[ — Мятeж нoмeнклaтyры. Мoсквa 1991-1993. Книга 1 — Часть 4. НЕИЗВЕСТНЫЙ МОССОВЕТ]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]
ДРУЗЬЯ СТАНОВЯТСЯ ЛИШНИМИ
Вот о чем с самого начал пресса помалкивала, так это о закулисном дележе власти, который уготовили только что избранному Моссовету Г. Попов и его компания. Да, скорее всего, и не знала пресса об этом ничего. Все готовилось втайне.
В то время, когда вновь испеченные депутаты в большинстве своем еще были полны желания сделать что-то на пользу избирателей, выполнить свои предвыборные обещания, Г. Попов и его окружение цинично делили портфели и отрабатывали тактику нейтрализации всяких спонтанных (с их точки зрения) процессов.
Начнем с того, что блок «Демократическая Россия», победивший на выборах усилиями тысяч людей, сразу оказался для вгрызающихся во власть циников лишней обузой. Его надо было использовать — и только. Поповский клан для осуществления своих планов полного захвата руководства в Моссовете и реализации прочих кадровых перестановок (ближайшие соратники должны были получить право решать, что на пользу, а что во вред Москве и москвичам) собирался конспиративно.
Эти люди в один момент усвоили правило — кто сразу занимает место в президиуме собрания, тот и доминирует на нем. Те, кто вынужден смотреть на восседающих в президиуме снизу вверх, уже поставлены в приниженное положение. Поэтому «поповцы» все собрания проводили именно так — сразу захватывали управление, а всех недовольных старались представить смутьянами. На первых порах действовало безотказно. Только через год депутаты забеспокоились, почувствовав, что осуществляемое «поповцами» управление вовсе не идет на пользу городу и Моссовету.
Не успели отгреметь предвыборные баталии, а «поповцы» уже договорились, как пропихнуть в лидеры второго эшелона своих людей. Вот 18.04.90 проходит выдвижение «ДемРоссией» кандидатов в Президиум Моссовета. Попов выдает свои рекомендации, и некому усомниться в их вескости. Его оруженосцы проводят тайное голосование, и никого еще не гложет сомнение в порядочности тех, кто считает голоса. Так или иначе, отряд «поповцев» получил вотум доверия. Не все попали в Президиум, но устроиться в этой жизни номенклатура помогла каждому из них.
«ДемРоссия» из блока была спешно превращена во фракцию, имеющую примерно 60 % депутатских мандатов Моссовета. Причем, «поповцы» накануне первой сессии вынудили эту фракцию принять решение о дисциплине во время голосований. Нужно было такое решение только для одного — для избрания Г. Попова председателем Моссовета. Потом уже о блоковой дисциплине никто не вспоминал, а избранный координационный совет фракции даже не пытался организовывать общие собрания «ДемРоссии». Достаточно было согласований в узком кругу. Позднее вся «ДемРоссия» и замкнулась в этом самом кругу, центр которого перекочевал в исполнительные структуры.
‘Справка: ДЕПУТАТСКИЙ КОРПУС МОССОВЕТА
(данные на 1 января 1991 г.):
Всего депутатов — 470
из них:
работников науки — 150
работников народного образования — 41
работников правоохранительных органов — 35
работников культуры, искусства, СМИ — 33
руководителей предприятий и организаций — 16
военных — 13
рабочих — 11
студентов — 5
священников — 2
пенсионеров — 2
до 30 лет — 8.5 % Русских — 89.2 %
30-49 лет — 65.6 % Украинцев — 3.6 %
старше 50 лет — 25.7 % Евреев — 2.1 %
Высшее образование имели 94.1 % (в райсоветах Москвы — 77.6 %)
Политическая принадлежность:
членов КПСС и кандидатов в члены КПСС — 296 (63 %)
членов блока «ДемРоссия» 204 (43 %)
(первоначальная численность блока — 281 человек)
членов группы «Москва» (коммунисты) — 82 (17 %)
(первоначальная численность группы — 92 человека)
членов группы «Независимые» — 49 (10 %)
‘
К ноябрю 1992 г. численность депутатов Моссовета упала до 441 человека. 24 человека сложили полномочия по должности, 1 — по собственному желанию, 6 — умерли. На постоянной основе в Моссовете к этому моменту работало 223 депутата (плюс 4 — в регистрационной палате и 3 — в Фонде имущества Москвы).
С ПЛЮРАЛИСТАМИ ВО ГЛАВЕ
Вот один из эпизодов, красноречиво характеризующих стиль поведения Попова.
1 мая 1990 г. впервые по Красной площади прошла демонстрация оппозиции. На мавзолее Попов удостоился чести стоять рядом с Горбачевым.
В этот день оппозиция совершенно не питала теплых чувств ни к тому, ни к другому, ни к попираемому «отцами демократии» мавзолею. Оказалось, что не все, далеко не все население души не чает в Перестройке и ее лидерах. Демонстранты об этом заявили без обиняков — криком, свистом, колкими плакатами. Горбачеву вместе с Поповым и другими «руководителями партии и правительства» пришлось под свист спуститься на мавзолейные задворки и убраться за кремлевскую стену.
И вот с чем выступил позднее наш «плюралист» Г. Х. Попов:
«Сам я считаю Ленина символом нынешнего государства. Но могу понять и тех, кто не хочет такой символики, тем более — не закрепленной в Конституции.
Я против копания в прошлом и сведения перестройки к сведению счетов. Потому я против лозунга о «кремлевских чаушеску» (был и такой). Но сам я отнес его к известным персональным пенсионерам, героям эпохи застоя. И непонятно, почему кто-то из деятелей перестройки захотел принять этот лозунг на свой счет.
Я категорически против лозунгов «Долой Президента» и вообще всяких «Долой». Это — давно всем знакомый большевистский экстремизм, вспомним «Долой самодержавие». Лозунгам «Долой» — не место в правовом государстве.
Но в то же время я считаю вполне конституционным лозунг «Президента — в отставку». Сам я против такого призыва. Но Конституция отставку Президента допускает, и потому чей-то призыв к отставке Президента не является антиконституционным.»
Попов беспокоился, что группа в 50 человек могла быть представлена на площади в том же количестве, что и партия в 50 тыс. человек. Отсюда он делал вывод, что соотношение демонстрантов не отражало реальное влияние среди москвичей. Выходит, что надо было регламентировать проход на площадь строго по квотам? Тогда большинство получил бы МГК КПСС. Именно к этому и призывал Попов!
Тут же появляется и идея о предварительной регистрации лозунгов — чтобы на плакате не было личного мнения отдельного человека. Кроме того, Г. Попов предлагал регламентировать и темп движения демонстрации. Для тех же, кто пронес припрятанные лозунги, Попов рекомендовал принимать карательные меры.
Да и вообще, что тут судить да рядить, коль скоро Красная Площадь — историческое место. Попов считал, что ее нужно оставить только для больших государственных праздников. (Позднее демократы дошли до проведения в Кремле хасидских торжеств, а на Красной площади устраивали всякие поп-концерты.)
Короче говоря, колонны профсоюзов Попову были по душе, а все остальное — это правый и левый экстремизм. Дошло и до принесения извинений Президенту за антиконституционные лозунги. «Ошибки эти надо честно признать и идти к правовым формам демократической жизни».
К месту вспомнить и еще один эпизод в отношениях Горбачев-Попов. На конференции Московской городской организации КПСС председатель Моссовета вступил с Генсеком в такой диалог («МП», 02.12.90):
«ГХ: <…> Вносилось предложение ввести рабочий контроль. Простите, пожалуйста, кто работает во всех наших системах распределения, базах и т. д.? Кто руководит нами? 99 процентов — члены партии. Следовательно, рабочие должны выйти на контроль за коммунистами-руководителями. Так, что ли, получается? Я думаю, что нужно, конечно, повторяю, нужно усилить контроль. Но все-таки на этом участке надо искать глобальные решения. Что важно на мой взгляд? Например…
МС: Я, например, за рабочий контроль.
ГХ: Михаил Сергеевич, я тоже «за» (но ведь только что был «против»! — А. К.).
МС: Причем я вам хочу сказать — я не просто «за». Через два дня будет указ о рабочем контроле. (Аплодисменты). О рабочем контроле, и не о таком, который мы создали и поставили в ложное положение, а с правом приостановления исполнения служебных обязанностей тех, кто нарушает, с правом допуска на все базы и в магазины. И с постановкой вопросов перед правоохранительными органами о привлечении к ответственности. (Аплодисменты).
ГХ: Михаил Сергеевич, мы полностью поддерживаем постановку вопроса. Я просто хочу сказать…
МС: Никакой аппарат, никакой контрольный аппарат, уверяю вас, где б мы его ни создавали, и какой бы штат, какую бы зарплату не дали, — не справится. Народ должен контроль взять в руки. Все.»
Комментарии, как говорится, излишни.
Приведем еще один пример «плюрализма» вождей демократии. Александр Баламутов вспоминает об одной встрече с избирателями в Общественном центре Моссовета, посвященной пресловутому «конфликту Моссовета со своим председателем» (1991 год):
«Станкевич долго говорил о достоинствах тогдашнего Председателя Исполкома Лужкова Юрия Михайловича. По словам Станкевича, это был единственный человек, способный вывести столицу из глубочайшего кризиса. Он описывал, как тщательно искали они с Поповым кандидата на этот пост. Наконец, когда им как-то довелось проехать вместе с Лужковым по городу, они почувствовали в его голосе такую боль за москвичей, такое горячее желание помочь им, что поняли — лучшего человека на должность предисполкома им не найти. Поэтому Станкевич убеждал, что сейчас надо всячески оберегать и поддерживать исполнительную власть, а не пытаться ее поколебать.
Я задал вопрос Станкевичу: «Правда ли, что первоначально предлагалось назначить на должность Председателя Исполкома занимавшего ее до недавних пор товарища Сайкина, и только когда депутаты отказались поддержать это назначение, появилась кандидатура товарища Лужкова?» Станкевич ответил: «Нет, не правда. Этого никогда не было. Более того, после того, как Сайкин передал горкому КПСС здания Моссовета, мы поняли, что с этим человеком никаких дел быть не может!» Я слегка растерялся, ибо не ожидал такого наглого вранья. Мне совершенно точно было известно, что на первых заседаниях фракции «ДемРоссия» (еще до открытия первой сессии Моссовета) Г. Попов настаивал именно на избрании Сайкина. И только после того, как депутаты решительно воспротивились сохранению прежних позиций в руках старой номенклатуры, в качестве «компромисса» была предложена кандидатура первого зама Сайкина — Лужкова. На деле все было гораздо проще: хотели оставить на своем месте старого председателя, а когда не вышло — обратились к его первому заму. Романтическая история о поисках незаменимого руководителя была нужна, чтобы скрыть правду о курсе, взятом на сохранение в городе власти старого аппарата.»
* * *
Продолжение «плюрализма» было наглядно продемонстрировано 28 марта 1991 г. — во время проведение внеочередного Съезда народных депутатов России, решавшего вопрос о введении поста Президента. По призыву руководства движения «Демократическая Россия» на улицу для участия в митинге вышли десятки тысяч москвичей. Но «плюралисты» поповской выделки знали — в Москву введены войска и демонстрация может окончится бедой. Отводя от себя личную беду и немилость сильных мира сего, они предпочли попрятаться по домам. На Пушкинской площади колонны демонстрантов уперлись в ОМОН — ландскнехты номенклатуры стояли стеной.
Люди возмущались, но в драку не лезли, хотя и расходиться не собирались. Помогло еще и то, что в разделительную цепочку выстроились депутаты Моссовета. Только через пару часов подъехал автобус с громкоговорителем и голосами известных демократов стал убеждать демонстрантов пойти по домам, чтобы «не сорвать Съезд».
ИСТЕРИЧЕСКОЕ НАЧАЛО
Начало работы Моссовета было вполне разумным: начали с самоорганизации. Но руководствоваться принятым регламентом лидеры демократического Моссовета были не в силах. С самого начала большинство вопросов Попов и Станкевич старались решить за кулисами.
Между тем на сессии шло карикатурное копирование Съезда народных депутатов СССР. По самым пустяковым поводам к микрофону выстраиваются очереди, в бесконечных повторах одной и той же мысли теряется время, «принципиальные» предложения сыплются как из рога изобилия… И некому (да и незачем) было унимать эту стихию. В узком кругу после всей этой депутатской бестолочи руководству так уютно было поговорить о близких ему проблемах.
Сначала депутаты еще как-то пытались самоорганизоваться даже и без своего руководства. А потом все накрыл вал народолюбия и неподготовленных попыток изменить экономические условия жизни Москвы, перераспределить социальные льготы. Уподобляясь разбуженному ребенку, который бессвязно выговаривает какие-то слова и тут же забывает об их содержании, первая сессия Моссовета, наговорив кучу слов, насмотревшись на себя по телевидению, завершила работу.
В комиссиях остались лишь наивные энтузиасты. А ведь совсем недавно борьба за председательские кресла в этих самых комиссиях носила столь ожесточенный характер, что, казалось, депутаты боятся отстать от уходящего поезда. Но вот посадка состоялась, и можно было завалиться на полку и дремать, забыв об истерических схватках у первого и второго микрофона.
* * *
Истерия народолюбия развивалась примерно так.
23.04.90. Моссовет принял проект о выходе из кризисной ситуации в системе дошкольного воспитания. Это было реакцией на требование работников детсадов, которые еще месяц назад на конференции потребовали обеспечить финансирование их учреждений по расчетным нормативам, повысить зарплату на 50 %, снизить наполняемость групп и т. д., а теперь образовали забастовочный комитет. Сессия предложила Исполкому рассмотреть требования воспитателей в течении недели и в дальнейшем формировать бюджет города на основании единых денежных нормативов на содержание ребенка. Ничего подобного Исполком делать не стал. С него за это никто и не спросил.
19-21.05.90. Депутаты рассматривали проект о введении нового механизма управления хозяйством Москвы. Предусматривалось финансирование по нормативной методике. Разработка нормативов была поручена Мосгорисполкому со сроком исполнения поручения до 1 сентября. Но и саму сессию Моссовета Г. Попов не созвал ни 1 сентября, ни 1 октября. Исполком ничего не подготовил. Вторая сессия открылась только в ноябре и рассматривала совсем другие проблемы.
Следующий вопрос — о мерах по упорядочению использования нежилых помещений. Предполагалось создать временную рабочую группу по инвентаризации нежилого фонда. Более сессия об этой теме ничего не слышала. За два месяца должны были появиться нормативные документы (типовой договор аренды, порядок проведения конкурсов и аукционов и т. п.). Соответствующим комиссиям Советов давалось право визы на договорах аренды. Мечты, мечты…
Депутаты подступились к вопросу улучшения содержания и уборки территории столицы. Мосгорисполкому поручалось принять срочные меры и доложить о результатах второй сессии. Предполагалось и обезвреживание негодных люминесцентных ламп, и поставка вторсырья на экспорт, и ТЭО методов и мест размещения объектов индустриальной переработки твердых бытовых отходов… Поручили — и забыли. Чиновники только перекрестились.
Один из «главнейших» для города вопросов, решаемых в это время Моссоветом (поднят секретарем оргкомитета сессии Боганцевой, активисткой из команды Попова), был вопрос о поддержке следователей Гдляна и Иванова, раскручивающих «кремлевское дело» о взятках. Этим нужно было все время разбавлять сессию. Этим и пробавлялись «поповцы» — чужими проблемами и политической трескотней. А сколько было потом призывов «не политизировать…»! Все это была откровенная конъюнктурщина.
Безграничное народолюбие превращалось в имитацию деятельности. Отсутствие опыта и здорового прагматизма приводило к потере самоконтроля. С самого начала любое решение воспринималось, как конечный продукт сессии, после которого тему можно уже более не трогать — само все решится.
Плохая память помогала депутатам раз за разом испытывать удовольствие от своей любви к народу, реализованной в бумажных решениях сессии. Фонтан народолюбивых решений продолжался.
28-31.05.90. Еще одно политэкономическое решение. На сей раз — об отмене передачи райкомам партии, МГК и МК КПСС занимаемых ими помещений. Часть зданий оказалось еще дореволюционной постройки и без признаков капремонта. В общем, еще большевистские экспроприации. Как всегда, вопрос о власти был связан с вопросом, кому и где сидеть. (Вопрос о помещениях весь период номенклатурного мятежа 1990–1993 гг. оставался главным. В данном случае вторичной экспроприации удалось избежать, но всего через год все было снова экспроприировано новой генерацией большевиков.)
29.05.90. Депутаты принимают решение о газетах «Московская правда» и «Вечерняя Москва», которые в одностороннем порядке сняли гриф Моссовета — одного из учредителей этих изданий. Редакции руководствовались в данном случае волей другого соучредителя — МГК КПСС. Права Моссовета на газеты депутаты подтвердили, но обе они так уже никогда и не повернулись лицом к Моссовету и продолжали служить горкому КПСС, а потом горкому попово-лужковской номенклатуры.
В тот же день депутаты сформировали перечень должностей, на которые чиновники, согласно Законам, должны были утверждаться Моссоветом. Но потом состоялся сговор верхушки «демократов» с номенклатурой и на второй сессии Моссовета всех чиновников утвердили списком.
Чуть позже по предложению фракции коммунистов депутаты обратились к проблеме беженцев из Закавказья (в январе в Баку вошли союзные войска, погибло около 130 человек и около 500 получили ранения, потом многим русским и «русскоязычным» семьям пришлось спасаться бегством). Вся дальнейшая история показала полную беспомощность Москвы решить проблему беженцев. Если бакинским изгнанникам еще как-то удавалось помочь, то возникший позднее основной поток беженцев со всех окраин разрушенного СССР принять было уже некому. (При этом в 1994 году Россия принимала беженцев из Руанды вместе с холерным вибрионом.) Политика Ельцина превращала преследуемых граждан России во врагов.
На первой сессии был внесен единственный интересный с точки зрения экономики документ — концепция московских чеков (своеобразных социальных денег). Но где тут тягаться с монополистом в области экономических идей — Г. Поповым! Идею похоронили, не рассматривая. Та же участь постигла и проект об упорядочении деятельности кооперативов. Надо было торопиться с демонстрацией своей любви к массам, чтобы массы отплатили тем же. А интересные предложения Попов, пользуясь рекомендацией своего учителя В. Ульянова-Ленина, стремился передать в комиссии, где дело с успехом хоронилось его ставленниками.
31 мая 1990 г. сессия Моссовета впервые официально зарегистрировала отсутствие кворума. Это состоялось благодаря чуткому руководству Г. Попова, отдавшего распоряжение не регистрировать депутатов, прибывавших на сессию с опозданием. Единоличное решение противоречило принятому временному регламенту, но торопливость и нервозность предопределила поведение недавно избранного лидера Моссовета. Впервые правовой нигилизм, который, как оказалось, в крови у руководства Моссовета, был осужден одним из наиболее рьяных радетелей процедурной чистоты — депутатом С. Белашовым. В дальнейшем «правдолюбца», буквально затравившего С. Станкевича, блестяще использовал в своих манипуляциях сессией Н. Гончар.
Потом как-то между делом был утвержден председателем Мосгорисполкома не известный большинству депутатов Ю. Лужков. Депутаты поверили рекомендации Г. Попова (который в свою очередь последовал рекомендации Б. Ельцина), да плюс ко всему согласились со своим председателем в том, что нужно «дать шанс» проявить себя в новых условиях тем, кто не первый год работает в Мосгорисполкоме. В общем-то депутаты имели в виду среднее звено хозяйственников, а Попов — высшее руководство. Но уточнять позиции было некогда.
29.06.90. Один из наиболее последовательных «поповцев» А. Осовцов неожиданно для всех поднял на сессии истерию по поводу нежилых помещений Москвы, которые Моссовет якобы мог потерять в одночасье и полностью в результате вступления в силу какого-то там закона. В результате было принято такое решение: «Московский городской Совет народных депутатов объявляет коммунальной собственностью все нежилые отдельно стоящие здания, а также нежилые помещения, расположенные в жилых домах г. Москвы, строящиеся и реконструируемые здания, отменяет все ранее выданные акты о передаче отдельных зданий на баланс предприятий и общественных организаций…». Бабахнули мимо цели. Впереди была обвальная приватизация, потребовавшая от номенклатуры полной оккупации нежилого фонда столицы без всяких санкций Моссовета.
Конец первой сессии был отмечен схваткой между депутатским клубом «Столица» и ярыми «поповцами», отстаивающими свою монополию на «допуск к телу» председателя Моссовета и ведение депутатских собраний. Попов со Станкевичем, как правоверные коммунисты, отправились в это время на Съезд КПСС (там они хотели в меру шумно выйти из партии), а ведущий сессию Н. Гончар отпустил вожжи. Большинству перепалка показалась омерзительной и депутаты покинули сессию, так и не дождавшись ее официального закрытия.
Клуб «Столица» удалось умертвить. Г. Попову и его камарилье удалось пресечь попытки депутатов организовать неформальные, неподконтрольные им объединения.
Инициаторов организации клуба обвинили в коррупции именно те, кто погряз в настоящей коррупции уже через полгода, а в описываемый момент развлекался мелким интриганством. Возглавлял группу ярых «поповцев» депутат Моссовета В. Боксер. Боксера и компанию Г. Попов трудоустроил в Моссовете на ответственных должностях безо всякого согласия других депутатов. Потом группа Боксера перешла в мэрию. Это коррупцией не считалось.
СКУДОУМИЕ ПРОТИВ ДЕМОКРАТИИ
Дураки и дороги… Вечная проблема! На первых порах существования Моссовета глупость как-то особенно выпукло была видна. Не стеснялись скрывать, что ли?..
Вот один из депутатов с трибуны предлагает решить продовольственную проблему раздачей московских газонов под огороды. У этого хватило бы ума накормить москвичей чернобыльской картошкой.
Вот другой — предлагает продемонстрировать работоспособность Моссовета на субботнике. Он не знает, что мечта номенклатуры — увидеть народного избранника с метлой. Ну с метлой — такого удовольствия Моссовет не доставил. А вот осенью 1990 г. вся страна могла лицезреть первого зампреда председателя Моссовета С. Станкевича в раскисших полях Подмосковья с ведром картошки и с ним несколько десятков верных соратников.
Вот третий… Это уже исторический персонаж. Это В. Анпилов. Он встревожен наличием в буфете осетрины. Идеологические позиции требуют запретить народным избранникам кушать осетрину. Забыл только товарищ Анпилов, что буфет тот принадлежал МГК КПСС, у которого Моссовет арендовал здание Общественного центра на Цветном бульваре. Да и большинству депутатов осетрина была не по карману. Но в этот раз помутнение рассудка охватывает весь зал, и сессия принимает решение о передаче осетрины в детские сады. Поскольку садам все это тоже не по карману, буфетчики выносят лоток на улицу, где осетрина быстро раскупается любителями деликатесов.
Потом в веренице мелкой и случайной глупости неожиданно выделился вопрос о символике. Некоторые депутаты весьма болезненно воспринимали то, что мандат депутата Моссовета № 1 по традиции принадлежал В. Ленину, который всегда отсутствовал на сессии (хотя и по уважительной причине). Кроме того, громадный ленинский бюст, нависающий над президиумом сессии, давил им на психику.
Глупость была не в том, что вопрос о символике был поднят, а в том, что этот вопрос, будучи поднят на сессии в той самой истерической форме, отдалял его решение и давал повод коммунистам пылать праведным гневом на демократов (как это сделала очень демократическая в последующем и очень верноподданно-коммунистическая тогда «Вечерняя Москва»). Руководство Моссовета могло бы сразу решить каверзный вопрос, если бы депутаты однажды утром вошли бы в зал, вообще лишенный символики. Г. Попову же, как видно, требовалось накалять страсти. Сначала ленинский бюст (это было уже в Мраморном зале Моссовета на Тверской, где бюст не был столь велик, как в Общественном центре МГК) энтузиасты задвинули в угол и накрыли портьерой (С. Станкевич аж вскочил от возмущения), потом и вовсе куда-то унесли. Скандал раздувался взаимным неуважением к системе ценностей демократической и коммунистической фракций. Лишь на второй сессии Моссовета зал заседаний был, наконец, оформлен государственной символикой России.
Коллективная глупость выразилась и в том, что сессии Моссовета стали транслироваться по телевидению полностью, подобно всесоюзным Съездам. Соответствующий госкомитет уж больно легко согласился на трансляцию. Моссоветовская бестолковщина на несколько месяцев стала доступна любому москвичу. А депутаты, опасающиеся жесткой манипуляции за закрытыми дверями, еще долго были убеждены, что абсолютная гласность в их работе жизненно необходима. Тем самым авторитету Моссовета был нанесен колоссальный урон.
* * *
За то, что кому-то из народных избранников лень или не досуг было думать, городу пришлось дорого заплатить. И не только авторитетом Моссовета. Ущерб наносился самый что ни на есть ощутимый.
В Законе «О местном самоуправлению» указывалось, что если депутаты хотят что-то сделать (создать, соорудить, реорганизовать, вывезти и т. п.) на подведомственной им территории, они должны определить источник ресурсов, источник финансирования для оплаты своего заказа. Недоразвитость системы кредитно-финансовых отношений за многие десятилетия в нашей стране фактически предопределила в качестве основного инструмента созидания соответствующий бюджет.
Именно этот инструмент удалось выбить из рук депутатского корпуса Москвы. И сделали это так.
ПОДКУП
Многие из тех, кто в 1990 г. стал депутатами, были внутренне готовы к принятию атрибутов власти, связанных с разнообразными привилегиями. Разумеется, пользование этими привилегиями оправдывалось интересами избирателей. Депутат должен был соответствовать своему статусу — хорошо одет и технически оснащен. Именно на этом убеждении Г. Попов и его команда стали тонко играть.
Летом 1990 г. решением сессии была отменена так называемая «выездная торговля», т. е. заведенная процедура, при которой магазин вместе с прилавком и кассой перемещался прямо на предприятие или в учреждение, где сотрудники могли «отовариться» дефицитным товаром, а продавцы — укрыть часть товара. Отмена такого порядка объяснялась многочисленными нарушениями: продавцы скрывали дефицит, перераспределяли его в пользу тех предприятий, которые могли чем-то «расплатиться» с торговлей. Большинство москвичей, имеющих возможность покупать товары только в магазине, было лишено шансов на покупку дефицитных товаров.
Решение решением, а Попов уже через месяц своей подписью начал разрешать выездную торговлю то тому, то другому «нужному» предприятию, а точнее — его начальству. Потом в это дело втянули и депутатов. Управделами Моссовета В. Шахновский объявил, что он не может договариваться о той или иной покупке для каждого депутата индивидуально. Кому-то нужен костюм для поездки за границу, кто-то лишен возможности купить приличную обувь в магазине… Вот и выдумал Попов распродажи для депутатов — ту же выездную торговлю, совершаемую в виде закрытой распродажи в одном из крупных магазинов или, например, в ДК ГУВД. По комиссиям стали разносить талоны. Депутатов пачкали грязью, а те предпочитали помалкивать. Тех же, кто отказывался от участия в нечистоплотном деле, старались не замечать. Их талоны скапливались у гражданина Шахновского вместе с гневными записками.
Второй вариант подкупа — организация зарубежных поездок. Практически никто из депутатов, принявших участие в делегациях, выезжающих из страны по приглашению зарубежных друзей Москвы, не оставил после себя отчетов. Смысл поездок был только в том, чтобы удовлетворить за счет государства свое любопытство, да еще насладиться прелестями, которые предоставлял депутатский статус, так высоко ценимый за рубежом (и полностью обесцененный в Москве!). Никакой системы для формирования делегаций не существовало. Попов просто «подкармливал» таким способом наиболее преданных ему лиц.
Примечательна и история с автомобилизацией депутатов. Группа депутатов, мечтающая о личном транспортном средстве, просчитала, что выгоднее всем депутатам предоставить автомобили, чем пять лет возить их на служебных «Волгах». Справедливости ради, заметим, что эти самые «Волги» для рядовых депутатов были недоступны. На них разъезжали поповские любимцы и председатели комиссий. Короче говоря, начали собирать списки тех, кто хотел бы получить автомобиль по государственным ценам (чтобы купить машину по госцене в те времена приходилось стоять в очереди годами). Тут возмутились депутаты, не желавшие дискредитации Моссовета, а также не имевшие средств на покупку машины. Пришлось каждому из инициаторов добиваться автомобилизации в индивидуальном порядке. В сложившейся ситуации успех им был обеспечен. Те же, кто были более чистоплотными, продолжали ходить пешком.
ПРОШЕЛ ГОД
В представленном сессии Моссовета 27 мая 1991 г. «докладе» председатель Моссовета Г. Попова не стремился присвоить себе чужие заслуги, а говорил только о собственной работе в Совете. Оказалось, что отчитываться просто не о чем. Текучка и борьба с всевозможными кризисами поглотили все силы достопочтенного председателя.
Оценку своей деятельности Г. Попов не сделал, но этого и не нужно было. Все, в том числе и верные соратники, видели, что первый год Моссовета стал годом обманутых надежд. Обманутыми оказались и депутаты, и избиратели.
Ожидания избирателей, да и депутатов, натолкнулись на любимую идею Г. Попова о коалиции с номенклатурой. Вместо серьезной кадровой политики Попов постарался лишь слегка встряхнуть верхний слой исполнительной власти и найти себе там удобное местечко. Опыт его деятельности в Моссовете позволял ожидать, что введение поста мэра также обернется несложной комбинацией в виде пересаживания одних и тех же людей из кресла в кресло.
Вспомним несколько характерных «мелочей». Руководители Моссовета обещали привлечь к работе в Моссовете тех членов блока «ДемРоссия», которым не удалось победить на выборах. Люди ждали, но Попов со Станкевичем даже и не думали выполнять своих обещаний. Реализуя свою рекламную кампанию, Станкевич летом 1990 г. не раз обещал москвичам резкое улучшения состояния автодорог. Все это так и осталось на словах. Гавриил Харитонович не отставал в обещаниях — за ним осталось обещание московского референдума по мерам социальной защиты. Но даже о том, какие же меры нужно предложить москвичам Гавриил Харитонович не подумал. Тот же Гавриил Харитонович обещал блоку «ДемРоссия» экономическую программу для Москвы. Какое там! Пришлось заниматься более интересным делом — обосновывать необходимость блока с номенклатурой, писать книжки и статьи на эту тему.
Лидеры Моссовета Попов и Станкевич упустили и другое — политический механизм решения проблем города. Их роль в уничтожении блока «ДемРоссия» была наиболее заметной. Координационный совет блока разбежался сразу после распределения административных постов. Затем всплыли на поверхность закулисные интриги по вопросу о назначении начальника ГУВД, а также махинации при введении поста мэра Москвы. В результате исчез механизм согласования позиций большинства, исчезло единое понимание того, ради чего существует Моссовет и каковы его ближайшие и перспективные задачи. Программу «ДемРоссии», которой москвичи оказали доверие на выборах, выполнять было некому. Вспоминать о том, что Попов со Станкевичем были лидерами блока, да и о самой программе блока, стало неудобно.
Другой момент, в котором руководители Моссовета упорно бездействовали — это формирование социальной среды, способной к самоорганизации и воздействию на власть. Декларации о поддержке многопартийности были забыты, а КПСС практически ни в чем не была потревожена. Попов со Станкевичем в закулисной игре уже договорились с номенклатурой, которой конкуренция идей была совсем некстати. Вся забота о формирующихся политических партиях состояла в выделении восьми полуаварийных комнат под Общественный центр Моссовета, где некоторые московские общественные организации нашли себе временное и весьма неуютное пристанище.
Роль председателя Моссовета и его команды в организации развала Моссовета как органа власти трудно переоценить. Во время сессий Гавриил Харитонович Попов неоднократно сам руку прикладывал для разрушения демократической процедуры (ради внедрения демократии он, по собственному выражению, «выкручивал руки»), а высокомерие Сергея Борисовича Станкевича постоянно выводило сессию из состояния равновесия. Это можно было бы им простить, если бы с таким трудом принятые решения выполнялись. Вместо этого Президиум, руководимый этими двумя недюжинными политиками, проявлял поразительное миролюбие по отношению к исполкому, игнорирующему все ключевые постановления Моссовета.
Состоявшийся за кулисами сговор с номенклатурой вынудил Попова и Станкевича приложить все свои силы и весь авторитет для того, чтобы навязать депутатам утверждение исполкома Моссовета списком. Для проталкивания соответствующего решения была пущена утка о том, что в Москве где-то кем-то сформирован Комитет национального спасения, подобный тому, который действовал в Литве. Против диктатуры такого комитета, якобы, мог спасти только лужковский исполком.
Разменяв свой политический капитал на эти малоприличные игры, дуэт руководителей Моссовета лишился поддержки большинства депутатов и основательно подорвал возможность их нормальной работы. 85 депутатов из бывших соратников Попова и Станкевича открыто заявили о том, что это — предательство интересов избирателей («МК», 18.01.91).
Между сессиями, казалось бы, основное внимание руководители Моссовета должны были уделить работе депутатских комиссий. Но это было для них пустой тратой времени. Они и обращения депутатов, отчаявшихся добиться аудиенции у своих лидеров, не читали. По сути дела это было присоединение к информационной блокаде, которую с их же попустительства наладил лужковский исполком.
Вместо помощи депутатам в комиссиях и избирательных округах, Поповым и его командой была организована кампания шельмования инакомыслящих. В «Курантах» бывших союзников Попова обвиняли в единстве с «погромщиками в Тбилиси и Вильнюсе, Баку и Риге, с создателями комитетов общественного спасения и защитниками этих комитетов от правосудия, с теми, кто вывел войска на улицы Москвы 28 марта, кто захватил ТВ в Вильнюсе и Москве». Все это наворочено депутатами-«поповцами» Коротких, Макагоновым и Максимовым. Один из них стал впоследствии штатным щелкопером «демократических» газет, второй — чиновником мэрии, третий — из пятой колонны в Моссовете после кровавого октября перебрался в кресло председателя Городской Думы. Вечная память их порядочности.
Наконец, годовщину своего пребывание в Моссовете Г. Попов отметил организацией антидепутатского митинга. На этом митинге основными доводами были грубые ругательства, а политической позицией — одобрение рукоприкладства. (На фразу о том, что теперь понятно откуда берутся всякие «адольфы», депутат, имевший в виду тактику Попова, получил пощечину от «поповца», выскочившего у него из-за спины. Нанесший пощечину считал себя либералом и потом кормился при СП «Сити», о котором уже было сказано немало.)
Стоило ли после всего этого верить Г. Х. Попову, пытавшемуся в своем прощальном «докладе» рассказать о каких-то попытках изменить порядок работы Моссовета? Вялость и примитивность таких попыток не демонстрировала искреннего стремления к реформам и действительной организации работы. Моссовет уже прошел стадию становления. Многие научились работать, и от дружного «демократического одобрямса» перешли к вдумчивой оценке рассматриваемых на сессиях документов. Вместо того, чтобы поддержать то, что с таким трудом наработано, Г. Попов предпринял рывок к креслу мэра. Причем в чисто большевистском духе — главное ввязаться, а там посмотрим.
О каком доверии к Попову и Станкевичу могла идти речь? Только о таком, которое формируется не интересами дела, а интересами клана, интересами закулисной интриги. Когда вопрос о доверии был поставлен на голосование, Г. Попов получил равное число голосов «за доверие» и за «недоверие» — по 177. К Станкевичу отношение было менее негативным, и он просидел в своем кресле первого зама председателя Моссовета еще долго.
Депутаты прозрели раньше избирателей — уже через год своей работы. Это прозрение ничего, кроме больших неприятностей, им не дало.