Проблемы русского национального мировоззрения сегодня сталкиваются с «кровным» вопросом, который становится порой единственным способом консолидации. Дело не в том, что русские молодые люди чувствуют меж собой какоето родство. И не в том, что они непременно требуют друг от друга какихто справок о русском происхождении. Нет, дело совсем в другом — в объединении вокруг «кровного» вопроса, без которого, как может показаться, русская общность вообще невозможна.
Если бы «кровный вопрос» был действительно единственным консолидирующим, мы должны были прийти к убогому биологизму и увериться в том, что мы способны составлять сообщества не крупнее стада животных. При этом отпали бы все соображения о любви к Отечеству, единстве культуры, общем государстве. Все это лишнее, если отношения между людьми определяет «кровь».
Чтобы преодолеть это заблуждение, надо сообщить молодым людям, впадающим в иллюзии, что же на самом деле определяет «кровь», и откуда берется кровное родство. Простой довод: если нет духовной близости, кровная близость не может возникнуть. Породнение происходит от духовного сродства. При этом близость крови вовсе не является определяющим фактором. Напротив, традиция предостерегает от близкородственных браков. Уважение к родству, почитание родственников как происходящих от общих предков, — это не «зов крови», а часть народной культуры. Когда народ забывает о родстве, ему не поможет никакой биологический фактор. Гражданская война, которая случалось не только в русском народе, всегда означает помрачение духа. И тогда всякие соображения о «крови» умолкают. В этом случае ближний становится первейшим врагом.
В условиях упадка духа, начинают думать, что все определяет материя. А материято пованивает. Это сразу чувствуется, и по этой причине начинается поиск чегото чистого; поиск бесплодный, поскольку материя сама по себе — только вместилище духа. Принято считать, что «в здоровом теле здоровый дух» — это свидетельство о первичности материи. На самом деле все наоборот: здоровый дух через тело показывает, что он здоров. Но это бывает далеко не всегда. Ибо «Сила Божия в немощи свершается». Человек слаб всегда, даже когда физически крепок. Дух заряжает тело, дает ему жизнь и соединяет с Небесами. «Кровь» (родство) движется духом. Материя, конечно, ставит препятствия: она далеко не всегда дает человеку возможность развить какието выдающиеся качества, да и просто профессиональные умения. Не всякому дано быть поэтому, изобретателем, олимпийским чемпионом и так далее. Человек развивается в рамках заложенных в нем физических кондиций. Но судьба его не этими кондициями определяется. При равных возможностях, «стартовых условиях», заложенных в физической природе человека, у людей всегда разные судьбы. И даже близнецы могут получить огромные различия, проходя по жизненному пути. Дух всегда индивидуален, он делает человека личностью. А нет духа — и перед нами просто биомасса.
«Кровный вопрос» вызывает интерес к расовым доктринам, которые разрабатывались в ХIX и начале XX веков. Впоследствии они вошли как часть в физическую антропологию, но сам вопрос о расовых различиях был табуирован в процессе «денацификации». К сожалению, у людей, которые в кризисном обществе ищут какойлибо объединяющей идеи, этот интерес весьма поверхностный. Чему способствует уровень образования и науки, которые вместо исследования проблем «крови» почти всегда устраивают «политкорректную» истерику. Именно поэтому развиваются идеи расизма, а расологические концепции остаются не только за пределами официозной науки, но еще и подвергаются третированию с привлечением правоохранительных органов.
Расизм и расовая доктрина – это явления противоположные. Первое относится сугубо к состоянию сознания, второе – к области науки. Более того, расовые доктрины опровергают расизм. Это легко понять на примере. Если расисты пренебрежительно относятся к русским царям, считая их «немцами» (якобы, немецкая кровь «разбавила» русскую за счет браков русских государей с немецкими принцессами), то расовая доктрина говорит: здесь «крови» практически идентичные, и нет никаких оснований считать русских царей хоть в чемто немцами. Культурная идентичность оказывается гораздо важнее, чем ничтожные антропологические различия между русскими и немцами – северными европеоидами.
Для расиста брак между славянами, принадлежащими к различным народам, считается «смешанным». Для расовой доктрины в данном случае нет никакой метисации. Поэтому наука отвечает расистам, распространяющим фантазии об уничтожении народа за счет смешения, что русские практически никогда не смешивались с инорасовыми группами. И теперь смешение касается не более 2% браков. Нашу тревогу может вызывать совсем другие факторы: заселение России иноэтническим элементом (массовая иммиграция с юга), вымирание русского населения, испытывающего гнет олигархии, распад русского самосознания, дробящегося на субкультурные фрагменты и забывающего все, что обеспечивало величие русскому народу. Напомню, что к концу XIX века русские были третьим по численности народом мира (после китайцев и индусов) и обладали государственностью с лучшими перспективами развития, опережая все без исключения народы мира. Если бы не забвение своей природы и исторической миссии, если бы не помрачение февраля 1917, к середине ХХ века Россия была бы первой державой мира и надежно удерживала бы этот статус. И теперь возвращение к мировоззрению, проверенному в веках, все еще сулит нам быстрое возрождение. Напротив, увлечение субкультурными фантазиями – только дальнейшее разложение и крах страны.
Расизм – субкультурное явление, которое превращает русских в маргиналов. Оно основано на невежественной физиогномике, определяющей в русские только тех, кого доморощенный расист на глаз определят как русских. Субъективная оценка в этом вопросе оскорбляет большинство русских, которые не подходят под расплывчатые стандарты расистов, которые недалеко уходят от русофобов, утверждающих, что «чистых русских уже давно нет». Одна из нелепейших иллюзий – о том, что русские, якобы определяются светлой пигментацией волос и голубыми глазами. Наука говорит противоположное: подавляющее большинство русских – темные шатены (темнорусая расцветка волос) с различными оттенками серого цвета глаз. При этом заметная доля русских имеет очень темную пигментацию волос и карие глаза.
Все это следовало сказать лишь для того, чтобы продемонстрировать, как расизм перерастает в русофобию. Русский русского перестает узнавать, если начинает решать вопрос о «крови» на глазок. Отсюда же готовность верить всякому вздору, чтобы выставлять русских совсем уже безнадежным народом.
Русская идентичность – это, конечно, не какойто стандарт внешнего облика. Антропология не способна определить его, имеющиеся расовые классификации такой задачи никогда не ставили. Даже в рамках отдельного антропологического типа, включенного в русскую общность, невозможно выделить параметры, которые позволили бы надежно определить по лицу, русский ли он. Внешне похожий на русского может принадлежать к другому европейскому народу. То же касается и генетических исследований. Лишь сложнейшими ухищрениями, путем использования многих генных маркеров можно приблизительно очертить биологически признаки «русскости». Межу тем, расология очень просто определят русского человека из сочетания антропологических и социальных признаков. Русский – это северный европеоид, у которого родной язык русский и который не сомневается в том, что он русский. За малым исключением русские также в подавляющем большинстве являются носителями восточнославянских фамилий, происходящих от русских слов. При этом надо понимать, что не всякий русский по происхождению (а язык и фамилия прямо указывают на родовую связь) является русским по самосознанию. Предателя русского дела ни в коей мере не может оправдать хоть семь поколений подтвержденных справками русских предков. При этом, разумеется, русскую общность невозможно даже мысленно сокращать до какихто маргинальных групп, поскольку остальные русские, якобы, превратились в «овощи», утратили связь с русским народом. Русские остаются русскими, даже увязнув в пороках, присущих современности. Мы отвечаем за свой народ со всеми его грехами.
Если нас интересует не формальное родство, а русское самосознание, то мы должны судить по делам. Участие в русском деле – национальном и государственном строительстве – куда надежнее определяет русских, чем любая антропология. При этом не может быть отказа от священных уз родства, которые возводят нас к пониманию свершений наши предков и напоминают, что родством с ними мы породнены и между собой. Народ – это расширенное понятие семьи, сообщество родственников при разной степени родства. В систему родства, бесспорно, могут включаться и представители других народов, которые также могут быть предками русских людей – представителей обрусевших и ассимилированных родов, ставших плотью от плоти русского народа.
Попытка судить о человеке по черепным указателям – это скучная материя академической науки, которая для русской идентичности не дает ровным счетом ничего ценного. Потому что человек – не скульптура и не кусок мяса, обтягивающего скелет. Он движется и мыслит. Движение и мысль определяют гораздо больше, чем многие внешние признаки. Напротив, эти внешние признаки только и можно понять, когда они оживают, когда в них начинает отражаться душа и дух человека.
Вопреки суждениям доморощенных расистов, полагающих, что все в человеке определяет «кровь» (то есть биология), концепция расы у ее основоположников никогда не сводилась к примитивному биологизму. Важнейшие расовые черты находятся вовсе не в антропологии. Без самосознания расы не бывает. Маугли не имеет расы. Кроме того, раса – это не потенциальные, а реализованные способности. А реализация – это уже не предмет биологии, а предмет социологии. Попытка представить расологию как открытие биологического закона для человека является издевательством над наукой, которая никогда не
рассматривала человека как биологическую машину. Наука находит границы между расами, которые далеко не очевидны. Она классифицирует человечество по расовым группам. При этом далеко не всегда расовые разграничения у близких групп можно уверенно определить. Что дает основание расценивать уверенность профанов в знании расовых разграничений как наглость невежд.
Антропология накопила большой материал, связанный с различиями по черепному указателю. Но подавляющее большинство обычных людей никогда не обращает внимания на круглоголовость или длинноголовость. Люди смотрят на мимику, слушают речь, воспринимают эмоции и мысли собеседника. Все это за пределами антропологии, никак не описывается естественнонаучными методиками.
Биологизация представлений о человеке, убежденность в том, что только «кровь» чегото значит для человека – это проявление упадка социума. Из расистских заблуждений прямо следует расовое вырождение. Потому как расовые черты нации размываются недоверием людей друг к другу, разделением по весьма смутным и иллюзорным принципам. Большая национальная общность начинает дробиться: одни начинают полагать себя образцами расовой чистоты, другие вынуждены отстаивать право на жизнь своей «смешанности». Нация утрачивает героический дух, который не размышляет над собой, а творит историю. Героический тип не рефлексирует по поводу своей внешности или внешности тех, с кем встречается, а действует. Он переживает и отражает историю, а не расовые различия.
Расизм отражает упадок духа, а за упадком духа следует вырождение – сначала народа как общности, потом и индивида, который уже не придерживается традиций и правил, принятых в социуме.
Согласно расовым доктринам, расой обладает только духовно самобытное общество, породнившееся внутри себя в процессе общей истории и обладающее в результате общей традицией. Принадлежность к расе – это не обладание какимито параметрами внешнего облика, а определенная духовная конструкция. Специализация тела – это результат исполнения духовной задачи. Материя покоряется духу, если дух силен. Когда происходит наоборот, наступает смерть – материя подавляет дух, а потом умирает.
Дух, безусловно, не витает сам по себе, а воплощается в телесных формах. Но он же взращивает их, преображает. Духовно падший народ вырождается и физически. И даже самый жалкий народ духовное преображение может возвысить до исторического творчества и физических типов, близких к идеальным. (Отметим, что идеальный типы в греческой и римской скульптуре совсем не совпадают с типажами, которые сохранены в портретных изображениях. Идеальные типы на плакатах, где бы они ни появлялись, также не демонстрируют усредненного облика человека, принадлежащего к данному народу. Идеальный тип – это загадка, а не стандарт.)
Расизм – это комплекс гниющего тела, из которого уходит дух. Чем более глубоко поражен дух народа, тем больше в нем фантазий, компенсирующих духовное, а потом и телесное нездоровье. Расизм объявляет, что отбор идеального типа уже состоялся, и в нем нет никакой загадки. Он представляет наугад взятые типажи как идеальные. Напротив, национализм утверждает продолжение отбора. Он ведет отбор расового типа не по внешним параметрам, а по способности к действию. И эта способность в своих последствиях имеет и реализацию идеального облика. Для расиста отбор не нужен, он доволен тем, что имеет: своей отделенностью от большей части народа. Для националиста связь с народом означает продолжение отбора из народа самого дееспособного элемента и соединение его в тип, обладающий чертами, пригодными для возвышения народа и укрепления его родовых связей через общие ценности.
Элитный отбор – это социальная функция, присущая национализму, но не расизму. Расизм может самозванством объявить какойто тип аристократией – лучшими людьми народа. Национализм ведет отбор лучших по критериям дееспособности, а не по внешним признакам. Национализму не нужны манекены для представления народа в мертвенно — отретушированных типажах. Национализму нужна деятельная любовь к Отечеству и народу. Только в национализме возможен героический тип, который собирает нацию. Выделяя этот тип, мы только и можем рассчитывать, что русский народ спасется от гибели, которая подступила к нему вместе с разнузданным космополитизмом и всеобщим сепаратизмом.
У националистов есть идеалы, у расистов – только фобии.