Все 90-е годы прошли у русских идеологов в спорах и размышлениях о том, какую же страну мы строим. Захватившую власть группировку упрекали в том, что она тоже это-го не знают. А группировка (ельцинисты) делала вид, что заинтересована все-таки выяс-нить этот вопрос, а потому даже требовала, чтобы русские умы в кратчайшие сроки разра-ботали «русскую идею». Умы разрабатывали. Каждый своѐ. И правящие круги предлага-ли: вот и разберитесь между собой. И разбирались. До сих пор разбираются и требуют друг от друга: дайте русским идею!
Между тем, все идеи давно уже разработаны, и все необходимое для того, чтобы русская идея приобрела современное звучание, давно сформулировано. В разных доктри-нах политических группировок говорилось, в общем-то, об одном и том же. Но о них ни-кто не знал. Потому что в массы бросались совершенно другие «идеи» — разрушительные, антирусские. Идея сводилась к «предвыборному пиару». И на этом фоне любая идея обес-ценивалась. Вместо того чтобы сражаться за Россию, ходили вокруг да около: давайте сначала определимся, ради чего сражаться, придумаем нечто, чего до сих пор никто не знал. Да и попутно ответим на вопрос: кому сражаться-то?
Утомившись этими вопросами, в 2000-е образованная публика, наконец, обнару-жила, что она не знает не только ради чего жить России, но даже кто такие русские? Мол, прежде чем что-то делать, надо понять, кто это будет делать. И вот уж десяток лет эту те-му поднимают в самых разных кругах: от телевизионных шоу до научных конференций. И каждый дает свое определение, не слушая другого. Отчего, конечно, не может возникнуть никакой совместной деятельности.
Одно из быстро распространившихся безумий – это «открытие» того, что русские – прилагательное. Путаники не понимают, что одно и то же слово может быть и существи-тельным, и прилагательным. И слово «русские» как название народа вовсе не уникально в своей способности оборачиваться в зависимости от употребления то тем, то другим. Ровно такими же свойствами обладают, к примеру, слова «англичанин» или «испанец». Нет, на-шим умникам подавай какое-то иное название. Ну, хоть, «русы», что ли. Давайте, мол, сначала всех заставим быть «русами», а потом сообразим, зачем все это надо.
Слышать все эти безумные откровения дико и странно. Такое впечатление, что вся эта умственная деятельность предназначена только для того, чтобы ничего не делать. А лишь советовать и раздавать задания неизвестно кому. Между тем, только в деятельности обнаруживается, что такие русские. Только через деятельность можно это не столько по-нять, сколько почувствовать. Также как и в семье родители и дети – это отношения, а не определение. Определение убивает то, что неопределимо – любовь. Точно так же форма-лизация понятия «русские» — это попытка свести жизнь народа в течение многих веков к короткой фразе.
Наши предки веками обходились без определения. Кто такие русские? Да вот мы все — кто тут живет на Руси: я, моя семья, мой сосед, наша деревня, волость и так далее – все русские. Русские – это мы. Мы живем вместе и понимаем друг друга, потому что го-ворим на одном языке, породнены меж собой, живем и думаем сходно. Кто приходит ра-зорить страну, где мы живем, уничтожить нас – это нерусь. Кто приходит к нам в гости из других стран – это люди иного рода: они нам не родня, говорят на другом языке и порой ведут себя чудно – не так, как мы.
У нас нет проблем, чтобы определить, имеем ли мы дело с русскими или с нерус-ским. Пока мы в России, вокруг нас – преимущественно русские. Мы визуально легко ус-танавливаем отличие от русских ярко выраженных кавказцев или монголоидов. Но на глаз мы точно не отличим немца от русского. Или обруселых представителей коренных наро-дов, которые с русскими уже основательно породнились, оставаясь при этом по самосоз-нанию нерусскими. Но эти ошибки визуального восприятия ничтожны в сравнении с точ-ным угадыванием русских людей вокруг себя. Их много – почти все, с кем мы сталкива-емся в жизни.
К визуальному восприятию добавляется речевой контакт. Когда мы слышим рус-скую речь без акцента, мы полагаем, что перед нами, скорее всего, русский. В сочетании с европейским типом лица мы определяем русского почти безошибочно. За исключением тех редких случаев, когда наш собеседник заявляет, что он нерусский. Говорит по-русски, похож на русского, но не считает себя русским. Значит, так тому и быть: не хочет человек быть русским – это его выбор.
Есть редкая, но неприятная ошибка: когда человека, считающего себя русским, по особенностям лица приписывают к нерусским. Это граничит с оскорблением, поскольку предполагает какую-то ущербность. Чаще всего, за подобными ошибками следуют изви-нения. Если человек считает себя русскими, но в его лице встречаются черты других пле-мен, то мы должны понять, что, кроме русского родства, здесь есть и нерусское. При этом русское родство человека, считающего себя русским, ценится им выше. Поэтому-то он и русский, что причисляет себя к русским и ценит русское родство.
Совсем уж редкий случай – когда человек русским себя называет, но ведет себя так, что русским его считать не хочется. В родстве с таким человеком быть неприятно, нежелательно или даже невозможно. Действительно, как можно считать русским челове-ка, который ненавидит Россию? Или который враждебен русскому народу и наносит ему вред? Тут уж, вопреки самоопределению, мы говорим: нерусский.
В целом: пока мы находимся в России, у нас нет проблем с тем, чтобы понять, рус-ский ли перед нами человек. Ошибки будут незначительными, а конфликты минимальны-ми.
В то же время, смута в русском самосознании порождает различные фантазии, ко-торые делят русский народ. Некоторым кажется, что вокруг него уже сплошь нерусские люди. Несколько лет назад одно авторитетное издание опубликовало данные о нацио-нальном составе жителей Москвы, использовав при этом самооценки численности этниче-ских диаспор. Вышло, что русских в столице уже менее половины. Эта глупая статья и эти фальшивые данные до сих пор гуляют по просторам интернета. При этом перепись пока-зала: в Москве более 80% жителей – русские. Хотя нелегальные иммигранты и гастарбай-теры в переписи могли быть не учтены (и в целом перепись была организована отврати-тельно), но это в целом несильно меняет ситуацию.
Так вот, подобные провокационные публикации дают почву для измышлений: лю-ди с психологическими комплексами начинают искать для себя повода возвыситься над окружающими и начинают направо и налево давать характеристики: этот нерусский, тот нерусский. Разумеется, нанося тем самым оскорбления. Но одновременно и обращая на себя внимание, которого без оскорблений добиться было бы очень непросто.
Кризисное состояние русского самосознания требует обнаружить причины кризиса всей русской жизни и придумать какой-то критерий, чтобы выявить виновников кризиса. То, что в бытовой сфере нам легко помогало определить, что вокруг нас живут русские люди, в условиях кризиса превращается в беспрерывный поиск нерусских среди русских. Русский язык становится из признака русскости – средством обмана, сокрытия некоей не-русской «природы». И тогда извращенное визуальное восприятие подсказывает: «А на русского-то не похож!»
Русские – многочисленный народ, а оттого и разнообразный по внешнему виду. В прежние времена, когда люди жили оседло в сельской местности, типажи русских были распределены в пространстве. И путник, проезжая русские земли, мог убедиться: тут рус-ские вот такие, а там – этакие. Теперь, когда большинство народа сгрудилось в мегаполи-сы, различные типажи соседствуют друг с другом. Что и дает повод для произвольных выводов: вот этот типаж – нерусский или «не совсем русский».
Журналисты, не умеющие общаться с профессионалами и излагать их мысли, а не свои, часто морочат головы читателям. Одна долгоживущая публикация в автори-тетном журнале пред-ставила образец ти-пично русской внеш-ности. Якобы, обоб-щившей путем со-вмещения фотопорт-ретов все варианты русской внешности. Наивные читатели уже много лет ссылаются на эту публикацию. Ме-жду тем, обобщенный фотопортрет принадлежит всего лишь 50 русским, причем прожи-вающим в одном селе и связанным родственными узами. Это всего лишь один из типажей, а не обобщение русской внешности. К сожалению, подобные публикации дают поводы к досужим домыслам о том, что есть «типично русская» внешность.
Если все эти домыслы в русской среде обычно не выносятся на публику или оста-ются уделом злобных интернет-публикаций, то среди либералов любимейшие публичные рассуждения – о «кровях». Пушкина, Багратиона, Левитана, Николая II и так далее. Все это для них – нерусские люди. Русского в их «кровях» нет или просто очень мало. Если не удается доискаться нерусских корней, то вроде бы и никакого величия быть не может. Ес-ли же такие корни обнаруживаются, то человек не русский вовсе. Даже если считал себя русским, даже если многие поколения считали его русским, пусть даже он и в родстве с нерусскими. Для либералов же Пушкин – эфиоп, Багратион – грузин, Левитан – еврей, Николай II – немец. Тем самым, «кровный вопрос» отменяет русскость множества вели-ких русских людей – русского поэта, русского полководца, русского живописца, русского Государя. Произвольно, без всякой научной основы взятый «кровный вопрос» становится оружием в руках русофобов. Зачастую оно попадает в руки русских людей, которые начи-нают мысленно вырезать из русского народа то, что приходится им лично по вкусу.
Еще одна проблема – русский и православный. Многим хочется выдать желаемое за действительное: русский и православный – тождество. Но в действительности это не так. Не тождество. Православным может быть и нерусский. Не проходит и негативное оп-ределение: направославный – значит, нерусский. Оно проходило в общем и целом до ре-волюции. Но после периода расхристанности множество русских отпало от Церкви. И пройдет еще немало времени, чтобы Россия вновь стала православной страной. Если же определять всех неправославных в нерусские, это будет означать замыкание в секту и пренебрежение заветом Христа: «идите и научите». Многим русским еще предстоит нау-читься православию. Включая тех, кто себя считает православным.
Утрата интуитивного понимания русскости приводит к тому, что определение все-таки становится необходимым. Хотя любое определение может не подойти к какому-то конкретному случаю.
Если уж кому-то так надо в нескольких строках сказать, кто такие русские, то тут нет никакой загадки, и вот характеристики русского человека:
— считает себя русским,
— русский язык — родной,
— любит Россию и русский народ,
— служит России, ненавидит ее врагов.
Это определение не устроит искателей скрытых врагов. Они скажут, что любой может сказать, что считает себя русским, любит Россию и служит России. И при этом быть врагом для России и русских. А потому, мол, у нас остается только одно определе-ние: русский имеет русских предков. То есть, русских родителей, русских бабушек и де-душек и так далее.
Поскольку никто справок о русскости своих предков собирать и предъявлять не будет (да и кто сможет выписать такие справки?), а нюрнбергские законы нацистской Германии – дело в России немыслимое, то подобные подход совершенно никуда не годит-ся. Он ничего не определяет. Он лишь разделяет людей домыслами: если у тебя нет справ-ки о том, что ты происходишь от русских, то ты всегда под подозрением.
Беспокойным натурам, может быть, будут полезны такие дополнительные призна-ки, определяющие русского человека:
— имеет русских родителей (убежден, что его родители – русские, без справок),
— антропологически относится к северным европеоидам (выглядит как рус-ский),
— носит русскую фамилию (происходит от русского рода).
Но все же надо сказать, что эти соображения слишком условны: о родителях можно соврать, фамилию сменить, а внешний облик ничего не гарантирует – вовсе не обязателен для родственного отношения к русским.
Я бы предложил остановиться на одном признаке: считать русским человека, кото-рый служит России и ненавидит ее врагов. Мне лично этого достаточно. Все остальное прилагается как бы само собой. Отдельные нюансы не меняют общей картины: кто слу-жит России, тот обычно говорит по-русски, считает себя русским, да и выглядит по-русски. Служат же России по-разному: по способностям и тем возможностям, которые предоставляет судьба. Как и в армии служат все – от рядового до главнокомандующего. Главное – знать, кому и ради чего служишь.
Что касается русской идеи, то она уже давно найдена. Сущность ее исследована русскими мыслителями, воплощена в деяниях русских государственных деятелей и пол-ководцев, отражена в русской культуре. Россия – творение русского народа по Божьей Воле, и она уже запечатлена в вечности. Ее продолжение – в нашем служении вечной Рос-сии. Спасти страну от краха, освободить русский народ от рабства у олигархии – вот зада-ние для ныне живущих поколений, вот текущее воплощение русской идеи.