Верховная власть и террор (А.Н.Савельев)


[ — Возврaщение pyсскoй иcтоpии (2011)III. Пoд cкипeтрoм Рoмaнoвыx. Импеpcкая эпoxа]
[ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА.] [СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]

Люди без царя в голове на протяжении всей истории Российской Империи не играли в государственных делах существенной роли, но всегда стремились его приобрести – пока не добились своего, лишив Россию Верховной власти. И сегодня власть ничего не может противопоставить этому расплодившемуся племени. Без царя в голове живет и сама властная элита России, потеряв смысл служения, потеряв Веру, Царя и Отечество. Масштаб террора, заполонившего современную Россию, соответствует масштабу разложения власти и духа народа. Смерть настигает нас за смертные грехи, за отступничество от богоданной исторической миссии России.
Жизнь и судьба Государя Императора Александра II – яркое и поучительное свидетельство могучего творческого начала Верховной власти, с одной стороны. А с другой – поразительного легкомыслия, беспомощности перед, казалось бы, ничтожными персонажами, шаставшими по России в бесплодных поисках народной любви. Гордая и милостивая натура царя не ведала тревожного интереса к этим зародышам гражданской войны, не беспокоилась невидимым до времени вирусом разложения. «Что они хотят от меня?» — недоумевал Государь среди домашних.
Воспитанный чувственным и романтичным поэтом Жуковским, старавшимся оградить Наследника от суровой повседневности николаевской эпохи, Александр II стал натурой многосложной, совмещавшей в себе и решительность реформатора, и стойкость консерватора, и мягкость либерала. Жесткий консерватизм, воспитанный на государственной службе, к которой он был приобщен с самых молодых лет, совмещался с замыслами больших и давно назревших перемен, очевидность которых следовала из поражения России в
Крымской войне и из расстроенных государственных финансов. Проведенные реформы – прежде всего, освобождение крестьян от крепостного права, судебная и земская реформы, нововведение в сфере образования, военного строительства, финансов – приближали Россию к европейским «стандартам». Но по тем же «стандартам» возбуждались в ней противогосударственные элементы, которым не терпелось превратить реформы в революцию, в полное разрушение России, ненавидимой ими, прежде всего лично – развитие Империи не предвещало успеха этим жалким субъектам.
Увлекшись реформами, Государь не заметил тех опасностей, которые грозили ему и стране в целом, не нашел средств для их искоренения. Гнилостные идеологические бактерии, порожденные французскими романами и сделавшие моду на нигилизм, распространились среди полуграмотных разночинцев. Дворянская вольность после декабристов, сдавленная волей Николая I, больше не подавала признаков жизни. Но как только эта воля, прерванная внезапной смертью самодержца, перестала действовать, дворянское праздномыслие проникло в толщу читающей публики, мечтавшей приобщиться к аристократизму именно через вольнодумные идеи. Масонский дух цареубийства, выдаваемый за тираноборство, распространился как настроение никчемного сброда, праздно шатавшегося по городам и весям Империи в поисках великой мисси для своих ничтожных сил. Это был буйный родственник «призрака», что бродил тогда же по напитавшейся марксизмом Европе, намереваясь броситься в объятья к российскому нигилизму и с ним на пару «грянуть на царей».
Покушения на царя первоначально были делом крохотной группы авантюристов, деятельность которой закончилась после выстрела Каракозова 4 апреля 1866 года. Но именно это преступление, посягнувшее на жизнь Помазанника Божия, стало отправным пунктом для существенных перемен в государственном управлении и сворачивания ряда реформ, с огромным трудом проводимых в течение десятилетия. Государь как будто понял преждевременность многих своих замыслов, увидев неспособность высшего общества выдвинуть действительно талантливых управленцев, бездеятельность и вялость чиновников, ущербность дворянства и крестьянства, озабоченных стремлением извлечь из реформ только частные выгоды, наглость журналистского сословия, возбуждавшего эти стяжательские настроения и склонявшего народ к бунту, а «верхи» – к измене.
Увы, попытка подавить разрастание нигилизма относительно мягкими мерами обернулась настоящим всплеском террористической деятельности и основанием террористических организаций, прямо нацеленных на цареубийство. Происходит целый ряд покушений и убийств представителей власти. Наиболее известным случаем из этого ряда стал в 1874 году выстрел Веры Засулич в петербургского градоначальника Ф.Ф.Трепова и оправдательный приговор по этому делу, встреченный бурным ликованием публики, уже считавшей, что террор – приемлемое средство для противодействия полицейскому произволу.
В апреле 1879 года бывший студент Александр Соловьев пытался в упор расстрелять Государя из револьвера, сделав пять выстрелов, но всякий раз
промахиваясь. Следователям он заявил: «Я окрещен в православную веру, но в действительности никакой веры не признаю. Еще будучи в гимназии, я отказался от веры в святых… Под влиянием размышлений по поводу многих прочитанных мною книг, чисто научного содержания и, между прочим, Бокля и Дрэпера, я отрекся даже и от верований в Бога, как в существо сверхъестественное».
Осенью того же года террористы пытались минировать пути следования Государя из Крыма в Петербург. Затем последовала неудачная попытка взрыва императорского поезда в Александровке, через месяц Государя спасла путаница в маршрутах, в результате чего вместо царского поезда пострадал свитский. В 1880 году террористы взрывают Зимний дворец. Только после этого в стране вводятся чрезвычайные меры. Впрочем, достаточно мягкие, отмененные через полгода в связи с кажущимся успокоением. И в то же время эти меры оказываются неизбирательными и, как впоследствии отмечал философ Л.Тихомиров, тем самым служившими рекламе революции и превращению ее из дела отщепенцев в пугающую реальность для общественности.
Обращение царя к обществу о содействии в деле спасения молодежи от пагубного увлечения революцией имело обратное действие. Земские конституционалисты расценили это как возможность в очередной раз заявить о необходимости свободы печати, неприкосновенности прав личности и широкого самоуправления. Противодействие террору ставилось в зависимость от предоставления России конституции. Следствием этой изменнической позиции было прекращение репрессий и появление «конституционного проекта» министра внутренних дел графа М.Т.Лорис-Меликова. Конституционалисты получили своего агента на вершине власти и укрепились в вере в свою посредническую миссию между властью и народом. Спокойная и не требовавшая потрясений воля народа была подменена измышлениями либералов, подающих террор как проявление будто бы близкого народного бунта. Царю предписывалось «сблизиться с народом», уступая либералам. Только этим можно объяснить поразительную беспечность как полицейских чинов, так и Верховной власти.
Чужебесие охватывало русский народ постепенно. Ошибки правительства оживляли прослойку конституционалистов-либералов, которые оправдывали террор отсутствием прав и свобод личности. Либерализм ломал и корежил русское общество столь же нещадно, как и сегодня. Из среднего образованного сословия либерализм выпестовал «бесов». И они все чаще переступали через грань – становились верующими в нечаевщину подлецами, готовыми на политическое убийство и втайне мечтавшими о цареубийстве.
В.Фигнер, описавшая первоначальный замысел группы своих единомышленников, сообщила: «Наш план состоял из трех частей, преследовавших одну цель, чтобы это, по счету седьмое, покушение наше было окончательным. Главной частью был взрыв из магазина сыров. Если бы этот взрыв произошел немного раньше или позже проезда экипажа царя, то, как раньше было сказано, четыре метальщика — Рысаков, Гриневицкий, Тимофей Михайлов, Емельянов — с двух противоположных сторон на обоих концах Малой Садовой должны были бросить свои бомбы; но если бы и они остались
почему-нибудь без результата, то Желябов, вооруженный кинжалом, должен был броситься к государю и кончить дело». Этот поистине шизофренический план был прерван внезапным арестом Желябова – организатора взрыва в Александровке.
Желябов самоуверенно заявил, что террористы его арестом не остановлены и покушение на царя будет непременно. В распоряжении у власти было двое суток. Но Лорис-Меликов лишь предупредил об этом Государя, не предприняв спешных мер безопасности и не желая возбуждать ложную, как он думал, тревогу. Набережная на Екатерининском канале, по которой с пунктуальной точностью должен был проследовать Государь, осталась пустынной. Давно выслеженный заговорщиками распорядок поездок позволял им точно знать, когда они могут встретить Государя и забросать его бомбами.
Террористы привели в действие запасной план. Правда, у них уже не было прежней решимости. План, разработанный под руководством фанатичной С. Перовской, также едва не рассыпался. Из четверых бомбистов один просто сбежал, другой, увидев последствия взрыва, забыл про бомбу, зажатую под мышкой, и бросился помогать юнкерам укладывать на сани смертельно раненного царя. Бомбист, швырнувший адское устройство под карету царя, не стал геройствовать на допросах и легко сдал свою организацию полиции. И только студент Гриневицкий перед убийством со вкусом пообедал и сотворил дьявольскую затею с хладнокровием, покончив одновременно и со своей жизнью. Безмятежен перед казнью был и изготовитель бомбы Кибальчич, рисовавший в каземате проекты ракетных аппаратов.
Пятеро основных участников и организаторов убийства царя были публично повешены. Но эта мера вместе с полицейским разгромом народовольческих организаций только приостановила рост революционного движения, возведя негодяев в пантеон героев революции. Убийство Александра II породило в кругах ненавистников России радостное возбуждение. «Мятежный князь» Кропоткин писал: «Престиж «помазанника Божия» потускнел перед простой жестянкой с нитроглицерином, теперь цари будут знать, что нельзя безнаказанно попирать народные права».
Террористы, замышляя цареубийство, метили вовсе не в конкретного самодержца, а в Россию. Именно поэтому в годовщину убийства Александра II они попытались убить Александра III. Их взяли с поличным прямо перед покушением. Среди организаторов был брат будущего «вождя мирового пролетариата» Александр Ульянов, казненный вместе с другими заговорщиками. За него Ульянов-Ленин отомстил России новым цареубийством и массовыми казнями представителей всех сословий.
Предвидя такой разворот событий, на следующий день после убийства Александра II М.Катков писал: «По мере того как ослабляется действие законной власти, нарождаются дикие власти, начинается разложение, совершаются насилия, колеблются основы всякой нравственности, дух растления овладевает умами и вместо явного правительства появляются тайные, действующие тем сильнее, чем слабее действие государственной власти».
Государь Павел I был задушен дворянами. Государь Александр II взорван разночинцами-народовольцами. Государь Николай II был расстрелян шайкой простолюдинов-разбойников. От дворянского террора Россия пришла к террору повальному – к гражданской войне. Праздные людишки, исполнив мечту о цареубийстве, начали резать друг друга и всех подряд. И это закономерное следствие упадка государственности и нравственного духа народа, начиная с его «верхов», с аристократии. Тайное убийство Павла I положило начало распаду народного представления о сакральности Верховной власти, о неприкосновенности Помазанника Божия. Блеск Империи XIX века – ее величественные победы и размах действительно плодотворного реформаторства, в котором власть всегда шла впереди общества, скрывали подспудно тлеющую болезнь русского духа. Цареубийство было горячечной мечтой ненавистников русского величия, плодящихся посреди самой России.
Трагическая гибель Александра II должна была стать предупреждением Династии, что дни ее могут продлиться только в условиях консервативно-охранительной обороны от тлетворного разложения, при точных и стремительных действиях по искоренению революции. Но трагедия Династии состояла в том, что ее опора – дворянство, священство, чиновничество, верноподданный люд – все больше впадали в распущенность и невольно потакали террору. Даже после убийства Государя либералы из всех сословий продолжали толковать о бессмысленности реакции и силе Провидения, против которого Верховная власть якобы столь опрометчиво вела борьбу. Только Манифест Александра III, заявивший незыблемость самодержавной власти, остановил эту волну конституционалистского бреда. Последовательно проведенный принцип самодержавия раздавил террор и на годы замкнул рты либеральных говорунов.
«Кругом измена и трусость и обман», – напишет в своем дневнике Николай II. О том же, вероятно, мог подумать и умирающий от страшных ран Александр II. О том же должны думать и мы, понимая, что и теперь террор и измена добивают Россию.
Никакие самые жестокие меры против бандитов и изменников не страшны, если мы боимся потерять Россию и сохраняем в себе надежду восстановить в ней порядок и Верховную власть.


[СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА.]