Обсуждение результатов


[ — Раcoвый cмыcл pyсскoй идeи. Выпycк 2Расoвая пcихологияА В. Сyхаpев Раcoво-биoлогичeский аcпект пcихичeскoй адаптaции человeка]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Приведенные теоретические и экспериментальные результаты позволяют сделать вывод, что люди, страдающие шизофренией с преобладающей депрессивной симптоматикой и эндогенными депрессиями, а также опиоидные наркоманы, как минимум психологически, в той или иной мере отличаются от страдающих невротическими депрессиями и алкоголизмом по своим этническим признакам. Другими словами, психологически они являются представителями какого-то иного, не существующего или, возможно, реально существующего народа – так называемая психологическая «виртуальная этничность». Причем, этот «народ» по ряду признаков резко отличается от народа (или народов) исторически характерного для данных ландшафта и климата. Понятие такого виртуального народа адекватно закрепляется в понятии этноида (см. ниже). Напомню, что в средней полосе России, где проводилась данная группа исследований, страдающие невротическими депрессиями и алкоголизмом по своим расово-биологическим, социокультурным и ландшафтно-климатическим предпочтениям (т. е. психологически) статнстически достоверно имели конкретную этническую принадлежность были русскими.

На основании теоретико-методологических результатов и данных эксперименгально-психологических исследовании был разработан метод этнофункциональной психотерапии и психопрофилактики. Этот метод был успешно апробирован как психопрофилактический на воспитанниках детских садов и учащихся средней школы, а как психотерапевтический – в терапии депрессивных расстройств, наркомании и алкоголизма у взрослых, а также эмоционально-поведенческих расстройств и коррекции психолого-педагогических затруднений у детей. В процессе психотерапии осуществлялась психотерапевтическая проработка нефункциональных рассогласований в психике, преодоление разрывности познавательной, эмоциональной и двигательно-поведенческой сторон процесса психической адаптации, в результате чего повышалась, прежде всего конструктивная психическая активность человека как «силовая» основа процесса его психической адаптации.

В процессе психотерапевтических, экспериментально-психологических полевого и клинических исследований было установлено, что в обусловливании психической дезадаптации в индивидуально-личностном, социально-психологическом и психолого-педагогическом аспектах роль критериев играет наличие этнофункциональных рассогласований отношений человека к группам климато-географических, социокультурных и расово-биологических этнических признаков, а также разрывность этих отношений. При этом, наиболее дискриминантным (наиболее сильным) является, все же, критерии этнофункционального рассогласования отношения к группе климато-географических этнических признаков.

Анализ сочетания результатов экспериментально-психологических и психотерапевтических исследований дает основания видеть в этнофункциональных рассогласованиях элементов психики и разрывности познавательной и чувственной сторон oтношения человека к этническим признакам обусловливающую (причинную) роль в возникновении определенных психических расстройств Сочетание экспериментально-психологических и психотерапевтических исследовании обеспечивает, в данном случае, логическую необходимость и достаточность для доказательства правомерности предлагаемого подхода.

Проведенные исследования позволяют предположить существование в психике человека образа идеальной этнической идентичности или идеальной этнической целостности. Эту систему как образ предпочитаемой этнической идентичности (т. е. субъективное, но неосознанное отнесение себя по сумме этнических признаков к некоему «иному народу») мы называем этноидом. . Нарушение этноида в смысле этнофункциональной рассогласованности элементов психики человека может обусловливать нарушение его психической адаптации к собственной внутренней и внешней среде. В индивидуальном развитии этноида конкретного человека повторяются определенные этапы развития отношений людей к параметрам развития целостности конкретного народа – природным, расово-биологическим и социокультурным. Иначе, ряд теоретических и экспериментальных исследований показали, что в своем индивидуальном культурно-психическом развитии (онтогенез), человек повторяет фазы развития культурного или иного народа этноса (филогенез). Я выделяю следующие стадии индивидуального психического развития: сказочно-мифологическая, эmно-peлuгuoзнaя и технонтронно-сциентистская При нарушении онтогенетической последовательности этих этапов или внедрении в психику индивида чужеродных этнических элементов возникает этнофункциональный психический дизонтогепез, характеризующий нарушение целостности внутренней и внешней среды человека и обусловливающий его психическую дезадаптацию.

В качестве иллюстрации значимости этнофункциональной целостности (понимаемой как отсутствие этнофункциональных рассогласований составляющих элементов) этноида и системы отношений к этносреде для общественной и индивидуальной жизни человека можно привести следующие положения.

II. С. Трубецкой высказывал мысль о том, что сильные различия элементов культур при контактировании могут, зачастую «привести к катастрофе» и «правильный выбор» культурного характера есть «вопрос личной гигиены» [цит. по Шнирельман В. А., 1996. с 13] (здесь значимость культурно-психических рассогласований).

Анализируя понятие этничности, выдающийся американский социальный антрополог С. Geeitz [1973] писал: « Совпадения крови, языка, привычек и т о выглядят необъяснимыми. Каждый родственник связан с другим, сосед с соседом, верующий – с единоверцем не просто по причинам личной привлекательности, необходимости единства, общих интересов или взаимных моральных обязательств, но и в значительной степени, благодаря некоему абсолютному значению, которое эта связь приписывает сама себе» [р. 259] (значимость не только целостности отношений ко всем группам этнических признаков, но и их психобиологического (или расово-психологического) единства).

Такие «необъяснимые совпадения» Geeitz’a, тезис о «личной гигиене» Н. С. Трубецкого или «сродство» психических элементов в наших исследованиях депрессивных и эмоционально-поведенческих расстройств, наркомании и алкоголизма, объясняются тем, что для интеграции в психику человека этнофункционально согласованных элементов требуется меньше адаптационных затрат, чем для рассогласованных, что подчеркивает конструктивную роль этнофункциональной целостности психики в процессе ее адаптации.

В исследовании была подтверждена, также, правомерность психиатрической гипотезы о наличии эндогенных (т. е. «врожденных») и психогенных (т. е. обусловленных стрессовыми ситуациями) психических расстройств и, соответственно, правомерность разделения психики на эндо– и экзопсихику (А. Ф. Лазурский, 1923) по этнофункциональным критериям. С точки зрения представления о связи психической адаптации с психической активностью [см. также «психическая энергия» Курек Н. С., 1996; Doisch F. 1976; Jung К. G. (см.: Haik Н., 1988. S. 25–29) и др.] я рассматривал субъективное переживание «прилива сил» как показатель повышения степени этой адаптации. Рассмотрим теперь каким образом повышение степени психической адаптации человека может быть связано с его отношением к этническим признакам.

Внефункциональные рассогласования элементов психики обусловливают соответствующие психические конфликты, разрешение которых требует определенных адаптационных усилий для совершения «работы переживания» [Василюк Ф. Е. 1984]. Это положение определяет, в целом, ответ на возможное возражение рассматриваемой концепции, состоящее в том, что это нефункциональные рассогласования в психике могут иметь место и у психически вполне здоровых людей, или же, что этнофункциональные изменения, происходящие по тем или иным причинам в психике человека, подчас действуют на него весьма благотворно. Например, путешествия или новые впечатления, почерпнутые человеком из литературы – о путешествиях, экзотической религиозно-философской и т. п., могут вызвать субъективно переживаемое ощущение прилива энергии, повышение тонуса или избавить человека от имевшегося чувства беспокойства или снижения интереса к жизни. Вместе с тем, исследования многих авторов, а также мои собственные, свидетельствуют об обусловливании психических расстройств нефункциональными рассогласованиями. Мы объясняем обозначившееся противоречие тем, что адаптационные усилия, затраченные на разрешение психических конфликтов, естественно, в некоторой степени астенизируют (ослабляют) психику. Если инвазия чужеродных в эгнофункцнональном смысле элементов массирована, то на фоне этой астенизации может возникнуть психическое расстройство. Если же адаптационный пoтeнциaл данного человека достаточно высок, то внедрение в психику человека этнофункционально чужеродных элементов обусловливает адаптационную активность. необходимую для интеграции этих элементов в систему психических отношений, но уже без возникновения состояния дезадаптации. При некотором избытке этой адаптационной активности, в принципе, могут быть скомпенсированы какие-либо имевшие место ранее психические расстройства. В целом, наличие или отсутствие признаков психической дезадаптации зависит от уровня разрешения психических конфликтов, т. е. качества этого разрешения [Василюк Ф. Е., 1984; Caplan G., 1963; Moser U., 1964 и др.].

С другой стороны, если человек родившийся и проживающий в большом городе выезжает в пригород, где природа гораздо в меньшей степени затронута деятельностью людей, то он также испытывает чувство «прилива сил», что, однако, уже не может астенизировать его в принципе, так как это его родная природа.

В связи с тем, что установленное в клиническом интервью наличие в психике человека определенного количества этнофункциональных рассогласований ее элементов является лишь вероятностным критерием его психической дезадатации, то в процессе психотерапии количество этих рассогласовании может как увеличивайся, так и уменьшаться. Это объясняется прежде всего тем, что в ситуации обследования отношения, состояния, свойства личности пациента могут описываться им декларативно, т. е. недостаточно осознанно. Поэтому, например, при погружении в гипноидное состояние его декларируемые в обычном состоянии предпочтения могут существенно изменяться.

Рассмотрим один из клинических случаев успешной этно-функциональной психотерапии «краевой» (обусловленной психогенными причинами) героиновой наркомании.

Пример 1

Пациент Д. 23 лет поступил в клинику с диагнозом героиновой наркомании В течение 2,5 лет он употреблял героин в виде инъекций. После преодоления абстинентного синдрома с фармакологической поддержкой, с интересом приступил к психотерапевтическим занятиям по этнофункциональному методу.

Психодиагностика показала, что у пациента, русского по национальности и родившегося в Москве, отсутствуют сколько-нибудь выраженные рассогласования по отношению по климато-географическому признаку: он отдавал предпочтение среднерусским ландшафтам. По типу питания предпочитал картофель, свинину, яблоки. Однако, будучи крещеным и считая себя православным, пациент не считал нужным вести образ жизни, хотя бы в малой степени отвечающий его убеждениям: молитв не знает, не исповедуется, церковь посещает редко, и испытывает там чувство смущения. Основной этнофункциональный конфликт был диагностирован в социокультурной сфере (отношение к вере, мировоззрение и мироощущение). По нашей классификации он был отнесен к «краевой» наркомании.

1 сеанс. В гипноидном состоянии перед взором пациента возник образ карельской природы, озеро, огромный камень, сосны. Чувственный фон, сопровождающий образ «трепетание», тоска, страх, «завись к счастью», стремление проникнуться этим образом, ассоциирующимся с чувством счастья.

Здесь была выявлена основная (помимо тяги к наркотику) депрессивная симптоматика пациента. Казалось бы, Москва и Карелия не слишком далеки друг от друга – один и тoт же климатический пояс, сходная растительность и т. п. Однако, большой столичный город и девственный природный ландшафт все-таки не одно и то же. Это позволяет говорить об этнофункциональном рассогласовании отношения к природе, сопровождающимся чувством тоски и тревоги.

2 сеанс. Были закреплены глубокие радостные чувства, связанные с любимым ландшафтом. Вербально проработаны чувства тоски и тревоги (в постгипноидном состоянии).

3 сеанс. Пациенту, находящемуся в гипноидном состоянии, был предложен обобщенный образ молящегося человека. Он представил старообрядческий скит и старика в молитве. Попытка пациента «проникнуть» в душу старика субъективно не удалась.

Чувственное сопровождение образа: а) страх, ненависть к своей «пустоте», неприязнь к себе; б) чувство радости за старика «что я отошел от него и не разрушил своей пустотой». Мелькнула мысль: «этот старик есть во мне».

4 сеанс. Проработка чувств и образов предыдущего сеанса.

5 сеанс. В гипноидном состоянии пациенту был предложен образ буддийского храма и монаха в тропической стране. В процессе работы с образом монаха пациент испытал смешанное чувство тревоги и интереса.

Следующим предложенными образами были скит и старик из сеанса 3. На этот раз пациент испытал чувство «сверхбезмятежности», доброту в душе.

6 сеанс. В гипноидном состоянии пациенту был предложен для прослушивания старообрядческий духовный стих (гусли, пение). Чувственный фон сопровождающий возникающие у пациента образы, беспомощность, физическая подавленность и при этом – любовь, спокойствие, уравновешенность. В постгипноидном состоянии сам пациент оценил испытанные чувства как «лучшие, чем веселость».

7 сеанс. В гипноидном состоянии пациенту была предложена полевая запись русского фольклорного инструмента «калюки». Возник образ пустыни с негативным чувственным фоном – неуверенность. Возникло чувство диссонанса между чувством неуверенности, образом пустыни, с одной стороны, и чувством уверенности, звуками калюки, картиной озера – с другой.

8 сеанс. Проработка образов, чувств и соответствующих диссонансов из сеанса 7. Возникновение у пациента чувства уверенности, свободы, чувства «слияния с природой»; изменилось отношение к религиозно-нравственной сфере.

С 1 по 8 сеанс эта проработка осуществлялась на эмоциональном, когнитивном и отчасти – на моторно-поведенческом уровне.

9 сеанс. Проработка отношения пациента к наркотику. В гипноидном состоянии пациент вернулся к ландшафту лес, камень, озеро Сопутствующие чувства спокойствие, «слияние с природой», ощущение того, что «это мое настоящее «Я».

Затем пациент покидает любимый ландшафт (с чувством беспокойства и тревоги). Приходит в город (тоска, грусть). Осуществляет воображаемую инъекцию героина (в гипноидном состоянии). Сопутствующие чувства во время и после укола – страх разрушить что-то, отвращение, затем чувство «отчуждения», «ощущение какой-то незримой сферы вокруг меня», чувство одиночества.

В этом «вмазанном» (сленг) состоянии пациент опять возвращается в лес к озеру его отчет: «Я лишний, ничего не воспринимаю, усталость «по жизни», чувство пустоты, одиночества, все краски леса и озера стали блеклыми, какими-то серыми, чувство того, что все вокруг – мираж, все нереально».

После 9 сеанса у пациента в течение двух суток отмечался сниженный фон настроения, он чувствовал «депрессию», подавленность.

10 сеанс. У пациента сохранились некоторый след тягостных переживаний, вызванных «провокацией» на 9 сеансе. В гипноидном состоянии он вновь возвращается на лесное озеро, купается, общается с лешим и водяным (чувство тревоги) Встречается с наркоманами на лесной тропинке (чувства превосходства, уверенности в себе, радости). При выходе из гипноидного состояния – ровное уверенное чувство.

11 сеанс. Осознанная интеграция лучших переживаний реальности (конструктивные описания) и дезинтеграция с переживаниями, связанными с употреблением героина, т. е. деструктивным одиночеством, изоляцией, тревогой, тоской, безнадежностью и пр.

После проведения цикла психотерапии у пациента наблюдалась восемнадцатимесячная ремиссия, с единственным срывом – одна инъекция.

Фармакологическая поддержка осуществлялась, в основном, в первые дни после снятия абстиненции и была направлена на регуляцию сна. В приведенном описании случая обращает на себя внимание тот факт, что в процессе «провокации» или «иммунизации» (см. сеанс 9), во время и после воображаемого употребления героина, пациент испытывал исключительно депрессивную симптоматику.

Этот факт объясняется отсутствием у пациента (русскою по рождению, антропоморфотипически (в расовом отношении), в культурном отношении и по самоопределению) соответствующего языка, системы понятий и опыта традиционно-сложившегося мироощущения, соответствующих опиатам в смысле этнофункционального «сродства». Другими словами, данный пациент испытал лишь некоторое психологическое воздействие чуждой ему виртуальной этничности, осознать и преодолеть которое и удалось в процессе психотерапии.

Ниже проиллюстрируем клинический случай «ядерной» (обусловленной эндокринными причинами) героиновой наркомании (такие случаи, по этнофункциональным критериям составляют не более 5 % страдающих опиоидной наркоманией)

Пример 2

Пациент А, родился и проживает в Москве; возраст 17 лет. Диагноз героиновая наркомания. Мать пациента, русская (по самоопределению), родом с северо-востока европейской части России, с детства не переносит холод и зиму, как таковую: по вероисповеданию православная. Отец – еврей (по самоопределению), родом из Молдавии, атеист, антропо-морфотипически – с некоторыми от европейского типа Сам пациент, несмотря на то, что антропо-морфотипически может быть отнесен к русским, считает себя евреем и иудеем но вероисповеданию; также как и мать с детства не переносит холод и зиму и предпочитает для постоянного места жительства теплые края, на бepeгу моря. У мальчика весьма напряженное отношение к религии – например, по рассказу матери, во время туристической поездки в Иерусалим отец и мать посетили православный храм, мальчик принципиально отказался войти внутрь и остался ждать снаружи. Также и во время первой встречи с психотерапевтом пациент с беспокойством реагировал на православные иконы, находившиеся на противоположной от него стене, был замкнут и скован.

1 сеанс. Погружение в гипноидное состояние. У пациента возникает спонтанный образ природы – берег теплого моря под полуденным солнцем, пустынная холмистая местность с редкими рощами лиственных деревьев, легкий бриз с моря. Чувственный фон легкость на душе и в движениях; чувство спокойной уверенности, ощущение npиnоднятоcmи. После выхода из состояния погружения – спокойное, «обыденное» состояние, без изменений по сравнению с состоянием до начала сеанса.

2 сеанс. В процессе погружения психотерапевт предложил пациенту образ среднерусской природы – еловый лес и луг на берегу небольшой речки. Чувственный фон у пациента небольшая тревога, чувство неприязни и легкого пренебрежения, некоторая «скованность в душе». После выхода из состояния погружения – возникло чувство «расслабления» на душе, ушли скука и вялость, усилилось чувство интереса к процессу психотерапии.

Далее пациенту был предложен образ зимнего поля и леса на околице заснеженной деревеньки в ясный морозный день. Чувственный фон неприятное решение треноги и чувства неприязни к окружающему Спонтанно возник образ гористой местности и на бepeгу моря Возникло усиливающееся чувство «инаковости».

3 сеанс. В состоянии гипноидпого погружения пациенту был предложен образ: теплое море, горы, лиственные рощи на склонах, у подножия гор в роще расположен хpaм (конкретная отнесенность храма к определенной конфессии психотерапевюм не упоминалась). По отношению к образу природы у пациента возникло чувство уверенности, приподнятости, возникло ощущение свежести. По отношению к храму возникли приятные чувства «озадаченности», «чувство вечности», «ошеломленности», прилива сил. По выходе из состояния погружения пациент отметил, что «ушла скука и утомление», возникло приятое чувство уверенности.

4 сеанс. В состоянии гипноидного погружения пациенту были предложены образ иудейского храма (синагоги из камня) на берегу теплого моря на фоне холмистого берега покрытого лиственными рощами и образ православного храма (деревянной церкви) на фоне елового леса у небольшой реки. По отношению к иудейскому храму (и внутри него) пациент испытал чувство тревоги (все ли удастся запомнить!), «чувство вечности и единства», «легкую боязнь вечного», «чувство сосредоточенности на чем-то важном». При входе в православный храм он испытал чувство интереса, «тaинcтвeннocти» и, вместе с тем, чувства почти тоски. По выходе из состояния погружения пациент отметил возникновение «чувства сосредоточенности», подъем настроения и прилив сил.

5 сеанс. Проработка отношения к психическому состоянию, вызываемому наркотиком («иммунизация»).

(а) В состоянии погружения пациенту был предложен его любимый образ природы – холмистый берег теплого моря покрытый лиственными рощами. Возникший чувственный интерес, чувство спокойствия.

(б) Далее, пациенту был предложен следующий образ знакомая квартира, где он делает себе воображаемый укол героина Непосредственно перед уколом пациент испытал чувство «равнодушия». «Прихода» (сленг) не было. После укола возникло неприятные ощущения холода и «застывания», чувство «потери сил».

(в) На заключительном этапе погружения после воображаемого приема наркотика пациенту снова был предложен его любимый образ природы на берегу моря. Он отметил следующие изменения в своем состоянии: возникли «заторможенность», скука, апатия. Пациент отметил, также, что в окружающей природе «все цвета потускнели», «стало пасмурно», «исчезли звуки и движение».

В итоге сеанса пациент отметил возросший интерес к занятиям, усиление чувства спокойствия.

Из приведенных выдержек психотерапевтических сеансов видно, что повышение психического адаптационного потенциала (чувство прилива сил, обретение уверенности) пациент испытывал при «обращении» не к образам природы своей родины, а к образу этнодифференцирующему по отношению к этнической среде места его рождения и проживания, а также к собственным антропо-морфотипическим (расовым) особенностям. По отношению к родному ландшафту пациент испытывал относительно менее адаптивное состояние, связанное с переживаниями тревоги, неприязни, с чувсгвом «инаковости». И, напротив, по отношению к православному храму пациент испытывал чувства интереса (конструктивная психическая активность), переживание таинственности (положительные, «адаптирующие» эмоции), хотя и на фоне некоторой печали (отрицательная, «дезадантирующая» эмоция), тогда как по отношению к иудейскому храму пациент на фоне определенной тревоги (отрицательная эмоция) пациент испытывал такие «эрзац-чувства» как «чувство вечности и единства», «чувство сосредоточенности», которые не имеют конкретного эмоционального компонента и представляют собой скорее абстрактно-перцептивные образы, требующие от человека для собственной интеграции в его целостную психику дополнительных адаптационных усилии.

В данном примере выявляется видопсихический [А. Ф. Лазурский, 1923] (эндогенный) характер содержания отношения пациента к определенному образу природы (как более адаптивному для него), в то же время дифференцирующего этого пациента с ландшафтом и климатом его рождения и проживания т. е. здесь имеет место ядерная героиновая наркомания. С другой стороны, отношение пациента к православной религии является относительно более адаптивным (и, в то же время интегрирующем его с данной этнической монадой) по сравнению с отношением к иудаизму.

В церкви – это наличие положительных эмоций интереса, чувства таинственного; печаль и тоска предполагают объект «уходящую и непознанную» православную церковь.

В синагоге – чувство «боязни» («плавающей» тревоги) перед надвигающейся неизвестностью и наличие абстрактно-интеллектуальных псевдочувств типа «чувства вечности», «чувства единства» и пр., которые сами по себе не имеют конкретного эмоционального компонента и требуют определенных психических усилии для интеграции их в целостную психику пациента.

После окончания лечения в стационаре пациент уехал в Израиль. В катамнезе (при последующем наблюдении), со слов приезжавших в Россию родителей, у мальчика наблюдалась 12-ти месячная ремиссия (неупотребление наркотика). Он прекрасно адаптировался к новым, эндопсихически-родственным для него, природным условиям. Отношение к религиозным вопросам приобрело у него более спокойный, менее напряженно-тревожный характер, т. е. сгладилась острота непосредственного переживания внутренних противоречий в вопросах веры.

В данном случае степень психической адаптации пациента возросла вследствие его «этнического погружения» в новую, относительно более адаптивную этносреду, с точки зрения одного из ее признаков – ландшафтно-климатических условий. В связи с этим облегчилась не только основная симптоматика пациента (зависимость от наркотика), но и сгладилась острота болезненных переживаний в отношении к вопросам веры.

Возвращаясь к затронутой выше проблеме врожденности элементов психики, в описанном выше случае можно говорить о ядерной («эндогенной», врожденной) психической дезадаптации в форме героиновой наркомании в условиях русского традиционного этнического ландшафта и климата.

Исследования показывают также, что с точки зрения психической адаптации (ее энергетического аспекта – «чувство прилива сил» и т. п.) врожденными могут считаться и определенные аспекты мировоззрения и мироощущения – например, принадлежность к той или иной конфессии.

Врожденность психической дезадаптации с точки зрения расово-биологических признаков иллюстрируется, в частности, примером употребления алкоголя арктическими монголоидами (чукчи, юкагиры и др.), у которых снижено содержание в крови алкогольдегидрогеназы – фермента, разлагающего алкоголь Очевидно, что в психологическом плане представители данной расовой группы должны совершенно иначе относится к алкоголю по сравнению, например, с европеоидами.

Пример 3

В качестве иллюстрации приведу наблюдение из медицинской практики чукотских знахарей, рекомендовавших своим пациентам при некоторых психических и соматических расстройствах своего рода «этническое погружение» в своем психологическом аспекте близкое по смыслу к т. н. « этнотерапии Тауснера» и Кочовой [см: Карвасарский Б. Д., 1998, с 707]. Также это близко по смыслу пониманию наркотика только как этнически чуждого психоактивного вещества в рамках т. н. « этнической педагогики» для целей профилактики наркомании проф. Тоби Натана [1997] – также как и с точки зрения этнофункционального подхода, алкоголь для чукчей является именно наркотиком, вследствие своей этнической чуждости (в данном случае отсутствием у чукчей «культурной» и «природно-биологической» защит от алкоголя). При этом заболевшим чукчам рекомендовалось «уйти к нашим в тундру», «жить в яранге, кушать нашу пищу» (рыбу, оленину и пр.), «вернуться к национальной вере». Это, в частности, соответствует тем рекомендациям, которые давал своим пациентам-наркоманам – эмигрантам из северной Африки, живущим в предместьях Парижа, проф. Натан. Очевидно, такие же рекомендации были даны одной из местных знахарок женщине, страдающей алкоголизмом, аллергией (на рыбу, т. е. традиционную основу питания) и тревожной депрессией.

Мне удалось установить некоторую общность взглядов этой знахарки с нашим подходом, несмотря на определенные различия в концептуальных позициях. Болезнь женщины знахарка интерпретировала как наказание духов за отход от традиций, завещанных предками, а умиротворить духов можно было только возвращением «к нашим в тундру» и т. п. С точки зрения этнофункционального подхода такое «возвращение», хотя бы и на непродолжительное время, ослабило бы стрессогенное социально-психологическое и биологическое воздействие на психическую адаптацию пациентки. Это воздействие, в данном случае, проявлялось в разнородной информации, получаемой пациенткой в виде теле-радио-видеообразов, продуктов питания, завезенных с Большой Земли (водка, томаты и др.), в характере работы пациентки (техническая работа при школе) все эти воздействия на ее психику являются этнодифференцирующими по отношению к месту ее рождения, проживания, этнокультурным традициям, а также к ее расово-биологическим особенностям (у чукчей. как арктических монголоидов относительно снижен в крови уровень содержания алкогольдегидрогеназы, разлагающей алкоголь). Этим, собственно, и закладывались этнофункциональные психические конфликты, с которыми адаптационная система уже не справлялась – наступила психическая дезадаптация (патологическое влечение к алкоголю, психические и психосоматические расстройства). Здесь, на наш взгляд, проявились психологические патогенные в эгнофункциональном смысле факторы. В описанном выше случае после трехмесячного «этнического погружения» у пациентки наблюдалась восемнадцатимесячная ремиссия зависимости от алкоголя.

Приведу еще один пример из амбулаторной практики краткосрочной психотерапии, демонстрирующий роль отношения к расово-биологическим этническим признакам в обусловливании психических расстройств.

Пример 4

Пациент пришел на консультацию вместе с матерью, так как стеснялся сам обратиться к психотерапевту. В связи с тем, что юноша был в очень yгнетенном, тревожном состоянии, так как считал себя внешне похожим на китайца, он обращался за консультацией к косметологу по поводу возможности пластической операции разреза глаз. Реальная основа для ее проведения с точки зрения антропологии отсутствовала (т. н. дисморфомания). По этой же причине он стеснялся знакомиться с девушками, что уже в большей мере было предметом беспокойства матери. В связи с этим пациент выдвигал следующие мотивировки. «Теперь девушкам нужны только деньги» и т. п. Мать юноши русская; с его отцом, татарином по национальности, уже 8 лет в разводе; живет с сыном (пациентом) и новым мужем. Юноша очень остро переживал развод родителей, во всем винил отца, который завел себе другую женщину.

Когда пациенту был предложен ассоциативный эксперимент, включающий нейтральные слова и названия различных этносов, выраженная задержка латентной реакции проявилась на словах «монгол» и «татарин» (слово «китаец» не предлагалось). Клиническая беседа подтвердила эмоциональную напряженность, связанную с национальностью отца. В беседе с неразговорчивым юношей была сделана попытка нащупать сферу его интересов, связанную с этнической проблематикой. Интерес вызвала тема взаимодействия русских и татаро-монголов на примере исторической ситуации во времена Александра Невского. Беседа была построена в проблемном ключе, и в итоге юноша самостоятельно, после подачи исторического материала психотерапевтом, дал положительную оценку историческому взаимодействую русских и татар в их противостоянии Ливонскому ордену [Гумилев Л. Н., 1992]. После этого беседа потекла более оживленно, юноша задавал вопросы по поводу взаимоотношений со сверстницами, психотерапевт при этом стремился дать ему возможность осознать некоторую неадекватность в характере этих взаимоотношении.

По окончании психотерапевтического сеанса произошли некоторые положительные сдвиги в самосознании клиента, которые сохранялись не менее четырех месяцев (в катамнезе). В его представлениях появилось место для «хороших», «немеркантильных» девушек. Вместе с тем у юноши снизилась тревожность, а его дисморфомания трансформировалась в следующее отношение: «Это было раньше, сейчас все прошло, мне удалось разгладить морщины в углах глаз», которые и придавали им некоторое «узкоглазие», что, естественно, нельзя рассматривать как полное исчезновение соответствующей симптоматики.

В процессе обсуждения этноисторического материала в приведенном выше примере в сознании пациента была осуществлена проработка его отношения к этноинтегрирующему фактору – конструктивному историческому смыслу взаимодействия русских и татар и подвергнуто сомнению (в определенном смысле – развенчано) отношение к реальности их исторического антагонизма как этнодифференцирующего фактора. Здесь достаточно явно выступает связь дисморфоманического моносимптома с нарушением этнической самоидентификацни, с одной стороны, и проявлением симптомов психического расстройства – с другой. В данном случае было подвергнуто психотерапевтической проработке отношение пациента к собственным расово-биологическим особенностям.

Одним из наиболее значимых для практики результатов исследования является тот факт, что психотерапевтическая проработка этнофункциональных рассогласовании элементов психики (эгнофункционального психического дизонгогенеза) человека способствует преодолению или профилактике его психической дезадаптации (т е оптимизации процесса психической адаптации).


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]