[ — Мeтaфизикa пола]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
Из элементарных двойственностей рассмотрим прежде всего наиболее общие, метафизические, освобожденные от мифологизаций и символизаций.
Основной традиционный принцип всегда заключается в том, что творение или проявление постоянно есть результат двойственности главных основ, составляющих высшее единство, подобно тому, как зарождение животной жизни всегда порождено соединением самца и самки.
Касаясь происхождения жизни, Аристотель писал: «Мужское — форма, женское — материя. Последняя, как и женщина, пассивна, в то время как мужское начало активно». »
[210] Эту полярность можно проследить во всех концепциях греческой философии, в ее идеях, имеющих материалистическое происхождение и принявших разные облики, частично уже отделенные от первоначального истока и живущие самостоятельной жизнью. Мужское — это форма, женское — материя; форма имеет в себе силу определять, осуществлять принципы движения, развития, становления; материя — среда и средство любого развития, чистая и неопределенная возможность, субстанция, «вещь в себе», которая, чтобы стать чем-то, должна быть возбуждена и пробуждена к становлению. Греческое слово, обозначающее материю, -, не относится ни к органической, ни вообще к физической ее части; трудно определимое современным мышлением, оно в данном контексте намекает на таинственную, неуловимую, бездонную сущность, которая и есть и не есть, чистую возможность «природы» уже как, становления и развития. В пифагорейской терминологии, это принцип диады, бинера, Двойного, противу Единого лежащего; Платон именует эту категорию, как нечто извечно «другое», вмещающее в себя, бытие, подобно «матери» или «кормилице» становления. »
[211] В традиционной метафизике именно таково, в наиболее абстрактном виде, соотношение вечно мужественного и вечно женственного.
В более поздней интерпретации мужеское и женское соответствуют сущему (в наиболее возвышенном смысле) и становлению, всему, что по сути есть само и другое, или же причине (неподвижной, дородной) и жизни (изменчивой, одушевленной, материнской субстанции становления). Плотин, в свою очередь, говорит о мужском сущем — или — и о женском восполняющем начале вечно мужского,, о вечно сущем и вечно приемлющем, что можно отождествить с «природой» или «божественной душой» (Психеей или Жизнью, Зоей Зевса). По Плотину, сущее находится в некоторой связи с; это слово сегодня очень трудно понять в его истинном значении — приблизительно это «умный», олимпийский принцип, неподвижный и чистый свет, Логос, оплодотворяющий и движущий материю, космическую сущность. Напротив, женское — это жизненная сила, подобная Психее, «жизнь всего сущего», это то, в чем Единое проявляет себя и принимает форму; женское «хронифицирует» сущее, то есть разворачивает его во времени, в становлении, в положениях, когда оба принципа смешаны; мужское же, или Логос, есть всюду и во всем присутствующий, тождественный самому себе неподвижный, чистый принцип формы. »
[212]
«Природа» у греков совсем не то, что в сегодняшнем материализме; без сомнения, можно отождествить ее именно с женским началом. В традиционном символизме вообще сверхчувственное, сверхприродное отождествляется с мужским, в то время как категории природы и становления — с женским. Согласно Аристотелю, эти два начала полярно противоположны: перед лицом неподвижного чистого принципа находится «природа», в которой «неподвижный двигатель» пробуждает реальное движение, возможность существования «материи», проявления индивидуации. На ту же самую двойственность намекает диада Неба и Земли, полярность принципов уранического и теллурического (хтонического), эти космические символы вечно мужского и вечно женского.
Для женского начала есть еще символ, о котором мы уже говорили, — Вода. У нее много символов: прежде всего недифференцированная жизнь, предшествующая форме, не нашедшая эту форму; далее — все, что течет, струится, все настойчивое и переменчивое, и, наконец, это принцип рождения в мире, именуемом древними подлунным; вода — начало всяческого плодородия и роста, происходящего на земле. С одной стороны, говорят о «влажном родовом начале», с другой — о «водах жизни» и даже о «божественных водах». Добавим, что вода символизирует горизонтальное, в аристотелевских категориях — лежащее -, противоположное всему вертикальному,,, восстающему, прямому, правому, мужскому началу, изображаемому древними помимо всего прочего символикой фаллической или итифаллической (стоящего фаллоса).
В противовес Воде — началу женскому — возникает первая мысль о мужском характере Огня. Однако, как и в большинстве других случаев, следует иметь в виду поливалентность традиционных смыслов, так сказать, их способность принимать разные значения, не исключающие друг друга, но подчиняющиеся разной перспективной логике. Так, при рассмотрении «мужского» Огня выступают разные его аспекты (например, в индийской традиции, двойное рождение Агни, в классической — двойственность теллуро-вулканического и небесно-уранического огня); Огонь, взятый как пламя согревающее и питающее, в равной степени можно считать символом женского, и в этом качестве он играет важную роль в индоевропейских культах: Астарта, эллинская Гестия и римская Веста персонифицируют именно этот смысл огня (Овидий, VI, 291: Веста — живое пламя); огонь в домашних и общественных культах, например, вечный священный огонь, горевший во- времена Цезарей и выносимый на официальные церемонии, огонь, сопровождающий в походах каждое греческое и римское войско и горевший при нем день и ночь, означал женский аспект божественного — жизненную силу, оживляющий элемент. Отсюда античная идея — лишение культового огня есть знак смерти, это уже не полнокровное бытие, но исчезающая, рассыпающаяся жизнь.
Двигаясь на восток, находим те же символические связи. Дальневосточная традиция знает диаду Небо- Земля, в которой Небо отождествляется с «активным совершенством» (k’ien), а Земля — с «пассивным совершенством» (khuen). В Великом Трактате »
[213] читаем: «Мужское соответствует творящему, женское — воспринимающему», и далее »
[214]: «Творящее порождает великие начала, воспринимающее приводит к благому концу их следствия… Земля оплодотворяема Небом и проявляется тогда, когда это необходимо… Следуя Небом, она встречает своего Хозяина и идет его путем, соответственно мировому порядку». Как и у пифагорейцев, на востоке бинер (двойка) соответствует женскому началу, нечетные числа — Небу, четные — Земле. Единица есть мужское начало, двоица — женское, триада — снова мужское и возвращение к Единице, но уже не к Единице-в- себе, чистому Небу, а как бы Небу, прошедшему сквозь Землю (1+2=3); таким образом, в мире становлений все несет отпечаток высших начал, отраженных в образах. »
[215] Вообще нумерический символизм всеобщ. Мы находим его и на Востоке, и в европейском средневековье, у Данте. Он лежит в основе древнего правила: Numero seus impare gaudo. »
[216]
В дальневосточной традиции метафизическая диада наиболее полно выражена в форме пары yang-yin, начал, уже упоминавшихся нами, которые являются опреде- ляюще-элементарными (eul-hi). Yang есть небесное, деятельное, позитивное, мужское, а yin — земное, пассивное, отрицательное женское. В графической символике yang обозначается прямой чертой «-» а yin — прерывистой «-«, что соответствует идее «двух» или, в платонизме, — «другого».
В «Книге перемен», фундаментальном тексте китайской традиции, представлены триграммы и гексаграммы, составленные из этих элементарных знаков, — они являются шифром и одновременно ключом к любой ситуации в мире — в природном цикле, во вселенной, равно как и в человеческих и общественных отношениях. Все явления, формы, сущности есть лишь изменения в шкале сочетаний yang -yin; из них складывается окончательное и онтологическое и динамическое единство. В динамическом аспекте yin-yang противоположны и одновременно взаимодополняющи. Свет и солнце имеют природу yang, тьма и луна — yin; горы — yang, равнина — yin; дух — yang, душа и жизненная сила — yin; чистое, светлое — yang, темное, подспудное — yin, и так далее. Преобладание yin определяет женщину, yang — мужчину, потому, что чистые yin и yang выступают как субстанции абсолютно женского и абсолютно мужского. Переводя все это на язык эллинистической традиции, свойствами yin являются холод, влага и тьма, свойствами yang — сухость, ясность, просветленность. В том, что касается принадлежности холода к yin, возникает представление о противоречии с вменением женскому началу тепла, огня и жизненной силы; но в то же время следует помнить о холодном лунном свете, о холодности таких богинь, как Диана, персонифицирующая этот свет; и в то же время, чтобы понять женское, женщину, мы должны рассматривать все это в совокупности. Началу yin принадлежат тень, темнота, нераскрытые силы, предшествующие форме, все, что у человека составляет витальную, ночную сторону души, что относится к связи ночных и женских божеств, к земным глубинам, к ночному, Nux, изидическому, материнско-колыбельному по отношению к рождающемуся дню; день же имеет черты ясности, просветленности, солнечности, черты yang, находящие выражение через погружение в двусмысленную тьму рождающих сил, женскую субстанцию, первоматерию.
В индийской традиции мы встречаем все те черты все того же символизма, о котором здесь рассказывается. Система Sвmkhya пронизана основной темой дуальности принципов purusha, изначального мужского prakrtо, «природы», первосубстанции или первоэнергии всякого становления и движения. Purusha — отдельное, бесстрастное, «олимпийское», чисто световое — находится в бездействии, подобно аристотелевскому «неподвижному двигателю», эллинскому. Через некий акт присутствия — «отражения» — это первоначало как бы оплодотворяет prakrtо, нарушается равновесие возможностей (gыna) и начинается развертывание мира проявлений. В метафизическом и интеллектуальном тантризме эта концепция переживает самое интересное развитие. В индуизме бог Шива — андрогин, Ardhanозvara. В Тантре же мужское и женское начала божества разделяются, Purusha — Шива, а prakrtо или «природа» — Шакти, понимаемая как его супруга или «могущество» — санскритское слово зakti одновременно означает эти два понятия. Через их союз, их любовные объятия рождается мир: точная формула — Зiva — Зakti — samyogвt jayate sashtikalpaia. »
[217] Согласно Samkhya, мужское начало или Шива занимает «неподвижное» положение, определяющее движение; Шива пробуждает Шакти; но именно последняя действует активно, начинает и «порождает». Эта идея содержится, среди прочего, в символизме сексуального союза, в котором женщина, Шакти, субстанция огня, играет активную роль и первая обнимает божественного, созданного из световой субстанции мужа, скипетроносца, остающегося всегда неподвижным. Это то, что именуется viparita-maithuna, перевернутое объятие, которое мы часто встречаем на священных индо-тибетских изображениях, в частности, на статуэтках, называемых Yabyum chudpa. »
[218] Среди других божественных персонификаций, Шакти соответствует Kali, «черная богиня», изображаемая как существо из пламени или же окруженная огненным ореолом, таким образом соединяя в себе два основных атрибута женского архетипа: домировую бесформенную тьму и огонь. В проявлении «Кали» Шакти выступает как энергия никем и ничем не ограниченная, следовательно, как богиня-разрушительница. »
[219] В остальном, подобно китайцам, видящим в реальности множество форм игры yin и yang в их сочетаниях, тантрическая традиция рассматривает творение в виде сочетания двух начал — cit-зakti или siva- зakti и mвyв-зakti. В сакральном тексте богиня говорит: «Все во вселенной есть одновременно и Шива и Шакти, ты, о Махшвара (мужское божество — Ю.Э.) в двух качествах и я в двух качествах. Ты во всем, и я во всем». »
[220] Более точно можно сказать, что Шива присутствует в неподвижном, сознательном, духовном, однородном, а Шакти — в изменчивом, бессознательно-жизненном, природном и вообще во всем проявленно-существующем. »
[221] Богиня неотъемлема от временных форм, и именно через них она является причиной всякого изменения и особенно всемогущей в периоды распада вселенной. »
[222]
В женском интеллектуальном тантризме Шакти соответствует Майе. Это слово, хорошо известное из всем знакомых концепций и особенно из Веданты, означает иллюзорный, ирреальный характер видимого мира, проявляющегося в двойственностях. Оно используется в магических операциях, часто как сочетание mвyв-зakti, представляя женское начало «божественной магией», где богиня — магическая роженица проявленных форм, для образования которых нужно, согласно индийской традиции, реальное воздействие абсолютного, светоносного,, вечного, вне становления или погружения в сон, бытия. Иначе говоря, женское представляет собой ночной, магический мир, мир очарований и обольщений: те же мотивы мы находим в образе греческой и пеласгской Гекаты, подземной и одновременно лунной богини, дарующей мощь колдовству, указывающей магические формулы, покровительствующей чародейкам и соблазнительницам, обученным ею этому искусству и ставшим жрицами (подобно Медее, жрице храма, посвященного Гекате). Тем же самым, чем Геката, занимается Диана, которую иногда отождествляют с первой, — руководит магическими операциями: например, на гамильтонских вазах мы находим изображения ворожащих женщин, обращенных к Диане. «Обольстительница врага бога любви» — вот одно из определений Великой Богини у индусов.
В том же кругу представлений находятся индийские доктрины о проявлении как «смотрении вовне» — bahirmukhк — своего рода экстравертом движении, «выходе» или «исходе», осуществляемом Единым или Вещью-в-себе: одна из функций Шакти — помогать, способствовать этому. Но так как одно из наименований Шакти — Kвmarвpini, то есть «созданная из желания», а обозначение вагины — перевернутый треугольник, что тождественно знаку желания, мы, продолжая тему, укажем, что есть движение в сторону «другой вещи», к чему-то внешнему. Буддизм основой внешней, условной реальности считает женское желание или жажду — kвma, trshua или taсha. В Шакти, супруге Шивы, корне желания, желания космического, совпадающего с «Водой» и «Материей», мы находим черты того, что греки называли «лишением», «умалением», черты платоновской Пении, недостаточности бытия, »
[223] которую бытие жаждет, начала, противоположного звездному и неподвижному бытию метафизически мужского, вечного. Так, говорится, что «Шива без Шакти не способен ни к какому движению», «неактивен», и, напротив, Шакти, или prakrtо без Шивы бессознательна — acit — так сказать, лишена светового начала. Божественные пары индуистского и индо-тибетского пантеона символизируют постоянные сочетания шиваистского и тактического начал во всех проявлениях мира. Плотин (III, v. 8) определил мужские божества как, женские как psychй и утверждал, что каждый соединяется со своей psychй, при этом psychй Зевса — Афродита, отождествляемая жрецами и мудрецами с Герой.
Мы не будем перечислять все сходные мотивы всех традиций, ибо везде найдем те же самые, обозначенные нами фундаментальные структуры. Дополним уже сказанное сведениями из еврейской Каббалы и христианского гностицизма. Согласно первой «женское начало божества» — hubka — противоположное duchra — персонифицировано Шехиной, «супругой Царя»; Каббала говорит о «священной свадьбе» — zivugi kadisha — Царя и Царицы, Бога и Шехины. »
[224] Важным аспектом этой женской ипостаси божества является «вечно женственное», под покровом которого находятся все женщины мира; »
[225] это начало можно даже считать эквивалентом Духа Святого Животворящего, являющегося источником присущей творению «славы», отдельной от Божества, более того, трансцендентно от него удаленной (как, впрочем, и сама Шакти есть нисходящая фаза проявления); в Каббале даже говорится об изгнании Шехины. Но Шехина, как «слава, пребывающая в мире», вполне вписывается в цепочку прежде упоминавшихся идей. В действительности, в древности «слава» это не персонифицированная абстракция, но, скорее, сила божественного огня, как, например, в иранской доктрине hvarenф, в уже упоминавшейся персонификации «божественного огня»- Весте, которая через превращения, раскрытые Ф.Кюмоном, »
[226] постепенно, в историческом развитии образа становится «дополняющим» женским божеством, Фортуной, в частности, в его аспекте «Fortuna Regia».
В христианстве — религии, вобравшей в себя мотивы очень разных традиций, — черты «Духа» не вполне ясно определены. В целом Он не носит черты «женского», подобно Святой Деве или же «Духу Божию нашашуся верху воды» в Ветхом завете (по-древнееврейски и арамейски «дух» — женского рода). Но в христианском гностицизме, что наиболее явно выражено в «Евангелии от Евреев», Христос говорит: «Мать Моя, Дух Святый»; »
[227], по гречески «дух» соответствует индийскому prana, слову, означающему жизненную силу, в самом же Святом Духе, сходящем в виде пламени, мы узнаем черты Шехины. С другой стороны, Святой Дух изображается в виде голубя, что тут же вызывает ассоциации с великими средиземноморскими женскими божествами — критской Потнией, Иштар, Цирцеей, Милиттой, самой Афродитой — в тех случаях, когда они выступают как некое «веяние». »
[228] Именно голуби приносят Зевсу его пищу, амброзию. »
[229]
Божественная жена в гностицизме — несомненно, прежде всего София, выступающая под разными лицами и именами, часто отождествляемая с Самим Святым Духом, в разных своих проявлениях она есть Универсальная Мать, Мать Живых, Мать Сияющая, Высшая Держава, «Левая Рука» (в дополнение ко Христу, ее супругу и «Правой Руке», Сладчайшая, Мировое Лоно, Дева, Супруга, Хранительница совершенных тайн, Святая Голубица Духа, Небесная Мать, Утраченная, Елена (то есть Селена, Луна); все это как бы имена Мировой Души, женского аспекта Логоса. »
[230] В «Великом раскрытии» Симона Гностика тема диады и андрогина представлена так: «Это и то, что есть, и то, что будет, мужеско-женская сила, существующая до существования, неограниченная, не имеющая ни начала, ни конца, поскольку существует внутри Единого. Эта неограниченная сила, хранимая в Едином, выходя за его пределы, становится двумя… Отсюда вытекает, что все проявляющееся, истекая из единого, становится двумя, мужеским и женским, тогда как до проявления есть лишь мужчина, содержащий женщину в самом себе. »
[231]