся».

[20]

Частное Совѣщаніе было намѣчено заранѣе и ни в какой связи, вопреки утвержденій Шульгина. Керенскаго и др., с указом о роспускѣ, полученным Родзянко наканунѣ под вечер не стояло.

[21]

Насколько легенда прочно укоренилась в сознаніи современников видно из телеграфнаго отвѣта редакціи «Рус. Вѣд.» на запрос лондонской газеты «Daily Chronicle», который гласил, что Дума отказалась подчиниться указу о роспускѣ.

[22]

В воспоминаніях Шидловскаго предложеніе Некрасова охарактеризовано словами «военная диктатура», по Мансыреву это было (предложеніе президіуму Думы ѣхать немедленно к предсѣдателю Совѣта Министров и просить о надѣленіи Маниковскаго или Поливанова (эти кандидатуры были выдвинуты по отчету «Воля Россіи» октябристом Савичем) «диктаторскими полномочіями для подавленія бунта».

[23]

По словам того же мемуариста, Шингарев был в негодованіи: «подобныя вещи могут дѣлать лишь нѣмцы, наши враги».

[24]

Бюро прогрессивнаго блока было дополнено депутатами лѣваго сектора и вышедшими ранѣе из блока «прогрессистами». В Комитет вошли Родзянко, Милюков, Некрасов, Дмитрюков, Шидловскій, Шульгин, Львов Вл., Караулов, Ржевскій, Коновалов, Керенскій и Чхеидзе.

[25]

Это воспоминанія Кирпичникова, сколько протокол опроса, сдѣланнаго в полковом комитетѣ.

[26]

В иных работах Преображенскій полк появляется в Таврическом уже 26-го, при чем солдаты заявляют, что царь низложен и они себя во власть Думы (Зворыкин). Русскіе лапсусы породили ошибки и у иностранных обозрѣвателей, которые представляют возставшіе полки в порядкѣ (как «на парадѣ») вступающими на революціонную стезю, напр. Измайловскій полк в изображеніи Chessin.

[27]

В с.-д. журналѣ «Мысль» позже в 19 г. появилась статья Кричевскаго в которой на основаніи каких-то документов излагался план, выработанный еще раньше, в предшествующіе дни уличных волненій в штабѣ Преображенскаго Полка, о выступленіи в понедѣльник утром (т. е. 27-го) с цѣлью с оружіем в руках добиваться осуществленія министерства довѣрія. Полк отдавал себя в распоряженіе Гос. Думы, предполагались арест правительства и отреченіе Императора. Солдаты соотвѣтственно были информированы, и план 27-го начал осуществляться, но выступленіе оказалось уже запоздалым, так как народ стихійным порывом предупредил осуществленіе заговора.

[28]

Он добавлял: «прочел статью в англ. журналѣ «New Statements»; там прямо говорится о бывших попытках заключить сепаратный мир, а про Протопопова что он «организовал бунт».

[29]

Интересно как опредѣлил дневник «лозунги» происшедших безпорядков: «война до побѣды», «долой Императрицу», «дайте хлѣба».

[30]

Некрологическое преувеличеніе роли, сыгранной 27-го Линде, не имѣет значенія. Этот молодой философ-математик, цѣликом отдавшійся порывам «историческаго мгновенія», трагически погиб в качествѣ военнаго комиссара на фронтѣ под ударами разнузданной солдатчины в дни подготовки іюньскаго наступленія.

[31]

Как далеко это от той уличной толпы, которую изобразил 27-го перед Думой в своем «селянском» увлеченіи Чернов — толпа, от которой пахло «дегтем, овчиной и трудовым потом».

[32]

Не только Станкевича, но и Пѣшехонова поразили «тишина и безлюдіе», которыя он нашел в Таврическом дворцѣ, куда он пришел в 9 1/2 час. вечера, идя уже по пустым улицам города с далекой Петербургской стороны. Шел Пѣшехонов я о Литейному мимо пылающаго еще зданія Судебных Установленій и встрѣчал только «отдѣльных прохожих».

[33]

Милюков изображает его объединенным засѣданіем Временнаго Комитета и Временнаго Правительства, при чем добавляет, что Вр. Пр. охотно пошло на обсужденіе условій, выдвинутых Совѣтом. Надо ли говорить, что в момент когда происходило засѣданіе, Врем. Прав, еще не было сконструировано хотя и были уже намѣчены лица, которыя должны были в него войти.

[34]

Воспоминанія Керенскаго. дѣйствительно, показывают, что он плохо вникал в то, о чем говорилось, поэтому так легко на страницах его повѣствованій появляются необоснованныя утвержденія, в родѣ того, что, напр., программа соглашенія «демократіи» и «цензовиков» предварительно была выработана думским Комитетом.

[35]

На совѣщаніи присутствовал и предсѣдатель Совѣта Чхеидзе, входившій в состав думскаго Комитета, но роль его в часы ночного бдѣнія на 2-е марта совершенно неясна.

[36]

Напр., в біографіи кн. Львова, написанной Полнером.

[37]

Этот человѣк вообще спѣшил с иниціативой — по записи Гиппіус ему приписывается и редакція согласительных пунктов, написанных будто бы его собственной рукой.

[38]

Еще днем Суханов совмѣстно со Стекловым составил воззваніе к солдатам против самосудов и насилій над офицерами. Оно не было напечатано в «Извѣстіях», так как наборщики, отказались набирать его, найдя, что оно стоит в нѣкотором «протіворѣчіи» с одновременно набиравшимся «приказом № 1». Так, по крайней мѣрѣ, говорит Суханов.

[39]

Сцену увода Керенским Соколова (а не всѣх делегатов) для частной бесѣды, отмѣчает в воспомінаніях и Вл. Львов, ставя это внушеніе в связь с «приказом № 1», к составленію котораго Соколов был причастен (см. ниже). Возможно, что это было по линіи масонства, связывавшей обоих дѣятелей лѣваго крыла тогдашней предреволюціонной общественности. (См. мою книгу «На путях к дворцовому перевороту»).

[40]

«Праздничное, радостное возбужденіе» Пѣшехонов у себя на Петербургской сторонѣ отмѣтил раньше — 27-го.

[41]

Любопытно, что Булгаков, оказавшись в писательской средѣ Мережковскаго, нашел, что он «в первый раз сталкивался за эти дни с таким мрачным взглядом на судьбу революціонной Россіи». Дневник Гиппіус, если он точно в своих записях передает тогдашнія настроенія своего автора, отнюдь не дает достаточнаго матеріала для безнадежнаго пессимизма. Возможно, что «дѣтски сіяющій», по выраженію писательницы, толстовец нѣсколько переоцѣнил законный скепсис язвительнаго Антона Крайняго по поводу «кислых извѣстій о наростающей стихійности и враждѣ Совѣтов и думцев»… Гиппіус признается, что навел на них ужаснѣйшій мрак» пришедшій «в полном отчаяніи и безнадежности» в 11 час. веч. из Думы никто иной, как будущій лѣвый с.-р. Иванов-Разумник: он с «полным ужасом и отвращеніем» смотрѣл на Совѣт. Позже Иванов-Разумник, в страничкѣ воспоминаній, напечатанной в партійном органѣ «Знамя», заявлял, что это он попал в «штаб-квартиру будущей духовной контр-революціи».

[42]

Характерно, что воспоминанія о своего рода пасхальных настроеніях проходят во множествѣ мемуарных откликов: в Кіевѣ всѣ поздравляли друг друга, как «в свѣтлый Христов день» (Оберучев).

[43]

Эти статьи и составляют как бы подневную запись мемуариста, принадлежавшаго к буржуазной средѣ и освѣщавшаго событія с извѣстной тенденціей.

[44]

Эту сантиментальную сцену нельзя не сопоставить с послѣдующей трактовкой тогдашняго «душевнаго состоянія» лидера цензовой общественности, данной Алдановым в историческом этюдѣ «Третье марта», который был напечатан в юбилейном сборникѣ в честь Милюкова, Писатель говорит (как будто бы со слов самого Милюкова) о «ужасных подозрѣніях» Милюкова, которыя в «глубинѣ души» шевелились — вел ли он политическіе переговоры с представителями «революціонной демократіи или перед ним были «германскіе агенты» (!).

[45]

Однако, по словам того же мемуариста, нѣчто в этом родѣ пришло в голову через нѣсколько дней члену Гос. Думы казаку Караулову. Он задумал «арестовать всѣх» и объявить себя диктатором. Но, когда, он повел такія рѣчи в одном наиболѣе «надежном полку», он увидѣл, что, если он не перестанет, то ему самому не сдобровать.

[46]

В свое время это организующее значеніе отмѣтил Милюков, относившійся с рѣзким отрицаніем к захватническим тенденціям руководителей Совѣта.

[47]

Яркій примѣр того, как позднѣйшіе біографы неточно передают настроенія своих героев в смутные дни революціи. В упомянутой юбилейной памяткѣ Алданов пишет о Милюковѣ: «Со своим обычным видом «смотрѣть бодро» он говорил солдатам об открывающейся перед Россіей новой свѣтлой жизни, и видѣніе близкой гибели Россійскаго государства складывалось в нем все яснѣе».

[48]

Это не было и специфической чертой интеллигенціи. В одном из послѣдующих документов революціи (доклад депутатов в Врем. Комитетѣ о поѣздках в провинцію) зарегистрирован яркій бытовой облик деревенскаго оратора, пріѣхавшаго из центра односельчанина: «говорит, говорит — уморится; сядет, закроет глаза и сидит, пока не отойдет немного, отошел — начинает, пока опять из сил не выбьется».

[49]

В такое полуобморочное состояніе Керенскій в эти дни необычайнаго нервнаго напряженія впадал довольно часто, и это, как говорят всѣ, производило на толпу сильное гипнотизирующее впечатленіе.

[50]

Термин, появившійся значительно позже.

[51]

В разсказѣ о Петропавловской крѣпости, в котором Ш. повѣствует о своих личных подвигах, он также безнадежно спутал, приписывая себѣ то, чего не было. Опускаем этот эпизод, непосредственнаго отношенія к темѣ не имѣющій.

[52]

В телеграммѣ Родзянко просил свиданія. «Телеграмма эта, — утверждает Ломоносов, — была передана под личным моим наблюденіем в Царскій поѣзд под расписку Воейкова, но отвѣта не послѣдовало».

[53]

Ломоносов передает красочную сцену, как он, приставив револьвер «к животу» инж. Устругова, будущаго тов. мин. революціоннаго правительства, побуждал послѣдняго осуществить план перерыва движенія.

[54]

Ломоносов пишет, что он воспроизводит запись 17-го г., но в момент опубликованія воспомінаній он был уже «большевиком», хотя и в «генеральских погонах» и, слѣдовательно, в текстѣ охотнѣе «подчеркнул бы самодѣятельность пролетаріата.

[55]

«Значеніе этой причины необходимо для дальнѣйшей нашей бесѣды». — отмѣтил Рузскій, указывая, что он был «глубоко опечален», узнав, что предположенная встрѣча Царя с предсѣдателем Думы, о чём он узнал непосредственно от Царя, не состоится — встрѣча, предвѣщавшая «возможность соглашенія и быстраго умиротворенія родины».

[56]

Эти железнодорожники, стоявшіе на стражѣ революціи, могли олицетворяться в добровольном помощникѣ Бубликова, б. счетоводѣ службы сборов Сѣв.-Зап. ж. д., большевикѣ по партійной принадлежности, Рулевском, находившимся в непосредственных связях с совѣтскими кругами.

[57]

Характерно, что Бьюкенен, связанный довольно тѣсно с лѣвым сектором думскаго комитета, сообщая 1 марта в Лондон Бальфуру, что Дума посылает в Бологое делегатов, которые должны предъявить Императору требованіе отречься от престола в пользу сына, тѣм не менѣе дѣлает оговорку: «если Император останется на престолѣ».

[58]

Основываясь на выше процитированных словах из воспоминаній Шульгина, Щеголев желает безуспѣшно доказать, что Родзянко пытался проникнуть к Царю «по собственному почину, без совѣщанія со своими коллегами по Исп. Ком. Гос. Думы», и что должен был «раскрыть свои карты, когда, по распоряженію Исп. Ком. Сов. Р. Д. ему, всемогущему Родзянко, не дали поѣзда».

[59]

Очевидно, прис. пов. Иванов.

[60]

Кир. Влад. в отвѣт жаловался, что «Миша, несмотря на мои настойчивыя просьбы работать ясно и единомышленно с нашим семейством, прячется и только сообщается секретно с Родзянко».

[61]

Так и понял Рузскій, передавая в Ставку Алексѣеву свой разговор: «династическій вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до побѣдоноснаго конца при исполненіи предъявляемых вновь требованій относительно отреченія от престола».

[62]

Термин «лѣвый», конечно, можно примѣнять лишь относительно, ибо к этому сектору принадлежат такіе люди, как Гучков и Шульгин, не говоря уже о прославленном Вл. Львовѣ, такую ядовитую характеристику котораго дал Шидловскій: «Человѣк неуравновѣшенный до ненормальности. Ему во всякую минуту могла придти любая мысль, утром — лѣвая, вечером — черносотенная, и он всецѣло ей отдавался до слѣдующей смѣны мысли». Родзянко был внѣ этого «лѣваго» сектора, но, конечно, права была в тогдашней записи Гиппіус: имя Родзянко «ровно столько же не пользуется довѣріем демократіи, сколько имена Милюкова и Гучкова».

[63]

«Что … говорят о Государѣ?» — спросил ген. Дубенскій какого-то полковника, прибывшаго в Псков 2 марта с первым поѣздом из Петрограда послѣ революціонных дней. «Да о Государѣ почти ничего не говорят», — отвѣтил полковник.

[64]

Намек на убійство Распутина.

[65]

Палеолог разсказывает, что 28-го в 5 час. дня его посѣтил человѣк, высоко стоящій на іерархической лѣстницѣ бюрократіи, нѣкто К. (Коковцев?), заявившій, что он прибыл к нему по порученію Родзянко для того, чтобы узнать мнѣніе посла по поводу проекта думскаго комитета о монархіи.

[66]

В эту ночь при. объѣздѣ города Гучковым в его автомобилѣ был убит кн. Вяземскій, давній единомышленник Гучкова и соучастник в подготовкѣ послѣдняго дворцоваго переворота. Вяземскій погиб от одной из тѣх случайных «шальных пуль», которых было много в тѣ дни в Петербургѣ. Эту версію без всяких каких-либо оговорок передавал мнѣ лично и сам Гучков.

[67]

В это цѣликом увѣровал, напр., Чернов, в качествѣ историка революціи.

[68]

Свидѣтели, бывшіе в Псковѣ, утверждают, что документ, привезенный думскими делегатами, был написан рукою Шульгина. Не очень можно довѣрять мемуаристу с такой ослабленной памятью в отношеніи собственных дѣйствій.

[69]

Распространившаяся в Думѣ молва и вызвала, вѣроятно тѣ недоброжелательно-скептическіе разговоры, которые услышал Набоков 2 марта в Таврическом дворцѣ.

[70]

Повседневность записей в «дневникѣ» Палеолога должна приниматься весьма относительно. Ясно, что многія записи дѣлались задним числом: так не мог Палеолог в полночь 1-го марта получить сообщеніе о «секретном» засѣданіи представителей «либеральных партій», на котором в отсутствіе соціалистических депутатов во Врем. Ком. рѣшался по предложенію Гучкова вопрос о будущей формѣ правленія и было принято рѣшеніе о немедленной поѣздкѣ в Псков, чтобы добиться от Царя добровольнаго отреченія.

[71]

«В то время, — пояснял очень обще в Комиссіи Гучков — были получены свѣдѣнія, что какіе-то эшелоны двигаются к Петрограду. Это могло быть связано с именем Иванова, но меня это не особенно смущало, потому что я знал состояніе и настроеніе арміи и был убѣжден, что какая-нибудь карательная экспедиція могла, конечно, привести к ‘нѣкоторому кровопролитію, но к возстанавленію старой власти она уже не могла привести».

[72]

Чхеидзе вообще не принимал почти никакого участія в работах Врем. Ком., но вовсе не отказывался от званія члена Комитета, как утверждал Гучков.

[73]

Привожу, конечно, перевод.

[74]

Далѣе Керенскій говорит, что делегаты выѣхали около 4 час. дня.

[75]

«Не возражали ли вы против принятія формы республиканскаго правленія сразу» — настаивал Соколов. — «Да там и рѣчи об этом не было… По этому вопросу выказываться не приходилось. Со стороны Исп. Ком. это предъявлено не было. Я помню, я возражал по нѣкоторым вопросам, касающимся арміи и смертной казни».

[76]

Из этих слов Гучкова вытекает, что возраженіе Керенскаго в смыслѣ нарушенія «полномочій» относилось только к воцаренію в. кн. Михаила.

[77]

Нам предстоит впредь не раз цитировать указанную запись в дневникѣ Андрея Вл. Этот дневник выдѣляется среди других доброcовѣстностью и точностью в изложеніи фактов, нам извѣстных.

[78]

Автор разсказывает, как грабителя переодѣвались солдатами для того, чтобы имѣть свободу дѣйствія. Образныя иллюстраціи подобных «обысков» по квартирам можно найти в воспоминаніях Кельсона и др. Не слѣдует, однако, преувеличивать роль этих «полчищ» уголовных. Характерна, напр., московская статистка, не отмѣтившая увеличенія преступности за март по сравненію с отчетами прошлаго времени («Р. В.»). И уголовный мір подвергся в извѣстной степени облагораживающему мартовскому психозу. Чего стоит, напр., одно сообщеніе о революціонной идилліи в Одессѣ, как начальник разбойнической шайки Котовскій, приговоренный к каторгѣ, отпускается из тюрьмы «под честное слово» для предсѣдательствованія на «митингѣ уголовных». (Впрочем, возможно, что газетное сообщеніе и пріукрасило дѣйствительность, и Котовскій не то «разбойник», не то «анархист», прославившійся в большевицкія времена, был просто освобожден толпой из разгромленной тюрьмы — газеты передавали, что из 2.200 бѣжавших арестантов 1.600 вернулась). Но и через полгода уѣздный комиссар из Раненбурга доносил правительству, что в «знаменитой Братовкѣ» (Нарышкинской вол.), «извѣстной своими ворами», в дни революціи краж не было, потому что на сходѣ «дана была клятва: кражи прекратить ».

[79]

Агрессивность толпы можно было бы прекрасно охарактеризовать разсказом небезизвѣстнаго Авалова-Бермонта, появившагося в столицѣ на другой день революціи, в самый разгар уличных столкновеній, если бы все повѣствованіе мемуариста не вызывало сомнѣній — он даже дату революціи плохо запомнил: для него «роковым днем» является 26 февраля. Бермонт уложил из мѣстѣ перваго же солдата, который пытался его обезоружить, взял извозчика и встав на пролеткѣ с револьвером в руках, без больших затрудненій выскользнул из окружавшей толпы. Храбрый мемуарист негодует на тѣх типовых героев, с которыми он встрѣтился в Петербургѣ, и которые носили офицерское званія, но забыли о воинском долгѣ.

[80]

Общее число нѣсколько больше — 1.656, но, по словам Мартынова, сюда были включены заболѣванія, который на счет революціи поставлены быть не могут (малокровіе и пр.!!). В газетах эти заболѣванія болѣе правдоподобно были отнесены к числу «нервных потрясеній».

[81]

Среди «181» имена многих остались «неизвѣстными».

[82]

Но совершенная, конечно, ерунда, что для устройства «похорон жертв революціи собрали из больниц тѣла китайцев, умерших от тифа. Об этих покойниках-«революціонерах» говорит Мельник-Боткина, повторяя злостную пародію нѣкоторых современников.

[83]

Провінція нам может дать много примѣров того, что можно назвать революціонной идилліей. Напр., в Екатеринославѣ помощник полицеймейстера полк. Бѣлоконь шел во главѣ манифестаціи 3 марта; в Бахмутѣ полиція охраняла порядок в аналогичной манифестаціи; в Харьковѣ губернатор объявил 4-го, что всякое выступленіе против новаго правительства будет «всемѣрно преслѣдоваться и караться по всей строгости закона»; курьезно, что о «привлеченіи к отвѣтственности» врагов новаго строя говорил никто иной, как мѣстный начальник жандармскаго управленія.

[84]

Драма в Лугѣ 1 марта (в этот день Луга, пережила то, что Петербург пережил 28-го) может явиться довольно доказательной иллюстраціей. Вот как она изображена в воспоминаніях Вороновича. Я вынужден отбросить всѣ характерныя детали, объясняющая обстановку, в которой произошел арест Менгдена группою солдат разрозненных частей, преимущественно артиллеристов новобранцев, при попустительствѣ кавалергардов, среди которых «наш старик» пользовался значительными симпатіями. Мотив ареста был тот, что нужно арестовать офицеров «из нѣмцев» по подозрѣнію в шпіонажѣ. Подлежали аресту по приготовленной «записочкѣ»: фон Зейдлиц, бар. Розенберг, Собир, Эгерштром и гр. Клейнмихель. Первые трое, оказавшіеся в управленіи, были, взяты на поруки кавалеристами и оставлены на свободѣ. Полк. Эгершгром и ротм. Клейнмнхель были приведены на гауптвахту, гдѣ был заключен ген. Менгден, как не признающій новаго революціоннаго правительства. Воронович подчеркивает, что Эгерштрома и Клейнмихеля «ненавидѣли всѣ солдаты пункта» (Клейнмихель наканунѣ приказал «всыпать сто розог» за неотданіе чести). Вызывающее поведеніе арестованных, т. е. угрозы со стороны их в отвѣт на «глумленіе» солдат, вызвали самосуд, жертвой котораго сдѣлался и Менгден… «Убійство Менгдена — говорит Воронович — произвело на солдат удручающее впечатлѣніе. Я слышал, как многіе предлагали немедленно разыскать убійцу старика и расправиться с ним». Что касается Штакельберга, то здѣсь была и нѣкоторая специфичность в обстановкѣ. По разсказу кн. Путятиной, жившей в сосѣднем домѣ, старик генерал со своим деньщиком оказали вооруженное сопротивленіе «в теченіе нѣскольких часов» толпѣ солдат, пытавшейся проникнуть в дом.

[85]

«Страх» и «неувѣренность» отмѣчает и упомянутая выше протокольная запись опроса в Волынском полку. «Стадо баранов» скажет про перепуганных запасных старик Врангель.

[86]

Трудно опредѣленно рѣшить этот вопрос, хотя во всей литературѣ, начиная с совѣтской «хроники» революціонных событій, приказ этот цитируется, но среди опубликованных офиціальных документов (два воззванія временнаго Комитета, помѣченныя 27-м) его нѣт. Нельзя забывать, что типографская техника в первую ночь еще так плохо была налажена, что одно из первых совѣтских обращеній, предлагавшее населенію пріютить и накормить возставших солдат, распространялось по городу в литографированном видѣ.

[87]

В воспоминаніях (с обычной неточностью) можно найти отклик закулисной борьбы, происходившей в собраніи. В Исп. Ком. «явились возбужденные офицеры» — разсказывает Суханов — которые жаловались «на злостное искаженіе их позиціи, так как из Временнаго Комитета, куда доставлена была резолюція, она пошла в печать уже без Учредительнаго Собранія». «Я прочел резолюцію (т. е. «проект) — вспоминает Шульгин — и кратко объяснил, что говорить об Учр. Собраніи не нужно». Делегаты обѣщали «вычеркнуть и провести это в собраніи». Однако, резолюція с Учр. Собр. была проведена единогласно. Родзянко, относя резолюцію на 3-ье марта, говорит, что собраніе («в числѣ около ста тысяч человѣк» так и напечатано в гессеновском «Архивѣ») вынесло «самыя рѣзкія резолюціи до требованія ареста имп. Николая II» — «многочисленная депутація явилась ко мнѣ( тогда во Врем. Ком. с цѣлью поддержать резолюціи и с трудом удалось успокоить взволнованную до невозможности публику». Резолюція была напечатана с упоминаніем об Учредительном Собраніи и, вѣроятно, она оказалась не без вліянія на то «новое теченіе», которое к вечеру перваго марта стало намѣчаться в руководящих кругах «цензовой общественности».

[88]

По словам солдата-большевика Сорокина, принадлежавшаго к составу Гвардейскаго Экипажа, «революціонная осанка» в. кн. Кирилла шла будто бы так далеко, что он сам, взяв винтовку, отстрѣливался от «городовых» — воображаемых и невидимых врагов.

[89]

Подлиннаго текста энгельгардтовскаго приказа я не мог найти. Даже дата его остается сомнительной, ибо многіе из упоминающих о нем относят его к 28-му, не к первому, что, пожалуй болѣе соотвѣтствует обстановкѣ.

[90]

Весьма большое, конечно, »преувеличеніе допустили составители «Хроники февральской революціи» в утвержденіи, что «к 4 часам 27 февраля весь город за исключеніем Адмиралтейства, Зимняго дворца и Петропавловской крѣпости находился во власти возставших».

[91]

Военныя училища, которыя старое правительство не считало возможным привлекать к подавленію уличных безпорядков, были в февральскіе дни на положеніи «нейтральных» (Мстиславскій). Правильно было бы сказать о положеніи колебательном: один из документов военной комиссіи, помѣченный 6 ч.50 м. утра перваго марта, гласит, напр., что павловское училище «располагалось, может быть, даже выступить против».

[92]

При отсутствіи матеріала приходится воздерживаться от слишком категорических толкованій, к которым склонны комментаторы большевицких изданій, и связать диктаторскія тенденціи Караулова (если только вѣрить указаніям Шульгина) с попытками использовать Преображенскій полк.

[93]

Стеклов, очевидно, имѣл в виду упомянутое объявленіе Энгельгардта.

[94]

Человѣк иного лагеря, сын члена Гос. Думы Алексѣев, тогда еще студент Петербургскаго университета, в статьѣ «Рожденіе приказа номер первый» (с подзаголовком «из дневника»), напечатанной в 32 г. на столбцах эм. газеты «Возрожденіе», развил противоположный взгляд на происхожденіе этого документа. Он утверждал, что сам присутствовал 28-го в Таврическом дворцѣ, когда «рабочіе и солдатня, представители революціоннаго Петербурга и германскаго ген. штаба создавали «приказ № 1». Алексѣев видѣл отпечатанный на машинкѣ оригинал текста с карандашными и чернильными поправками разными почерками, «заготовленный не в помѣщеніи Думы » принесенный Кливинским. В его присутствіи оригинал текста по использованіи почему-то был иниціаторами передан депутату Караулову, с которым представители революціонной демократіи не были в добрых отношеніях. Глаза Алексѣева вообще в то время видѣли слишком много, а рука его это многое занесла в «дневник». Явившись утром или в ранніе дневные часы в Думу, он застал «необычайное зрѣлище» превращенія Таврическаго дворца в «цитадель» — спѣшно свозилось продовольствіе, заготовляли ручныя гранаты. Вокруг в углах и на балконах говорились рѣчи, «ежеминутно» приводились арестованные и т. д. На этой неудержимой фантастикѣ слишком богатой (памяти очевидца останавливаться, конечно, не стоит. Отмѣчаем ее, как послѣднее (хронологически) выраженіе другой версіи происхожденія «приказа № 1», сдѣлавшейся также общим мѣстом в мемуарах, вышедших из среды представителей «цензовой общественности» 17 г. Там царит на основаніи «внутренняго убѣжденія» вѣра в германское происхожденіе приказа, осуществленного через посредничество особой «подпольной организаціи» (Гучков, Родзянко, Шидловскій и др. — даже отчасти Милюков). У таких «историков» революціи, как Якобій, «приказ № 1», являющій собой выполненіе обязательств перед германским ген. штабом, цѣликом и проредактароваи послѣдним.

[95]

В записи 17 г. Энгельгардт говорит о выборных солдатах, пришедших «приблизительно от 20 различных частей».

[96]

В записи 17 г. значится: «приказ, проектированный ими, много меньше затрагивал основы военной (дисциплины, чѣм приказ № 1, и касался лишь выборов младших офицеров и установленія нѣкотораго наблюденія солдат за хозяйством в частях войск».

[97]

В записи 17 г. Энгельгардт свидѣтельствовал, что вопрос был обсужден в засѣданіи Врем. Комитета.

[98]

В записи 17 г. говорится, что предложено было принять участіе в разработкѣ Энгельгардту, как предсѣдателю военной комиссіи Кстати сказать, что он уже им не был. Функціи предсѣдателя принял, Гучков, назначив своим помощником ген. Потапова.

[99]

Мы видим, как далек Керенскій от дѣйствительности, когда утверждает, что «приказ № 1 был опубликован в отвѣт (?) на распоряженіе Энгелъгардта.

[100]

Не менѣе рѣзко выразился на совѣщаніи членов Гос. Думы 18 іюля крайне поправѣвшій за дни революціи депутат Масленников — он говорил о «проходимцах», засѣдавших в Исп. Ком. С. и Р. Д. и проявивших изданіем «приказа № 1» не то «подлость», не то «безуміе»..

[101]

Косвенное подтвержденіе можно найти в воспоминаніях Гучкова, который отнес разработку «приказа» на ночь, когда он возвращался из Пскова.

[102]

Побасенка от том, что «приказ № 1» явился актом «временнаго правительства», настолько прочно укоренилась в сознаніи нѣкоторых кругов, что ее через много лѣт повторил в воспоминаніях в. кн. Александр Мих., а придворный исторіограф ген. Дубенскій так опредѣленно знал, что Алексѣев «полтора часа» уговаривал Гучкова не опубликовывать этого «приказа». Военную среду донельзя раздражали заявленія представителей революціонной демократіи. что они в свое время вынуждены были обстоятельствами издать приказ № 1.

[103]

Сам Иванов выѣхал позже, и его вагон был прицѣплен к эшелону в Оршѣ. Этот факт, как мы увидим, он позже и пытался при допросѣ в Чр. Слѣд. Комиссіи использовать, как доказательство того, что никакой карательной экспедиціи не было.

[104]

По разсказу Ломоносова Иванов требовал пропустить до Ц. С. с отдѣльным паровозом только один его вагон. Думскій (комиссар Бубликов запросил Врем. Ком. и получил будто бы приказ: «пропустить». Несуразность этого разсказа столь очевидна (Иванов прибыл в Царское со всѣм своим отрядом), что ген. Мартынов вольно или невольно сдѣлал подмѣну и говорит, что по инструкціи Вр. Ком. Иванову был дан экстренный поѣзд. (Отсюда вывод: Врем. Ком. видѣл в Ивановѣ «не столько врага, сколько союзника»).

[105]

Бородинскій полк шел тремя эшелонами и спеціальным эшелоном батареи. К моменту, когда разыгрались событія, в Лугѣ находились два первые эшелона.

[106]

Нѣсколько неясно лишь о пулеметной командѣ полка, о которой упоминал Иванов, как ушедшей вмѣстѣ с «моряками» в Петербург. Отсюда пошел слух, что полк «побратался» (Мстиславскій) с возставшими.

[107]

О свиданіи его с имп. Александрой Федоровной в другом мѣстѣ.

[108]

Письмо к Гучкову было опубликовано еще в революціонные дни в «Русском Инвалидѣ».. Между прочим, Иванов писал, что его вагон был просто «прицѣплен» к поѣзду с Георгіевским батальоном. Вѣроятно, это и послужило основой для ломоносовской легенды, приподнесенной автором в видѣ разсказа о том, как под вывѣской таинственной поѣздки георгіевских кавалеров на выставку трофеев в Ц. С. пытались сокрыть истинную цѣль посылки экспедиціи ген. Иванова.

[109]

Блок пишет, что Доманевскій был командирован ген. Занкевичем для «исполненія должности начальника штаба» в отрядѣ Иванова. Сам Иванов об этом в показаніи не упоминает и говорит, что были (присланы «два человѣка… сообщить и оріентировать». (В показаніях Иванов говорит о встрѣчѣ с Тилле, но в письмѣ Гучкову называет и Доманевскаго).

[110]

Ген. Занкевич, командовавшій 28-го правительственвыми войсками на Дворцовой пл., 2-го по приказанію Родзянко запрашивал управленіе ген. кварт, в Ставкѣ о положеніи на фронтѣ.

[111]

В воззваніи этого не было, но очевидно так была информирована Ставка. По крайней мѣрѣ и ген. Болдырев в свой псковскій дневник записал нѣчто аналогичное.

[112]

«Прихвастнул я» — замѣчает мемуарист, освѣдомленный через ген. Потапова, что для встрѣчи на «6-й верстѣ» имѣется 4 пушки и шесть тысяч солдат.

[113]

Шульгин утверждает, что на одной из станцій они были даже соединены прямым проводом с находившимся в Гатчинѣ Ивановым и имѣли довольно длительную бесѣду с ним: «старик стремился повидаться с нами, чтобы рѣшить, что дѣлать». Иванов жаловался на то, что отрѣзан от Петербурга, жаловался на разложеніе георгіевцев и пр. Из-за спѣшки дѣло ограничилось лишь информаціонными разговорами. Сообщеніе Шульгина довѣрія не возбуждает.

[114]

Ивановым был арестован лишь начальник станціи не то Вырицы, не то Царскаго Села. В служебной запискѣ Тихменева упоминается начальник царскосельской станціи, котораго Иванов увез с собой в Вырицу «по неизвѣстной причинѣ».

[115]

По утвержденію Шидловскаго, «журнал Комитета» был составлен __ «один общій для періода 27 февраля — 10 марта», так что он дѣйствительно писался post factum, «и старанія раздѣлить все это время на отдѣльныя засѣданія оказались не осуществимыми». Не подразумѣвается ли под таким протоколом то обозрѣніе, которое редактировал Милюков?

[116]

Интересно, что и во Временном Комитетѣ выставлены были подобные же аргументы в пользу кандидатуры Керенскаго. Так утверждает б. московскій прокурор Чебышев, ссылаясь на Максакова: «Керенскій был назначен в вѣдомство, гдѣ он мог «меньше принести государству вреда».

[117]

Я должен исправить не совсѣм понятную теперь для меня ошибку в текстѣ моей книги «На путях к дворцовому перевороту». Там сказано, что кандидатура Керенскаго выдвинулась тогда, когда предварительный список, оглашенный Милюковым в залах Таврическаго дворца, вызвал бурный протест. Тогда члены Врем. Комитета пожертвовали Маклаковым и уговорили Керенскаго принять назначеніе. Колебались между этими двумя именами. Но как раз в первоначальном наброскѣ состава Временнаго Правительства, помѣченном 1 марта, значится первой фамилія Керенскаго — она зачеркнута, и вставлено Маклаков».

[118]

Этот вопрос подробно разобран в моей книгѣ «Судьба имп. Николая II послѣ отреченія».

[119]

«Я лично — добавляет мемуарист — подписал единственный, подсунутый мнѣ ордер об арестѣ за всю революцію. Моей случайной жертвой был человѣк, во всяком случаѣ, достойный своей участи болѣе, чѣм сотни и тысячи. Это был Крашенинников — сенатор и предсѣдатель петербургской Судебной Палаты — возможный (?) глава царистской реакціи, вдохновитель серьезных монархических заговоров».

[120]

8-го марта совершенно неожиданно иниціатором одного из арестов является представлявшей тогда в Исп. Ком. трудовиков Н. В, Чайковскій: по его предложенію постановлено было арестовать протопр. военнаго вѣдомства Шавельскаго. Мотивы рѣшенія в протоколѣ не указаны. Шавельскій был арестован и находился под арестом в теченіе двух суток.

[121]

Находившіеся в Думѣ репортеры говорили Керенскому, что он в данный момент всемогущ в Россіи (франц. текст воспоминаній).

[122]

В воспоминаніях Керенcкаго студент не играет никакой роли. Это он, Керенскій, пришедшій тогда уже, когда Родзянко приглашал Щегловитова в свой кабинет, оборвал чрезмѣрную любезность Родзянко словами: «Щегловитов здѣсь не ваш гость, и я отказываюсь его освободить». В воспоминаніях Родзянко никакого Керенскаго не было, когда группа преображенцев привела к нему арестованнаго Щегловитова. Пораженный произволом Родзянко приказал освободить Щ., но солдаты сомкнулись вокруг своего плѣнника и самым «вызывающим образом» показали предсѣдателю свои винтовки, послѣ чего Щ. был уведен «нензвѣстно куда». По словам Керенскаго, он немедленно послѣ захвата предсѣдателя Гос. Совѣта направился в министерскій павильон и пытался убѣдить Щегловитова, во имя искупленія своего прошлаго, оказать родинѣ услугу, (протелефонировав в Царское Село о безполезности сопротивленія и посовѣтовав отдаться на милость народа. Щегловитов с твердостью от этого отказался.

[123]

Для того, чтобы избѣжать упреков за то, что он Думу превращает в полицейскую кордегардію, Керенскій нарочно избрал «министерскій павильон», находившейся как-бы внѣ Думы к соединенный с ней крытой галлереей.

[124]

Были аресты, произведенные и по иниціативѣ самого Врем. Комитета — так «по приказу правительства» (т. е. Вр. Ком.), был арестован финл. ген.-губ. Зейн и его помощник Боровитинов.

[125]

Впрочем, условія, в которыя поставлена была графиня, находившаяся с 11 марта уже под домашним арестом, были довольно таки своеобразны в революціонной обстановкѣ. Как утверждает комендант Таврическаго дворца, Перетц, у нея была собственная комбинированная охрана, ею оплачиваемая: 8 человѣк «домашней охраны» и 15 солдат гвардейскаго экипажа. Гвардейцы получали двойную плату —по 2 руб. в .день.

[126]

Упоминавшійся уже французскій журналист Анэ, со слов одного присутствовавших членов Совѣта, говорит, что в Екатерининском залѣ с Сухомлиновым произошел такой инцидент. Какой-то солдат бросился на него со штыком на перевѣс. Не сплошавшій Сухомлинов погрозил солдату пальцем — и солдат отступил. Пусть это будет только ходячим анекдотом — он характеризует обстановку.

[127]

Жевахов все же был арестован. Когда его привезли в Таврическій дворец, «толпа ревѣла» и забрасывала камнями каміон. Но конвой покинул арестованнаго, и Жевахову пришлось итти самоарестовываться и самому отыскивать путь в «министерскій павильон».

[128]

По утвержденіям Керенскаго, это была в ночь на 3-е марта; по словам самих заключенных, в ночь на 2-ое. Послѣднюю дату сообщает и Зензинов, принимавшій непосредственное участіе в ночной операціи.

[129]

В первые два дня обстановка была, как cвидѣтельствуют воспоминанія того-же Жевахова, нѣсколько иной, несмотря на то, что арестованные были окружены «озвѣрѣвшей» толпой, желавшей «растерзать» бывших министров. Сохраним стиль б. тов. обер-прокурора Св. Синода: «Подлѣ арестованных суетились жидки, семинаристы, выпущенные на свободу политическіе преступники. Каждый из них старался быть отмѣнно и изысканно вѣжливым, внимательным и предупредительным. Обращаясь к арестованным, они говорили: «когда мы сидѣли в тюрьмѣ, то вы надѣвали на нас кандалы, а вот мы угощаем вас папиросами; и тут же появлялся огромный поднос с табаком и папиросами. Откуда-то явились и сестры милосердія или же переодѣтыя курсистки с уголовным прошлым, я не знаю»… Сестры разносили чай, одна из них «открыто возмущалась чинимым насильем, была посредницей в перепискѣ заключенных с родными»… Жевахов говорит, что появившійся в павильонѣ с «цѣлой свитой» Керенскій произнес рѣчь на тему, что они арестованы только потому, что он хотѣл сохранить им жизнь, так как при народном гнѣвѣ против слуг прежняго режима каждый из них рисковал сдѣлаться «жертвой народной расправы».

[130]

Ошибка — старшій Хвостов не был арестован, а младшій Алексѣй был арестован позже в процессѣ разcмотрѣнія его дѣла в Чр. Сл. Комиссіи.

[131]

Как будто это подтверждает болѣе правильное опредѣленіе часа, даннаго Курловым.

[132]

Керенскій перечисляет Сухомлинова среди тѣх 8 министров, которых он предупредил в ночь на; 3-е марта, но в спискѣ Керенскаго не оказалось Макарова и других, которых, в общем, по воспоминаніям Зензинова, было 12 человѣк.

[133]

Эпидемія арестов в большей или меньшей степени прошла по всей Россіи. (В минимальных размѣрах ее можно отмѣтить для Москвы). Со всѣх концов из провинціи повезли арестованных в центр. Значительное число их в первое время попадало в Думу, здѣсь они регистрировались, распредѣлялись и освобождались особой думской комиссіей по «принятію задержанных военных и высших гражданских чинов», получившей, в общежитіи наименованіе «комиссія по разгрузкѣ» Таврическаго дворца. Комиссія дѣйствовала в теченіе всего марта. Через мѣсяц в кордегардіи Тав. дворца, отошедшаго в вѣдѣніе Совѣта, так как правительство перешло в Маріинскій дворец, осталось 16 чел. (Р. В.). Однако, отвѣтственныя лица среди арестованных — «опасные для новаго режима» — зачислялись за министром юстиціи, от котораго и зависѣла их дальнѣйшая судьба.

[134]

И не только в сѣверной столицѣ, пережившей боевые дни. Старый революціонер, полк. Оберучев, прошедшій во время эмиграціи жизненную школу «свободных стран» — Швейцаріи и Соед. Штатов, в кіевских воспоминаніях говорит о том «вкусѣ» к предварительным арестам «в порядкѣ цѣлесообразности», который развился среди лиц, возглавлявших общественный организаціи. Толпа шла дальше и, подобно революціонерам «Петербургской стороны», требовала подчас арестов «инакомыслящих».

[135]

Накипь эту сгустило не только появленіе на авансценѣ освобожденнаго толпой из-под тюремных замков уголовнаго элемента, но и участіе в событіях дня добровольцев «стараго режима». Прис. пов. Кнатц (Катенев), сдѣлавщійся особым комиссаром «по охранѣ архива, разгромленнаго толпой департамента полиціи, разсказывает о своеобразной картинѣ, представившейся ему при посѣщеніи особняка мин. вн. д. Громили департамент какіе-то «вѣрноподданные» революціонеры открывшіе несгораемые шкапы, заглянувшіе в департаментскія бумаги, но оставившіе совершенно не тронутыми всѣ царскіе портреты. К этим добровольцам стараго политическаго сыска могли присоединяться, конечно, и нѣмецкіе агенты. Надо ли говорить, что усиленно распространявшіеся тогда слухи, что революція освободила болѣе 300 нѣмецких шпіонов из Петропавловской крѣпости — сплошная фантазія любителей сенсацій, легко попадавших в дневники и письма иностранных наблюдателей смутной эпохи (напр., гр. Шамбрэн — секретарь французской миссіи).

[136]

Обыватель чувствовал себя на подмостках героической пьесы —скажет Троцкій.

[137]

Русскій человѣк, в представлены Оберучева, не мог сразу «выттряхнуть» из себя «жандармское нутро», которое было впитано им, благодаря «жизни при полицейском строѣ старой Россіи». Исторія послѣдних десятилѣтій с особой отчетливостью показала, однако, что дрожжи, на которых поднимается революціонное насиліе, отнюдь не вырабатываются только в лабораторіи традиціи стараго городка.

[138]

Обратим вниманіе —Милюков не счел нужным в этот момент упомянуть о Госуд. Думѣ.

[139]

Пет. Тел. Аг. в ночь на 3-ье марта была разослана соотвѣтствующая циркулярная телеграмма.

[140]

«Что такое революція», задавало вопрос «Новое Время» 12 марта и отвѣчало: «Революція не разрушеніе, а созиданіе, не смерть, а возстаніе к истинной жизни. И да будет еще и еще благословенна великая русская революція».

[141]

В воспоминаніях Шляпникова отмѣчается, что в большевицких кругах послѣ совѣтскаго пленума проявилась тенденція немедленной агитаціи за вооруженное выступленіе против временнаго правительства, но у послѣдняго «тогда оружія было куда больше, чѣм у нас». — «Соотношеніе сил не позволяло ставить вопрос в плоскость борьбы с оружіем в руках».

[142]

Таким образом Кишкин цѣликом примыкал к позиціи, к которой склонялись в Петербургѣ представители революціонной демократіи, отстаивавшіе первоначально непредрѣшенчество формы правленія. Характерно, что Кишкин еще 1-го марта с большим волненіем, (он даже расплакался) на первом собраніи Комитета общ. орг. говорил против сохраненія монархіи.

[143]

Настроенія «буржуазных» кругов вовсе не были так единодушны. Примѣром может служить Н. Новгород, гдѣ телеграмма правительству с противомонархической резолюціей была принята 3 марта 44 голосами против 30. Впослѣдствіи на Государственном Совѣщаніи Рябушинскій вспоминал, с каким «единодушіем» московскіе промышленники привѣтствовали «сверженіе презрѣнной царской власти». В Симбирскѣ торгово-промышленный союз высказался единогласно за республику.

[144]

В постановленіи Совѣта имѣлось еще требованіе включенія в программу временнаго правительства пункта о предоставленіи всѣм національностям права національнаго и культурнаго самоопредѣленія. Постановленіе это не отразилось на текстѣ согласительной программы.

[145]

Причины мы не знаем. Годнев занял весьма своеобразную позицію в революціонном правительствѣ. Позднѣе в Совѣщаніи членов Думы 18 іюля он заявил, напр., что согласился занять пост государственнаго контролера -при условіи, что не будет входить в состав Совѣта Министров (?!).

[146]

Ниже мы наглядно увидим, какую путаницу вызвала двойственная терминологія «временнаго правительства» в умах современников.

[147]

Это посильно сдѣлано на страницах первой части моей работы, посвященной «Легендѣ о сепаратном мирѣ».

[148]

«На этой почвѣ несомнѣнно, разовьются событія, сдержать которыя можно временно цѣною пролитія крови мирных граждан, но которыя при повтореніи сдержать будет невозможно».

[149]

В напечатанном Сторожевым текстѣ нѣт той заключительной фразы, которую приводит в воспоминаніях Родзянко (он передает эту телеграмму, хотя и берет в кавычках, очень сокращенно): «Молю Бога, чтобы в этот час отвѣтственность не пала на Вѣнценосца».

[150]

Дворцовый комендант Воейков в своих воспоминаніях говорит, что Царь не отвѣтил на первую телеграмму Родзянко по формальным причинам, — потому что она была от имени уже распущенной Думы. Придуманное мемуаристом объясненіе фактически невѣрно, так как телеграмма Родзянко была (получена в Ставкѣ значительно раньше сообщенія Голицына об отсрочкѣ засѣданій Думы. А главное Дума вовсе не была распущена, слѣдовательно, председатель ея не терял своего званія.

[151]

Я тогда же записал со слов ближайших сотрудников «Русских Вѣдомостей» в дневник эту поразившую меня характеристику.

[152]

Копія эта входит в серію документов, опубликованных Вильчковским

[153]

Военный министр отозвался в Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи полным незнаніем по поводу телеграммы и утверждал, что он о ней «в первый раз» слышит.

[154]

Изслѣдователю, и в особенности эмигранту, пока приходится итти ощупью и (пользоваться разрозненными публикаціями документов: в сводкѣ Блока, у Сторожева, в «Красном Архивѣ» и т. д. В документах Ставки, опубликованных в «Красном Архивѣ», и по другой копіи в воспоминаніях Лукомскаго, личная телеграмма Николая II отсутствует, хотя по утвержденію Воейкова, она прошла через военно-походную канцелярію.

[155]

Нѣкоторое сомнѣніе возбуждает телеграмма Рузскаго. На подлинникѣ ея имѣется памѣтка: 2 час. 28-го. А на копіи, имѣющейся в том же дѣлѣ: «Представлено Его Вел. 27». Зная педантичность Алексѣева, трудно предположить ошибку в датированіи. Царь в 1 час ночи переѣхал уже в свой поѣзд, отправлявшійся на зарѣ из Могилева. Можно предположить, что помѣтка на оригиналѣ относится к моменту, когда оригинал был доставлен начальнику штаба. Телеграмма была адресована непосредственно Царю.

[156]

Вѣрнѣе, телеграмма была направлена в адрес главнокомандующаго Сѣверным фронтом, как ближайшим к столицѣ.

[157]

Телеграмма Бѣляева стояла в рѣзком противорѣчіи с тѣм, что сам Бѣляев телеграфировал перед тѣм, в 1 ч. 20 м., Алексѣеву. Там было сказано: «Начавшіяся с утра в нѣкоторых войсковых частях волненія твердо и энергично подавляются оставшимися вѣрными своему долгу ротами и батальонами. Сейчас не удалось еще подавить бунт, но твердо увѣрен в скором наступленіи спокойствія, для достиженія коего принимаются безпощадныя мѣры. Власти сохраняют полное спокойствіе». Эта телеграмма, дѣйствительно, разительно противоречила существовавшей обстановкѣ.

[158]

Прямая ссылка Алексѣева в разговорѣ с Даниловым на телеграмму военнаго министра за № 107, в силу которой Император повелѣл назначить Иванова главнокомандующим Петербургскаго военнаго округа, упраздняет другія существующія версіи. Так Блок утверждал, что Иванов был назначен под вліяніем позднѣйшей телеграммы предсѣдателя Совѣта министров Голицына, настаивавшей на командированіи в столицу пользующегося популярностью в войсках боевого генерала, что, в свою очередь, отчасти могло подтверждать версію, которую устанавливал придворный исторіограф ген. Дубенскій. По его словам (в записях, цитируемых Блоком), он и лейб-хирург Федоров (иниціатива принадлежала Дубенскому) уговорили Иванова принять на себя миссію водворенія порядка в столицѣ. Иванов был посажен во время обѣда рядом с Царем и внушил послѣднему мысль о посылкѣ его в Петербург. Обѣд происходил в Ставкѣ в 7 1/2 ч. веч.; Иванов в Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи совершенно опредѣленно заявил, что перед обѣдом Алексѣев объявил ему о его назначеніи, а сам Николай II женѣ телеграфировал в 7 час: «Выѣзжаю завтра 2.30. Конная гвардія получила приказаніе немедленно выступить из Новгорода) в город (т.е. Петербург). Бог даст, безпорядки в войсках скоро будут прекращены».

[159]

Днём Царю представлена была ночная телеграмма Голицына, говорившая о перерывѣ занятій законодательных палат.

[160]

«Великій Князь» — это Михаил Александрович, который, однако, говорил из Петербурга с Алексѣевым значительно позже момента полученія в Ставкѣ телеграммы Голицына. Лукомскій этот разговор отнес к 12 час. дня, а был он в 10 1/2 вечера.

[161]

Автор поясняет: «Дѣйствительно, у ген. Алексѣева температура была болѣе 39 градусов».

[162]

В воспоминаніях помощ. ген.-кварт, полк. Пронина, изданных послѣ воспоминаній Лукомскаго, как бы подтверждается разсказ послѣдняго. Достаточно освѣдомленный, как будто, автор говорит: «В теченіе второй половины дня ген. Алексѣев… нѣсколько раз был с докладом у Государя и упрашивал его.. .послѣдовать совѣтам кн. Голицына и Родзянко и дать отвѣтственное министерство… Вечером ген. А. вновь был у Государя и просил его даровать отвѣтственное министерство. «На колѣнях умолял Его Величество, — сказал он, грустно качая головой, возвратившись из дворца: — не согласен». Надо имѣть в виду, что свой «дневник» автор цитирует в кавычках только с записей 1-со марта.

[163]

Обращаю вниманіе на подчеркнутыя слова.

[164]

«Завтра при утреннем докладѣ, — заканчивал Алексѣев, — еще раз доложу Е. И. В. желательность теперь же принять нѣкоторыя мѣры, так как вполнѣ сознаю, что в таких положеніях упущенное время бывает невознаградимо».

[165]

Результатом этого совѣщанія о продовольствіи и была правительственная декларація в Гос. Думѣ 25-го и собраніе в тот же день в Городской Думѣ с представителями от общественных и рабочих организацій. (См. мою книгу «На путях к дворцовому перевороту»).

[166]

«Несмотря на всѣ убѣжденія в том, что ему надлежит выйти в отставку, чтобы облегчить Государю Императору разрѣшеніе назрѣвающаго и все возрастающаго конфликта, — добавляет мемуарист, — кн. Голицын оставался неумолимым в своем рѣшеніи, объяснив, что в минуту опасности он своей должности не оставит, считая это позорным бѣгством, и этим только еще больше усложнил и запутал создавшееся положеніе». Это, как мы уже знаем, совершенно не соотвѣтствовало дѣйствительности, так как совѣщаніе было послѣ посылки Голицыным телеграммы в Ставку. Может быть, слова Родзянко надо считать отзвуком предварительной бесѣды, которую вел Родзянко с Голицыным 26-го…

[167]

До нѣкоторой степени в план был посвящен Шульгин, с которым предварительно Маклаков совѣтовался. Шульгин, по обыкновенію не помнит, что в воскресенье 26-го обсуждалось в бюро прогрессивнаго блока, но помнит, что предложил «не отдѣлываться общей формулой» и намѣтить конкретно людей, довѣріем общества облеченных», — на случай, если правительство согласится пойти на путь соглашенія с Думой, но список не составили, потому что нашли, что это «еще… невозможно».

[168]

Хронологическое совпаденіе показаній Бѣляева и отчасти Голицына с записью Палеолога позволяет допустить, что рѣшеніе о телеграммѣ, дѣйствительно, было принято в ночном совѣщаніи министров 26-го. Выбитые событіями 27-го из колеи министры запоздали с отправкой телеграммы, или на них повліяли правые.

[169]

К сожалѣнію непосредственные «записи-дневники» ген. Дубенскаго мы знаем лишь по отрывочным использованіям их Блока, или по выдержкам, прочтенным в Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи при допросѣ Дубенскаго. Другой «свитскій», полк. Мордвинов, в воспоминаніях. правильно отмѣчая, что в телеграммѣ Голицыну Царь не соглашался на перемѣну в составѣ правительства, говорит, что Николай II нѣсколько «раздраженно» и «нетерпѣливо» реагировал на соотвѣтствующія обращенія к нему.

[170]

По словам Пронина. в офицерской средѣ Ставки дворцовый комендант высказывался против реформ: «Знаем мы их, дай им палец, а они захотят отнять и всю руку: ещё посмотрим».

[171]

См. напр., дневник члена Гос. Совѣта гр. А. А. Бобринскаго.

[172]

Государевы дѣти уже были больны. А. Ф, писала мужу 26-го: «Бэби — это одна сплошная сыпь. — покрыло его, как леопарда. У Ольги большія плоскія пятна. Аня (Вырубова) тоже покрыта сыпью. У всѣх болят глаза и горло».

[173]

Очевидно, рѣчь идет о совѣщаніи правых членов Гос. Совѣта. По словам Протопопова, в засѣданіе Совѣта министров прибыли Трепов, Ширинскій-Шахматов, Маклаков с предложеніем ввести особое положеніе. Предложеніе было отвергнуто, — утверждал Протопопов: он ошибался… В воспоминаніях кн. Шаховского разсказывается о проектѣ сбросить ночью бомбы на Таврическій дворец и уничтожить «революціонное гнѣздо», «не оставить камня на камнѣ». Предполагалось использовать летчиков Царскаго Села. «К сожалѣнію, — пишет Шаховской, — Бѣляев не рѣшался сдѣлать это боясь громаднаго числа жертв»…

[174]

В опубликованной перепискѣ Ник. Ал. и Ал. Фед. нѣт телеграмм послѣдней. «Мѣстонахожденіе их редакціи неизвѣстно — сообщается в предисловіи. Таким образом неизвѣстен оригинал, которым пользовался Блок среди матеріалов Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи.

[175]

В опубликованной перепискѣ нѣт никаких откликов, а между тѣм Ник. Ал. не оставлял без немедленнаго отвѣта ни одной телеграммы жены. Революціонным анекдотом, подхваченным Троцким и др., является разсказ о том, как телеграммы Царя, которыя слѣдовали одна за другой, возвращялись с карандашной помѣткой: мѣстонахожденіе адресата неизвѣстно. Об этом говорит и Вырубова, — от ея нѣсколько истеричнаго повѣствованія, быть может, и пошел «революціонный» анекдот.

[176]

Иванов арестовал человѣк 30-40, отпущенных им по прибытіи в Ц. Село.

[177]

Надо думать, что телеграмма Хабалова была послана «вслѣд на вокзал Царю», как это было сдѣлано с «вѣріноподданической» депешей выборных членов Гос. Совѣта, полученной около 2 час. ночи.

[178]

Память Иванова не отличалась отчетливостью. Так в показаніях он говорит, что до бесѣды с Царем задал по телеграфу Хабалову десять вопросов о состояніи Петербурга. Блок, имѣвшій в своем распоряженіи тѣ «три жёлтенькіе листочка», на которых собственной рукой Иванова были записаны «пункты», утверждает, что переговоры по прямому проводу происходили в 8 час. утра 28-го, т. е. послѣ выѣзда Царя из Могилева. Вѣроятно, Иванов запросил подробностей в связи с полученной Алексѣевым телеграммой о том, что положеніе «до чрезвычайности трудно». Отвѣт Хабалова был принят в Ставкѣ в 11 час. 30 мин. Главнокомандующій военным округом на вопросы Иванова отвѣтил пессимистически: «В моем распоряженіи в зданіи главнаго адмиралтейства четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, двѣ батареи, прочія войска перешли на сторону революціонеров или остаются на соглашеніи с ними нейтральными. Отдѣльные солдаты и шайки бродят по городу, стрѣляя в прохожих, обезоруживая офицеров; всѣ вокзалы во власти революціонеров, строго ими охраняются; весь город во власти революціонеров, телеграф не дѣйствует, связи с частями города нѣт; министры арестованы революціонерами» и т. д. Только относительно продовольствія Хабалов указал, что на 25-ое в городѣ запаса муки было 5 1/2 мил. пудов. Положеніе в Петербургѣ было признано безнадежным уже в 21 ч. 30 м., когда Бѣляев телеграфировал Алексѣеву, что войска по требованію морского министра выведены из адмиралтейства, чтобы не подвергать разгрому зданіе. Перевод войск в другое мѣсто считали безцѣльным в виду «неполной их надежности». Часть была разведена по казармам.

[179]

Блок указывает, что Иванов считал впослѣдствіи свои полномочія отпавшими, так как Алексѣев их не подтвердил. В дѣйствительности Алексѣев телеграфировал военному министру вышеприведенное «высочайшее повелѣніе, отданное словесно через ген.-ад. Иванова около трех часов», и просил Бѣляева «изыскать всѣ способы вручить это повелѣніе предсѣдателю Совѣта Министров».

[180]

Дубенскій, конечно, скажет (в воспоминаніях), что Иванов ему разсказывал послѣ перваго разговора с Царем, что он из уст Царя услышал:, что дается «отвѣтственное министерство» и что об этом послана телеграмма в Петербург.

[181]

Современники мемуаристы, которых в той или иной степени можно отнести к числу адептов «стараго режима» (Шульгин, Дубенскій и др.), выражают удивленіе, что в февральскіе дни никто в столицѣ не вспомнил про юнкерскія училища — они могли послужить опорой для зашиты поставленнаго под угрозу государствеинаго порядка. В Ставкѣ удивлялись, — вспоминает Дубенскій, — что ген. Хабалов не воспользовался такими твердыми частями, как петроградскія юнкерскія училища, в которых в это время сосредоточивалось нѣсколько тысяч юнкеров. «Если бы кто-нибудь понял значеніе военных училищ… эта минута могла спасти все», — разсуждает Шульгин. Надо ли говорить, что по отношенію «к юнкерской молодежи в дни войны еще болѣе примѣнимо положеніе, которое Рузскій выдвигал в письмѣ Гурко 19 февраля и повторил в телеграммѣ Царю 27 февраля: современная армія однородна с тылом и отражает его настроенія. По свидѣтельству ген. Гурко было рѣшено вообще не прибѣгать к помощи юнкеров при усмиреніи безпорядков. Думается, что главную роль здѣсь играли не только соображенія «политической благонадежности». Только революція превратила учащуюся молодежь в гражданских борцов. Такая психологія органически была чужда дореволюціонному времени.

[182]

Подобная угроза уже заключалась в объявленіи Хабалова 25-го о досрочном призывѣ рабочей молодежи, если к 28-му не закончится стачка.

[183]

Петербургскія газеты 26-го не вышли. О характерѣ описываемаго собранія приходится судить по отчету Охраннаго Отдѣленія министру вн. д. Отчет напечатан в работѣ Шляпникова.

[184]

Из этого явствует, что легкомысленный Протопопов, высказывавшій 26-го увѣренность, что рабочіе встанут на работу, не так уже был далек от правильной оцѣнки реальнаго положенія или возможной дѣйствительности… Секретарю французскаго посольства тогда казалось, что достаточно Царю въѣхать верхом в столицу в сопровожденіи митрополита, чтобы прекратить волненія.

[185]

Однако и в отношеніи 27-го надлежит сдѣлать оговорку — утром никаких «уличных боев» (Шляпников) не происходило, — быть может лишь к вечеру Петербург мог нѣсколько напоминать «осажденный город», когда повсемѣстно стрѣльба начала сливаться, по выраженію рабочаго Кондратьева в «общій гул», а по неосмотрительно употребленным Родзянко словам «на улицах… началась форменная рѣзня».

[186]

Бѣлецкій в Чрезв. Слѣдств. Ком. объяснял это выдѣленіе недовѣріем к Рузскому который тяготѣл к Гос. Думѣ и был будто связан с Гучковым.

[187]

Шкловскій, служившій в броневой части, говорит, что за 3-4 дня до революціи было отдано распоряженіе привести моторы на блиндированных автомобилях в состояніе бездѣйствія и сосредоточить послѣдніе в Михайловском манежѣ.

[188]

Из царской переписки, однако, легко выясняется, что гвардейскій экипаж пользовался исключительным довѣріем верховной власти: матросы всегда были «сердцу их ближе».

[189]

Бывшій саратовскій губернатор Стремеухов, прославившійся своей борьбой с іером. Илліодором, идет еще дальше и видит (причины февральских «голодных» безпорядков в сознательной задержкѣ какими-то «таинственными силами» хлѣба на станціях желѣзных дорог Это была как бы провокація наоборот, которую отмѣчали раннія донесенія департамента полиціи.

[190]

См. мою книгу «На путях к дворцовому перевороту».

[191]

По утвержденію «придворнаго скорохода» Оамера матросы прибыли в Ц. С. уже в декабрѣ.

[192]

Естественно, «сказка» эта о пулеметах на крышах церквей попала и в добросовѣстныя иностранныя обозрѣнія событій революціонных дней (Chessin).

[193]

Легенда о том, как революціонные желѣзнодорожники преградили путь литерным поѣздам на ст. Дно, как было указано, имѣет еще меньшую базу под собою. Повидимому, и эта легенда родилась в Ставкѣ. По крайней мѣрѣ, ее повторяет вел. князь Александр Мих., ссылаясь на разсказы своего брата Сергѣя, находившагося в Ставкѣ.

[194]

Перед тѣм Ник. Ал. получил успокоительную телеграмму из Царскаго, на которую в Лихославлѣ отвѣтил: …«Рад, что у вас благополучно. Завтра утром надѣюсь быть дома»….

[195]

Я лично был проѣздом случайным очевидцем фактов, разсказанных буфетчиком со ст. Любань инж. Ломоносову.

[196]

Царь твердо был увѣрен в надежности арміи.

[197]

Столыпин говорил, что Царь в разговорах с ним часто ссылался на многострадальнаго Iова, в день котораго он родился — записал Палеолог со слов Сазонова. Неудачливость мужа в связи с днем Іова отмѣчала и А. Ф. Малодушія и трусости не было в характерѣ Царя — Верховскій разсказывает, какое сильное впечатлѣніе на него в молодости произвела выдержка Николая II в момент инцидента, происшедшаго на водосвятіи на Невѣ 6 января 1905 г., когда одно орудіе из Петропавловской крѣпости произвело выстрѣл картечью, разорвавшейся непосредственно за царской трибуной. Николай II спокойно ожидал всѣ 101 выстрѣл.

[198]

Быть может, именно к этому моменту слѣдует отнести характерную деталь. Прождав болѣе получаса, Рузскій пошел в купэ Воейкова и застал его спокойно развѣшивающим на стѣнах какія то фотографіи — Воейков «забыл» доложить Царю». (В передачѣ Вильчковскаго сцена относится к моменту, предшествовавшему докладу)

[199]

Каждый из них относит слова Рузскаго к различным моментам.

[200]

В область мемуарных переживаній, очевидно, надо отнести утвержденіе помощника Лукомскаго, полк. Пронина; «Будь Император в Ставкѣ, событія приняли бы, болѣе, чѣм вѣроятно, другой оборот».

[201]

Керенскій совершенно ошибочно приписывает Родзянко посылку утром 2-го марта спеціальной телеграммы от имени Думы с требованіем отреченія.

[202]

Волненіе Савича отмѣчает и Данилов. Другой мемуарист, очень пристрастный в своих отметках, нѣсколько по иному изображает настроеніе ген. Савича в этот рѣшающій день — правда, через нѣсколько часов послѣ сцены, о которой идет рѣчь. В посмертных воспоминаніях Гучкова говорится: «В вагонѣ, в котором происходила бесѣда об отреченіи Государя, кромѣ Рузскаго, Шульгина и меня, находился ген. Савич. б. командир корпуса жандармов. Помню, как меня тогда возмутило его веселое настроеніе. У нас было глубокое ощущеніе трагизма этого момента, а у него: «Ах, слава Богу, кончилось все это..,» Этот жандарм, ликующій во время отреченія его монарха, является символической фигурой». В Псковѣ, естественно, появилось чувство облегченія в момент, когда, по выраженію самого Гучкова в показаніях, «тяжелая операція, которая назрѣвала и должна быта совершиться, наконец, закончилась».

[203]

Из писем А, Ф. хорошо извѣстно, насколько она враждебно относилась к этому политическому дѣятелю. В дневникѣ ген. Поливанова за 12 г. вод 18 февраля имѣется такая анекдотическая отмѣтка: «Военный министр передал мнѣ, что Государь сегодня опять говорил с неудовольствіем о Гучковѣ и спрашивал военнаго министра, передал ли он ему, что Государь называет его «подлецом». Сухомлинов отвѣтил. что такого случая еще не представилось». Палеолог называет в дневникѣ Гучкова «личным врагом Их Величеств».

[204]

По воспоминаніям Дубенскаго в разговорѣ с Федоровым Царь упомянул, что он останется около сына, будет заниматься его воспитаніем, устраняясь от всякой политической дѣятельности, но что ему было бы очень тяжело оставить родину. На слова Федорова, что ему «никогда не разрѣшат жить в Россіи, как бывшему императору», Ник. Ал. сказал: «Я это сознаю, но неужели могут думать, что я буду принимать когда-либо участіе в какой-либо политической дѣятельности, послѣ того, как оставлю трон».

[205]

По собственноручной записи Федорова, которой пользовался ген. Мартынов, вопрос о гемофиліи наслѣдника Царем был поставлен так: «Григорій Ефимович все время говорил, что А. Ник. к 13 годам будет совершенно здоров. Я и Государыня привыкли вѣрить Гр. Еф., потому что все, что он предсказывал, всегда сбывалось». На это Федоров и отвѣтил: «Если вѣрить в чудо, то можно надѣяться… Современная медицина таких примѣров не знает»,

[206]

В записи Ан. Вл. все время говорится только об одной телеграммѣ. Телеграмму Алексѣеву Царь с самаго начала оставил у себя (по записи Вильчковскаго). По существу, конечно, это второстепенный вопрос — важны перипетіи. связанныя с этим фактом.

[207]

Всѣ, конечно, помнили, как Шульгин в 1906 г. от имени «одного милліона» волынских жителей представлял Царю демонстративныя петиціи «за самодержавіе».

[208]

Очевидно, «истины» касались не лично одного Воейкова, а всей придворной камарильи. Послѣдняя впослѣдствіи мстила Рузскому усиленным распространеніем молвы о псковской «западнѣ», сдѣлавшей невозможным проѣзд Николая II в Ставку. Винберг уже не стѣсняется в квалификаціи сознательнаго предательства стараго генерала. В «правдивых» воспоминаніях Боткиной, гдѣ наворочена куча путаницы, «западня» переносится на ст. Дно. Это здѣсь Рузскій вмѣстѣ с думскими депутатами заставил Царя отречься под угрозой ухудшенія положенія его семьи в Царском Селѣ.

[209]

Шульгин говорит, что Царь спросил: «А. Ник. Вл.?» Кто-то сказал, что ген. Рузскій просил доложить, что немного опоздает. — «Тогда мы начнем без него». Колоритная деталь, если принять во вниманіе все происшедшее. Но очень уж много у Шульгина произвольных построеній.

[210]

Сторожевым она была напечатана, как анонимная записка. Ген. Мартынов засвидѣтельствовал, что, по словам б. нач. опер. отдѣла Ставки Базилевскаго, это — копія протокола, хранившагося в дѣлах его отдѣленія, т. е., запись Нарышкина.

[211]

«Дать… тѣ совѣты, которые мы находим нужным» — в изложеніи рѣчи, данном. Гучковым в показаніях Чр. Сл. Ком. 2 августа.

[212]

В показаніях Чр. Сл. Ком. Гучков, конечно, пропустил всѣ эти выпады против «комитета рабочей партіи». Вѣроятно, Гучков свою аргументацію представлял в болѣе причесанном видѣ, нежели записывал генерал-референт.

[213]

Возможно, что здѣсь политика причесал уже генерал, составлявшій протокол. Гучков, по его словам, говорил рѣзче: «всякая борьба с этим движеніем безнадежна… ни одна воинская часть не возьмет на себя выполненіе этой задачи»… всякая часть, «как только она соприкоснется с петроградским гарнизоном и подышет тѣм общим воздухом, которым дышит Петроград… перейдет неминуемо на сторону движенія»… «Поэтому — добавлял Гучков — всякая борьба для вас безполезна». Сообщая о присоединеніи конвоя Е. В. к новой власти, Гучков сказал: «Видите, вы ни на что разсчитывать не можете». В послѣдующих репликах своих в Чр. Сл. Ком. Гучков утверждал, что его поддержал Рузскій, сказав, что «никаких воинских частей» он не мог бы послать в Петербург.

[214]

В изложеніи Гучкова сказано: «кому-нибудь из великих князей, напр., Мих. Ал.».

[215]

В своем разсказѣ Савич подтверждал, что Рузскій телеграмму передал Царю при Гучковѣ.

[216]

Шульгин: послѣ взволнованнаго слова Гучкова, голос Царя звучал «спокойно, просто и точно». Только акцент был немного чужой —«гвардейскій».

[217]

Шульгин говорит, что Рузскій знал о перемѣнѣ уже тогда, когда к нему приходил Мордвинов (т. е., Нарышкин) за телеграммами. Оговариваясь, что «событія этого дня» (т. е., до момента пріѣзда делегатов) «должно быть» разсказаны ему Рузским, Шульгин заключал: «во всяком случаѣ эти событія можно считать «точно установленными, как я изложил». Однако, на дѣлѣ Шульгин не все точно воспринял. И в данном случаѣ версія, изложенная Ан. Вл., представляется болѣе правдоподобной, т. е. Рузскій не знал до послѣдняго момента о происшедшей перемѣнѣ в рѣшеніи Царя.

[218]

Указаніе, что Царь уже взял перо для подписи манифеста, во всяком случаѣ надо отнести к числу мемуарных вольностей.

[219]

Запись фактическаго перерыва не отмѣчает. А. Шульгин говорит, вопреки утвержденіям Рузскаго и Данилова: «кажется, я просил четверть часа — посовѣтоваться с Гучковым… Но это почему то не вышло».

[220]

Судя по дневнику Болдырева, сомнѣнія Данилова заключались не только в нарушеніи закона о престолонаслѣдіи, но и в морганатическом бракѣ вел. кн. Михаила. На «совѣщаніи в вагонѣ» возник «серьезный вопрос о супружествѣ новаго государя» — записал Болдырев.

[221]

Впослѣдствіи Шульгин, пытался так изобразить ход своей мысли: «пусть будет неправильность!.. Может быть, этим выиграется время. Нѣкоторое время будет править Михаил, а «потом, когда все угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Ал. Ник.». «Как будто не я думал, а кто-то другой за меня, болѣе быстро соображающій» — пишет Шульгин. Это было просто разсужденіе post factum самооправдывающагося носителя идеи легитимизма.

[222]

Лукомскій говорит, что к, составленію проекта он и Базили приступили, вооружившись сводом законов, послѣ телеграммы Рузскаго а том, что Государь просит составить проект манифеста (т. е., около 3 час. дня).

[223]

На генерала Селивачева на фронтѣ манифест произвел совсѣм иное впечатлѣніе. 3 марта он записал в дневник: «По слогу манифеста совершенно ясно, что он продиктован Государю от перваго до послѣдняго слова». Данныя, нами приведенныя, по существу не оставляют мѣста для сомнѣній. Разрѣшить вопрос уже безоговорочно могло бы только недоступное нам ознакомленіе с оригиналом.

[224]

Шульгин — показывал 2 авг. Гучков — «сдѣлал два-три замѣчанія, нашел нужным внести нѣкоторыя второстепенныя поправки». Шульгин предложил: «принеся всенародную присягу». Царь написал: «ненарушимую», что стилистически было гораздо правильнѣе — отмѣчает Шульгин.

[225]

В соотвѣтствіи с заявленіями депутатов.

[226]

«Мы не возражали, быть может, даже подтвердили» — указывал Гучков.

[227]

Этим придавалась юридическая легальность назначеніям, которую в то время хотѣли имѣть делегаты: «Повелѣваем быть Председателем Совѣта Министров» и т. д. Это дало повод Троцкому в «Исторіи русской революціи» говорить о «поддѣлкѣ историческаго акта», так как «дневное рѣшеніе» было «фактически взято обратно в разсчетѣ на болѣе благопріятный оборот колеса».

[228]

Характерно для обстановки, что ни Гучков не замѣтил имѣвшагося в царском поѣздѣ проекта отреченія, ни Рузскій проекта, привезеннаго депутатами. Но показанія Рузскаго мы знаем все же в интерпретаціи посредника, который записывал утвержденіе генерала, что он «рѣшительно никаких документов» в руках делегатов не видѣл. Гучков же сам свидѣтельствовал в Комиссіи.

[229]

В позднѣйших воспоминаніях Гучков говорит, что у Царя был заготовлен текст манифеста.

[230]

В воспоминаніях Родзянко со слов «одного из членов Думы», командированаго на фронт и записавшаго разсказ Рузскаго, передает, что Царь по окончаніи тяжелой для него сцены отреченія будто бы оказал: «Единственно, кто честно и безпристрастно предупреждал меня и смѣло говорил мнѣ правду, был Родзянко». Слова эти к мемуаристу попали все же через третьи руки… Шульгин утверждает, что у него вырвалось: «Ах, В. В. …Если бы Вы это сдѣлали раньше»… (очевидно, согласіе на отвѣтственное министерство). «Вы думаете — обошлось бы» — сказал «просто» отрекшійся Император.

[231]

Базили в то еще время, через мѣсяц приблизительно, подробно разсказывал французскому послу об отреченіи, и указывал на то, что Царь свой отказ за наслѣдника объяснил в бесѣдѣ невозможностью разстаться с сыном.

[232]

Телеграмма была напечатана в свое время в работѣ Блока. Полк. Никитин говорит на основаніи «категорическаго заявленія» кн. Брасовой, что телеграмма Великому Князю не была передана.

[233]

Ген. Эверт запросил предварительно мнѣнія командующих отдѣльными арміями и сообщил их в Ставку.

[234]

Государственная жизнь, конечно, разрѣшается не в кассаціонных судебных установленіях. Не могу себѣ представить, какое это могло имѣть значеніе. Фактически утвержденія мемуариста не соотвѣтствуют дѣйствительности. Но законники в Чрезв. Слѣд. Комиссіи Временнаго Правительства интересовались указанным вопросом, путая два акта 2-го марта (дневныя телеграммы и манифест с отреченіем). Гучков засвидѣтельствовал, что «акт отреченія был безымянный, т. е. копія, которую Гучков получил на руки, была без обращенія. Когда акт зашифровали, его предполагали послать по адресу Предсѣдателя Думы и главнокомандующаго фронтом.

[235]

По существу дѣло было совсѣм не так.

[236]

В дѣйствительности на другой день.

[237]

Утром третьяго Пав. Ал. не мог сообщить об отреченіи Михаила.

[238]

В одном из своих болѣе ранних публичных выступленій (лекція в Бѣлградѣ в 22 году) Шульгин говорил (по крайней мѣрѣ по газетному отчету), что у него скользнула «іезуитская» мысль при согласіи на отреченіе в пользу Михаила: «если фактическія событія пойдут так, что не сможет удержаться династія, то и тут положеніе Михаила будет легче, чѣм ребенка Алексѣя» («Руль.»).

[239]

Он показывает, однако, насколько прав чл. Думы Шидловскій в утвержденіи, что проект об отреченіи в Петербургѣ не был даже серьезно обсужден.

[240]

Письмо через жену кап. Головкина Николай II получил 6-го, как видно из отмѣтки в его дневникѣ.

[241]

Раньше Чернова легенду повторил в сов. Россіи ген. Мартынов, автор, несомнѣнно, лучшей работы по исторіи февральских дней, по крайней мѣрѣ в смыслѣ подбора матеріалов, но повторил ее только, как характеристику точки зрѣнія Милюкова, без каких-либо добавленій от себя. Как связываются в сознаніи всѣх этих изслѣдователей двѣ столь противоположныя легенды, как легенда деникинская и легенда милюковская, довольно трудно себѣ уяснить: они воспроизводят обѣ.

[242]

То же утверждал Керенскій и в предшествующей своей книгѣ «L’Experience»

[243]

Отмѣчаем это в противовѣс «уличным» сужденіям о том, как «конвой Е.В.» во время продовольственных стѣсненій «обжирался жареными гусями и поросятами». Таких сужденій набрался толстовец Булгаков, бродя в Петербургѣ перваго марта.

[244]

Отмѣтим, как реагировала на всѣ эти факты в своем дневникѣ Гиппіус, приходившаяся двоюродной сестрой Степанова. Она записала 2-го марта: «Демидов и Вася … ѣздили в Царское от Дум. Ком. — назначить «коменданта» для охраны царской семьи. Поговорили с тамошним комендантом и как-то неожиданно глупо вернулись «вообще». Упоминавшаяся франц. журналистка Маркович проще отмѣтила, что Царица у себя во дворцѣ охранялась «двумя депутатами».

[245]

Пародію уже дал в своей изумительной по тенденціозности книгѣ ген. Дитерихс, ярко живописавшій расправы озвѣрѣвшей многочисленной толпы черни в Царском Селѣ 28 февраля.

[246]

Среди документов «военной комиссіи» можно найти сообщеніе, помѣченное 4 ч. дня 28-го, что «собств. Е. И. В. жел. (д.) полк не присоединился, им охраняется царская вѣтка», это было в то время, когда револ. войска, по утвержденію Керенскаго, заняли Царскосельскій дворец.

[247]

Кстати, в Павловскѣ до полудня 1 марта порядок не был нарушен.

[248]

На воспоминанія Керенскаго, лично не бывшаго в эти дни в Ц. С, вѣроятно, оказало вліяніе свидѣтельство той же Вырубовой, утверждавшей, что из царскаго окруженія «спаслись всѣ, кто мог». Однако, она дѣлала оговорку, что «вся так называемая половина Ея Величества, всѣ до одного человѣка, начиная с камердинера и кончая низшими служащими, всѣ остались».

[249]

У мемуаристов разнаго ранга «удивительным образом» можно встрѣтить выраженіе сожалѣнія или злорадства по поводу того, что в Россіи не нашлось вѣрных ландскнехтов, погибших защищая монархію, на подобіе швейцарцев Людовика XVI. Условія осады Тюльерійскаго дворца весьма мало походили на условія пребыванія царской семьи в Александровском дворцѣ. Параллель здѣсь не умѣстна.

[250]

Князь Палѣй утверждает, что корреспондент пришел к ним под видом «офицера», и что Великій Князь отказался с ним бесѣдовать — это не помѣшало появленію длиннѣйшаго интервью. Откуда корреспондент мог узнать факты, о которых говорится в интервью и которые соотвѣтствовали дѣйствительности? В. Кн. написал опроверженіе, которое с большими измѣненіями воспроизвело «Новое Время».

[251]

Характерно, что А. Ф. уловила лишь первый абзац «манифеста» в то время, как его сущность была как раз противоположной.

[252]

О нем упоминает кн. Палѣй, разсказывая, как составлялся в 4 часа дня перваго марта кн. Путятиным, причисленным к Мин. Двора, Бирюковым и Ивановым — «Манифест».

[253]

Это утверждает снова кн. Палѣй. Ей разсказывали, что ф. Гроттен на колѣнях просил А. Ф. дать свою подпись.

[254]

«Носи Его (т. е. Распутина) крест, если даже неудобно, ради моего спокойствія». — добавляла А. Ф. почти обычную свою просьбу.

[255]

В воспоминаніях Палѣй сообщает, что в. кн. Павел был освѣдомлен ранним утром 3-го об отреченіи «вѣрным» человѣком, присланным ген. Рессином, командиром Своднаго полка в Ц. Селѣ, и уже в 4 ч. 30 м. утра читал сам Манифест.

[256]

Разговоры об этом «планѣ» должны быть, сопоставлены с пресловутыми сплетнями о сепаратном мирѣ, который будто бы подготовлялся наканунѣ революціи в нѣкоторых правых политических кругах. Эта легенда разсмотрѣна о первой части моей работы.

[257]

Насколько в великокняжеской семьѣ неясно представляли себѣ и впослѣдствіи ход событій, показывают воспоминанія Палѣй, разсказывающей, что ген. Иванов достиг Колпина, гдѣ был арестован мятежными войсками.

[258]

Так могло быть, если свиданіе в. кн. Павла с Императрицей происходило вечером. Кн. Палѣй говорит про 11 час. утра. В это время сам Родзянко знал подробности лишь по «слухам», как видно из его разговора со Ставкой.

[259]

Легенда о «трюкѣ» при желаніи может быть расширена. Судя по откликам русской печати революціоннаго времени, нѣкоторыя англійскія газеты в назначеніи в. кн. Н. Н. верховным главнокомандующим усмотрѣли «макіавеллистическій пріем», хитро придуманный Царем в разсчетѣ «вызвать смуту».

[260]

Половцов нѣсколько по иному разсказал эту исторію, вызвавшую в прошлом нѣкоторую полемику на страницах бурцевскаго эмирантскаго «Общаго Дѣла».

[261]

Львов, повидимому, был молчаливым свидѣтелем.

[262]

Датированіе разговоров в публикаціи «Кр. Арх.» расходится с датами в копіях, напечатанных в эмигрантских изданіях. В первом случаѣ разговор с Алексѣевым помѣчен 6 ч. 46 м., а с Рузским в 8 ч. 45 м.; во втором разговор с Рузским помѣчен 5 час. (у Вильчковскаго) и 6 ч. у Лукомскаго. Копія разговора с Алексѣевым вообще отсутствует в зарубежных публикаціях. Не имѣя возможности документально разъяснить разнорѣчія, считаю болѣе логическим эмигрантское датированіе; в концѣ разговора с Псковом имѣется замѣчаніе Рузскаго: …«не забудьте сообщить в Ставку, ибо дальнѣйшіе переговоры должны вестись в Ставкѣ, а мнѣ надо сообщать только о ходѣ и положеніи дѣл». 8 ч. 46 мин. вообще время слишком позднее, принимая во вниманіе растерянность, которую вызвала в Петербургѣ ночная телеграмма Гучкова. По записи ген. Болдырева тоже выходит, что Родзянко прежде говорил с Алексѣевым, но запись Болдырева явно сдѣлана позже, ибо в ней попадаются такія слова «как это потом и оказалось».

[263]

Объективная оцѣнка этой характеристики была сдѣлана выше.

[264]

В разговорѣ с Алексѣевым Родзянко говорил, что «соглашенія» достигнуть не удалось, « установлено только «перемиріе».

[265]

В разговорѣ с Алексѣевым упоминались: Верховный Комитет и Совѣт министров.

[266]

Алексѣеву Родзянко говорил болѣе рѣшительно о «колоссальном подъемѣ патріотических чувств», о «небывалом подъемѣ энергіи», об «абсолютном спокойствіи в странѣ», которые обезпечивают «самую блестящую побѣду».

[267]

Ср. показанія Гучкова в Чр. Сл. Ком.;

[268]

Эти знаменательныя «обмолвки» Родзянко будут разобраны ниже.

[269]

Как фактически отразилась задержка с опубликованіем манифеста в войсках, будет разсмотрѣно ниже.

[270]

В телеграммѣ, посланной в 9 ч. 11 мин. веч. кн. Львову, Ник. Ник. высказывал опасенія, что «отреченіе в пользу в. кн. Мих. Ал., как императора… неизбѣжно усилит смуту в умах народа. Опасеніе это усугубляется неясной редакціей манифеста и отсутствіем указанія в нем, кто является наслѣдником престола» .. По поводу свѣдѣній о «якобы готовящемся соглашеніи между Правительством и Совѣтом Р. Д. по вопросу о созывѣ через полгода Учр. Собранія», Ник. Ник., как «отвѣчающій перед родиной за успѣх наших армій», «категорически» высказывался, что заключеніе подобнаго соглашенія было бы величайшей ошибкой, грозящей гибелью Россіи».

[271]

Алексѣев приводил в примѣр Ревель, гдѣ при ознакомленіи с текстом манифеста образовалось «хорошее приподнятое настроеніе».

[272]

В некрологѣ Милюкова, напечатанном в «Новом Журналѣ»: Керенскій говорит, что на ночном совѣщаніи первым о невозможности воцаренія в. кн. Михаила высказался Родзянко.

[273]

Мстиславскій, повторяя ходячую версію, говорит об арестѣ Гучкова его «чуть не поставили под разстрѣл» и пр.

[274]

Эти рѣчи мемуарист, конечно, сотворил в духѣ будущих большевицких трафаретов — о милліонах сахарозаводчика Терещенко, «князей и графов» из Врем. Прав. и т. д. Терминологія выдает мемуариста — ни один из ораторов-рабочих не мог 3-го говорить о «революціонной демократіи» (позднѣйшее словоупотребленіе, едва ли не введенное Церетели).

[275]

По разсказу Родзянко делегаты были освобождены дежурной ротой. Об этой ротѣ, явившейся с пулеметом, упоминает и Шульгин. Шляпников утверждает, что потребовалось вмѣшательство Совѣта, и Гучков был освобожден только послѣ переговоров с Исп. Ком. По свидѣтельству еще одного современника (Б. Н. Б.). выступавшаго на столбцах эмигрантскаго бурцевскаго «Общаго Дѣла», «вмѣшательство Совѣта» выявилось в том, что был арестован комендант станціи полк. Т., который со взводом петраградскаго полка высвободил Гучкова.

[276]

Кн. Путятина, воспоминанія которой точностью не отличаются, утверждала, что Родзянко на Милліонную прибыл за час до остальных и убѣждал Мих. Ал. принять власть. Вѣроятно, автор спутал с тѣм, что было наканунѣ, когда, по ея словам, Родзянко нѣсколько раз посѣтил Великаго Князя и говорил ему о регентствѣ. Вечером 2-го в тѣх же цѣлях квартиру Путятиной посѣтил и вел. кн. Ник. Мих.

[277]

По словам Милюкова, послѣ Родзянко говорил Керенскій. Шульгин утверждает, что Керенскій выступил послѣ перерыва. В рѣчи Керенскій возражал Милюкову. Так как я могу слова Керенскаго изложить только по Шульгину или дать их из третьих уже рук — в описаніи в. кн. Андрея, то откладываю их на время послѣ перерыва. Возможно, что Керенскій выступил два раза. Шульгин с Гучковым опоздали к началу бесѣды.

[278]

На другой день Палеолог, дѣйствительно, обратил вниманіе на то, что Милюков постарѣл «на десять лѣт».

[279]

Очерк Алданова носит в себѣ черты слишком опредѣленнаго юбилейнаго преувеличенія. Между прочим, он заключает: «Обращаясь к документам (!) того времени, историк признает, что такого яснаго истинно вѣщаго предвидѣнія надвигающейся на Россію катастрофы не имѣл в первый час революціи ни один другой политическій дѣятель». Послѣдующее изложеніе, стилизирующее факты, устраняет эту иллюзію «предвидѣнія» в отношеніи Милюкова. «Вѣщих предсказаній» о «гибели Россіи» было много, даже слишком много — и особенно перед революціей. Все это больше словесная мишура, которую навѣвали летучія переживанія в данный, иногда короткій отрывок времени.

[280]

В изложеніи Шульгина Керенскій сказал Мих . Ал., что он принадлежит к партіи которая запрещает соприкасаться с лицами императорской крови (!). Еще болѣе образно представил это Андр. Владиміровичу Караулов. Керенскій заявил, что «поступился всѣми своими партійными принципами ради блага отечества и лично явился сюда», за что его «могли бы партійные товарищи растерзать»…

[281]

По отзыву Караулова Керенскій «наиболѣе ярко характеризовал момент». Он сказал, что «вчера еще бы согласился на конституціонную монархію, но сегодня, послѣ того, что пулеметы с церквей разстрѣливали народ, негодованіе слишком сильное, и Миша (это запись Ан. Вл.), беря корону, становится под удар народнаго негодованія, из под котораго вышел Ники. Успокоить умы теперь нельзя, и Миша может погибнуть, с ним и они всѣ». Эта передача, очевидно, может установить только смысл рѣчи оратора, а не подлинныя его слова, равно как и термины «вчера» и «сегодня» должны быть понимаемы относительно.

[282]

По воспоминаніям Керенскаго («Новый Журнал»), Шульгин «просто промолчал».

[283]

В изложеніи Милюкова, Мих. Ал. все время молчал. В процитированных строках воспоминаній Родзянко говорится о вопросах, поставленных Мих. Ал. — вѣроятно, это было уже тогда, когда они остались наединѣ. По словам Керенскаго, Вел. Кн. все время проявлял активный интерес, много раз вмѣшивался, переспрашивал и просил повторить.

[284]

Милюков говорит, что отдѣльная бесѣда была только с Родзянко, но и Караулов разсказывал Андр. Влад. о бесѣдѣ с Родзянко и Львовым.

[285]

Информатор Палеолога передавал ему, что Керенскій попросил Мих. Ал. только не совѣтоваться с женой, на что М. А. отвѣтил: «Успокойтесь, А. Ф., моей жены сейчас нѣт здѣсь. Она осталась в Гатчинѣ». Сам Палеолог занес в дневник, что Вел. Кн. не там легко уступил бы, если бы «честолюбивая и ловкая» кн. Брасова была в Петербургѣ.

[286]

Впрочем, нельзя быть увѣренным в том, что опредѣленная точка зрѣнія Набокова не установилась под вліяніем позднѣйших размышленій над протекшими событіями. По крайней мѣрѣ ген. Куропаткин при свиданіи с Набоковым 1 мая (17 г.) записал в дневник: «Набоков не очень спокойно относится к происходящему. Говорит, что совсѣм не то они ожидали. Что надо было, чтобы Михаил нашел в себѣ мужество принять престол. Тогда разрухи и безначалія не было бы. Теперь нѣт власти».

[287]

Проф. Платонов, преподававшій Мих. Ал. исторію, дал в 1903 г. члену Гос. Сов., руководившему извѣстным «Имп. Рус. Ист. Общ.» Поворцову, такую, расходящуюся с традиціонным представленіем, характеристику Великаго Князя: «имѣет чрезвычайно сильную волю и без торопливости, с неуклонной твердостью достигает раз намѣченной цѣли. К сожалѣнію, умственно лѣнив».

[288]

Впрочем, и Караулов, отмѣчавшій большое «волненіе», которое испытывали члены Совѣщанія, разсказывал Андр. Влад., что они «все время посматривали в окно, не идет ли толпа, ибо боялись, что их могут всѣх прикончить».

[289]

Ниже будет особо разсмотрѣно отношеніе фронта к февральскому перевороту.

[290]

Ген. Краснов разсказывает, что 5-го и 6-го в 4 кав. корпусѣ он объявил под «громкое ура» на парадѣ о воцареніи Михаила Александровича и награждал именем новаго императора георгіевскими крестами.

[291]

См. мою книгу «Судьба имп. Николая II послѣ отреченія».

[292]

«А ргіогі, — пишет он, — можно привести очень сильные доводы в пользу благопріятных послѣдствій положительнаго рѣшенія принятія Михаилом престола, несмотря на порочность с точки зрѣнія юридической с самаго начала этого акта». «Прежде всего оно сохранило бы преемственность аппарата власти… сохранены были бы основы государственнаго устройства Россіи, и имѣлись на лицо всѣ данныя для того, чтобы обезпечить монархіи характер конституціонный… Устранён был бы роковой вопрос о созывѣ Учр. Собранія во время войны. Могло бы быть создано не Временное Правительство, формально облеченное диктаторской властью, фактически вынужденное завоевать… эту власть, а настоящее конституціонное правительство на твердых основах закона… Избѣгнуто бы было то великое потрясеніе всенародной психики, которое вызвано было крушеніем престола».

[293]

В текстѣ воспоминаній самого Керенскаго сказано, что он заявил Мих. Ал., что берет обязательство защищать Вел. Князя от всѣх. «Мы пожали друг другу руку. И с этого момента мы остались в добрых отношеніях. Правда, мы встрѣтились только раз в ночь отъѣзда Царя в Тобольск, но… я имѣл нѣсколько раз случай оказать услугу в. князю, облегчая ему немного жизнь в новой обстановкѣ, в которой он находился». Как характерен этот абзац для Керенскаго-мемуарнста! В иностранных изданіях своих воспоминаній он не упомянул, что Мих. Ал. в августѣ был арестован по личному распоряженію тогдашняго главы правительства.

[294]

Бѣдный Шульгин, имѣвшій, вѣроятно, нѣсколько потрепанный вид послѣ псковских перипетій, не избѣг обвиненій в демагогической приспособляемости ко вкусам толпы. Так кн. Брасова говорила Маргуліесу, что монархист Шульгин «нарочно не брился» и «надѣл самый грязный пиджак», «когда ѣхал к Царю, чтобы рѣзче подчеркнуть свое издѣвательство над ним».

[295]

Затрудненія, которыя испытывала военная власть на фронтѣ при быстротечном ходѣ событій и при условіях, что верховный главнокомандующій находился на Кавказѣ, Ставка в Могилевѣ, правительство в Петербургѣ, можно иллюстрировать примѣром, по существу, может быть, и второстепенным. Первый приказ верховнаго главнокомандующаго, помѣченный 3-м мартом, совпал с опубликованіем «манифеста» Михаила. В них имѣлось рѣзко бросающееся в глаза противорѣчіе. Ник. Ник. говорил, обращаясь к солдатам: «…что касается вас, чудо-богатыри, сверхдоблестные витязи земли русской, то я знаю, как много вы готовы отдать за благо Россіи и престола»… В манифесте 3 марта выдвигалось Учредительное Собраніе. В Псковѣ обратили вниманіе на такое «серьезное» противорѣчіе. Рузскій хотѣл вычеркнуть слово «престол», но его штаб запротестовал (сообщ. Болдырева). Данилов настаивал на замедленіи выпуска приказа и вступил в переговоры со Ставкой, указывая, что «войскам трудно будет разобраться в таком сличеніи времени отдачи приказа верховнаго главнокомандующаго и манифеста в. кн. Мих. Ал., ибо оба документа помѣчены третьим марта. Получается безусловное впечатлѣніе несогласованности очень тяжелое в таких государственной важности и деликатных для совѣсти каждого вопросах». Ставка в лицѣ Лукомскаго считала «недопустимым» задержку приказа верховнаго. Нач. штаба, как видно из слов Лукомскаго, не считал возможным какія-либо дальнѣйшія задержки, «пока не получится все черное по бѣлому», ибо «проволочка» привела уже к тому, что «балтійскій флот окончательно взбунтовался». Мы увидим, что этот формальный вопрос послужил прелюдіей довольно больших осложненій тогда, когда приказ в. кн. Ник. Ник. дошел до Совѣта Р. Д.

[296]

Энгельгардт уже считал себя почти военным министром, — так разсказывает Половцов, встрѣтившій его в Главном Штабѣ послѣ разговора со Ставкой: «Гучков не будет больше военным министром — завтра я буду военным министром».

[297]

Бубликов — его воспоминанія вышли раньше воспоминаній Ломоносова — совершенно также, со слов своих помощников, изображает вечерніе споры 3-го о формѣ опубликованія актов отреченія. приписывая только кн. Львову проект традиціонной внѣшней формулировки манифестов.

[298]

Дѣйствительное положеніе было таково. Когда командующій Балтійским флотом утром 2-го получил из Ревеля телеграмму коменданта крѣпости вице-адм. Герасимова, гласившую, что «положеніе грозит чрезвычайными осложненіями, если не будет мною объявлено категорически, на какой сторонѣ стою я с гарнизоном», он отвѣтил: «Благоволите объявить всѣм частям, что Исп. Ком. Гос. Думы требует от войск полнаго подчиненія своему начальству, а от рабочих возстановленія усиленной работы, и что я дѣйствую в полном согласіи с этим Комитетом, который занят устроеніем тыла, а от арміи и флота требует только поддержанія строгой дисциплины и полной боевой готовности для войны до побѣды. Если положеніе потребует, во что бы то ни стало, категорическаго отвѣта, то объявите, что я присоединяюсь к Временному Правительству и приказываю вам и старшему на рейдѣ сдѣлать то же». Вечером Непенин телеграфировал Рузскому о необходимости принять рѣшеніе, «формулированное предсѣдателем Думы». Сообщеніе о манифестѣ в Ревелѣ было объявлено «и получило широкую огласку». «Безпорядки временно прекратились» — доносил Непенин в 8 час. утра 3-го. В три часа дня, однако, положеніе в Ревелѣ вновь приняло угрожающій характер» — сообщал Непенин. «Прибытіе членов Думы не внесло достаточнаго успокоенія… Является желательным прибытіе деп. Керенскаго , который пользуется особым авторитетом среди рабочих… В Гельсингфорсѣ сегодня были безпорядки, прекращенные лично мною и нач. морской обороны в.-ад. Максимовым». Затѣм послѣдовала телеграмма от 7 ч. 30 м. веч., на которую ссылался Алексѣев. На другой день в 11 ч. утра Непенин телеграфировал Алексѣеву: «Собрал депутатов от команд и путем уговоров и благодаря юзо-телеграммам мин. юст. Керенскаго удалось прекратить кровопролитіе и безпорядок… Через депутатов передал командам, пролившим кровь офицерскую, что я, с своей стороны, крови не пролью, но оставить их в командах не могу — виновных же пусть разберет Временное Правительство», а в 4 часа пришло «ошеломившее» всѣх в Ставкѣ извѣстіе: «в воротах Свеаборгскаго порта ад. Непенин убит выстрелом из толпы ».

[299]

См. мою книгу «На путях к дворцовому перевороту».

[300]

Версія о «генералах-измѣнниках», доведенная до полнаго абсурда в работѣ Якобія «Le Tzar Nicolas II et la Révolution» (издана была и по русски, при чем вызвала горячій протест Деникина в «Посл. Нов.»), просто не заслуживает разсмотрѣнія по существу в историческом повѣствованіи. Не всегда разобравшись в фактах, автор, так специфически их препарировал, что дошел до фантастической концепціи, по которой смерть Царя во имя торжества революціи явилась чуть-ли не результатом соглашенія лидеров думской оппозиціи и генералов.

[301]

Не служит ли это лишним доказательством того, что вопрос об отреченіи во Врем. Комитетѣ тогда не был еще поставлен ребром?

[302]

Первое сообщеніе о Вел. Князѣ, как о «верховном главнокомандующем», появилось в № 3 «Вѣстника» — уже послѣ того, как об этом сообщили совѣтскія «Извѣстія».

[303]

В телеграммѣ городского головы Тифлиса Хатисова, посланной Львову вечером 4-го с отчетом о состоявшемся у Вел. Кн. пріемѣ, говорится нѣсколько по-иному: «Я заявил — сообщал Хатисов — что широкія массы населенія Тифлиса привѣтствуют назначенніе Е. В. верховным главнокомандующим, но вмѣстѣ с тѣм вызывает много толкованій то обстоятельство, что приказ об этом издан Государем, а не Врем. Прав., в то время, когда Государь отрекся от престола. Верх. Главноком. на это сказал, что назначеніе послѣдовало до отреченія Государя от престола, и что вслѣд за этим Врем. Прав, санкціонировало это назначеніе, о чем председатель Совѣта министров уже увѣдомил Вел. Кн. и вошел с ним в непрерывныя сношенія ».

[304]

На Правительство сказывали давленіе военные и дипломатическіе представителя союзников. Бьюкенен передает, что он всячески отстаивал Н. Н. в разговорах с Милюковым.

[305]

Условія посылки этого письма изложены в моей книгѣ «Судьба имп. Николая II послѣ отреченія».

[306]

Депутаты, побывавшіе на фронтѣ, вынесли и иное впечатлѣніе. Солдаты говорили им: «Довольно с нас Романовых. Нам не нужно Великаго Князя. Пусть будет, кто угодно».

[307]

Дубенскому «очевидцы присяги» передавали, что Н. Н. был настроен «очень нервно» и что «его рука, подписывая присяжный лист, тряслась».

[308]

Ген. Врангель, со слов адъютанта в. кн. Н. Н. гр. Менгдена, с которым он встрѣтился на ст. Бахмач в момент проѣзда Н. Н. из Тифлиса в Могилев, изображает дѣлю так, что Н. Н. был уже предупрежден о рѣшеніи Врем. Правит. и ѣхал в Могилев с принятым рѣшеніем отказаться от главнаго командованія.

[309]

Насколько помнит Суханов, в Исп. Ком. вопрос об отставкѣ в. кн. Н. Н. спеціально не подвергался разсмотрѣнію. 6-го обсуждался лишь вопрос об отмѣнѣ его приказа по арміи.

[310]

В письмѣ, помѣченном 9 марта, Львов писал, что «народное мнѣніе рѣзко и настойчиво высказывается против занятія членами дома Романовых какой-либо государственной должности», поэтому «Вр. Пр. не считает себя в правѣ оставаться безучастным к голосу народа, пренебреженіе которым может привести к самым серьезным послѣдствіям». и просит В. Кн. «во имя блага родины» пойти навстрѣчу этим требованіям и сложить с себя ещё до пріѣзда в Ставку званіе верх. главнокомандующаго».

[311]

«Рад вновь доказать мою любовь к родинѣ, в чем Россія до сих пор не сомнѣвалась» — отвѣчал Н. Н.. указывая, что он не мог сдать верховное командованіе до приѣзда в Ставку, так как письмо Правительства получил 11-го марта, а пріѣхал в Ставку 10-го в 4 часа дня.

[312]

Выраженіем «контр-революціонности» Ставки могло служить то обстоятельство, что в Могилевѣ по примѣру Петербурга не сшибали царских «орлов» (кстати, они сохранились вплоть до захвата Ставки в ноябрѣ большевицкими бандами). Не у всѣх, конечно, было мужество противостоять этой революціонной мишурѣ. Ген. Половцев разсказывает, как он при выѣздѣ с новым военным министром на фронт, прежде всего самолично занялся вывинчиваніем в вагонѣ царских портретов, которые желѣзнодорожники забыли снять.

[313]

Нашумѣвшаго письма ген. Гурко, направленіям Царю в первых числах марта, мы коснемся в другой комбинаціи фактов. Этому письму бывшаго одно время незадолго перед революціей замѣстителя Алексѣева искусственно придали иной характер, чѣм оно имѣло в дѣйствительности и увидѣли в нем выраженіе реставраціонных вожделѣній генералитета.

[314]

Кн. Путятина — та самая, в квартирѣ которой происходила драматическая сцена с отреченьем в. кн. Михаила, — со слов своего рода знаменитого Пеликана (одесскаго гор. головы и виднаго члена Союза Русскаго Народа — за ним была замужем сестра Путятиной), разсказывает о существованіи плана, согласно которому кавалерійскій корпус гр. Келлера должен был занять Одессу, чтобы поддержать монархическое движеніе в Подолѣ и на Волыни. Вѣроятно, это отклик тѣх позднѣйших разговоров, которых нам придется коснуться. По выраженію ген. Половцова 3-й корпус в началѣ революціи невѣроятно «скандалил» и, слѣдовательно, не был силою, на которую мог опереться реставраціонный план, если бы он и существовал в реальности.

[315]

Ген. Селивачев в дневникѣ эту армію опредѣлил, как «сплошь состоящую из третьяго сословія — извозчиков, печников и т. п. Родзянко, ссылаясь на характеристику одного из военных корреспондентов, указывает, что командный состав перед революціей был проникнут «штатским духом и болѣе близок к интеллигенціи и ея понятіям».

[316]

Как раз этот «факт, смахивающій на анекдот», и вызывает сомнѣніе. Этот красочный гусар заимствован из статьи полк. Парадѣлова «Комсостав, его рост и значеніе в арміи» в с.-р. сборникѣ «Народ и армія», изданном в 18 г. Парадѣлов — автор, весьма мало заслуживающій довѣріе в смыслѣ точности сообщаемых фактов и способный к прямым измышленіям.

[317]

Депутаты указывали, что не только солдаты, но и офицеры «плохо представляют себѣ, что такое временное правительство, и что такое Учред. Собраніе».

[318]

Куропаткин в дневникѣ разсказывает, как в Нарвѣ был арестован адм. Коломейцев, собственноручно снимавшій красные банты с матросов, желая, чтобы на парадѣ 5 марта; всѣ были одѣты по формѣ. Борьба с «красными бантами» продолжалась еще долго, вызывая осложненія в арміи, и высшему начальству приходилось разъяснять, что во время революціи нельзя «придираться» к красным бантам: «зачѣм лѣзть на рожон и раздражать толпу» (резолюція пом. воен. мин. Новицкаго 11 апрѣля по поводу столкновеній на румынском фронтѣ). Эти атрибуты настолько вошли к сознаніе, что ими стали украшать даже иконы.

[319]

К числу «неправильных толкованій событій» относилось объясненіе акта отреченія «доброй волей» Императора.

[320]

«Относительно того, что надо кончать войну, что они устали, мы слышали только в одном полку. Это вновь сформированный полк, и, пока он еще не войдет в общую колею, нѣт сплоченности и спаянности».

[321]

К династіи, по наблюденіям французскаго наблюдателя Легра, на Зап. Фронтѣ большинство солдат равнодушно.

[322]

Керенскій говорит, что представители Думы, т. е., Временнаго Комитета, на фронтѣ не имѣли успѣха. Для марта это, очевидно, было не так.

[323]

Как попал этот «дневник» в архив «Октябрьской революціи» неизвѣстно. Комментатор называет автора его «умным и разcчетливым классовым врагом».

[324]

В рядѣ мѣст на фронтѣ о переворотѣ узнали из нѣмецких «плакатов». Так было 3 марта в дивизіи ген. Селивачева. Там нѣмцы бросали особыя бомбы с прокламаціями. Были мѣста, гдѣ подчас недѣлю и больше к окопах жили еще только слухами.

[325]

Автор приводит, как примѣр недовѣрія, отказ приносить присягу — подозрѣвают, что она подложная, вслѣдствіе того, что не было подписи Гучкова (в другом мѣстѣ требовали подписи Родзянко). Смущало имѣвшееся в текстѣ слово «государство», гдѣ обязательно должен быть «государь», а «государь» непремѣнно самодержец. Один из батальонов грозил захватить пулеметы и разстрѣлять тѣ части, которыя будут присягать. (На Сѣверном фронтѣ возбуждало опасеніе требованіе подписи под присягой).

[326]

Полевой интендантскій склад перевозится из Несвѣжа в Блудов— движеніе замѣчают нѣмцы, открывшіе артил. огонь: солдаты увѣряют, что генералы хотят уморить их голодом и нарочно устраивают склад на обстрѣливаемом германцами мѣстѣ. «Они (солдаты) повсюду выставляют свои караулы, непомѣрно большіе — у винтовок, у пулеметов, у складов, Они всюду подозрѣвают измѣну и черносотенство. Их успокоить ничѣм нельзя».

[327]

См. в моей книгѣ «Судьба имп. Николая II послѣ отреченія» главу «Муравьевская комиссія», а также книгу «На путях к дворцовому перевороту».

[328]

В батальонѣ. глѣ был автор, уже говорили, что «надо убить офицеров с нѣмецкими фамиліями».

[329]

Этот вывод отнюдь не служит подтвержденіем правильности тенденціознаго обобщенія противоположнаго свойства, с которым мы встрѣтимся при описаніи событій в Балтійском флотѣ.

[330]

См. «На путях к дворцовому перевороту».

[331]

Первая бригада вообще «за все тремя переворота оставалась совсѣм почти спокойной». Кое-что было лишь на «Петропавловскѣ», когда два матроса приставив дуло револьвера ко лбу командующаго Бахарева, грубо требовали оружіе офицеров, которое он от них взял и спрятал в свою каюту. Между сторонами произошел такой разговор: «Не отдам. — Тогда возьмем сами. — Ну так стрѣляйте. — Мы не хотим вашей крови проливать… — Я не отдам, потому что мнѣ же довѣрила команда. — …Тогда, конечно… извините».

[332]

«Манифест» этот и по стилю и по контексту явно нѣмецкаго происхожденія. Он распространялся наряду с другими аналогичными прокламаціями и в других мѣстах.

[333]

Совѣтская делегація, по сообщенію «Извѣстій», обвиняла в политической спекуляціи со спиртом жандармскаго генерала Фрайберга.

[334]

Алексѣев на этом донесеніи сдѣлал помѣтку: «Оптимистично. Розовые очки»…

[335]

По внѣшности возстаніе началось болѣе стройно, чѣм в других мѣстах. К флотскому экипажу сразу присоединился крѣпостной артиллерійскій полк, «выступившій со всѣми офицерами». Так утверждал Раскольников: командир полка нес знамя, оркестр играл марсельезу..

[336]

По сообщенію жандармских властей, на, каждом кораблѣ существовали с.-д. ячейки (большевицкія), из которых и был создан «главный комитет». В концѣ 15 г. этот коллектив был ликвидирован, вѣрнѣе, по жандармскому выраженію «был парализован, но отнюдь не пресѣчен», почему нач. Крѣпост. жанд. управл. возбуждал перед комендантом крѣпости вопрос о высылкѣ на передовыя позиціи или в отдаленный военный округ неблагонадежных матросов.

[337]

В «Правдѣ» (центр, орган большевиков) говорилось: «весь командный состав войск был частью перебит, частью арестован. Немногіе офицеры, выпущенные на свободу, были лишены оружія и погон».

[338]

В петербургской газетѣ «День» в № от 13 апрѣля можно найти одобреніе по поводу появившихся в московском «Утрѣ Россіи» разоблаченій, которыя нарушили «уговор» — не говорить о Кронштадтѣ. Опредѣленно грѣшила по соображеніям тактическим совѣтская комиссія, утверждавшая в своем докладѣ, что «погибли люди, игравшіе двойную роль и тѣ, чья беспощадная, безсмысленная жестокость вызвала к себѣ гнѣв возставшим народа». Слѣдственная комиссія рѣшительно не подтвердила этого обобщенія.

[339]

Тактика умалчиванія привела к тому, что молва расцвѣтила событія ужасами до размѣров не бывших, что и отразилось в дневниках и воспоминаніях современников. Так ген. Селивачев, со слов депутата Думы, записывает 28 марта, что в Кронштадтѣ перерѣзали до 1000 человѣк (редакція «Кр. Арх.» сочла нужным сдѣлать, пожалуй, даже странную оговорку: «явно преувеличенная (?) цифра»). Кн. Палѣй (ея волненіе понятно, ибо в Гельсингфорсѣ был ея сын) также будет вспоминать с излишней реальностью тѣ сцены ужаса (она читала о них в тогдашних газетах), которыя творились опьяненной «от крови и вина» солдатской толпой, а большевик матрос Степан (фамиліи разобрать не мог), эпически будет описывать, как он и его товарищи убивали «офицеров второго Балтійскаго экипажа» — «много офицеров» убили. Не уменьшая картины «ужасов», все же надо сказать, что случаев обливанія керосином и сжиганія офицеров, конечно, не было. Это фантазія мемуаристов, передающих чужіе разсказы (напр., Мельник-Боткина).

[340]

Так сдѣлал Невскій в комментаріях к запискѣ, напечатанной в «Красном Архивѣ».

[341]

Недовольство на фронтѣ этой петербургской, революціонной новеллой, очевидно, было значительно — оно нашло себѣ отраженіе даже в протоколах Исп. Ком.

[342]

Небезынтересно сопоставить с этим запись 9 марта в дневникѣ Селивачева, бывшаго на другом фронтѣ (это большого значенія не имѣет) … «поинтересовался у командиров полков, как отнеслись нижніе чины к отреченію Государя. На это всѣ отвѣтили, что отнеслись очень спокойно, а нѣкоторые прямо заявили: «Да мы, вѣдь, давно знали и ожидали». Только нѣкоторых смущает вопрос — «а что же будет с наслѣдником».

[343]

Из воспоминаній командира 9 Финл. Стрѣлк. полка Данилова (человѣка откровенно монархических взглядов) можно принести нѣкоторый корректив. Данилов пишет: «Вѣсть об отреченіи Императора была встрѣчена офицерством мрачно, а солдатами недовѣрчиво, и мнѣ… приходилось ходить по окопам и… разъяснять слова манифеста, указывая на волю Царя, которой слѣдует подчиниться тѣм болѣе, что в манифестѣ указывалось, что отреченіе принято для большаго и скорѣйшаго успѣха побѣды над врагом. Как ни тревожно встрѣтили мы манифест, но тѣм не менѣе, привыкшіе к повиновенію, безпрекословно ему подчинились». Данилов, между прочим, отмѣчает, что в его полку за все время революціи до октябрьскаго переворота не было эксцессов против команднаго состава.

[344]

3 марта к Рузскому поступил какой-то письменный запрос от имени Исп. Ком. за подписью Бонч-Бруевича (к сожалѣнію, его нѣт в опубликованных матеріалах), в отвѣт на который главнок. Сѣверным фронтом телеграфировал: «…Я и подчиненные мнѣ арміи и воинскіе чины вполнѣ приняли нынѣ новое существующее правительство до рѣшенія Учр. Соб. об образѣ правленія. Прошу содѣйствія, чтобы уполномоченные и другія лица Комитета, прибывающіе в предѣлы Сѣвернаго фронта, предварительно обращенія к рабочим и войскам, обращались ко мнѣ. дабы можно было бы установить полную связь между дѣйствіями центральной и мѣстной власти». Заканчивал Рузскій словами: «желателен ваш пріѣзд сюда».

[345]

Естественно, делегація для воздѣйствія на членов Исп. Ком. нѣсколько муссировала критическое положеніе на фронтѣ.

[346]

Рузскій уже 4-го сообщал о нем Алексѣеву и отмѣчал соотвѣтствіе его 7 п. правительственной деклараціи, опубликованной 3-го. Рузскій указывал на опасность формулировки «предоставленія солдатам всѣх общественных прав без соотвѣтственных опредѣленій деталей». Необходимо «беззамедлительное разъясненіе и точное установленіе особым приказом взаимоотношенія офицеров и нижних чинов». Алексѣев тотчас же телеграфировал Гучкову, что необходимо, если «не полное уничтоженіе пункта седьмого программы (соглашеніе 2 марта), то совершенная переработка редакціи ея с точным разграниченіем прав и обязанностей солдат».

[347]

Приказ № 2 (о сущности его скажем ниже) не мог быть задержан, так как он был уже передан по радіо.

[348]

И, однако, в засѣданіи правительства, на которое был вызван так спѣшно Гучков, что Алексѣеву пришлось прервать свой доклад, когда впервые остро был поставлен вопрос об арміи, обсуждались такіе «спѣшные» для момента вопросы, как вопрос о прекращеніи дѣла об убійствѣ Распутина, об отмѣнѣ ограниченій при пріемѣ евреев в высшія учебныя заведенія и т. д.

[349]

Секретный характер письма объясняется, вѣроятно, и тѣм, что в нем дается пессимистическая картина невозможности своевременно выполнить боевыя заданія, возлагаемыя войной на тыл.

[350]

Ушедшій с исторической сцены Император назвал в одном из писем женѣ Петербург лишь «географической точкой». Он не дооцѣнивал политическаго значенія столицы, Гучков и вмѣстѣ с ним другіе — преувеличивали это значеніе.

[351]

Болдырев разсказывает, что распространился слух, что Гучков будет убит по постановленію «террористической» партіи, но, «конечно, никакого покушенія не было». На всякій случай «по городу предусмотрительно был установлен конный наряд».

[352]

Припомним, что Врангель дал противоположную характеристику позиціи военнаго министра.

[353]

В моих замѣтках того времени, со слов одного из присутствовавших уже при отъѣздѣ министров, записана такая жанровая сценка: …Поѣзд усиливает свой ход, колеса стучат — все сильнѣе и сильнѣе. С вагонной площадки министр ин. д. говорит прощальную рѣчь. За грохотом не слышно на перронѣ ни его слов, ни его охрипшаго от рѣчей голоса. Смѣняются ряды публики, а министр с площадки говорит, говорит…

[354]

Станкевич центр тяжести из области проявленія «народной души», не принимавшей войны, переносит в область объективных матеріальных данных. Он утверждает, что послѣ рѣчи ген. Корнилова и Исп. Ком. «всѣ заколебались в возможности продолженія войны»: разстройство транспорта, тиф и цынга, свирѣпствующіе на фронтѣ в силу чрезвычайнаго недостатка продуктов и т. д. Хотя повѣствованіе Корнилова относилось к дореволюціонному времени, «ясно» было, что дѣло должно было и этом отношеніи «лишь ухудшиться». Вывод мемуариста, на преувеличенно-сгущенном фонѣ фактов, едва ли может быть признан обоснованным.

[355]

Мемуарист вспоминает письмо, полученное им с фронта от гр. Игнатьева. Корреспондент писал, что надо отдать себѣ отчет в том, что война кончилась, потому что армія «стихійно не хочет воевать»: Умные люди должны придумать способ ликвидаціи войны безболѣзненно, иначе произойдет катастрофа». Набоков показал письмо военному министру. Тот отвѣтил, что он получает такія письма массами и приходится «надѣяться на чудо».

[356]

Любопытно, что наиболѣе яркій случай отказа «итти на позиціи» в 5-ой арміи, считавшейся командным составом наименѣе «благополучной» со стороны эксцессов (арест офицеров), связан с такой бытовой деталью: полк считал несправедливым итти в окопы и пасхальную ночь, так как он стоял на позиціи в эту ночь в предшествующем году.

[357]

Иллюстрацію дают воспоминанія Пуанкарэ. Историк германской революціи Штребель, принадлежавшій к числу «левых» соціалистов, так охарактеризовал в своей работѣ «развал германской арміи»: он «начался не с іюльских дней 1918 года; он медленно, но неуклонно подготовлялся на протяженіи нѣскольких лѣт. Безконечная длительность войны, позиціонная война и походная жизнь подточили боевую силу и поколебали дух арміи».

[358]

Чернов спорит с Деникиным, Керенскій с Милюковым. Послѣдній «в виду опубликованія большевиками новых архивных документов» вынужден был послѣ длительной полемики внести «оговорку» в свое изложеніе, отрицавшее революціонную концепцію Керенскаго. («Еще факты». «Посл. Нов.» 17 ноября 27 г.). Соотвѣтсвующая поправка сдѣлана в «Россіи на переломѣ» — в трудѣ, в котором Милюков стал «приближаться к традиціонной «революціонной» концепціи.

[359]

Обобщеніе в каждом отдѣльном случаѣ требует критическаго анализа и слѣдующей за ним оговорки. Наглядную иллюстрацію можно найти в утвержденіях, раздававшихся на декабрьском совѣщаніи в Ставкѣ. Брусилов, подтверждая замѣчанія Рузскаго, приводил в качествѣ примѣра 7 Сиб. корпус, прибывшій на юго-западный фронт из рижскаго района «совершенно распропагандированным, люди отказывались итти в атаку; были случаи возмущенія, одного ротнаго командира подняли па штыки, пришлось принять кругыя мѣры, разстрѣлять нѣсколько человѣк, перемѣнить начальствующих лиц, и теперь корпус приводится в порядок». А вот полк. Никитин в качествѣ офицера при нач. штаба 7 арміи, гдѣ корпус приводился в порядок, имѣвщій возможность «спеціально» и «близко» наблюдать 7 Сиб. корпус в дѣйствіи, дает совершенно иную характеристику поведенія «ненадежнаго» корпуса перед революціей в условіях позиціонной борьбы, тяжелѣе которых «трудно придумать»: под Бржезанами «полк не дрогнул» — «дух героя командира (ген. Ступина), дух стараго русскаго солдата был с ними»…

[360]

См. мою книгу «Как большевики захватили власть».

[361]

Не трудно найти и источник легенды — это записка членов Особаго Совѣщанія, исчислившая потерю «людского запаса» в 2 милл. — военнообязанных, оставшихся в занятых непріятелем областях, уклонившихся, эмигрантов и пр.

[362]

Для двухмилліоннаго исчисленія дезертиров во время революціи он примѣнил такую своеобразную статистику. Взяв общую цифру 15 милл. призванных к 1 ноября 17 г. и исключив соотвѣтствующія цифры убыли (убитых, раненых, плѣнных) и наличный состав дѣйствующей арміи и запасных ея частей, он получил недохваток с 1 1/2 милл. человѣк. Это и есть, по его мнѣнію, дезертиры; прибавив сюда офиціальную цифру дезертиров в 365 т. к 100 т. укрывшихся в разных революціонных военных комитетах, он получил цифру в 2 милліона!!! И нѣт дѣла военному историку до несовершенства офиціальной военной статистики, сдѣлавшейся еще болѣе случайной в бурные годы революціи, игнорирует он и факт, устанавливаемый всѣми правительственными войсковыми комиссарами, что в дни наступленія «дезертиры» из числа членов исполнительных комитетов, в подавляющем большинствѣ случаев оказывались в первых рядах активно сражавшихся. Насколько произвольна военная статистика, руководящаяся головинским принципом исчисленія, видно из расчисленій другого военнаго историка Керсановскаго, который весь «недохваток» для дореволюціоннаго времени относит в рубрику убитых. Соотвѣтствующій матеріал дается в моей книгѣ «Легенда о сепаратном мирѣ».

[363]

Оно может быть отмѣчено и на том рижском плацдармѣ, который представлял распропагандированное «гнѣздо» на Сѣверном фронтѣ. В памятной запискѣ, поданной военному министру в 20-х числах марта от имени 379 офицеров XII арміи и подписанной в первую голову командиром латышскаго полка Вацетисом (извѣстным впослѣдствіи большевицким командармом), требовалось удаленіе с командных должностей всего «нѣмецкаго элемента балтійскаго происхожденія».

[364]

То же утвержденіе прошло красной нитью в рѣчи Брусилова при пріемѣ в Кіевѣ членов Гос. Думы.

[365]

Напр., в дневникѣ Селивачева имѣется запись: «несомнѣнную карьеру дѣлает Брусилов: хитрый старик, видя окружающее, первый стал заигрывать с народом». Приспособляемость к общественному мнѣнію Селивачев увидит даже в том, что в свое время Брусилов, единственный из главнокомандующих, дал «идеальную аттестацію» земским организаціям на фронтѣ, когда хотѣли их уничтожить по причинѣ их «яко бы безполезности», а на самом дѣлѣ считая их «революціонными».

[366]

Относительную цѣнность этих резолюцій, как нельзя лучше, характеризуют строки из воспоминаній извѣстнаго московскаго большевицкаго деятеля Смидовича, который разсказывает, как т. Кастеловская (старая большевичка) желала в партійном органѣ печатать резолюціи «не так, как онѣ принимались».

[367]

См. «Россійская контр-революція». Методы и выводы ген. Головина.

[368]

Припомним, что ген. Янушкевич в 15 г. эту формулу развивал в офиціальном обращеніи к Совѣту министров; в дни революціи она фигурирует в устах извѣстнаго издателя Сытина, в дневникѣ Гиппіус и т. д.

[369]

Эта строки пишутся в рѣшающій для Россіи момент. Каковы бы ни были ближайшія послѣдствія германскаго продвиженія вглубь страны, характер, который пріобрѣтает война на обширной территоріи россійской равнины в 1941-42 г.г., как бы подтверждает закон «евразійской» самобытности.

[370]

Не показательно ли в этом отношеніи свидѣтельство Махно, что в деревнях, прилегавших к району знаменитаго Гуляй Поля, будущей резиденціи анархическаго «батьки», в первые четыре мѣсяца революціи вообще большевиков не было.

[371]

Керенскій в «Experience» говорит, что революція отчасти родилась, как протест против перспектив сепапаратнаго мира. Он лишь повторил слова Церетелли в Гос. Совѣщаніи 17 г. «всѣ знают, что, если бы не было русской великой революціи, мы в настоящій момент имѣли бы сепаратный мир».

[372]

В противорѣчіе с послѣдующей схемой 17 г. Милюков 3 марта 16 г. говорил в Гос. Думѣ: «революція в Россіи непремѣнно приведет нас к пораженію». Шингарев на VI кадетском съѣздѣ в февралѣ 16 г., по утвержденію сыскных информаторов, утверждал, что взрыв народнаго отчаянія похоронит побѣду над Германіей. Как мы видѣли, по свидѣтельству современников, так и воспринял Шингарев революцію 27 февраля.

[373]

От имени союзников на правах старѣйшины дипломатическаго корпуса правительство привѣтствовал англійскій посол, выразившій надежду, что Правительство сдѣлает «все возможное, чтобы довести войну до побѣднаго конца, оставаясь на стражѣ порядка и національнаго единства и стремясь к возобновленію нормальной работы на заводах в к обученію войск и поддержкѣ дисциплины в арміи».

[374]

От имени союзников на правах старѣйшины дипломатическаго корпуса правительство привѣтствовал англійскій посол, выразившій надежду, что Правительство сдѣлает «все возможное, чтобы довести войну до побѣднаго конца, оставаясь на стражѣ порядка и національнаго единства и стремясь к возобновленію нормальной работы на заводах в к обученію войск и поддержкѣ дисциплины в арміи».

[375]

Аргументація Милюкова рѣшительно ничѣм не отличалась от (аргументаціи «жестокой -текст испорчен прим. boomzoomer) исторической необходимости», которую давали нѣмецкія адепты «соціал-имперіализма». Различіе было лишь в субъектах, в сторону которых должны были направляться міровыя событія (см. кн. ген. Штредель «Германская революція»). Станюкович выкопал в писаніях Милюкова в началѣ войны даже такой пассаж: историк и политик (см. книгу «Легенда о сепаратном мирѣ»), полагал, что вся Восточная Пруссія должна быть превращена в новую остзейскую губернію.

[376]

Ей мы посвятили достаточно вниманіе. (См. книгу «Легенда о сепаратном мирѣ). В предреволюціонное время вопрос о проливах продолжал занимать вниманіе морских общественных кругов, как видно из дневника Рейнгартена. Ему посвящена «бесѣда вторая» по текущим вопросам — 4 февраля. Но формулируется «византійская мечта» только, как экономическая проблема: «Владѣніе проливами представляет для нас не цѣль имперіалистических стремленій, а характер необходимости»… «Требуя проливы, мы должны дать обязательство дальше не итти»… «Мы должны требовать минимум территоріи при проливах. Этот минимум опредѣлился из стратегических соображеній»…

[377]

Так в массах до революціи воспринималась даже пораженческая проповѣдь. См. воспоминанія анархиста Максимова.

[378]

Ген. Селивачев записал в дневник 4 марта: «Все министерство из числа октябристов, лѣвых и трудовиков — это явная гарантія за то, что ни о каком сепаратном мирѣ в Германіи и мечтать не будут… Не это ли начало конца Германіи?».

[379]

Соціал-демократическая печать нѣмецкая (печать большинства) опредѣляла позицію приблизительно так: …«Пока Московія не связана по рукам и по ногам, и не повержена в прах, не должна быть закончена война, призванная освободить Европу от Азіи, исключить Россію из европейской политики» (Rheinische Zeitung).

[380]

Как видно из воспоминаній Станкевича, представителя «трудовой группы» в Исп. Ком., «правые» считали рискованным выступленіе Совѣта со словом «мир». «Дойдет ли оно до народов міра и какое произведет там впечатлѣніе — неизвѣстно. Но ясно, что до нашего фронта оно дойдет немедленно и поставит перед арміей слишком обязательно и практически представленіе о мирѣ, что может только ослабить и так небольшіе остатки боеспособности фронта»… «Послѣ дискуссіи в Комитетѣ и послѣ принятія оговорок о готовности русской демократіи бороться дальше за справедливый мир», трудовики голосовали за воззваніе.

[381]

Любопытно, как видный дѣятель партіи, иэвѣстный государствовѣд Кокошкин, фактически входившій в состав правительства, мотивировал в соотвѣтствіи с упомянутым интервью Милюкова необходимость для Россіи пріобрѣтенія проливов: они давно принадлежат не Турціи, а Германіи. И проливы будут или германскими, или русскими. Провидцем Кокошкин оказался плохим.

[382]

Можно было наблюдать и столь неподходящую для революціи надпись на знамени одной казачьей части: «выкупаем в германской крови наших лошадей». «Извѣстіям» не нравился популярный среди солдат лозунг: «война до побѣды», и они предлагали замѣнить его словами «война за свободу».

[383]

На кадетском съѣздѣ Щепкин связал «стоходовскую панаму» с обращеніем Совѣта к демократіи всего міра — нѣмцы в отвѣт пустили волну газа, от которой погибла масса народа (по свѣдѣніям Алексѣева стравленных газами насчитывалось около 800 человѣк).

[384]

Подмѣченное наблюдательным общественным дѣятелем «требованіе» народа в большей степени относилось к тѣм представителям боевого патріотизма, которые прочно окопались в революціонном тылу и из своего мѣста произносили патетическія и обличительныя рѣчи. Их слова на тему: «хоть рубашку с нас снимите, но Россію спасите», опредѣленно звучали фальшиво.

[385]

Из телеграммы Ставки о Стоходѣ явствует, что эта операція была задумана еще до начала русской революціи. Алексѣев говорил: «в теченіе послѣдних пяти недѣль по свѣдѣніям, получаемым, как от плѣнных, так, и путем воздушной развѣдки, совершенно опредѣленно намѣчалось стремленіе противника произвести атаку против нашего плацдарма на лѣвом берегу Стохода… Представлялось вполнѣ опредѣленным, что противник попытается произвести наступленіе с наступленіем оттепели».

[386]

За статью в «Правдѣ» о «манифестѣ 14 марта Суханов упрекал Каменева в «оборончествѣ». 25-го марта, по поводу агитаціи в Кронштадтѣ «побросать оружіе, заклепать пушки, испортить поставленныя мины», «Правда» помѣстила особое воззваніе к гарнизону, приглашавшее не вѣрить подобнаго рода провокаціонным призывам.

[387]

Мы говорим, конечно, не о ленинской концепціи превращенія міровой войны во всемірную гражданскую бойню под пролетарским стягом.

[388]

Любопытно, что побѣдоносную Францію эпохи «великой революціи» — «сильную духом и вѣрой в свѣтлое будущее родины», вспомнил в приказѣ 5 марта командующій 10-й арміей ген. Горбатовскій, отставленный новой властью.

[389]

Интересно, принимая во вниманіе последующую судьбу в дни революціи ген. Гурко, отмѣтить, что новый главнокомандующій Западным фронтом, в своей телеграммѣ военному министру 24-го марта, выражал твердую уверенность, (что народ, который сумѣл добиться политической свободы, «должен сумѣть завоевать себѣ и политическую свободу внѣшнюю»… «Армія вполнѣ проникнута сознаніем тѣсной связи того и другого; нужно, чтобы и весь народ в тылу и его руководители прониклись тѣм же, и тогда побѣда обезпечена, но ее нужно вырвать у врага, а не надѣяться, что она сама к нам придет вслѣдствіе неумѣлых и нерѣшительных дѣйствій противника».

[390]

Измѣнившееся настроеніе настолько затемнило память Алексѣева, что в своем послѣдующем дневникѣ по поводу іюньскаго наступленія он записал: «в началѣ апрѣля высшіе начальники высказали мнѣніе, что о наступательных операціях немыслимо думать».

[391]

Проф. Легра в свой апрѣльскій дневник записал объясненіе Милюкова, что серьезному наступленію препятствует лишь продовольственное дѣло. которое было неосуществимо в тогдашних условіях.

[392]

Выступленіе Милюкова было сугубо «безтактно», ибо как раз в этот момент остро стоял вопрос о «займѣ свободы». Интервью в газетах появилось в день похорон жертв революціи.

[393]

Происходившая в эти дни в Москвѣ конференція народных соціалистов, которые были как бы внѣ совѣтской общественности и ея «интернаціональнаго міросозерцанія», «оборонческіе» взгляды которых сомнѣнію не подлежали, очень опредѣленно высказалась против каких либо «завоеваній». Формула эта была популярна, — она повторялась и в обращеніи к Совѣту Пироговскаго Съѣзда 8-го апрѣля и Учительскаго Съѣзда 10-го.

[394]

Керенскій в Совѣщаніи Совѣтов увѣренно говорил, что измѣненіе цѣлей войны в Россіи вызовет измѣненіе этих цѣлей у всѣх держав — это «несомнѣнно», это «ясно, как день».

[395]

«Революціонная демократія» несомнѣнно возлагала большія надежды на свой проект созыва в Стокгольмѣ, в концѣ іюня, международной соціалистической конференціи, главной задачей которой представлялась, выработка «путей и средств» для «борьбы за мир». По отношенію ко времени, о котором у нас идет рѣчь, это было — будущее, ибо постановленіе Исп. Ком., относительно обращенія к соціалистическим партіям и центральным профессіональным организаціям «всего міра» по поводу созыва такой конференціи, было сдѣлано лишь 20-го мая. Была ли это только «утопія»? Отмѣтим, что представитель русскаго дипломатическаго вѣдомства в Лондонѣ, К. Д. Набоков, был увѣрен, что осуществленіе этого проекта привело бы к компромиссному миру. Идея созыва стокгольмской конференціи отнюдь не принадлежала большевикам, как предполагает, напр., проф. Перс (очевидно, и Милюков). Перс, бывшій в то время в Россіи и прикомандированный к англійской военной миссіи, утверждает, что он сам слышал агитацію большевиков на фронтѣ за заключеніе мира в Стокгольмѣ. Очевидно, англійскій историк не слишком глубоко проник в отношенія соціалистических партій : — подлинные большевики являлись, опредѣленными противниками стокгольмской затѣи.

[396]

В составленіи самого документа Милюков непосредственнаго участія не принял. Составлен был проект заявленія тѣми членами Правительства, которые были в оппозиціи к внѣшней политикѣ министра ин. дѣл. Это была все та же оппозиціонная «семерка».

[397]

Резолюція, предложенная Каменевым, была выработана на большевицкой конференціи, собравшейся наканунѣ Совѣщанія. Конференція не нашла отклика в тогдашней столичной печати. Шляпников приводит свѣдѣнія из отчета, составленнаго Милютиным, который принадлежал к «лѣвой» группѣ, и напечатаннаго в провинціальном (саратовском) партійном органѣ «Соціал-Демократ». Вопрос о войнѣ вызвал на конференціи «горячія пренія». «Одна часть конференціи твердо стояла на почвѣ рѣшеній, принятых в Циммервальдѣ и Кинталѣ; другая часть не менѣе рѣшительно стала на ту позицію, которую до сих пор горячо отстаивали на Западѣ Гэд и Самба, а у нас Маслов, Потресов, иначе говоря «оборонцы». «Правое» крыло считало неприемлемой резолюцію. предложенную бюро, в силу лозунга о «превращеніи имперіалистической войны в гражданскую» и отсутствія пункта о недопустимости «дезорганизаціи арміи». Принята была компромиссная резолюція в цѣлях «единства большевицких сил» (50 голосов против. 14).

[398]

Резолюція собрала 325 голосов при 20 воздержавшихся и 57 за резолюцію большевиков, которая, отвергая «дезорганизацію арміи», считала необходимым сохранить ея мощь, как оплот против «контр-революціи». С большевиками голосовали с. р. и с. д. «интернаціоналисты». Таким образом, количество чисто большевицких голосов на собраніи оказалось ничтожным. Группа большевиков от 13 городов голосовала за резолюцію Исп. Комитета.

[399]

Вопрос о проливах был не только «руководящей нитью» в дипломатической политикѣ министерства ин. д., как о том заявил на майском партійном съѣздѣ ушедшій из правительства Милюков. Намѣчавшуюся еще осенью 16 г. десантную операцію (см. «Легенду о сепаратном мирѣ») сторонники ея в первые два мѣсяца революціи довольно интенсивно пытались форсировать. В дни посѣщенія Ставки членами Правительства, министр ин. д. был подробно освѣдомлен о предположеніях, касающихся «босфорской операціи» помощи, нач. воен.-морск. отдѣла при Штабѣ верх. главноком. кап. I ранга Бубновым и представителем мин. ин. д. Базили, (босфорскую операцію, по словам Колчака, готовили к моменту, когда в Черном морѣ наступит «совершенно спокойное положеніе»). Намѣчавшійся план, до извѣстной степени, разрушался намѣреніем военнаго министра пріостановить подготовительныя работы по оборудованію транспортных средств в Черном морѣ для дессанта и использовать в виду кризиса желѣзнодорожных перевозок освободившіеся транспорты для грузовых перевозок минеральнаго топлива для фронта. Базили в письмѣ 23-го марта Милюкову жаловался на эту «весьма прискорбную» мѣру с точки зрѣнія «осуществленія наших цѣлей на проливы», так как для выполненія десантной операціи остался «весьма ограниченный срок: от 1 іюля до 1 августа», и «по поступающим свѣдѣніям, обстановка для удара по Константинополю рисуется в благопріятном свѣтѣ». (Предполагалось, не останавливая работ по оборудованію 90 десантных транспортов, для усиленія грузовых перевозок использовать румынскія рѣчныя пловучія средства, стоявшія на Дунаѣ «без всякаго дѣла». Но Румынія отказывала в этом. От мин. ин. д. требовалось воздѣйствіе «дипломатическим путем»). Письмо Базили совпало с нашумѣвшим интервью Милюкова. Но и послѣ правительственной деклараціи 28-го марта, положившей veto на завоевательные планы, разговоры и даже конкретныя мѣры к подготовкѣ «босфорской операціи» не прекращались. Деникин, занявшій 5-го апрѣля пост начальника штаба в Ставкѣ, говорит, что в апрѣлѣ Милюков, «вдохновленный молодыми пылкими моряками» (в дѣйствительности дѣло было, как мы только что видѣли, не совсѣм так), вел «многократно переговоры с ген. Алексѣевым, убѣждая его предпринять эту операцію, которая, по его мнѣнію, могла увѣнчаться успѣхом и поставить протестующую против анексій революціонную демократію перед совершившимся фактом. Ставка отнеслась совершенно отрицательно к этой затѣѣ, так не соотвѣтствовавшей состояніе наших войск (Алексѣев, как мы знаем, и раньше был противником «босфорской операціи»). Просьбы министра становились, однако, так настойчивы, что ген. Алексѣев счел себя вынужденным дать ему показательный урок: предположена была экспедиція в небольших размѣрах к малоазіатском берегу Турціи». Сформированіе отряда было возложено на румынскій фронт. «Прошло нѣкоторое время и сконфуженный штаб фронта отвѣтил, что сформировать отряд не удалось, так как войска… не желают итти в дессант»… (Слѣдовательно солдаты инстинктивно чувствовали безсмысленность «показательнаго урока»). Насколько назойливо вкоренилась в нѣкоторых кругах мысль о «проливах», показывает слѣдующее письмо Базили из Ставки, помѣченное 11 апрѣля: …«Приходится все болѣе серьезно считаться, — информировал Базилн Милюкова, — с тѣм, что нам, быть может, не удастся по обстоятельствам внутренним, так и в особенности по причинам техническим до конца войны фактически завладѣть проливами… Послѣдній срок принятія рѣшенія — середина мая мѣсяца или в самом крайнем случаѣ, начало іюня мѣсяца («Свѣдѣнія эти сообщаю вам на основаніи слов ген. Деникина», — добавлял Базили). …Если же мы не завладѣем проливами в теченіе предстоящих мѣсяцев, то есть всѣ основанія предполагать, что война кончится без того, чтобы мы их пріобрѣли. Все это невольно приводит меня к мысли, не слѣдует ли — отнюдь не отказываясь от намѣренія осуществить босфорскую операцію и наоборот, продолжая всячески настаивать на ея необходимости — все же имѣть в виду и иное рѣшеніе вопроса о проливах… Единственным же, как мнѣ кажется, сколько-нибудь пріемлемым для нас способом рѣшить вопрос о проливах для завладѣнія ими, должно быть признано соглашеніе с Турціей на условіях оставленія за ней суверенности над Константинополем и его районам, но с предоставленіем нам необходимых фактических гарантій — «военнаго контроля» в отношеніи проливов, т. е. «всемѣрно стремиться к достиженію сепаратнаго мира с Турціей»…, чтобы «до мирной, конференціи создать совершившійся факт». Подобное рѣшеніе, по мнѣнію Базили, «неизмѣримо выгоднѣе «нейтрализаціи» проливов, к которой имѣют такую неосновательную склонность наши крайне (?) лѣвые круги. (Такую мысль, между прочим, высказал в мартѣ в бесѣдѣ с великобританским военным агентом ген. Ноксом Керенскій и Терещенко в разговорѣ с Бьюкененом).

[400]

Таково было мнѣніе В. Д. Набокова, принадлежавшаго к числу тѣх, которые полагали, что одной из причин революціи было утомленіе от войны и нежеланіе ее продолжать.

[401]

Эту истину для всякой эпохи, выходившей из предѣлов обыденной государственной жизни (такой эпохой была, конечно, «великая европейская война»), понял даже престарѣлый бард неограниченной монархіи Горемыкин, заявившій в 15 г. в Совѣтѣ министров: «Политика в условіях настоящей. войны неотдѣлима от военных дѣл. Сами военные говорят, что воюет не регулярная армія, а вооруженный народ».

[402]

Тема о «друзьях-братьях» в окопах, которая популяризировалась в войсковых обращеніях первых дней революціи, может быть, и звучала извѣстной фальшью в силу чрезмѣрной своей сентиментальности, но и большевики, склонные утверждать, что повиновеніе на фронтѣ до революціи держалось только «палкой», должны признать, что окопное сидѣніе нивеллировало солдат и офицеров.

[403]

Это не помѣшало Струве в позднѣйших «размышленіях о революціи» сказать, что «русская революція подстроена и задумана Германіей».

[404]

У Правительства, очевидно, было три кандидата: Алексѣев, Брусилов и Рузскій. Против Алексѣева прежде всего возражала «революціонная» или «совѣтская» демократія, и сам Алексѣев впослѣдствіи в дневникѣ правильно опредѣлил причины этой оппозиціи — его приказ 3 марта и неуступчивость, им проявленная. На первом же засѣданіи Контактной Комиссіи поднялся вопрос о кандидатѣ, который замѣнит «отрѣшеннаго» от должности в. кн. Ник. Ник. Представители Совѣта стали возражать даже против «временнаго» замѣщенія этого поста Алексѣевым. «Разумѣется, это было неудовлетворительно — пишет в воспоминаніях Суханов — и мы категорически возражали. Но по этому серьезному вопросу мы не имѣли никаких директив и ограничились безплодными препирательствами, главным образом, со Львовым, доказывавшим, что Алексѣева рѣшительно некѣм замѣнить». По утвержденію Половцова, кандидатам лѣвых тогда был Брусилов — эту кандидатуру поддерживал Керенскій. Против Алексѣева возстали и правые, — Родзяико обратился к Львову 18-го с особым письмом по поводу сообщеннаго ему извѣстія, что Правительство склонно поставить во главѣ дѣйствующей арміи Алексѣева. «Это назначеніе не приведет к благополучному окончаніе войны» — писал Родзянко: «Я сильно сомнѣваюсь, чтобы ген. Алексѣев сосредоточил в себѣ сумму достаточнаго таланта, и способности, и силы воли, чтобы широко охватить то политическое настроеніе, которое теперь захватило Россію и армію. Вспомните, что ген. Алексѣев являлся постоянным противником мѣропріятій, которыя ему неоднократно предлагались из тыла, как неотложныя, дайте себѣ отчет в том, что ген. Алексѣев всегда считал, что армія должна командовать над тылом, что армія должна командовать над волею народа, и что армія должна как бы возглавить собой и правительство и всѣ его мѣропріятія; вспомните обвиненіе ген. Алексѣева, направленное против народнаго представительства, в котором он опредѣленно указывал, что одним из главнѣйших виновников надвигающейся катастрофы является сам русскій народ в лицѣ своих народных представителей. Не забудьте, что ген. Алексѣев настаивал опредѣленно на немедленном введеніи военной диктатуры». Родзянко доказывал, что имя Алексѣева «мало извѣстно» и «непопулярно», так как с этим именем связана сдача «всѣх крѣпостей, Варшавы и Царства Польскаго». Из обзора, представленнаго Алексѣевым об отношеніи фронта к перевороту, Родзянко было «совершенно ясно, что только Юга-Западный фронт оказался на высотѣ положенія. Там, очевидно, царит дисциплина, чувствуется голова широкаго полета мысли и яснаго пониманія дѣла, которая руководит всѣм этим движеніем. Я имѣю в виду ген. Брусилова, и я дѣлаю из наблюденій моих при своих поѣздках по фронту тот вывод, что единственный генерал, совмѣщающій в себѣ, как блестящія стратегическія дарованія, так и широкое поннманіе политических задач Россіи и способный быстро оцѣнить создавшееся положеніе, это именно ген. Брусилов». «Другим лицом широкаго государственнаго ума» Родзянко считал Поливанова. Письмо Родзянко не носило личнаго характера по своему существу и подкрѣплялось выпиской из протокола засѣданія Врем. Комитета, отстаивавшаго кандидатуру Брусилова и признававшаго, что «в интересах успѣшнаго веденія войны представляется мѣрою неотложною освобожденіе ген. Алексѣева от обязанностей Верх. Главнокомандующаго»… Кандидатура Рузскаго отпадала, потому что военный министр, по словам ген. Половцова, сопровождавшаго военнаго министра во время поѣздки его на фронт, «кипѣл негодованіем на пассивность Рузскаго» — дѣло было не в пассивности, а в том оппозиціонном настроеніи («опредѣленная враждебность», по характеристикѣ Половцова), которое встрѣтил Гучков при посѣщеніи Пскова. Деникин колебанія относительно Алексѣева объясняет тѣм, что «сильный Гучков» боялся «уступчивости Алексѣева» (и потому послѣ назначенія Алексѣева поспѣшил назначить без сношенія с послѣдним ему в помощники «боевого генерала», т. е. Деникина). В дѣйствительности и здѣсь причиной была не «мягкость характера», а твердость и неодобрительное отношеніе Алексѣева к первым реформаторским шагам Поливановской комиссіи (близкій Гучкову Пальчинскій, по словам Половцова, открыто высказывался в комиссіи, что Алексѣев «не подходит в главнокомандующіе»). Можно придти к заключенію, что Алексѣева настойчиво поддержал глава Правительства, наиболѣе связанный с генералом своими прежними сношеніями. Чашу вѣсов перетянула в сторону Алексѣева именно его большая популярность в странѣ и та роль, которую Алексѣев играл в выработкѣ и руководствѣ военными дѣйствіями послѣ кризиса 15 г.

[405]

Термин, примѣнявшійся еще перед войной к нѣкоторым молодым офицерам Ген. Штаба, проповѣдывавшим необходимость, реформы арміи и примкнувшим к окруженію Гучкова.

[406]

Отрицательная оцѣнка команднаго состава создалась под вліяніем все той же повышенной общественной психологіи періода военных неудач, нѣсколько переоцѣнивавшей таланты нѣмецких стратегов. Мысль эту высказывал в началѣ еще войны представитель мин. ин. д. в Ставкѣ Кудашев. Он писал своему шефу: «Я убѣжден, что наши генералы — прекрасно знают дѣло… но творческой искры у них нѣт. Они годятся в члены «гофкригс-герихта», осмѣяннаго Суворовым, но не в Суворовы, а с такими противниками, как нѣмцы, один только Суворов может побѣдить». (17 дек. 14 г.). Почти через год Кудашев вновь возвращается к этой темѣ с болѣе отрицательным отношеніем к русским полководцам: «Война за цѣлый год не выдвинула ни одного Суворова. А так как большинство генералов берется из офицеров ген. штаба, то приходится вывести заключеніе, что Академія, их порождающая, не на высотѣ своего призванія. Этот вывод подтверждается наблюденіем над нѣкоторыми офицерами ген. штаба, у которых преувеличенное самомнѣніе и ничѣм не оправдываемая самоувѣренность прикрывают рѣдкое умственное убожество и полную безличность». Кудашев, очевидно, не склонялся к «эсеровскому рецепту» революціоннаго времени. Но этот рецепт устраненія генштабистов был очень по душѣ имп. Ал. Фед. Она не раз убѣждала мужа в своих интимных письмах (напр. іюль 16 г.): «выгони генералов и выдвинь каких-нибудь молодых энергичных людей. Во время войны нужны способные, а не по чину». «Многіе из наших генералов — писала она в другом, письмѣ — глупые идіоты, которые даже послѣ двух лѣт войны не могут научиться первой и наипростѣйшей азбукѣ военнаго искусства». Царица была убѣждена, что «простые офицеры, не хуже офицеров Ген. Штаба, могут разбираться» в сложных стратегических вопросах, Историку, пожалуй, и не совсѣм умѣстно итти по стопам довольно импульсивной и даже истерической женщины. Чрезмѣрныя обобщенія всегда рискованы. Достаточно назвать имена хотя бы нѣкоторых из тѣх военных вождей, кто фигурировал на командных постах в дни революціи и гражданской войны для того, чтобы показать несуразность парадоксального утвержденія об «авгіевых конюшнях». Кто назовет бездарностью — Алексѣева, Рузскаго, Брусилова, Корнилова, Колчака, Непенина, Каледина, Деникина, Юденича, Врангеля и др.? А вѣдь их выдвинул на командные посты еще «старый режим».

[407]

Чернов спѣшит сдѣлать поправку: гучковскія мѣры выглядят дѣтской игрушкой сравнительно с тѣм, что было продѣлано над своей арміей великой французской революціей. Подсчитано, что только до іюля 1793 г. в ней было отставлено 593 генерала.

[408]

Врангель, считает, что гучковская «чистка» была «глубоко ошибочна», потому что замѣнила устраняемых людей «чуждыми» тѣм частям, которыми тѣ командовали, что должно было отразиться на «боеспособности» арміи. Между тѣм, в острых случаях, когда смѣна была необходима в силу взаимоотношеній между военачальниками и подчиненными, простое территоріальное перемѣщеніе, которое легко могла устроить Ставка, способно было внести успокоеніе.

[409]

Деникин болѣе осторожно говорят: «Думаю, цѣль эта (улучшеніе команднаго состава) достигнута не была. «Новые люди» были подчас людьми «случая, а не знанія и энергіи».

[410]

В «Очерках русской смуты» имѣется даже сравнительная таблица, правда, не именная, гдѣ командующіе арміями и их начальники штаба распредѣлены по группам: поощряющіе демократизацію, не боровшіеся против нея и боровшіеся. Автор пытается — едва ли основательна — сдѣлать вывод о послѣдующем антибольшевизмѣ лиц, занесенных в произвольныя статистическія таблицы общественной морали.

[411]

Для флагов был использован «подручный матеріал» и на флаги одной из сотен, очевидно, пошли юбки из краснаго ситца с крапинками.

[412]

Слово взято и кавычки самим Селивачевым, отнюдь не придававшим этому слову смысл соціальный.

[413]

«С невѣроятным цинизмом, граничащим с измѣной Родинѣ — писал в 21 году с неостывшей запальчивостью уже историк-мемуарист — это учрежденіе, в состав котораго входило много генералов и офицеров, назначенных военным министром, шаг за шагом, день за днем проводило тлетворныя идеи и разрушало разумные устои воинскаго строя».

[414]

Вопрос об «отданіи чести» был выдвинут на первый план во всѣх армейских отзывах потому, что именно по этому вопросу (и в сущности только по поводу него) запрашивал министр «срочное заключеніе» нач. штаба. Вопрос остался неразрѣшенным в Поливановской Комиссіи. «Предложено было три рѣшенія» — телеграфировал Гучков: «1. Совершенно умолчать об отданіи чести, что и сдѣлано в выпущенном приказѣ. 2. Сохранить внѣ службы взаимное привѣтствіе, как символ принадлежности к одной семьѣ… Рѣшеніе этого вопросам таким образом, несомнѣнно, вызвало бы протест Совѣга Р. Д., усмотрѣвшаго бы в этом стѣсненіе свободы внѣ службы. 3. Полное согласіе с Совѣтом Р. Д. и принятіе их резолюціи», т. е. регламентація согласно «приказу № 1» — отмѣна обязательнаго отданія чести «внѣ службы». Считая, что в этом вопросѣ необходима «солидарность» с высшими представителями дѣйствующей арміи, Гучков сообщал, что окончательное рѣшеніе отложено до полученія срочнаго заключенія ген. Алексѣева.

[415]

Запрос Гучкова был переслан немедленно Великому Князю.

[416]

Вмѣсто Чхеидзе от Совѣта подписал Скобелев, так как первый, по словам Станкевича, не возражая против рѣшенія, отказался дать подпись, мотивировав будто бы так свой отказ: «Мы все время говорили против войны, как же я могу теперь призывать солдат к продолженію войны» (?!).

[417]

Делегаты были направлены к военному министру общим собраніем представителей всѣх частей арміи 21-22 марта (присутствовало 379 чел.).

[418]

Отмѣтим заодно, что «Совѣт военных делегатов кіевскаго военнаго округа» с самаго начала состоял из офицеров и солдат.

[419]

Половцов, сопровождавшій Гучкова в его поѣздкѣ по фронту, так охарактеризовал «самоуправленіе» в XII арміи: «Радко… устроил себѣ парламент, засѣдающій в театрѣ. Это совѣщаніе вполнѣ благонадежно, а Радко с ним хорошо справляется». Через нѣсколько мѣсяцев Алексѣев в дневникѣ даст совершенно иную характеристику, опираясь на данныя, изложенныя на знаменитом совѣщаніи 16 іюля в Ставкѣ в заявленіи ген. Клембовскаго, замѣнившаго при Брусиловѣ ген. Драгомирова в качествѣ главнокомандующаго Сѣверным фронтом: «В XII арміи развал достиг крайней степени. Братаніе идет во всю и остановить его нѣт возможности… Вредным элементом стали латыши, геройски дравшіеся в декабрѣ и январѣ мѣсяцах. Произошел нравственный перелом: 2/3 Латвіи в руках нѣмцев… Естественно, нужно скорѣе ждать свободы от нѣмцев… Командующій XII арміей не сумѣл поставить себя в отношеніи армейских комитетов и упустил из своих рук управленіе арміей. Правит арміей фактически не Радко-Дмитріев, а предсѣдатель совѣтскаго комитета солдат Ромм. Комитеты творят, что хотят. Комитеты латышских бригад состоят сплошь из большевиков». Исторія эволюціи арміи в послѣдующіе мѣсяцы выходит за предѣлы данной работы. Здѣсь нужны очень существенныя поправки. Состояніе XII арміи в дни октябрьскаго переворота цѣликом не подтверждает пессимистическую оцѣнку Алексѣева. (См. мою книгу «Как большевики захватили власть»). Во всяком случаѣ послѣдующее далеко не было логическим развитіем того, что закладывалось в эпоху мартовскаго реформированія арміи. Но для марта подлинное настроеніе армін очень ярко выразилось в выступленіи Ромма на Совѣщаніи Совѣтов. (См. ниже).

[420]

Двѣ крайнія позиціи, діаметрально противоположныя, были представлены «демагогом» Верховским и человѣком «долга» Деникиным.

[421]

«Положеніе» Поливановской комиссіи, стоявшее ближе к совѣтскому проекту, было опубликовано послѣ утвержденія его Гучковым 10 апрѣля.

[422]

В дневникѣ Верховскаго («Россія на Голгофѣ»), 3 марта ему давалась такая характеристика: «Мы всѣ здѣсь очень любим нашего адмирала. Эго настоящій солдат, смѣлый и рѣшительный, горячій, неутомимый боец, любимый своими командами».

[423]

И эту запись сдѣлал человѣк, перед тѣм записавшій свой спор с подчиненным («большим приверженцем новаго правительства») и доказывавшій, что Гучков дѣйствует под напором Совѣта, распоряженія котораго будут приняты военным министром «для введенія в армію, хотя и пройдут через комиссію ген. Поливанова».

[424]

Гучков сослался на авторитет Корнилова, который будто бы сказал ему при оставленіи поста командующаго войсками петербургскаго округа, что в разложеніи арміи виновен, главным образом, командный состав, потакавшій солдатской анархіи. И что было не столько проявленія слабости, сколько революціоннаго карьеризма. Ссылка на Корнилова вызвала большое негодованіе Деникина, хотя по существу вопроса подобный взгляд вполнѣ соотвѣтствовал точкѣ зрѣнія, изложенной Деникиным в «Очерках Русской Смуты». Во всяком случаѣ в мартѣ Корнилова также надлежало отнести в сонм «демагогов». Он по собственной иниціативѣ посѣтил Исп. Ком. и заявил о своем желаніи дѣйствовать в полном контактѣ с Совѣтом, не возразил против прикомандированія к Штабу совѣтскаго представителя и даже на «лѣвых» произвел «выгодное впечатлѣніе» (Шляпников). Лишь 16-го кѣм то сдѣлано было в Испол. Ком. запротоколированное сообщеніе, что с Корниловым надо быть «осторожным» — он генерал «старой закваски, который хочет закончить революцію».

[425]

См. характеристику Колчака в III-м т. «Трагедія адм. Колчака», гдѣ использован его неопубликованный дневник.

[426]

Мемуарист вспоминает письмо, полученное им с фронта от гр. Игнатьева. Корреспондент писал, что надо отдать себѣ отчет в том, что война кончилась, потому что армія «стихійно не хочет воевать»: «Умные люди должны придумать способ ликвидаціи войны безболѣзненно, иначе произойдет катастрофа». Набоков показал письмо военному министру. Тот отвѣтил, что он получает такія письма массами, и приходится «надѣяться на чудо». Набоков высказал свое убѣжденіе Милюкову, который «рѣшительно» не согласился, однако, с этим и считал, что «без войны скорѣй бы все разсыпалось».

[427]

Эти строки писались во вторую міровую войну.

[428]

См. «Золотой ключ».

[429]

Суханов говорит, что в засѣданіи Контактной Комиссіи, собравшейся еще в серединѣ апрѣля в силу болѣзни военнаго министра на его квартирѣ, Гучков пытался убѣдить совѣтских представителей о невозможности «говорить вслух о мирѣ», ибо при словѣ «мир» в арміи наступает «паралич», и она разлагается.

[430]

Кучин слишком рѣшительно отрицал вліяніе «приказа № 1» — «он никакого значенія не играл в арміи». «Я утверждаю, — говорил представитель фронтовой группы, — что Кавказской арміи он не был извѣстен в тот момент, когда начали создаваться там комитеты… Комитеты явились стихійным процессом в тот момент когда старый порядок в арміи рушился, и не было ничего новаго. Комитеты явились проявленіем инстинкта самосохраненія массы, мудраго инстинкта сознанія представителей масс, которые знали, что им придется в чрезвычайно трудных условіях создавать новый быт арміи…, так как перед ними была масса, только что вырвавшаяся из состоянія рабства».

[431]

Лозунг «полицію на фронт» был популярен в революціонное время, и как-то никто на первых порах не задумывался о послѣдствіях его осуществленія. Так первый армейскій фронтовой съѣзд в Минскѣ вынес спеціальное о том постановленіе. Результаты сказались очень скоро. Революціонный командующій войсками Кіевскаго округа Оберучев утверждает, что «каждое сообщеніе об отказѣ под вліяніем большевицкой пропаганды заканчивалось обыкновенно так: «предсѣдателем полкового совѣта был бывшій жандарм» и т. д. В позднѣйшем отчетѣ комиссара XI арміи на юго-запад. фронтѣ Кириенко также отмѣчалось пагубное вліяніе пополненія частей, стоявших на фронтѣ, городовыми и жандармами, присылаемыми из тыла: многіе из них стали «большевиками» и вносили деморализацію в боеспособных частях (как примѣр, отчет приводит Московскій полк 2 дивизіи гвардейскаго корпуса, гдѣ таких «бывших» оказалось около 150 человѣк). Думскіе депутаты в свою очередь зарегистрировали случаи, когда части выносили недовѣріе офицерам под руководством бывших агентов Охранных отдѣленій.

[432]

«Мы знаем, кто жил близко к солдатской массѣ, — говорил оратор, — что глухое и темное броженіе шло в широких, глубинах и нѣдрах арміи дореволюціоннаго періода… Из теплушек, из трамвайных вагонов, из темных землянок часто раздавались слова, указывающія на озлобленное настроеніе… Мы знаем, как в послѣднее время до революціи увеличивались репрессіи вмѣстѣ с ростом разложенія арміи… Мы слышали; во время сраженій далекіе выстрѣлы тогда. Эта были выстрѣлы разстрѣлов. И мы знаем, как часто применялись плети и розги, но многіе не знают, какую бурю негодованія вызывали онѣ в солдатской массѣ, которая… тайно переживала чувство озлобленія»… Это чувство озлобленія было принесено солдатами в первые же дни революціоннаго періода…

[433]

Депутаты объясняли это требованіе «замѣтным желаніем солдат сохранить добрыя отношенія с запасным батальоном, в который, в цѣлях отдыха, всѣ стрѣлки стремятся попасть». В документѣ, воспроизводящем отчет депутатов, дано такое еще поясненіе: «В числѣ офицеров, коим выражено недовѣріе в зап. бат., находятся два георгіевских кавалера (нынѣ командиров полков)… Нужно замѣтить, что предсѣдатель зап. бат., вынесшаго недовѣріе. был впослѣдствіи арестован, как чин Охр. Отд. В арестѣ вышеназванных офицеров, в первые дни революціи бывших популярными среди солдат, сыграли немалую роль прикомандированные к зап. бат. офицеры, сводившіе личные счеты на почвѣ оскорбленнаго самолюбія» (выборное начало и пр.).

[434]

Из офиціальной сводки свѣдѣній о братаніях на фронтѣ с 1 марта по 1 мая можно вообще заключить, что в апрѣлѣ, не говоря уже о мартѣ, явленіе это на всѣх фронтах было довольно случайное и сравнительно рѣдкое, едва ли выходившее значительно за предѣлы, наблюдавшіеся до революціи оно легко прекращалось пулеметным или артиллерійским огнем. Только 16 апрѣля в «Правдѣ» появилась статья Ленина, призывавшая содѣйствовать «братанію». Он писал: …«войну невозможно кончить ни простым втыканіем штыков в землю, ни вообще односторонним отказом одной из воюющих стран. Практическое немедленное средство для того, чтобы ускорить войну, есть и может быть только одно (кромѣ побѣды рабочей революціи над капиталистами), именно: братанье солдат на фронтѣ — немедленная, энергичнѣйшая, всесторонняя, безусловная помощь с нашей стороны братанью солдат обѣих воюющих групп на фронтѣ. Такое братанье уже началось. «Давайте помогать ему» (статья Ленина была «отвѣтом на отрицательную резолюцію Совѣта Солд. Деп. по поводу пропаганды большевиков).

[435]

Какое впечатлѣніе производил Гурко показывает довольно необычный факт, о котором разсказывает Легра, как непосредственный очевидец: послѣ одного из горячих призывов, обращенных главнокомандующим к толпѣ, выступившій из рядов солдат-«большевик» поцѣловал Гурко руку.

[436]

Легра разсказывает, что с Родичевым случился непріятный для оратора инцидент — у него выскочила вставная челюсть и упала на пол. Легко представить себѣ, как разсмѣшил бы подобный случай французскую аудиторію пишет Легра, — здѣсь, наоборот, это не вызвало даже улыбки, и Легра должен признать, что это достаточно характеризует психологію слушателей.

[437]

В момент же развала Черноморскаго флота(май), когда нужно было произвести рискованную операцію, Колчак вызвал охотников: число послѣдних — показывал он в дни сибирскаго допроса — значительно превысило нужное количества.

[438]

Русскій современник мог бы повторить метафору Мишле о парижском праздникѣ Федераціи 14 іюля 1760 г. — Это был день «всеобщаго братства, когда Бог явил свой лик. Бог согласія и мира, а не Бог насилія».

[439]

Суханов говорил, что это был восторг «буржуазной» толпы, которая жила «новым подъемом» и дышала «радостью великодушной революціи». Это, конечно, невѣрно.

[440]

В. Маклаков отсюда дѣлал в своей рѣчи вывод, что демократія отстаивает «институты комитетов и комиссаров», которые были «естественным явленіем дней революціи», когда «заполнили пустоту», только потому, что это «проводники революціонной политики». Между тѣм «политическій путь» и «дисциплина» в революціонное время в сознаніи демократіи были неразрывно связаны. Маклакову, склонному к отрѣшенію от жизни и отвлеченным построеніям, дилемма казалась легко разрѣшимой простым механическим устраненіем переживших свое время «суррогатов команднаго состава».

[441]

Крымов перед своей поѣздкой в Петербург был крайне разстроен газетными свѣдѣніями о дѣятельности военнаго министра и послал в Петербург предварительно Врангеля с предостерегающим письмом о той опасности, которая грозит Россіи, если армія будет втянута в политику. Крымов был так взволнован, что при чтеніи Врангелем письма «разрыдался». В изображеніи Половцова, Крымов пріѣхал в столицу в боевом настроеніи: «сразу на меня набрасывается со свойственным ему ругательным настроеніем — «как тебѣ не стыдно, вы всѣ тут мямли, нюни распустили; первая солдатская депутація, которая ко мнѣ придет, я ее нагайкой, встрѣчу».

[442]

В одном из опубликованных «солдатских писем» упоминается об откровенных разговорах на эту тему офицеров с солдатами 241 пѣх. полка: «у нас в тылу есть двѣ азіатскія дивизіи и нам нужно присоединиться к ним и ѣхать в Петроград и уничтожить всю эту сволочь».

[443]

Жизненной иллюстраціей к положенію Набокова может служить письмо на имя кн. Львова извѣстнаго Маркова II, заявлявшаго, что он признает и подчиняется «всѣм законным дѣйствіям» возглавляемаго Львовым правительства. Свое рѣшеніе думскій лидер «Союза Русскаго Народа» мотивировал так: «печальный акт самоупраздненія верховной в Государствѣ Россійском власти состоялся послѣ законнаго назначенія вас предсѣдателем Совѣта министров. Таким образом возглавляемое вами правительство является единственной законной властью в государствѣ».

[444]

Набоков, со слов бар. Нольде (?) сообщает, что 2-го в средѣ революціоннаго правительства поднимался вопрос об изданіи законов и принятіи финансовых мѣр в порядкѣ старой ст. 87. Факт был бы очень показателен, если бы не приходилось его сопровождать очень существенной оговоркой. Набоков забыл, что в его руках был черновик перваго засѣданія правительства. Из этого «никуда не годнаго», по признанію Набокова, протокола (см. ниже), однако, опредѣленно вытекает: было признано, что основные законы послѣ переворота не дѣйствительны, и что необходимо установить новыя нормы законодательства. А главное, первое засѣданіе правительства не могло быть 2-го. Оно происходило 4-го.

[445]

Маклаков отнюдь не оригинален — у него есть предшественник в лицѣ Гакебуша (Горѣлова), развивавшаго еще в 21-м году в «Записках бѣженца» такое своеобразное представленіе о февральских днях.

[446]

Непонятно, почему вниманіе политика-юриста сосредоточивается исключительно на актѣ 3 марта. Логичнѣе было бы всю дефективность отнести к акту 2 марта. В практической своей дѣятельности в 17 г. Маклаков не держался такой точки зрѣнія. В Особом Совѣщаніи по выработкѣ положенія о выборах в У. С. Маклаков при обсужденіи вопроса об избирательном правѣ представителей династіи Романовых (он высказывался положительно в виду добровольнаго отреченія) развивал теорію «легальнаго» происхожденія власти Временнаго Правительства из актов отреченія. Так, по крайней мѣрѣ, сообщал газетный отчет «Новой Жизни».

[447]

Конференція петербургских соц.-рев. 2-го. привѣтствуя вступленіе Керенскаго в правительство в качествѣ «защитника интересов народа и свободы», мотивировала свою резолюцію «необходимостью контроля над дѣятельностью Временнаго Правительства со стороны трудящихся масс». Московская конференція той-же партіи 3-го призывала «трудовой народ» оказывать «организованное давленіе на Временное Правительство, дабы оно твердо и последовательно осуществляло всѣ политическія свободы и созвало, согласно своему обѣщанію, Учред. Собраніе».

[448]

Для характеристики психологіи современника и психологіи мемуариста интересно сравнить тон воспоминаній Набокова с тоном воззванія, описывавшего расправы и кровавыя казни ничтожнаго, стараго правительства, окруженнаго безотвѣтственной силой темных проходимцев, распутных и преступных, что легло «позором на имя русскаго императора» и отвратило от него «всѣх честных сынов родины».

[449]

Офиціально не ссылались, но не офиціально это подчеркивалось в первые дни при сношеніях с иностранными послами, как видно из отмѣток Палеолога, 4 марта послѣ свиданія с министром ин. д. (ср. выше телеграмму Бьюкенена) французскій посол поинтересовался офиціальным «титулом» новаго правительства. Он еще окончательно не зафиксирован — отвѣтил Милюков в записи дневника Палеолога: пока называемся «временным правительством», но под этим названіем сосредотачивается вся полнота власти и неотвѣтственность перед Думой… Слѣдовательно, источником власти является революція — спросил Палеолог. «Нѣт, — отвѣтил Милюков. — Мы ее унаслѣдовали от в. кн. Михаила, который передал ее нам актом отреченія». Как неожиданный курьез можно зарегистрировать, что на акт 3 марта в 18-ом году в Уфѣ при организаціи власти ссылались представители партіи с-р. От имени Комитета членов Учр. Собр. Вольскій обосновал переход власти формулой юридической преемственности: Вел. Кн. в актѣ отреченія поручил Врем. Правит, созыв Учред. Собранія… «Ясно, что и той власти, которая должна создаться теперь, должна предшествовать государственная преемственность. Разрыв преемственности будет актом, который ослабит самую силу государственной власти».

[450]

Перелистывая газеты того времени, можно попасть на такой, напр., малограмотный курьез: огромное объявленіе одной из кинематографических фирм о пожертвованіи 3000 руб. в пользу Совѣта Р. и С. Д. при Гос. Думѣ!

[451]

Офиціальная радіо-телеграмма была составлена наспѣх и весьма небрежно. Так она начиналась словами: «28 февраля вечером председатель Гос. Думы получил высочайшій указ об отсрочкѣ засѣданій до апрѣля. В тот же день утром»… 28-ое — это явная описка, но остается «в тот же день утром». Удивительно, что во всѣх почти последующих изданіях телеграмма перепечатывается в своем первоначальном видѣ без оговорок.

[452]

Так, очевидно, слѣдует понимать, напр., постановленія о поддержкѣ Думы, которыя выносились на волостных сходах Клинскаго у., Московской губ. в первой половинѣ марта.

[453]

Среди них был Бубликов, как видно из воспоминаній послѣдняго — он был сторонник созыва демократизированной Гос. Думы. Милюков на страницах своей «Исторіи» добавляет, что «сама Дума (?), за исключеніем предсѣдателя и немногих членов, не вела свои полномочія от избранія 1912 г., а только от своей роли во время революціи». Что касается «самой Думы», то о ней не приходится говорить, ибо ея не было, но в отношеніи «частных совѣщаній» нѣкоторых членов Думы утвержденіе историка правильно лишь для характеристики положенія первых дней. Дальше позиція, как мы увидим, существенно видоизмѣнилась, включая и позицію самого Милюкова.

[454]

Исторія этого документа, опубликованнаго Сторожевым, такова. Черновик «Журнала Совѣта Министров 2-го» был найден в портфелѣ б. мин. ин. д. (т. е. Милюкова) с помѣткой «В. Н.» (конечно, Набокова, приглашеннаго на пост управляющаго дѣлами правительства и с 5-го марта присутствовавшаго уже на засѣданіях): «Мнѣ представлен предлагаемый первый журнал засѣданія Вр. Пр., составленный секретарем Гос. Думы. Он, по моему, никуда не годится, но так как я не присутствовал, то могу его исправить только, если мнѣ указана будет канва и сущность мнѣній». В воспоминаніях Набоков разсказывает, что с Милюковым было условлено, что он возьмет эту запись и возстановит по памяти ход и рѣшенія перваго «чрезвычайно важнаго» засѣданія Врем. Прав., в котором оно устанавливало основныя начала своей власти и своей политики. За два мѣсяца своего пребыванія к составѣ Врем. Прав, работы этой Милюков не выполнил — указывает Набоков: «Так и осталась запись неиспользованной — кажется, он и не вернул ея. Этим объясняется, что журналы (печатные) засѣданій Врем. Прав, начинаются с № 2». Сторожев почему-то называет этот черновик «апокрифическим». Апокрифична лишь дата, указывающая, вѣроятно, на то, что это не протокол в точном смыслѣ слова, а позднѣйшая запись, воспроизведенная по памяти временно завѣдующим канцеляріей Врем. Прав. Глинкой. В связи с обсужденіем роли Гос. Думы на засѣданіи «Совѣта Министров» 4-го и говорили о непримѣнимости, ст. 87.

[455]

Раньше, на частном совѣщаніи членов Думы 18 іюня, то же самое говорил Родичев: «правительство нас игнорировало».

[456]

Не знаю, была ли какая-нибудь офиціальная ассигновка со стороны Правительства. Это вѣроятно, ибо в вѣдѣніе «Государственной Думы», т. е., Временнаго Комитета были переданы, напр., организаціи «Красного Креста». Временный Комитет получал достаточныя пожертвованія для своей деятельности от «буржуазіи» (напр., в мартѣ один Совѣт Сиб. Ком. Банка предоставил в распоряженіе предсѣдателя Гос. Думы милліон рублей, такую же сумму отпустил к «Московскій Банк» —может быть, в газетных свѣдѣніях была неточность, и дѣло шло об асигновках «совѣтом банковских съѣздов»). Но привиллегированное положеніе Времен. Комитета заключалось уже в том, что в его распоряженіи была государственная типографія, что впослѣдствіи вызывало горячія нападки со стороны «революціонной демократіи». Напр., в «Дѣлѣ Народа» (1 сентября) Зензинов негодовал на то, что «на государственный счет» печатаются «в сотнях тысяч экземпляров стенографическіе отчеты частных совѣщаній» членов Гос. Думы с «подробными черносотенными и погромными рѣчами Масленникова и Пуришкевича, гдѣ Николай Романов именуется «законным претендентом на русскій престол»…

[457]

См., напр., рапорт командиров 32 дивизіи 9 марта командующему 8 арміей (этот рапорт, напечатанный в приложеніи к работѣ Шляпникова, мы подробно изложили в отдѣлѣ «Трагедія фронта») и письмо офицеров Особой Арміи, помѣщенное в «Красном Архивѣ».

[458]

«Заложник демократіи» в Правительствѣ, представитель Совѣта при посѣщеніи Москвы 7 марта предпочел употребить болѣе широкую и неопредѣленную формулу: «по почину народа и Гос. Думы», употребленную в винаверском текстѣ «манифеста» 6 марта.

[459]

Впослѣдствіи в общей деклараціи от демократіи, прочитанной Чхеидзе в Гос. Совѣщаніи в Москвѣ, также говорилось, что совѣты с самаго начала ставили себѣ цѣлью объединить всѣ живыя силы страны.

[460]

Лишь иностранец мог связать «совѣтскую систему» с традиціонным «русским міром» и «общиной», как это сдѣлал, напримѣр, в своих показаніях перед «Овермэнской комиссіей» Сената Соед. Шт. (1919 г.) большевизанствующій бывшій в Россіи в дни революціи представитель американской краснокрестной организаціи Робинс. Болѣе удивительно, что такую параллель провел серьезный политическій дѣятель и знающій Россію проф. Масарик. И еще болѣе удивительно, что к ней присоединился русскій военный историк Головин, не представляющій себѣ в сущности иностранное (синдикалистическое) происхожденіе большевицкой концепціи. Можно найти при желаніи нѣчто от «Руссо» в совѣтской системѣ, как это сдѣлал Бенеш, преемник Масарика на президентском посту (статья в «Волѣ Россія», ном. 18, 1924), но очень уже трудно будет установить преемственность между мыслями, которыя внушал Распутин имп. А. Ф. о непосредственной связи власти и народа и теоріей, осуществленной «в первые дни революціи», — эту преемственность нашел извѣстный англійскій журналист Вильтон.

[461]

Совѣт на первых порах был несомнѣнно «правѣе» Исполн. Комитета и, по признанію Станкевича, от него «всего можно было добиться, если только упорно настаивать».

[462]

В качествѣ исторіка-мемуариста Керенскій усиленно подчеркивает, что ни одно дѣйствіе Совѣта не носило характера правительственнаго акта, исходящаго от центральной власти. Внѣшность, конечно, имѣла второстепенное значеніе.

[463]

Врангель приводит это в доказательство того, что правительство не сумѣло опереться на предлагаемую ему самими войсками помощь для борьбы с притязаніями Совѣтов. Такое предложеніе поступило, по словам генерала, напримѣр, от всѣх полков Уссурійской дивизіи. Мемуарист здѣсь явно сдѣлал большую хронологическую ошибку. О проектах ген. Врангеля сказано в другом мѣстѣ.

[464]

Из протокола Исп. Ком. мы узнаем, напримѣр, что в тяжелом артиллерійском полку, расквартированном в Царском Селѣ, солдаты «возмущались о неразрѣшеніи свободы печати». Дѣло о «Новом Времени» имѣло небезинтересный в бытовом отношеніи эпилог, характерный для настроенія «низов», Нѣкій солдат Дмитріев, осуждавшій в трамваѣ запрещеніе выхода «Нов. Времени», предстал 14 марта перед судом по обвиненію в порицаніи Совѣта. По чьей иниціативѣ возникло это курьезное дѣло, к сожалѣнію, «День», из котораго мы заимствуем свѣдѣнія, не сообщил. Судил Дмитріева новый временный суд, введенный министром юстиціи: мировой судья и делегированные от Совѣта «солдат и рабочій». Эта «импровизація» Керенскаго, в корень противорѣчащая лестным словам, произнесенным им в Москвѣ о мировом судѣ, была, конечно, «подсказана настроеніем времени». Суд оправдал Дмитріева, признав, что свободному гражданину принадлежит право и свободной критики.

[465]

Позже, в эмиграціи, отвѣчая Водовозову на повторные его упреки за то, что Временное Правительство с первых же дней, своего существованія допустило нарушеніе принципа свободы печати, Керенскій в «Днях» (29 дек. 23 г.) прикрыл это забвеніе громкой фразой: «в порядкѣ неотложных дѣл мы должны были в первую очередь спасать не мертвые газетные листы, а недописанныя еще страницы живых человѣческих жизней».

[466]

В Кіевѣ он был создан, напримѣр, представительством от городского и земскаго союза, національных организацій и политических партій.

[467]

По словам Шляпникова, на первое собраніе 9 марта фракціи большевиков в петроградском совѣтѣ явилось 40 человѣк, среди которых видны были 2-3 солдатских шинели. В Кіевѣ, по признанію Бош, большевики в совѣтѣ Р. Д. должны были выступать с осторожностью, чтобы не вызвать скандала; при выборах в совѣт солдатских депутатов они не принимали никакого участія за отсутствіем связи с войсковыми частями.

[468]

Тогда Львов (7 марта) говорил представителям печати: мы всѣ безконечно счастливы, что нам удалось дожить до этого великаго момента, что мы можем творить новую жизнь народа — не для народа, а вмѣстѣ с народом… Какое великое счастье жить в эти великіе дни».

[469]

Ближайшіе помощники Львова, которые фактически направляли политику мин. вн. дѣл (Щепкин, Леонтьев), были очень далеки от идеологіи своего шефа.

[470]

Конечно, лишь хлесткой «революціонной» фразой являлось гиперболическое заявленіе Церетелли в засѣданіи Петроградскаго Совѣта о том, что большинство первых правительственных комиссаров должно быть отнесено к числу «черносотенцев».

[471]

Пѣшехонов разсказывает, что, встрѣчая в первые дни революціи Шингарева, он «каждый раз его неуклонно спрашивал, когда же будет опубликован закон о мѣстном самоуправленіи». Шингарев так же неизмѣнно отвѣчал: «разрабатывается». Характерно, что сам Шингарев до революціи в совѣщаніи прогрессивнаго блока настаивал на спѣшном проведеніи волостной реформы в цѣлях предупрежденія анархіи. Потребность этого закона для деревни была первостепенной не только для поддержки общественнаго порядка, но и в интересах правильнаго снабженія арміи. Чернов не без основанія указывает, что правительство могло бы в спѣшном порядка издать временный закон, позаимствовав его из пухлаго портфеля неосуществившихся законодательных предположеній Гос. Думы — это ввело бы мѣстное «правотворчество» в извѣстныя рамки. Лишь 19 марта Правительство постановило считать должность земских начальников «подлежащей упраздненію» и «срочно разработать проект о преобразованіи органов мѣстнаго самоуправленія». Вмѣстѣ с тѣм предложено было правительственным комиссарам до завершенія срочной работы по устройству волостных земств» (оно не «завершилось» и через два мѣсяца) образовать под своим наблюденіем временные «волостные комитеты». Формально ненавистный населенію институт земских начальников, фактически ликвидированный переворотом, был упразднен лишь 30 іюня. Так повсюду опаздывало Временное Правительство!

[472]

Тактически скорѣе ошибкой надо признать введеніе в состав правительства в революціонное время лиц с громкими именами, обладателей крупных милліонных состояній — возможный престиж во внѣ парализовался вредом внутренней пропаганды.

[473]

Вопрос об отношеніи к войнѣ оставляем пока в сторонѣ.

[474]

Припоминаются разсужденія в дореволюціонной записи члена Государственнаго Совѣта Римскаго-Корсакова о «бездарности слабости русскаго либерализма».

[475]

По другому, чѣм Керенскій, толковал «клятву» членов Правительства первый послѣ революціи съѣзд партіи к.-д.: «Уважая волю народную, Правительство должно предоставить Учредительному Собранію разрѣшеніе всѣх тѣх вопросов, относительно которых, как не обладающих характером неотложности, не принято им на себя непосредственных обязательств в объявленной им программѣ».

[476]

Постановленіе о возобновленіи работ в Москвѣ было принято таким же подавляющим большинством: в Совѣтѣ «за» голосовало 2000 человѣк, «против» — 60-70.

[477]

См. мою книгу «Судьба имп. Николая II послѣ отреченія».

[478]

В другой московской резолюціи подчеркивалось, что 8-часовой рабочій день не стоит ни в каком противорѣчіи с національной обороной страны.

[479]

Отмѣтим, что среди квалифицированных рабочих (напр., типографіи Сытина) были и рѣшительныя возраженія против введенія нормировки труда явочным порядком.

[480]

Не совсѣм поэтому понятно, как член Исп. Ком., не только участник, но и докладчик в Совѣщаніи Совѣтов, мог в своих воспоминаніях пойти еще дальше, чѣм Керенскій, в установленіи версіи, будто при Временном Правительствѣ перваго состава «во всей странѣ был введен, даже по иниціативѣ самих промышленников, 8-часовой рабочій день».

[481]

23 апрѣля Правительство издало положеніе о «рабочих комитетах» в промышленных заведеніях, введенных впервые в Петербургѣ по «соглашенію» между Совѣтом и Обществом фабрикантов. Через 1 1/2 мѣсяца Правительство, таким образом пыталось нормировать то, что фактически было уже осуществлено.

[482]

Примирительныя камеры из 4 членов Совѣщанія фабрикантов 4 членов Совѣта из 3 членов по избранію уѣзднаго Исп. Ком. и по одному представителю, от Союза служащих и Союза торговцев. Любопытно, что среди представителей Союза (очевидно в виду близости фронта) числился полковник.

[483]

8 апрѣля. Указывая, что рабочіе, «выставляя лозунгом переход на 8-час. раб. день», в то же время сами приложили всѣ усилія, чтобы работа велась без перерыва, работая сверхурочно… и что «напряженная работа на фронтѣ в сто раз важнѣе работы в тылу…, Правительство гарантировало, что добавочная работа будет оплачиваться особо.

[484]

Парламентскій вождь меньшевиков (Церетели) на съѣздѣ Совѣтов в іюнѣ высказался против осуществленія 8-час. раб. дня в ненормальных условіях жизни страны.

[485]

В литературѣ «буржуазной» слишком часто проявляется склонность преувеличить это паденіе трудоспособности в революціонное время. Забывают отмѣтить фактор, которому министр торговли и промышленности второго коалиціоннаго кабинета Прокоповича на Государственном Совѣщаніи придавал первенствующее значеніе — изношенность производственнаго аппарата.

[486]

К невольной демагогіи относились безотвѣтственныя сужденія, которыя в дни революціи бросались легко в толпу. Вѣроятно, Церетели был убѣжден, что говорит в соотвѣтствіи с дѣйствительностью, когда утверждал при рукоплесканіи собранія в Совѣщаніи Совѣтов, аргументируя принцип безвозмезднаго отчужденія помѣщичьих земель в пользу трудящагося народа, что половина земли в Россіи принадлежала дворянству, и что в годину испытанія страны пустовала огромная площадь землевладѣльческих земель, чѣм и объяснялись до революціи столичные хвосты «желающих получить хлѣбные куски по голодным пайкам».

[487]

Напримѣр, депутат Стемпковскій в рѣчи 21 ноября 16 г., противопоставляя девиденды промышленников затрудненіям «аграріев». приводил такія иллюстраціи доходности: Тверская мануфактура в 15 г. имѣла 9,9 мил. при основном капиталѣ в 6 мил.; Коноваловская мануфактура, получавшая до войны 813 т., к 15 г. получила 7 мил. Послѣдняя иллюстрація как раз вызвала офиціальное опроверженіе со стороны администраціи фирмы, указавшей, что депутат ошибочно принял за доходность не соотвѣтственную цифру в отчетѣ. Конечно, слово с кафедры Гос. Думы запечатлѣвалось ярче, чѣм напечатанное в газетах поясненіе заинтересованной, фирмы, представитель которой сдѣлался первым революціонным министром торговли и промышленности.

[488]

По внѣшности совершенно чудовищным будет позднѣйшее рѣшеніе третейскаго суда в конфликтѣ между рабочими и администраціей Ликинской мануфактуры о прибавкѣ к поденной платѣ, существовавшей в 1913 г., 425% (!!). Третейскій суд составлен был из 3 судей от профессіональнаго союза, 3 судей от администраціи при суперарбитрѣ, назначенном министерством труда.

[489]

Революція, поставившая перед общественным сознаніем во всем объемѣ исконный земельный вопрос, вызвала интенсивную работу по выработкѣ основ будущей аграрной, реформы. (В Москвѣ была создана спеціальная «Лига аграрных реформ»). Предстояло свести в одно программный разнобой политических партій. Единства мнѣнія не было и у соціалистов, которых объединяло лишь общее признаніе положенія, что земля должна находиться в пользованіи трудящихся на ней. Коренное расхожденіе о формѣ осуществленія этого общаго положенія было не только между марксистскими и народническими группировками, но и в средѣ самих народников. Поэтому первый всероссійскій съѣзд «трудовой группы» 9 апрѣля, сознавая, что вопрос об условіях передачи земли народу не был «в достаточной степени освѣщен», поручил своему Ц. Ком. войти в сношенія с соціалистическими партіями «для созыва общей народнической конференціи по выработкѣ программы но аграрному вопросу». Рѣшеніе, однако, осталось в области благих пожеланій.

[490]

В письмѣ на имя Керенскаго вел. кн. Николай Михайлович сообщал уже 9-го, что он «легко» получил отказ от Кирилла Владиміровича и «туго» от Дмитрія Константиновича… Однако, в приложенном к письму заявленіи в. кн. Кирилла об удѣльных землях ничего не сказано, что же касается престолонаслѣдія, то Кирилл присоединился к тѣм «мыслям», которыя выражены были в актѣ в. кн. Михаила.

[491]

Отчет отмѣчает, что авторитетным разъясненіям пріѣзжих интеллигентов из столицы в деревнѣ вѣрили.

[492]

Это отмѣчал и отчет Временнаго Комитета и позднѣйшія воспоминанія самих крестьян, собранный в сб. «1917 год в деревнѣ»

[493]

Идея земельных комитетов возникла еще в годы первой Государственной Думы в трудовой фракціи.

[494]

В тот же день и Москвѣ состоялось учредительное собраніе всероссійскаго союза земельных собственников, ставнвшаго себѣ цѣлью спасти от гибели земледѣльческую культуру и сельско-хозяйственную промышленность. На собраніи присутствовало 300 землевладѣльцев, в том числѣ хуторян и отрубников.

[495]

Анализ этой статистики, см. в моей книгѣ «Как большевики захватили власть».

[496]

Отчет Временнаго Комитета указывал, что земельные эксцессы наблюдались там, гдѣ населеніе было недостаточно освѣдомлено о государственном переворотѣ.

[497]

Относительно «толстовства» министра вн. дѣл надо отмѣтить, что львовскіе циркуляры, отстаивая желательность устройства примирительных комиссій из землевладѣльцев и земледѣльцев при волостных и уѣздных комитетах, очень рѣшительно требовали от представителей власти Временнаго Правительства, губернских комиссаров, отвѣтственных «вмѣстѣ с мѣстными общественными комитетами» за сохраненіе и губерніи порядка «всей силой закона» прекращать проявленія самоуправства… Это поясненіе вызывает необходимость поправок к утвержденію, что Вр. Пр., как только вопрос коснулся собственнических интересов, скинуло мантію непротивленія злу и предписывало своим агентам на мѣстах устранять аграрные безпорядки вплоть до вызова воинских команд. Такое телеграфное предписаніе 8 апрѣля приводит Гучков. Упоминается оно и в «хроникѣ» революціонных событій, которая, очевидно, воспроизводит какое то неточное газетное сообщеніе. Циркуляр Львова, воспроизведенный с подлинника в «Крестьянском движеніи» помѣчен 12 апрѣля, и ни одним словом не упоминает о вызовѣ воинских частей. Недопустимость таких пріемов воздѣйствія признавало не только министерство внутр. дѣл, но и министерство земледѣлія. Это был общій взгляд правительства, совпадавшій с тогдашним общественным мнѣніем. Пѣшехонов в статьѣ ставил вопрос: «Неужели посылать карательные отряды?» Отчет Временнаго Комитета с удовлетвореніем отмѣчал. что за три мѣсяца не было случая примѣненія силы.

[498]

К числу их слѣдует отнести, конечно, не только большевицких ораторов, но очень часто и эсеровских. Штерн передает «типичное», по его словам, выступленіе на одном из крестьянских съѣздов Херсонской губерніи партійнаго публициста Зака, «безапелляціонно» увѣрявшаго сомнѣвавшихся крестьян о достаточности общероссійскаго Земельнаго Фонда для обезпеченія всѣх безземельных, что земли «на всѣх хватит, я точно подсчитал».

[499]

Вот иллюстрація: Крестьянскій съѣзд в Одессѣ (7 апрѣля — собралось 2000 делегатов) жаловался на наличіе огромных участков незасѣянной помѣщичьей земли и на увеличеніе арендной платы. Начальник округа Эбелов всю пустующую помѣщичью землю предоставил крестьянам для засѣва.

[500]

В рѣзком противорѣчіи с этими цифрами стоят данныя, которыя были приведены с.-р. Быховским в августовском докладѣ в Исп. Ком. Совѣта Кр. Деп. Доклад опирался на статистику Гл. Зем. Ком.: у Быковскаго был огромный скачек в маѣ — с 57 на 450. Примѣр этот, заимствованный из «Изв. Сов. Кр. Деп.», лишь свидѣтельствует о той осторожности, с которой приходится обращаться с газетными отчетами. (См. мою критику методов Милюкова в книгѣ «Гражданская война в освѣщеніи П. Н. Милюкова»).

[501]

Это отмѣчал упомянутый доклад Быховскаго в Исполнительном Комитетѣ Совѣта Крестьянских Депутатов о земельных комитетах.

[502]

Постановленія Комитета Правительством б апрѣля, было отмѣнено.

[503]

Из отчета Временнаго Комитета видно, что вопрос о пріостановкѣ земельных сдѣлок возникал почти повсемѣстно. С такими ходатайствами обращались на мѣстах к уполномоченным комитета и посылались особые делегаты в центр.

[504]

Берем три основных положенія из детально разработанной резолюціи съѣзда, приведенной полностью в приложеніи у Шляпникова.

[505]

Керенскій вспоминает, что весьма умѣренная «бабушка русской революціи Брешко-Брешковская» весной 17 г. предлагала ему взять «свѣдущих людей» и подѣлить землю.

[506]

До чего характерны позднѣйшія разсужденія кн. Сергѣя Волконскаго — человѣка, котораго нельзя причислить к лику ретроградов. Для него «послѣдующія прикосновенія революціи» представляются менѣе «противными», чѣм то, что пришлось испытывать «лѣтом 1917 г.», когда помѣщики, «жили у себя, но не были хозяевами — в своем карманѣ чужая рука». Мемуарист откровенно говорит, что предпочитает человѣка, который придет и скажет: «Я беру у тебя этот плуг, потому что он мой», тому, который скажет: «Я предупреждаю вас, что вы этот плуг продать не имѣете права, потому что он не ваш».

[507]

Кн. С. Волконскій, представлявшій на съѣздѣ земельных собственников в Москвѣ борисоглѣбскій’«Союз землевладѣльцев», характеризует этот съѣзд впечатлѣніями «какого-то истерическаго крика, безсильнаго порыва против надвигающейся стихіи». Автор мемуаров к числу «дѣльных» и «практически обоснованных» сужденій съѣзда относит голосованіе по вопросу о «желательности или нежелательности отчужденій помѣщичьей земли в пользу крестьян» — против поднялось только 5 рук. В 17 г. этот вопрос был уже внѣ сферы академических разговоров.

[508]

Правительственная декларація 6 мая предоставляла Учредительному Собранію рѣшить вопрос о переходѣ земли в руки трудящихся.

[509]

Революція могла бы пойти по иному — доказывает ген. Головин, — если бы Правительство с самаго начала сдѣлало бы ставку на «крѣпкаго» мужика, т. е. путем принудительной экспропріаціи передало бы помѣщичью землю в собственность крестьянам. Внѣ сомнѣнія при таких условіях революціонный процесс выразился бы в других формах. Но такая постановка вопроса слишком апріорна в исторической работѣ. В критикѣ утопичности соціальной программы, выдвигаемой военным историком в качествѣ запоздалой директивы революціонному правительству перваго состава, в свое время приходилось указывать, что никакое временное правительство не могло бы провести до Учредительнаго Собранія такой аграрной реформы — ему не на кого было бы опереться: ни «буржуазія», ни «революціонная демократія» его бы не поддержали. Можно ли было найти осязательную поддержку в самой крестьянской массѣ для того, чтобы дѣйствовать наперекор общественным настроеніям? (таким путем могла бы пойти только военная диктатура, для которой в первые революціонные мѣсяцы не было почвы). Опора на крестьян очень сомнительна. Для нашего военнаго историка почему-то является непреложной аксіомой положеніе, что русскій крестьянин по существу своему собственник, совершенно чуждый каким либо соціалистическим идеям. Не оспаривая теоретической аргументами подобной концепціи, мы указывали, что во всяком случаѣ, как свидѣтельствуют факты, к моменту революціи прошлое — то прошлое, которое охарактеризовал во всеподданнѣйшем отчетѣ за 1904 г. никто иной, как сам Столыпин, еще будучи Саратовским губернатором, словами, что «крестьяне другого порядка, кромѣ общины, не понимают» — далеко еще не было изжито; другими словами было бы рисковано утверждать, что медленный историческій процесс опредѣленно шел в сознаніи массы, той полосы Россіи, гдѣ не было индивидуальнаго землевладѣнія, по пути замѣны «передѣльно уравнительнаго» міросозерцанія частно собственническим. Мы приводим в противовѣс апріорным утвержденіям данныя сводки, сдѣланной в августѣ 17 г. Совѣтом Крест. Депутатов, на основаніи 242 реальных крестьянских наказов, а не «интеллигентских измышленiй» —она вся была проникнута идеей отмѣны частной собственности на землю; мы приводили и факты, характеризующiе (по матерiалам Главнаго Земельнаго Комитета и Главнаго Управленiя по дѣлам милицiи, относительно аграрнаго движенiя в революцiонные мѣсяцы) непосредственное дѣйcтвie народной массы, когда крестьяне-общинники, захватывали наряду с инвентарем и земельными угодьями помѣщиков и принадлежащее столыпинским «отрубникам». При обрисовкѣ первых мѣсяцев для нас, конечно, важнѣе болѣе раннiя свидѣтельства, к числу которых относится отчет уполномоченных Временнаго Комитета — и он отмѣчал, что почти на всѣх ранних крестьянских съѣздах безоговорочно принимались резолюцiи об уничтоженiи частной собственности на землю; равным образом, он указывая на крайне враждебное отношенiе в деревнѣ к «хуторянам». Отсюда может быть один только вывод: всякая попытка разрѣшить вопрос о землѣ вопреки «стихiи» и искусственно форсировать ломку соцiально-экономических отношенiй, в духѣ предвзятых предпосылок могла породить явленiе, которое можно назвать поножовщиной в деревнѣ и которое не только до безконечности осложнило бы положенiе временнаго революцiоннаго правительства, но и устранило бы возможность болѣe или менѣе цѣлесообразнаго рѣшенiя земельнаго вопроса в Учредительном Собранiи. В иной совсѣм постановкѣ тезис ген. Головина частично мог бы найти себе подтвержденiе в наблюденiях извѣстнаго публициста и общественнаго дѣятеля Юга Россiи Штерна (к.-д. по политической своей принадлежности); но послѣднiй говорит не о правительственной программѣ, а о партiйной. По мнѣнiю Штерна его партія во время революцiи не сумѣла взять на себя защиту интересов мелких собственников: если бы к.-д. оперлись на мелкое крестьянское землевладѣніе, они организовали бы из него активную силу, которая могла бы оказать сопротивленіе наступленію коммунизма (т. е., создать ту «контр-революціонную» силу, о которой говорит военный историк). Но круг наблюденій Штерна был ограничен (он разсказывал о «громадном» успѣхе партійных ораторов на собраніи крестьян-собственников, преимущественно нѣмцев-колонистов, в Одесском уѣздѣ). Поэтому, вѣроятно, он легко и дѣлал нѣсколько обобщающее заключеніе, что «ничто не указывало, что владѣніе землей рисуется крестьянам непремѣнно на коллективных началах». Россія велика и разнообразна, отсюда вытекала и цѣлесообразность ея районированія в вопросѣ о формах землепользованія

[510]

Оазисов по Россіи было не мало. Можно привести лишнее еще свидѣтельство, интересное тѣм, что оно исходит от Коковцева. Он утверждает, что в деревнѣ, в которой он жил, было «совсѣм тихо и спокойно. Только чувствовалось недовѣріе».

[511]

Можно привести немало свидѣтельств в пользу того, что даже вопрос о «выкупѣ» в рядѣ мест крестьянами разрѣшался в пользу вознагражденія владѣльцев по «добросовѣстной, безкорыстной оцѣнкѣ» (Ярославск губ.).

[512]

В своей газетѣ «Дни» 5 Mapтa 33 г. Керенскій сдѣлал еще болѣe категорическое, граничащее с абсурдом заявленіе — по его словам, уничтоженіе частной собственности на землю Временное Правительство декретировало в мартѣ мѣсяцѣ.

[513]

В «Извѣстіях», т. е. тот же Стеклов писал об освобожденіи «завѣдомаго преступника», обвинявшегося «в самом тяжком преступленіи против народа».

[514]

См. мою книгу «Золотой нѣмецкій ключ» к большевицкой революціи. До пріѣзда Ленина единства среди большевиков не было. Были и свои «лѣвые» и свои «правые», боровшіеся против лозунга превращенія «имперіалистической войны в гражданскую». «Оборончески» настроенные элементы стояли и за поддержку Времен. Правительства. Расхожденіе опредѣлилось совершенно ясно на состоявшейся наканунѣ открытіи Совѣщанія Совѣтов партійной конференціи, гдѣ обсуждался проект вносимой большевиками на это совѣщаніе резолюціи. Средняя линія проходила через Каменева, он и выбран был докладчиком на Совѣщаніи.

[515]

Эта цифра очень показательна, если сравнить число большевицких представителей, офиціально засѣдавших в президіумѣ Совѣщанія — 4 на 6 меньшевиков и 2 эсэров.

[516]

«Внѣфракціонист» соц.-дем. из Гомеля Севрук, от имени большевизанствующей группы Совѣщанія, требовал, чтобы правительство, избранное, по соглашенію с Совѣтом, явилось на засѣданіе и дало бы «отчет» представителям революціонной Россіи. Баллотировкой предложеніе это было отвергнуто.

[517]

Имѣлась в виду интенсивная кампанія части петербургской печати против 8 часового рабочаго дня, создавшая довольно напряженную атмосферу в столицѣ и грозившая осложненіями в отношеніях между рабочими и солдатами (о ней было сказано в связи с разсмотрѣніем вопросов касающихся войны).

[518]

Не надо забывать, что в это время еще продолжались переговоры относительно объединенія двух разошедшихся фракцій соц. демократіи.

[519]

Вывод, который можно сдѣлать из стенографическаго отчета, не совпадает с впечатлѣніями мемуариста, смотрѣвшаго на событія под углом своего «лѣваго» міросозерцанія — для Суханова выступленія «справа» поддерживались на собраніи незначительным меньшинством или буржуазными элементами.

[520]

У Милюкова, пользовавшагося, очевидно, современным отчетом какой-нибудь «буржуазной» газеты, пренія изложены слишком сумарно и неточно: в текстѣ историка фигурируют ораторы, которых нѣт в стенографическом отчетѣ.

[521]

См. ниже относительно обостренных отношеній между «рабочими» делегатами и «солдатами».

[522]

Вѣроятно, руководители сами не имѣли отчетливаго представленія, потому что практическіе вопросы разрѣшались с быстротою курьерскаго поѣзда, по выраженіе одного из делегатов. Так, напр., при протестѣ представителей многотысячнаго бакинскаго пролетаріата и многотысячнаго кіевскаго гарнизона, отказавшихся участвовать в баллотировкѣ, принималось требованіе к правительству об «отчужденія» в пользу націи сверхприбыли промышленников: «такой колоссальной важности документ не может быть принят без обсужденія» — заявили протестанты.

[523]

В такой странной многообѣщающей формѣ (в чем повинен, быть может, протоколист) очевидно было передано пожеланіе Правительства имѣть «совѣтскаго» министра труда, о чем, по свидѣтельству Суханова, не раз потом говорил («требовал») Коновалов в Контактной Комиссіи.

[524]

По воспоминаніям самого мемуариста можно установить, что, быть может, это было и не совсѣм так. Никчемная исторія с ген. Ивановым служит наилучшей иллюстраціей. Арестованный в Кіевѣ (по его словам, арест мотивировался Исполнительным Комитетом необходимостью оградить его от эксцессов), Иванов был переведен в Петербург, гдѣ попал в пресловутый министерскій павильон». 24-го с него была взята подписка о невыѣздѣ и на вѣрность Временному Правительству. Как сообщали газеты, Иванов останется на свободѣ «под личным наблюденіем министра юстиціи» (его дѣло разсматривалось в Гр. Сл. Ком.). «Извѣстія», т. е., Стеклов, негодующе писали, что «освобожденіе такого опаснаго врага народа, представляется совершенно непонятным», и что такія дѣла не должны рѣшаться «по домашнему»… Правительство обязано было опубликовать «сообщеніе по этому дѣлу и на всяком случаѣ довести об этом до свѣдѣнія Исполнительнаго Комитета». В докладѣ на Совѣщаніи Совѣтов Стеклов говорил, что «под вліяніем освобожденія Иванова «мы» (очевидно, через Конт. Комиссію) предъявляли Правительству в болѣе настоятельной формѣ требованіе осуществить… «обѣщаніе» издать декрет объявляющій злоумышляющих генералов «внѣ закона». «В концѣ концов — утверждал докладчик — под нашим давленіем Правительство поручило министру юстиціи этот декрет издать по соглашенію с Исп. Комитетом». Но декрет так и не был издан—жаловался Стеклов. В данном случаѣ Суханов, якобы чуждый полицейскому умонастроенію Стеклова, был всецѣло на его сторонѣ не только в силу протеста против «безудержнаго ген.-прокурорскаго произвола министра (не было большаго основанія освобождать Иванова, чѣм многих и многих сидящих в Петропавловской крѣпости), но и потому, что надо было считаться с «психологіей масс», безконечно реагировавших на освобожденіе ген. Иванова в силу характера «его преступленія» — он мог быть… разстрѣлян без суда, — утверждали «Извѣстія». «Психологія масс», на которую ссылается Суханов, для нас наиболѣе интересна. «Гуманная выходка Керенскаго переполнила чашу». Министра «от демократіи» стали громко требовать к отвѣту. Предлагали офиціально вызвать его в Исполнительный Комитет. Это требованіе уже было извѣстно Керенскому. Но Керенскій не желал знать Исполнительный Комитет… Он явился в Таврическій дворец, «прошел прямо в бѣлый зал, гдѣ происходило засѣданіе солдатской секціи, произнес там рѣчь, пожал бурю аплодисментов и уѣхал». Произнес Керенскій, конечно, демагогическую рѣчь — довольно элементарную по газетному отчету. Он объяснил, что раньше не имѣл возможности посѣтить представителей той среды, из которой вышел, что он и раньше в Государственной Думѣ отстаивал солдатскій вопрос, что он первый вывел 27-го революціонныя войска, что, как представитель интересов демократіи, он добился того, что Россія отказалась от всяких завоевательных стремленій, что, как генерал-прокурор, он держит в руках всѣх врагов отечества, что пришел он не оправдываться и не позволит не довѣрять себѣ и тѣм оскорблять всю русскую демократію, что он просит или исключить его из своей среды или безусловно ему довѣрять: «если будут сомнѣнія, придите ко мнѣ днем и ночью, и мы с вами сговоримся». Зал дрожит от овацій, раздаются крики: «вѣрим, вся армія с вами». Министра подхватывают на руки и выносят из зала… «Люди, желающіе внести раздор…» были посрамлены.

[525]

Был сообщен факт, что Стеклов поспѣшил у революціоннаго правительства легализировать для паспорта свой литературный псевдоним, офиціально отказавшись от природной фамиліи — Нахамкес, о чем безуспѣшно «всеподданнѣйше» ходатайствовал перед старым правительством. Моральный облик «весьма выдающейся фигуры» в революціи — откровенно циничный — выступил еще с большей яркостью. Против Стеклова в Исполнительном Комитетѣ открыто выступил Церетелли, однако, «лѣвые» настойчиво поддержали кандидатуру своего попутчика, считая, что личная біографія этого «кочевника» среди интернаціональных групп никакого «общественнаго значенія» не имѣет. Стеклов не был дезавуирован и остался членом бюро Исполнительнаго Комитета и одним из редакторов офиціальных «Извѣстій» — он был лишен только тѣх полномочій, которыя имѣл в редакціи в силу положенія «комиссара» Исполнительнаго Комитета.

[526]

В связи с этим нельзя не отмѣтить, указанія Суханова на полное бездѣйствіе созданной при Совѣтѣ «Комиссіи законодательных предположеній».

[527]

Составители комбинировали «пять рукописных черновых варіантов». Редакція указывает, что от публикаціи нѣкоторых протоколов она должна была отказаться за невозможностью дешифрировать карандашные наброски.

[528]

Церетелли совсѣм не раздѣлял «впечатлѣнія» Суханова.

[529]

В «Русских Вѣдомостях» отмѣчалось, что исполнительныя лица московскаго Совѣта оплачивались из правительственнаго кредита — и это сообщеніе никогда и никѣм не опровергалось.

[530]

В докладѣ Брамсона на Съѣздѣ Совѣтов 23 іюня указывалось, что в кассу Совѣта (пожертвованій, всяких взносов, сборов и отчисленій) всего поступило 3 1/2 мил., причем половина этих поступленій предназначалась для «военноплѣнных» или на спеціальныя цѣли. Надо имѣть в виду, что через Совѣт проходила не только значительная часть сумм, поступавших в правительство на нужды освобожденных политических заключенных, но и значительныя правительственныя ассигновки на эту же цѣль.

[531]

Суханов считал, что отказ мин. ин.д. пропустить швейцарца Платена внѣшне руководившаго операціей. связанной с проѣздом русских интернаціоналистов в «пломбированном вагонѣ», через Германію, являлся «недопустимым прецедентом» и нарушал установленную договором 2 марта политическую свободу (!).

[532]

Вопрос о «пломбированном вагонѣ», роль (Министерства ин. дѣл. отношеніе общественных кругов и масс, сравнительно детально разсмотрѣны в книгѣ: «Золотой нѣмецкій ключ» к большевицкой революціи. Правительственная политика была сплошным клубком противорѣчій, в силу чего оно и не могло использовать настроенія создавшагося в массѣ.

[533]

В газетах (20 марта) лишь появился довольно произвольный список членов Гос. Совѣта праваго крыла, которым, по распоряженію мин. юстиціи, были пріостановлены выдачи содержанія. Среди них не всѣ были арестованы и привлечены к разслѣдованію, производимому Чрезв. Слѣдств. Комис. под предсѣдательством Муравьева.

[534]

Послѣдняя фраза, по утвержденію Милюкова, «замѣнила «обвинительный акт», составленный Кокошкиным.

[535]

Это подчеркнул в своем первом публичном выступленіи лидер партіи Мякотин. На конференціи 23 марта раздавались даже голоса за подчиненіе революціонному правительству «без критики», как выразился проф. И. Алексинскій.

[536]

«Сильныя слова» Керенскаго (аксаковская метафора раньше до революціи была употреблена в Гос. Думѣ Маклаковым примѣнительно к войнѣ), были сказаны на фронтовом съѣздѣ 29 апрѣля: «неужели русское, свободное государство, есть государство взбунтовавшихся «рабов…. Я жалѣю, что не умер два мѣсяца назад: я бы умер с великой мечтой, что раз навсегда для Россіи загорѣлась новая жизнь, что мы умѣем без хлыста и палки уважать друг друга и управлять своим государством не так, как управляли прежніе деспоты». Что это «слово отчаянія» или разсчитанная поза? При выступленіях Керенскаго в силу импульсивности его характера всегда очень трудно отдѣлить искренній порыв от разсчитаннаго шага. Милюков добавлял: «конечно, в соціалистических газетах рѣчь эта не была напечатана». Историк ошибся.

[537]

Непослѣдовательность, конечно, может быть отмѣчена и здѣсь.

[538]

Органическій дефект совѣтской организаціи, которую фактически не исправили отвлеченные тезисы Богданова, вызвал попытку созданія «Совѣтов трудовой интеллигенціи». Иниціатива вышла из кругов «демократических групп» комитета Общ. Орг. Был созван в Москвѣ (в маѣ) даже съѣзд подобных организацій, на который прибыло довольно много людей из провинціи, представлявших около сотни организацій. На Московском Государ. Совѣщ. д-р Жбанков оглашал резолюціи от имени Совѣтов в Москвѣ Петербургѣ, Кіевѣ Харьковѣ, Казани др., но тѣм не менѣе встрѣченные довольно враждебно в соціалистических кругах, как организаціи «буржуазныя» и не поддерженные достаточно общей печатью Совѣты трудовой интеллигенціи не получили большого распространенія… Только в одной Москвѣ, гдѣ приняли участіе народные соціалисты, Совѣт занял болѣе или менѣе видное положеніе. Дѣятельность его в Петербургѣ не нашла себѣ откликов.

[539]

«Дѣло Народа» впослѣдствіи с откровенностью признавало Совѣты Кр. Деп. эс-эровской организаціей.

[540]

Напр., в вопросѣ о національном самоопредѣленіи народностей Россіи «вплоть до отдѣленія», между тѣм как народные соціалисты были строгими федералистами по областному принципу.

[541]

Сами большевики были противниками этого «объединительнаго угара».

[542]

Московская газета «Власть Народа» фельетонным пером Ангаровой, непосредственно наблюдавшей первый съѣзд партіи с.-р., дала такую, нѣсколько карикатурную характеристику того агломерата, который представляла собою партія: «крайне правая, просто правая, правая, примыкавшая к центру, центр, сбока еще два центра, правый и лѣвый, и такой же пологій скат совсѣм влѣво».

[543]

Масонское ядро? См. «На путях к дворцовому перевороту».

[544]

Керенскій и был выбран 21-го замѣстителем предсѣдателя правительства по случаю его отсутствія.

[545]

Была сдѣлана в началѣ апрѣля малоавторитетная и малоудачная попытка создать особую «республиканско-демократическую» партію, которая могла бы явиться организующим центром для оказавшейся «за бортом», по выраженій дневника Гиппіус, «интеллигенціи». Партію возглавили члены Думы Барышников, Дмитрюков, прис. пов. Моргуліес, сен. Иванов и др. Ея лозунгом была «федеративная республика».

[546]

За нѣсколько дней до съѣзда в Москвѣ в «Комитетѣ Общ. Организацій», Некрасов еще опредѣленнѣе протестовал против «легенды» о «каком-то плѣненіи Правительства»… «И Врем. Правит, и Совѣт Р. Д. — говорил министр, — свято блюдут свою связь и единеніе, закрѣпленныя уже в двух деклараціях».

[547]

Насколько затушевывался на съѣздѣ вопрос о двоевластіи показывает тот характерный факт, что в отчетѣ «Рус. Вѣд.» — газетѣ почти партійной — о съѣздѣ вообще нѣт изложенія доклада Винавера.

[548]

Комплиментами злоупотребляли и пріучили тѣм самым совѣтскую рядовую массу смотрѣть на себя, как на единственное представительство «революціоннаго народа», — как к «истинным представителям революціоннаго народа» — обращались 24-го к Совѣту представители еврейской организаціи члены Гос. Думы к.-д. Фридман и извѣстный адвокат Грузенберг.

[549]

Кокошкин перефразировал лишь слова Маклакова в Гос. Думѣ 3 ноября 16 года: «старый режим и интересы Россіи теперь разошлись, и перед министрами стоит вопрос: служить режиму и служить Россіи невозможно, как служить Мамонѣ и Богу».

[550]

Отсюда ясна поправка, которую надо сдѣлать к словам, напримѣр, Пасманика, что Милюков в мартовскіе дни отказался от монархіи «под давленіем уличной толпы».

[551]

Позже была сдѣлана попытка, не вышедшая из стадіи предварительной, создать «либеральную» (т. е., монархическую) партію, для переговоров о созданіи которой, как разсказал Тхоржевскій в некрологѣ, посвященном в «Возрожденіи» Гучкову, послѣдній ѣздил к Кривошеину. Как свидѣтельствует сохранившійся документ Родзянки был сдѣлан с этой цѣлью денежный взнос из «экономическаго фонда», созданнаго торгово промышленной и банковской средой, но формально эта монархическая партія должна была защищать «республиканскія либеральныя идеи». Так освѣдомило Пет. Тел. Аг. о засѣданіи Центр. Ком. «Союза 17 октября», на котором Гучков дѣлал соотвѣтствующій доклад. В мартовскіе дни одни старообрядцы в Москвѣ 14 марта рѣшились высказаться за парламентскую монархію, да орган чешских націоналистов в Кіевѣ — «Славянскія Вѣсти» высказал увѣренность, что Учр. Собр пожелает имѣть царя.

[552]

Этот «вздор» снова превратился в дѣйствительность через год, когда именно Милюковым было вновь поднято знамя легитимной монархіи. «Вздор» и для 17 года оставался реальностью. Бьюкенен разсказывает, что за завтраком, данным Терещенко в честь пріѣхавшаго в Россію Гендерсона, Маклаков вызвал негодованіе Керенскаго заявленіем, что он «всегда был монархистом». Суть в том, что подобныя заявленія не выходили за предѣлы интимных трапез и бесѣд. Во внѣ говорилось иное. Маклаков принадлежал к числу виднѣйших представителей партіи, стоя на ея правом флангѣ. В том докладѣ 31 марта в Москвѣ, о котором уже приходилось упоминать (доклад был сдѣлан в партійной средѣ, но публичный отчет о нем был напечатан в «Рус. Вѣд.), Маклаков, убѣжденный конституціоналист-монархист, подчеркивал, однако, моральное значеніе именно республики. Говоря о германской опасности, нависшей над Россіей, Маклаков заявлял, что предпочитает в случаѣ, если опасность эта осуществится, видѣть «нищую порабощенную Россію… имперіей, а не республикой!.. Будущія поколѣнія проклянут нас». Отнесем нѣкоторую примитивность в формѣ выраженія мысли докладчика на счет вольной передачи газетнаго репортажа.

[553]

На майском съѣздѣ партіи к. д. Шаховской выступил с проектом созданія при Правительствѣ постояннаго Государственнаго совѣщанія из представителей Совѣтов и всѣх четырех Государственных Дум.

[554]

Мѣра эта была принята в соотвѣтствіи с рѣшеніем Продовольственнаго Совѣщанія и разсматривалась, как частичное осуществленіе государственной хлѣбной монополіи, на которой настаивал Совѣт.

[555]

Собственныя слова Милюкова на частном совѣщаніи членов Думы 4 мая; что здѣсь не было обмолвки, показывает выступленіе Некрасова на майском съѣздѣ к. д., призывавшаго отказаться от такой позиціи партіи.

[556]

Масленников доказывал, что назначеніе правительства принадлежит только Думѣ.

[557]

Так в «Исторіи» представлено Милюковым. Он говорит: «даже такая скромная роль Гос. Думы» вызывала раздраженіе.

[558]

Дѣло было не только в неудовлетворительности самого «закона». Общим мнѣніем было, что правительство в свое время «аранжировало в широком масштабѣ выборы» (заявленіе Милюкова в той же муравьевской комиссіи); Дума, искусственно подобранная, представляла собой «картинную декорацію», а не законодательное собраніе.

[559]

В «Исторіи» Милюков говорит о «несуществовавшей» тогда к.-р. опасности.

[560]

Положеніе это надо отнести к числу основных демократических требованій, настолько прочно вкоренившихся в общественное сознаніе, что даже в Всер. Цент. Исп. Ком. в послѣдних числах іюля был поднят вопрос об отложеніи выборов в У. Собр. в виду «отсутствія на мѣстах демократических выбранных органов городского, земскаго и волостного самоуправленія, которым единственно можно довѣрить производство избирательной работы» (доклад Брамсона 29 іюля). В революціонное время демократическій постулат становился предразсудком, ибо правительственная избирательная комиссія в большей степени могла бы гарантировать правильность выборов, чѣм общественныя самоуправленія при гипертрофіи политики. Выборы в общественныя самоуправленія в 17 году дали наглядный урок того, как совершенный закон в ненормальное время может приводить к абсурду — при переполненіи городов тыловыми военными запасными частями правило, что военные голосуют на общем основаніи с проживающими на мѣстах в момент составленія списков придало городскому самоуправленію рѣзко политическій характер, мало соотвѣтствовавшій мѣстным интересам.

[561]

Еще до Учр. Собр. иллюстрацію будущаго контроля можно было наблюдать в Москвѣ при выборах в новое городское самоуправленіе. Контроль вылился прежде всего в общественную цензуру. Московскій Совѣт объявил «соціалистическими избирательные, списки лишь тѣх партій, которыя входили в московскій Совѣт. Народно-соціалистическій список исключался. Это было непослѣдовательно, потому что в центрѣ народные соціалисты так или иначе непосредственно участвовали в «совѣтской работѣ». Представитель партій (Пѣшехонов) входил в коалиціонное министерство, которое признавалось до извѣстной степени подотчетным Совѣту в своей соціалистической части; в этот самый момент происходило объединеніе с трудовиками, входившими в отвѣтственные, центральные органы «совѣтской демократіи» — они были представлены и на закончившемся съѣздѣ совѣтов. В результатѣ московскаго дѣйствія представитель народных соціалистов на перманентном митингѣ на Тверском бульварѣ у памятника Пушкина был избит любителями кулачной расправы, отстаивавшими чистоту соціалистических риз. Это не вызвало протеста в нѣдрах Совѣта.

[562]

Сам Милюков так рѣзко подчеркивающій в историческом обозрѣніи, что партія его придавала «громадное значеніе» Учред. Собранію, никогда не создавал себѣ фетиша из органа «высшаго выразителя народной воли» и до революціи относился к нему весьма скептически. Правые круги, как раз обвиняли Вр. Пр. за то, что оно вышло за предѣлы формальной подготовки созыва Учред. Собранія.